***
Джирайя был крайне недоволен Хаширамой. Он больше не радовал и даже его крики боли совершенно не доставляли удовольствия. Мужчина постепенно терял интерес к начинающей ломаться игрушке. Это было отвратительно. Ломка парня представлялась по-другому и мафиози уже жалел о том, что так много времени потратил на бесполезного мальчишку. А ведь подавал такие прекрасные надежды и всё впустую. Ради чего это всё затевалось. Иногда возникала мысль просто прикончить парня и не мучать, но… Это не в характере мужчины. Если начал ломать — растоптать надо до самого конца. Хаширама кричал до охрипшего голоса и сорванных к чертям связок. Он не понимал, что происходит — наркотики делали своё дело. Лошадиная доза из новой поставки. Тело будто выжигалось изнутри, а очередные пытки добивали. По коже стекала кровь вперемешку с солёными каплями пота — жгли раны и выедали до основания. Сенджу бился из стороны в сторону, и противно звенела цепь, шумом отдаваясь в ушах. Голова нещадно разрывалась от бешеного стука сердца, что долбился в висках, сжимая череп в тисках. Кошмары изводили измученный разум, и пелена не сходила, пока не прекращалось действие наркотика. Дикий страх прилипал к коже, заставляя биться в лихорадке. Холодно, жарко и наоборот. Это повторялось неизвестно какой день. Бессонница была уже, которую ночь подряд, и Хаширама не мог и глаз сомкнуть — сразу просыпался с охрипшим криком и загнанным в угол зверем смотрел на окружающий мир. Его сажали в клетку и постоянно держали на цепи. А ещё перестал приходить аппетит и желудок выворачивался наизнанку, если насильно пихали пищу. Вся жизнь превратилась в сплошную кашу — вязкую, почерневшую и гниющую, воняющую болотом и трупным разложением. Тошнило очень часто и парень просто не понимал, что происходит. Он забывал себя, но всегда билась одна единственная мысль — убить Джирайю. Каждый раз, когда видел его — срывался на звериный рык и скалил зубы. Мафиози ломал Хашираму. Морально хрустел его костями и топтал, пихал в грязь и пичкал наркотиками. Всё равно это приносило моральное удовлетворение, как ни крути. Он хотел сделать из парня послушную игрушку и подавить агрессивные всплески. Вылепить то, что хотел.***
Хаширама сломался буквально через несколько дней. Мучительных, тошнотворных и беспощадных… Суток. Он настолько изменился, что, казалось, перед тобой новый человек. Парень заторможенно реагировал на окружающий мир. Его агрессия сошла на нет, и он был похож на психически больного человека — пялился в одну точку пустым взглядом. Периодически вздрагивал и лишь замечал физическую боль. Иногда приходили, будто светлые моменты и Сенджу становился спокойным и уравновешенным. Притворяется Хаширама или нет — Джирайя до конца понять не могу, но… Тебе он только в куклы и годится. Добитый наркотой и физическим насилием. Жалеть о сделанном уже было поздно. А теперь какая дальше цель? Что с ним делать? Джирайя потерял интерес, но и просто так отпускать — было до отвращения жалко. Пусть уж отрабатывает своё вонючее существование. — Что с ним делать? — однажды спросил подчинённый, и главарь невольно поморщился. Внимательно смотрел на Хашираму. Тот сидел на коленях на полу, голова опущена и длинные спутанные волосы закрывают лицо. Руки за спиной — скованные кандалами (как иронично!), спина сгорблена. Ещё немного, и парень ударится лбом об пол — настолько сильно он терялся в пространстве и до сих пор не мог оправиться от действия наркотиков. Сильные побочные эффекты давали о себе знать. А оправится ли когда-нибудь? Не сошёл ли он с ума? — Для начала прекратить пичкать его, — размеренно произнёс Джирайя, не отводя взгляд от Сенджу и продолжая думать о том, что с ним делать. — У нас есть какой-нибудь бордель? Пусть отрабатывает — плевать как. Только, чтобы был невредим и жив. Мне не надо его потом держать в больнице и заживлять разрывы внутренностей. — Хорошо. Будет сделано. Ад. Он только начался или давно продолжается…? В какой момент жизнь превратилась в настоящий кошмар. Как тело ещё живёт? Как разум ещё цел… Или нет? Хаширама был будто заперт внутри себя. Своеобразное впадение в кому. Видел окружающий мир со стороны и не мог никак ответить на чужие голоса. Мог только кричать в ответ на физическую боль, а остальное будто о стену. Настолько было плевать. С каждым днём становилось хуже и хуже. Сенджу гнил изнутри, и его психика трескалась, крошилась по крупицам. Хрустела окровавленным стеклом под ногами. Так отчаянно хотелось закричать, ударить кулаками, взбунтоваться, но организм отказывался подчиняться и постепенно ехала крыша. Пока-пока. Иногда Хаширама видел, как то, что он видит — покрывается «мурашками» и рябью. Будто действительно старый телевизор. А ещё… Боже… Кому расскажешь — не поверят. Кошмары стали приходить в жизнь из снов. Пока что где-то отдалённо Сенджу слышал лай собак. Разъярённый, взбешённый и они словно искали и вынюхивали Хашираму. От этого леденела кровь в жилах. Ах, кровь… Запёкшаяся вперемешку с палёной гарью — этот запах стоял круглые сутки. Такой одновременно настоящий и фантомный. Хаширама бился внутри себя, пытаясь разбудить тело. Пытаясь сделать хоть что-то! Всё бесполезно… Мозг отчаянно кричал до хрипа и боли в глотке о помощи. О спасении. Слёзно умолял забрать, но… Никого нет в живых. Никому не нужен. Сам. Только надейся на себя…***
