Мне подсунули книгу, в которой говорится, что я мудак

— ...Ха-ха, представляю лицо зверя, когда он увидит это. Наверняка будет обливаться горькими слезами, — радостно лепетал один из парней, обтирая руки об незапачканные уголки простыни. Его поддержал восторженный смех других. Ночные нарушители спокойствия не собирались бить своего младшего шиди. Их игра заключалась в причинении вреда иным способом: испортить свежевыстиранное бельё Вонючим Красным фруктом и на следующий день идти наказывать “провинившегося”, коим нарекался не кто иной, как Ло Бинхэ... — А как по мне, так горько плакать будете вы, — вдруг раздался холодный голос позади. Пятеро подростков замерли, как вкопанные, не решаясь повернуться. Голос Мин Фаня был хорошо узнаваем своей мягкой насмешливой ноткой и никогда не отличался властностью, однако сейчас его голос вызывал мелкую дрожь от нарастающего страха. Только... — Ха, да это ж Мин Фань, что он сделает, — выйдя из ступора, тихо фыркнул один из них. Остальные заметно расслабились, услышав эти слова. Главный ученик мог лишь громко возмущаться. Даже скажи он наставникам на пике или Учителю, ничего кроме лёгких наказаний этим адептам не сулит за маленькую проказу. Действительно, им нечего бояться. Может, если бы он совершенствовался так, как о нём говорят и, как оказалось, пишут, то Мин Фань не заметил бы этот фырк, но, к сожалению этих ублюдков, всё было прекрасно услышано. Чёрные глаза юноши зло блеснули, когда тот уловил колебания в движениях пятерых — они собирались разбежаться. — О, а вы знали, что кошка не получает удовольствие, просто поймав мышь? * Данный вопрос сбил с толку парней и те в нерешительности переглянулись между собой. Главный ученик бредит? Что это вообще значит? — Что? Это был последний вопрос перед тем, как на Цинцзин разразились душераздирающие крики. *** Утром на Цаньцао у порога в лазарет была обнаружена кучка избитых учеников, болезненно постанывающих в бессознательном состоянии. К спине одного из парней была прикреплена записка: "Пожалуйста, помогите им восстановиться побыстрей, их ещё ждут исправительные работы". Му Цинфан был несколько озадачен данным подбросом. Избиение детей было искусным, если можно так выразиться. Их ци была заблокирована, судя по всему, воздействием на акупунктурные точки, и просто циркулировать энергию через себя самостоятельно, без посторонней помощи, стало бы делом затруднительным. Удары, из-за которых уже цвели синяки, были нанесены с определённой силой, чтобы не причинить вреда внутренним органам, но достаточно, чтобы больно было на постоянной основе без скорого лечения. Если бы он знал своих учеников хуже, то решил бы, что это сделали они... Потирая лоб, целитель вздыхает и решает оставить расспросы пациентов с дальнейшим уходом на своих подопечных. Ему