В глаза нещадно бил белый свет. Было больно пошевелиться, пальцы с силой впились в простыню, словно порываясь её разорвать. Сухой ком стоял в горле, не пропуская кислород. — Воды… — прохрипел Изуна. Чьи-то заботливые руки протянули стакан с водой, предварительно поднимая голову больного, образуя небольшой наклон, чтобы тот не подавился. Учиха жадно пил воду большими глотками. Мужчина всё же сделал усилие и открыл глаза. Картинка плыла, всё перемещалось и переворачивалось, наслаиваясь друг на друга. Он резко подскочил, схватившись за голову, замычал от боли — побочное действие наркотика давало о себе знать. — Джирайя, — грозно прохрипел Учиха. — Убью! К нему подскочил Яхико из личной охраны Конан. Обнял и начал гладить мужчину по спине, стараясь успокоить, но тот лишь громче застонал, словно раненый зверь, у которого отняли самое дорогое. — Не трогай меня! — взвыл он. — Не прикасайся ко мне! — отпихнул от себя парня, снова впился пальцами в голову, что пронизывала жгучая боль. — Позови Конан, живо! Поведение Изуны было непонятно Яхико, но он сделал так, как ему велели. Через какое-то время в палату вошла Конан и внимательно осмотрела пациента оценивающим взглядом. Его шатало, трясло от остаточного воздействия препарата и, возможно, его собственных эмоций. — Звони Мадаре, пусть приезжает, — Конан хотела было что-то возразить, но расфокусированный взгляд Изуны устремился прямо на неё, как бы прожигая насквозь. — Сделай это.***
Громкий, разрывающий тишину утренний звонок заставил встрепыхнуться. Тобирама чуть не слетел с кровати, от такого внезапного пробуждения. — Что за херня?! — как-то раздосадовано заметил он. — Кто это, Мадара? Задав этот вопрос, Тобирама тут же замолчал. Чёрные глаза мужчины впились в одну точку, не отрываясь, смотрели на неё. — Мы возвращаемся, Тобирама. Тревога нарастала ещё до того звонка. Мадара будто догадывался, что грядёт что-то нехорошее. Да, они с Тобирамой готовились к бою и… Но что-то было здесь не так. Слишком всё спешно, пусть это и незапланированное нападение, но всё равно сердце предательски ёкало.***
Мадара сразу же влетел в палату, где лежал Изуна, бросая на пол сумки. Следом за ним вошёл Сенджу, как-то обеспокоенно осматриваясь. Глаза остановились на обнимающихся братьях. Мадара крепко прижимал к себе младшего брата, его трясло не то от боли, не то от обиды. Изуна лишь обнимал в ответ и нашёптывал что-то на ухо, поглаживая спину старшего брата. Тобирама приземлился рядом на край кровати. Обстановка была чересчур напряжённая, воздух в комнате с каждой секундой становился всё более неприемлем для лёгких. Прокашлявшись, парень всё же прервал воссоединение, любопытство перевешивало. Изуна рассказал всё в подробностях. Он не мог, просто не мог оставить Хашираму там одного, надо было действовать незамедлительно, и пусть Мадара его не пустит, он всё равно пойдёт, хотя бы прикрывая тылы. У мужчины зрел план, его бархатно-чёрные глаза сверкали огоньками безумия. — Мы нападём завтра, — хищно скалясь, сказал Изуна. Мадара понимал, что Хашираму нельзя было надолго оставлять у Джирайи в лапах и это не просто детская прогулка. Однако высказанные Изуной подробности вызвали огромную волну ярости. Холодной, расчётливой. Волнения отступили на задний план, и Мадара понимал, что теперь медлить нельзя. Даже если это обойдётся ценой собственной жизни. Собранность появилась в один момент и даже если бы сказали выступить сейчас — мужчина, не задумываясь, сделал это. Теперь он вряд ли уснёт этой ночью, в прочем, как и Изуна с Тобирамой. Уж слишком возбуждёнными они выглядели. Особенно Сенджу — если речь идёт о его брате, то он готов голыми руками придушить любого. Удивительная сила и рвение. Главное, чтобы не бездумное. Весь остаток дня ушёл на поспешную подготовку, и Мадара не раз ловил на своей команде странные взгляды со стороны Конан. Она внимательно следила за подготовкой и не упускала из виду ни одну деталь — контролировала, чтобы всё прошло чётко и без оплошностей. Завтра наступило слишком резко и внезапно…***
Тишина… Тишина слишком громкая и разрывается от шёпота за спиной. Зловещих и лай… Вновь лай собак. Хаширама слышит и видит спиной, как на него точат клыки — гниющие и покрытые желтизной. А ещё люди… Много людей приходят очень часто и они делают отвратительные вещи. Настолько отвратительные, что на языке блевотный привкус соли и слизи — желудок выворачивается наизнанку и горло сжимается от спазмов и раздирается невидимыми когтями. Всё тело болит — покрывается ранами, ожогами, царапинами и синяками. На коже нет живого места — каждый оставляет свою метку. Внутренние органы нещадно болят, и Хаширама сжимается в плотный дрожащий комок. Он не понимает до конца происходящее. Холодно, липко и пусто. Смотрит на пальцы и видит белую слизь — мерзкую и постепенно стягивающую кожу. Полоска света исчезает, и комнату накрывает тьма. Сенджу подскакивает на кровати с болезненным стоном и опасливо смотрит по сторонам. Глаза быстро привыкают к темноте, и Хаширама видит, как в углу что-то шевелится. … Это что-то — он сам. Покрытый тёмной дымкой с горящими золотыми глазами, а в центре ярко-алые зрачки, ухмылка злобная от уха до уха. Пошевелиться невозможно — тело застыло в одной позе. — Убийца, насильник… — зловеще шепчет тёмная сущность и вскидывает голову — ухмыляется и скалится ещё шире. — Ты заслужил это… … Он ступает ближе, и остаются чёрные следы грязи. Как же Хаширама видит в темноте? А вот так. Будто он не знает себя, как облупленного. … Протягивает руку — когтистая и горящей выжженной меткой «J". Хватает за глотку и давит — душит, царапает кожу когтями. — Во всём виноват лишь ты, — гниющее дыхание и громкий смех, от чего, кажется, лопаются перепонки. Хаширама кричит. Резко и до чёртиков оглушительно. Протяжно, прижимая ладони к ушам. Дёргает ногами — звенят цепи. На крик сбегаются охранники, и они тут же принимают экстренные меры — достают шприц, да пусть бы раствор по вене… Только вены давно пропали, а от них лишь синяки — лопнули и раствор под кожу. Сенджу падает на кровать — выгибается дугой и бьёт руками. Продолжает срывать голос, отбиваться от кого-то невидимого и с кем-то разговаривать. Джирайя стоял в дверях и наблюдал эту картину. Приступы несколько раз на дню. В перерывах, пока действует успокоительное — приходят клиенты. Отваливают огромные деньги, чтобы удовлетворить свои грязные фантазии и трахнуть Хашираму вдвоём, иногда втроём. Плевать. Главное, чтобы жив был, да и клиентура была довольна. На остальное глубоко начхать. Хаширама никому не нужен. Кому нужен такой ублюдок, а к тому же и с поехавшей теперь крышей? Хаширама никого не видел, не узнавал и не понимал происходящее. Он никогда больше не вернётся к нормальной жизни — хоть это утешало мужчину, и губы его растягивались в ухмылке. Глупец.***
Под ногами хрустели грунт и пожухлая листва. Тобирама с силой сжимал винтовку в руках, готовясь убить любого, кто встанет у него на пути. Ярость, растекаясь по венам, пульсируя в висках, подпитывая алые глаза невероятной ненавистью к обидчику его брата. «Убью. Придушу. Зарою.» — как гимн, навязчивой мыслью растекалось по нейронным связям в мозгу. Изуна работал на прикрытие. Идти в первых рядах всё ещё не позволяло состояние организма, что он и сам понимал. Скрепя сердце шёл сзади. В этот раз атака планировалась в лобовую. Плевать на жертвы — важна эффективность. Небольшой отряд военных встал прямо у самых ворот. Два специалиста уже установили взрывчатку. Железные двери разлетелись вдребезги, будто из стекла. Операция началась. Хладнокровно бойцы продвигались вперёд. Ни один не проронил ни слова. Как палачи шли вперёд, оставляя за собой лишь кровавые полосы грешников. Да, они нарушили закон. Они покусились на то, что отчасти было дорого каждому из участников — свободу человека. Мужчины двигались, планомерно зачищая этаж за этажом, не обращали внимания на раны и раненых, оставляя всё позади. Тяжёлой поступью они двигались всё глубже, пока на звуки их гостеприимного приветствия не вышел хозяин. Джирайя ещё давно услышал шум и понимал, что это пришли за ним. Безнаказанным он вряд ли бы остался, а потому был готов встретить своих незваных и ненавистных гостей. Посмотреть в их лица и посмеяться. — Давно не виделись, выродок, — холодные красные глаза пронзили Джирайю. Губы расплылись в улыбке. Тобирама был безумно рад их встрече. Он откинул винтовку в сторону и снял бронежилет. Достал два военных ножа, кинул один Джирайе и встал в стойку. — Давай поиграем? Тобирама изменился. Сейчас бы он подошёл на место Хаширамы, как никогда. Однако ничего про старшего брата он говорить не собирался. Умалчивал, ведь есть дела намного важнее. Мужчина усмехнулся такой самоотверженности Тобирамы и подал знак подчинённым, что всё в порядке. — Поиграем? Да, я смотрю, ты резко вырос, поздравляю, — ухмыльнулся мафиози и ни одна мышца не дрогнула от страха — его попросту не было. Он поднял нож и повертел в руке. — Решил меня на честный бой вызвать? Молодец. Я готов тебя прикончить вслед за твоим братцем. Мадара молча наблюдал за разворачивающейся сценой. Он бы и рад сорваться и просто пристрелить Джирайю, но не лез. Доверил всё Сенджу, поскольку верил в его победу. Пусть тут и очевидно у кого преимущество. Учиха был уверен, что Тобирама справится. Совершенно не обращал на пустой блеф мафиози — убить просто так Хашираму он бы не смог. Слишком дорого обошлась эта игрушка, чтобы просто так её на помойку выкидывать. Ничего у Джирайи просто так не исчезает. Джирайя демонстративно перекинул оружие из рук в руки и начал наступление. Двинулся он в атаку первым — массивной и быстрой волной. Уж опыта в бою у него намного больше, чем у этого самоуверенного мальчишки. Резкое и быстрое движение мужчины было направленно Сенджу прямо в грудную клетку, норовясь пробить её силой удара. Парень вовремя уклонился, отводя своей рукой руку противника в сторону. Тобирама замахнулся с нижней позиции, разворачивая лезвие прямо на противника. Рука прошлась полукругом по ткани одежды, разрезая её. Джирайя быстро отпрыгнул назад, спасаясь от повреждения. Тобирама не стал медлить и контратаковал, поддаваясь вперёд. К тому моменту мафиози успел принять устойчивую позицию. Мощным ударом увёл руку Тобирамы от себя, выбивая нож, что звонко упал рядом на пол. Джирайя провёл ещё одну атаку — кулаком под дых сопернику. Слёзы окропили глаза, изо рта вырвалась слюна, стекая по подбородку. Тобирама схватился за живот, уходя вниз. Он не растерялся и подобрал обронённый нож, перекатываясь подальше от босса мафии. Дышать было тяжело, Сенджу хватал ртом воздух, поднимаясь на дрожащих ногах. — Нравится наша игра, щенок? — прыснул Джирайя при виде сжигающей его ненависти в красных глазах. С криком Тобирама поднял руки в верхнюю позицию, используя холодное оружие словно хлыст. Слишком самоуверенный мужчина не стал уклоняться, подставив руку под блок. Лезвие впилось в кожу, мафиози замахнулся на удар второй рукой — Тобирама уклонился. Необходимо было провести серию быстрых и точных ударов, чтобы сбить врага с ног. Восстанавливая дыхание, Сенджу продумывал стратегию нового нападения. В ушах гудело. Эта самодовольная рожа мозолила глаза. Хотелось вспороть ему живот, расчленять, пока он в сознании. Волны ярости окутывали с головой, на что парень лишь крепче сжал челюсти и рукоять ножа. Он кинулся вперёд, наклоняя свой корпус к низу, надеясь вновь зацепить живот противника. У Джирайи было больше опыта, а потому эта атака не прошла так, как хотел того нападающий. Одним рывком мафиози оказался слева. Тобирама не успел сгруппироваться и пролетел вперёд. Мужчина пнул его в спину, от чего Сенджу упал на живот, стараясь в этот раз не выронить оружие. В мгновение Джирайя оказался возле своего нерадивого соперника, склонился над ним и дёрнул за волосы, открывая себе доступ к шее. — Тебе не победить меня, — ехидно ухмыляясь, заметил он. Учиха успел проклянуть себя тысячу раз, и руки так и дёргались к оружию. Смотреть на бой было очень тяжело, и язык так порывался высказать что-нибудь, но оставалось лишь только кусать губы. Сердце стучало бешено и от волнения конечности леденели, а по спине, будто холодный липкий пот проступал. Однако отвести он взгляд не мог и внимательно следил. Чуть что — сам бросится в бой, даже если придётся подставить себя под удар. Стоять на месте без действий — хуже всего.***
Девушка сидела в своём кабинет, перебирая связку ключей. Она дёрнулась, когда в дверь постучали. В комнату вошёл Яхико. Парень молча ждал, пока его босс расскажет ему, зачем позвала — Яхико, организуй отряд подкрепления, — начальница тяжело вздохнула и добавила: — Ты же тоже беспокоишься за них? Подчинённый утвердительно кивнул. Он не медлил больше ни секунды, отправившись на сбор своего личного отряда. Они двинулись с получасовой разницей. Выехали на машине, а значит и прибыть должны были гораздо позже. Внутри всё переворачивалось от одной мысли, что с Изуной может случиться. Яхико не хотел терять этого человека, хоть между ними и была лишь одна единственная ночь, он её запомнил. Прибыв на место, отряд подкрепления зашёл с чёрного хода, обезвредив нескольких охранников по пути. В глубине поместья раздавались громкие крики и улюлюканья толпы, что подбадривали кого-то. Выглянув из-за стены, Яхико заметил две фигуры, что дрались в центре столпотворения. Взгляд встретился с взглядом Учихи Мадары. Командир всё понял, кивнул мужчине и подал незаметный жест. В случае проигрыша — атакуем.***
Оскалившись Тобирама сделал ногами мельницу и выбил почву из-под ног мужчины. Тот шустро откатился, присев на колено и приготовился к обороне. Сенджу поднялся на ноги, театрально отряхиваясь. — Запыхался, старик? — саркастично подметил он. — Тебе пора на вечный покой, выблядок! Парень кинулся вперёд, крепко сжимая челюсти. Джирайя отражал удары лезвием ножа, стараясь не подавать виду, что переводит дыхание. Череда быстрых и точных атак со стороны Тобирамы не прекращалась. Включился режим берсерка, что моментально пополнял силы. Мафиози сделал резкий кувырок в сторону, подставляя руку под удар. Настала его очередь. Мужчина уверенно двинулся, замахиваясь по нужной траектории. Тобирама не успел уклониться. Лезвие прошлось от левого плеча, разрезая одежду и верхние слои кожи. Сенджу зарычал, будто раненый зверь, отшатываясь назад. Сделал бросок вперёд и замахнулся атаковать. Вот только не стал, ушёл в сторону, оказавшись за спиной босса мафии. Джирайя не был готов к этому трюку, он резко развернулся и получил удар в живот. Сталь вошла по самую рукоять. Тобирама дёрнул её вверх, и она оставила кровавую рану, из которой брызнула алая жидкость. Джирайя взвыл от резкой боли, кусая себя за щеку. Рот быстро наполнился кровью. Он упал за пол, зажимая дрожащей рукой рану. Гневно смотрел на мальчишку, и сделать в ответ ничего не мог — боль нервным параличом сковывала движения. Реакция сразу же упала почти до нуля. Мужчина захрипел, приложившись затылком о пол и учащённо задышал. Он не кричал и стойко молча выдерживал подступающие болезненные волны. Они накрывали с головой, затуманивая разум. Джирайя был готов принять свою смерть и уже давно. Он примет. С достоинством, что станет завидно. Радует только одно — Тобирама ой как обрадуется встрече с любимым братом. В этот момент подчинённые Джирайи взревели, готовясь атаковать никчёмного мальчишку, что посмел ранить их босса. Отряд Яхико сработал оперативно, объединившись с выжившими людьми с первой волны атаки. Мадара махнул рукой Тобираме, чтобы тот упал на пол. Люди Джирайи полегли под градом пуль, что встретил их с двух сторон. Мафиози хрипло засмеялся, давясь кровью под выстрелы. Он всё равно выиграл и оставил после себя огромные последствия, которые не исправить. Никак. Когда перестрелка закончилась младший Сенджу подошёл к истекающему кровью Джирайе, что никак не хотел умирать. Тобирама отобрал у него нож и воткнул в правую руку, обездвиживая её. Он уселся у него на бёдрах, поднимая левую руку вверх. — Готов ещё немного пострадать? — победитель не улыбался, наоборот, лицо его было очень грустным, будто он вот-вот заплачет. — Это тебе за Мадару, — с хрустом указательный палец был отрезан и отброшен в сторону. Было сложно перерезать сухожилия, но парень решил, что полностью насладится своей победой и своей наградой, и никто не смел ему мешать. — Это за Изуну… За меня… — с каждым новым пальцем, взгляд Тобирамы становился всё более хладнокровным. — А это, за брата моего… Это, чтобы обидно не было… Последний палец был отсечён, но мужчина всё ещё был в сознании. Тогда победитель воткнул в его левый глаз нож, насаживая на него глазницу. Можно ли было назвать отсечение пальцев пыткой? Нет! Джирайя лишь крепче сжимал челюсти и тихо подвывал, стараясь не выдать более громкого звука. Терпел и всё его на смех выбивало. Грели мысли-то приятные, но показать этого не хотелось. Мучения были не долгими. Детские шалости. Мужчина помирал, ни о чём не жалея. Ему давно было суждено отправиться на тот свет, да всё ходил и топил себя в грехах. Теперь всё. Конец. Он уйдёт на покой, а эти глупцы будут страдать… — Не хочу, чтобы умирая, ты видел моё лицо, — на этих словах, он проткнул и второй глаз, любуясь мучениями своего противника. — Сдохни. Наконец оружие достигло своей цели — сердца Джирайи. Пошатываясь Тобирама встал, подбирая с пола винтовку и повернулся к Учихам. — Пошли спасать моего Хашираму, — он искренне улыбнулся, размазывая кровь врага по лицу. Месть свершилась. Мадара облегчённо выдохнул и ухмыльнулся в ответ, растягивая довольно губы. Настрой был по-прежнему боевой, и теперь они наконец-то заберут Хашираму. Раз и навсегда. Заживут счастливо. Учиха был уверен, что после всего, что произошло — он будет белым и пушистым. Основное было сделано. Осталось только найти старшего Сенджу и вот так сюрприз — его не было в особняке. Обшарили каждый угол, зачищая остатки крыс. Каждый миллиметр и даже двор был пуст — лишь стая оголодавших в край собак. Ни-че-го. Мадара взглянул на Тобираму и тот был мрачнее тучи. В голову и мысль не приходила — куда могли деть Хашираму. Как выйти? Что надо сделать? Однако благодаря Конан, что хоть что-то знала о крошечной части бизнеса Джирайи — смогли выйти на предполагаемое место пребывания Хаширамы. Плюс помогли некоторые записи с камер наблюдения. Только убито было времени прилично, а на счету каждая секунда. Бордель. Гениально! Куда ещё могли отправить ненужного Сенджу? Только может на мясокомбинат в качестве новых испытаний пытками. Трахать и пытать — всё, что и умел Джирайя. Ну да. Ещё наркоту гнать. Они всей своей огромной командой ворвались в бордель, отстреливая подчинённых того ублюдка, что с огромным удовольствием прикончил Тобирама. Обшарив всё здание — Хашираму наконец-то нашли. В самой красочной комнате чуть ли не с горящей надписью VIP. Открывать было страшно. Не за себя, а за Тобираму. Однако мальчишка не боялся и тут же принялся выбивать дверь, что была заперта на самый несчастный и хлипкий в мире замок. У этого парня решимости было хоть отбавляй. Дверь поддаётся под сильными толчками и слетает с петель, грузно падая на пол. Тобирама врывается первым в помещение, не замечая абсолютно ничего. Он бросается к брату, что комочком сидит на кровати.***
Хаширама забился в самый угол комнаты, поджимая ноги. Он учащённо дышал и пытался, словно исчезнуть. Его лихорадило, и парень дрожал от невыносимого холода. Зубы стучали и по коже бегали болезненные крупные мурашки. … Он сидел на коленях и внимательно смотрел на парня. У него пустые глазницы с вытекающей болотной жижей и оскал на всё лицо. Зловеще шепчет гадости и сыпет обвинениями, словно тараканами. Мерзкими, бегающими и вонючими. — Заткнись! — шипит Хаширама и дёргает ногой в порыве секундного гнева, а потом вновь зажимается и почти скулит. … Появляется второе Я — доброе и светлое. Однако только стоит встать рядом с Тенью, как та тут же набрасывается и жрёт в прямом смысле этого слова. Острыми клыками впивается в плоть и отрывает кусками от тела. Золотая кровь во все стороны и она попадает даже на Хашираму. … Тьма поглощает Свет и возвращается на место. Садится и продолжает давить. Уничтожать. Убивать остатки здравого смысла. Да его уже и не осталось! Хашираме не подчиняется тело, а всё что происходит — из головы. Мадара смотрит ошарашенным взглядом на Хашираму, и сердце ухает куда-то вниз. Сенджу сидит в углу и поднимает голову, но не потому что слышит, а потому что от чего-то отмахивается и охрипшим голосом — одними губами шепчет. Учиха видит, что… Хаширама слеп — его глаза ничего не видят. Издалека видно, что его медовые глаза покрыты дымкой слепоты и Мадара нервно смеётся. Отворачивает голову в сторону. Смотреть на то, как Тобирама сейчас разочаруется — невозможно. А младший Сенджу счастливый дурачок — бросается обнимать старшего брата. Становится почему-то больно и ведь Мадара ничего не чувствует к Хашираме. Больно ему от осознания, что сейчас испытает Тобирама. А Тобирама делает вид, что не замечает, что с Хаширамой что-то не так. На что тот вырывается, бормочет несвязный бред. Пытается оттолкнуть от себя, бьёт руками, до куда дотягивается: по лицу, животу, груди. Хаширама ослеп очень быстро на почве сильного воздействия наркотиков. Видит он очень мутно — только сильно яркие полоски света. Даже если бы сейчас видел — он бы ни за что не узнал Тобираму. Не в этой жизни. … Кто-то хватает парня и Хаширама дёргается. Махает руками и ему страшно. Перед собой он видит Тень, что скалится и обнажает ряд острых зубов. Страшно до судороги и спёртого дыхания, до боли в желудке и тошноты. Хаширама кричит и пытается ударить младшего брата. Мадара бросает болезненный взгляд сначала на Тобираму, а потом на Изуну. Лучше бы он не видел всего этого. Представить, что сделал Джирайя со старшим Сенджу — невозможно. Как он упёк его в бордель — страшно подумать. Судя по внешнему виду парня — ему досталось основательно. Одни покрытые корочкой рубцы на оголённой коже чего стоят. Раны не зажили и видны дикие расчёсы — Хаширама действовал на нервной почве… Если у него вообще остались нервы. — Давайте поскорее его заберём, — хрипло прошептал Мадара. Тобирама не чувствует боли физической, но сердце его постепенно разрывается на тысячи осколков, пронизываемое осознанием происходящего. Его руки нежно обхватывают лицо старшего брата, заключая в объятия. Заставляют посмотреть на младшего брата, что пришёл его спасать. В глазах стоят слёзы. Хаширама никак не реагирует. Он не видит его. Тобирама медленно поворачивает голову в сторону отряда, смотрит сначала на Мадару, потом на Изуну. По щекам нещадно катятся крупные слёзы, ладонями так же нежно сжимает лицо брата — не хочет отпускать. Изуна смотрит на эту картину, не смея оторвать взгляд. Всё внутри переворачивается словно вот-вот вырвет. Он не успел. Надо было идти в наступление раньше или вовсе не приезжать. Слишком поздно о чём-то жалеть сейчас и время не повернуть вспять. Учиха подошёл к подавленному парню, что так отчаянно пытался привести Хашираму в чувства, отказывался верить в происходящее. — Тобирама, пойдём… — тот пару раз дёрнулся, скидывая с себя руку друга. По всему телу била крупная дрожь. Кто-то из отряда нашёл ключ от кандалов, коими был прикован к кровати Хаширама. Они укутали его в простыню, двое сильных мужчин взяли его на себя, так как Хаширама ни на секунду не переставал сопротивляться. Разбитого морально Тобираму взял на себя Мадара. Он с силой тащил парня к вертолёту, на котором они и прилетели. Было принято решение показать пленного специалистам, которые работали на Конан. Возможно, они бы смогли хоть что-нибудь сделать. Всю дорогу, Мадара не подпускал младшего брата к Хашираме. Тот лишь смотрел в одну точку, будто бы мир потерял для него всякий смысл. Не говорил, и казалось, не дышал. Даже когда они прилетели и расположили Хашираму в одной из палат лазарета, Сенджу всё равно не пускали к нему. Тобирама бесился, расталкивал руками всех, кто его держал, кричал и плакал. Яхико, владевший восточными единоборствами в один точный удар утихомирил союзника. Тобирама обмяк в руках Учихи, изо всех сил хватаясь за угасающее сознание. Изуна как-то печально посмотрел на Мадару, похлопал его по плечу и ушёл вслед за врачами, что ушли колдовать над привезённым пациентом. Войдя в комнату, Учиха не стал мешать медперсоналу и просто следил за их действиями, про себя подмечая плачевность положения Хаширамы.***
Тобирама очень обеспокоил Мадару. У него сердце сжималось при виде младшего Сенджу. Пока тот был в отключке — успел проведать дорогого Хашираму. Это было ни черта не лучшей идеей. Осознание медленно подкрадывалось и впивалось когтями в глотку, разрывало лёгкие, выпуская невидимую кровь. … Всё слишком поздно. … Ничего не исправить Оставалось только набираться сил и как-то пережить. Мадара-то не сильно беспокоился за себя. Его больше волновал младший брат, что был в подавленном состоянии и… конечно же, Тобирама. Особенно он. Боязно было подумать, что будет с ним. Он так любит Хашираму. Завидно, мать его… Тобирама подорвался на кровати в холодном поту, что пронизывал изнутри. В горле встал ком от крика, с которым он соскочил. Сердце бешено билось, сбиваясь с ритма. «Это был сон?!» — подумал про себя Сенджу, но тут же краем глаза заметил фигуру, что сидела возле его кровати. Это был Мадара. Он был мрачнее тучи, смотрел таким обеспокоенным взглядом, полным сожаления. — Это не сон? — спросил Тобирама и тут же получил ответ. Мужчина отрицательно помотал головой. — Я должен его увидеть! В одно движение парень сорвался с кровати и кинулся к двери, огибая Учиху, чтобы он не смог задержать его. Побежал по коридору, шлёпая босыми ногами. Он помнил, в какую комнату отвели Хашираму. Глупцы. Даже не додумались поместить его на другой этаж. Мадара даже не сильно спешил остановить парня. Тот рано или поздно дорвался бы до брата — как ни крути. Ему всё равно бы пришлось столкнуться с реальностью. Жестокой и беспощадной. Отвратительный сюрприз оставил Джирайя. Заставил страдать даже после своей кончины. Бум! Дверь с грохотом открылась, а дальше, всё словно в замедленной съёмке. Изуна среагировал моментально, перехватывая младшего Сенджу. — Хаширама! Хаширама! — кричал брат, срывая голос, но тот не реагировал, словно не слышал. Тобирама всё сильнее отпихивал от себя людей в халатах, пытаясь вырваться. Продолжал кричать, что есть мочи, лишь бы брат его услышал, посмотрел на него. Бесполезно. Сердце сжималось, обливаясь кровью, разрываясь на тысячи мельчайших кусочков, распыляя всю боль по организму. Ноги подкосились, всё тело ослабло и Тобирама сполз вниз, закрывая лицо руками. Как маленький ребёнок рыдал, не давал никому к себе притронуться. Продолжал шептать имя своего старшего брата, как мантру, отказываясь верить в происходящее. — Хаширама, очнись! — Тобирама резко подорвался к кровати, хватая пациента за руки, сильно сжимая их — никакой реакции. — Хаширама… Прошу… Посмотри на меня, — давясь слезами и подавляемыми эмоциями, выл Сенджу. Прижимал холодные руки ко лбу, целовал, слизывал солёные капли, что обильно окропляли кожу. Все внутренности выворачивало наизнанку, время потеряло свой счёт, и мир тускнел на глазах, превращаясь в немое кино. Собственные крики оглушали. Он выл навзрыд, бил себя и снова припадал губами к рукам брата. — Стань прежним! Слышишь! Молю! Стань прежним и мне плевать, можешь делать со мной всё, что угодно! Хочешь, насилуй! Хочешь, пытай! Хаширама! Хаширама прошу… Вернись… Мадара поджал дрожащие губы и моргнул, глубоко вздыхая. Он смотрел на братьев Сенджу и всё больше пропитывался отчаянием, потерей… Они же потеряли Хашираму! Разве не видно? Оболочка здесь, а сам человек… Его нет! До него не дорваться, не достучаться и ничего в этом мире не поможет… … Даже чудо***
… Его хватали за руки, утаскивали в болото, и Хаширама задыхался. Бился, кричал о помощи, но только больше погружался. Высокие тёмные тени творили всё, что вздумается, а слова застревали в глотке и сердце бешено стучало, вырываясь из груди. Хаширама метался, как раненый зверь, и не давал проводить над собой осмотры. Ему было очень страшно и настолько давило пустое одиночество. Происходящее было чем-то далёким и смешивалось с кошмарами, выползая наружу в реальность. … Поглощало, уничтожало, пожирало… А потом оставили в покое и вкололи успокоительное. Хаширама уснул и впервые за пару часов мог спокойно выспаться без кошмаров. … А снился сон прекрасный. Тёплый, душевный и очень родной. Настолько красочный, что почти реальный. Только лица были смазаны, но так хотелось их увидеть. Видел только призрачные улыбки и не слышал слова — будто помехи… … Кто же… Кто же это? Ответь, прошу! … А в ответ тишина. Хаширама пытался дотянуться рукой до этих людей. Обнимал, улыбался им, целовал и что-то говорил. Становилось тепло… Пробуждение было резким, будто вырвали из воды разом и вдохнули жизнь. Голова болела, нещадно разрывалась, и тошнило. А в глазах тьма, и видны демоны. Внутренние ухмыляющиеся демоны — ждали момента, чтобы сожрать. Холод кусал за конечности, и сердце не прекращало учащённо биться, сжиматься в чужих тисках. Было больно в груди настолько, что рёбра трещали по швам и будто осколки впивались в плоть. Хаширама жадно хватал ртом воздух, и его накрывала паническая атака. Казалось, что пытки начнутся по миллионному кругу и парень готовился к очередной порции боли и ранам. Хватался дрожащими пальцами за простыню и не помнил. Ничего не помнил, но так отчаянно боролся за кусочки уходящего здравого сознания. … Он терял себя по крупицам. Приходил в адекватность на жалкие доли секунды, а потом мозг будто перегорал и вновь галлюцинации атаковывали с новой силой. Отсутствие зрения добивало сверху… Опять крики. Опять панические атаки и снова в ушах устойчивый звон цепей, лай собак, а на языке солёно-горьковатый привкус крови. Тошнотворный и вновь выворачивающий все внутренности. Всё снова повторялось, пока вновь не вкалывали успокоительное. Даже лекарство надолго не хватало. Взгляд пустой, стеклянный. Весь кошмар происходит в голове, а наружу вырываются всплески боли. Той, что разрывает изнутри. Вновь всё по кругу в сотый раз… Чужие прикосновения жгли огнём и голос… Такой родной… Такой любимый… А всё горохом о стенку. Хаширама слышит, как через толщу непроницаемого льда. Бьётся внутри, как птица в клетке. И рад бы… Рад бы ответить, но не может. Заложник собственного тела. … Он хочет вспомнить! Увидеть! Услышать! Обнять! Оно же рядом… Рядом этот лучик надежды, но он тускнеет и тонет в объятиях Тьмы… … Хаширама беззвучно плачет. Он не видит Тобираму, не слышит, но чувствует сквозь эту стену. Чувствует и хочет ответить, но не может. Рот открывается, но вырывается лишь сдавленный хрип и глотку раздирает от слёз, внутренней боли и Сенджу ни черта не понимает. Плачет и хочет вернуться домой… … Отпустите… … Или дайте умереть… … Прошу…***
Время шло. Тянулось. Оставляя в груди всё больше кровавых борозд, что гнили, не хотели заживать. Первые дни Тобирама пытался разговаривать с братом, старался вывести из транса — тщетно. Хаширама будто умирал. Тихо и грустно. Его накрывало несколько раз по дню, и ни-че-го не помогало. Даже лучшие специалисты разводили руками, а о лечении лекарствами сказать нечего было. Пустой звук. Изуна и вовсе не заходил. Его душила вина. Считал только себя виноватым в том, что Хаширама сейчас не с ними. Сломанный. Первые ночи Учихе снились кошмары. Старший Сенджу приходил к нему во сне, просил о помощи. Изуна не мог ему помочь. Он был скован невидимыми цепями. Тогда Хаширама сам подходил и душил его. Проклинал за то, что не спас. Мужчина просыпался с криками, весь липкий и мокрый, судорожно восстанавливал дыхание. И каждый раз его встречала мерзкая непроглядная тьма, цепляла своими чёрными щупальцами саму душу, забирая жизненные силы. Тобирама совсем сдулся. В последние дни совсем не навещал Хашираму. Не ел. Не пил. И по тёмным кругам под глазами можно сказать, не спал. Теперь Мадара уже не мог до него достучаться, вернуть к жизни, а лишь наблюдал за медленно угасающим юношей, что отправлялся в след за братом. Младший Учиха не мог находиться долго у Конан под боком, а потому попросил длительный отдых. Не смог. Сбежал, оставив Мадару одного. Было до тошноты и до слёз больно смотреть за угасающей жизнью. Каким бы ублюдком не был Хаширама, а его жалко. Особенно тот факт, что из-за него умирал и Тобирама. Не физически, а душевно. Мадара старался помочь, да только оставалось глотать комки в горле и терпеть боль. … Иногда от всепоглощающего отчаяния хотелось плакать. Просто хотя бы пару слёз. Особенно, когда исчез Изуна. Не отвечал на звонки и Учиха хотел взвыть — на него скинули тяжёлый непосильный груз. Все дни превращались в один сплошной ком грязи. … Это всё было зря?***
Ночь. Очередная бессонная ночь. Тобирама сильно потерял в весе. Стал похожим на живой труп. Иногда падал в обморок. Насильно ставили капельницы, чтобы как-то поддержать угасающую в нём жизнь. Никого не слушал и не слышал. Слова перестали иметь вес. «В чём смысл жизни? И всё же я был прав…» Сенджу медленно сполз с кровати, уверенно направился к палате, в которой лежал Хаширама. Обойдя дежурного, что мирно дремал на стуле, парень проник внутрь. Сердце пропустило удар и после, болезненно сжалось. Он делал всё правильно, ведь это единственный выход. Старший брат мирно спал, видимо под успокоительным. Аккуратно отдёрнув одеяло, Тобирама присел на край кровати, поправляя выбившуюся прядь волос, поцеловал в лоб. Затем, младший брат медленно подошёл к окну, открывая его нараспашку, поднимая щеколды. Лёгкий ночной воздух наполнил комнату, освещаемую лунным светом. — Хаширама, — шёпотом сказал брат. — Я хочу помочь тебе. Нам больше нет места в этом мире. Я хочу покинуть его вместе с тобой… Ослабленными руками Тобирама подхватил старшего брата, который судя по всему, проснулся от всех этих манипуляций. … Хаширама чувствовал тёплые родные объятия. Жался, словно слепой котёнок. Не понимал ничего, что происходит, но доверял. Верил, что теперь страдания закончатся… … Так сказало сердце, что сейчас отзывалось вместо мозга на действия Тобирамы. Оно тянулось к любимому человеку, оставаясь живым до самого конца, когда весь организм гнил изнутри, поражаемый кошмарами. Сенджу затащил брата на подоконник и посмотрел вниз. Казалось, земля была так далеко, что они и вовсе не смогут её достигнуть. Тобирама крепче прижал Хашираму к себе. — Вот и всё, ты пойдёшь со мной? — показалось, брат качнул головой и Тобирама довольно улыбнулся, отдаваясь в пучину своего безумия. — Я люблю тебя, Хаширама. Родной голос расковыривал стену непонимания и Хаширама слепо кивнул, не услышав разборчивой речи. Может… Только кое-что… В самый последний момент… … Я люблю тебя, Хаширама… Так захотелось ответить, но голос сорван. Бледные серые губы лишь благодарно растягиваются в улыбке, на миг ясность появляется в мутных медовых глазах, что слепы. … Я тоже тебя люблю, Тобирама… Сжав старшего брата в своих объятиях Тобирама отклонился, сделав шаг в пропасть, окутываемый ветром, поцеловал любимого человека, чтобы навечно уснуть в его объятиях. Всего лишь миг и этого хватило, чтобы быть в этот момент рядом с любимым человеком. А потом… Потом наступила тьма — не было ни боли, ни страданий. Сразу в объятия смерти… … И может, на том свете они встретятся? Без обид и слёз. Наконец-то будут вместе и никто их не разлучит. Как сейчас, когда их положили в один гроб. Вместе до самого конца и после…***
. . . Дорога выдалась утомительно долгой. Тобирама смотрел в окно автомобиля и сам не заметил как задремал, сморенный усталостью. Снился странный сон. Будто Хаширама, старший брат в их семье, приехал из-за границы домой. Такой взрослый, и было что-то странное в этом брате. Будто другой человек. Чужой, новый. Позвал на встречу после долгой разлуки. Вёл себя так ужасно и пугающе. Пил, курил, будто издевался над жалким Тобирамой. Взгляд его был чётким, ясным и отвратительно вызывающим. Картина меняется. Одна, другая. Проносятся быстро или же нарочито медленно. Вот Тобирама в страхе залетает в дом, видит заплаканного старшего брата. Без слов поднимается по лестнице их дома. Резко хватают сзади, и всё меркнет в темноте. Пустота. Сон не показывается, но чувствуется боль раздирающая. Физическая, моральная и опять всё в темноту. Хочется вырваться из непрерывного круга кошмарного сна. Только Тобирама проснуться не может. Пересматривает отрывки, словно прошлой жизни. Прошлой или параллельной. Один только Бог и знает. Очередной отрывок сна. Настолько реалистичный и даже холод из открытого окна заставляет поёжиться, покрыться кожу мурашками. Тяжесть на руках, Хаширама, ничего не понимающий. Так страшно, так больно. Шаг в открытое окно и сердце пропускает удар. Тобирама вздрагивает, подскакивает в холодном поту. Медленно осознаёт, где он сейчас находится. Маленький Хаширама сидит рядом и дёргает за руку изо всех сил, стараясь разбудить. — Тобирама, Тобирама! — обеспокоенно зовёт младший брат. Смотрит так преданно с волнением. Сердце, скованное страхом, постепенно теплеет. На душе легче и вырывается облегчённый вздох. Тобирама улыбается виновато, обнимает Хашираму и целует в макушку. Теперь будет всё по-другому. Хаширама будет счастлив и Тобирама тоже. Они всё исправят…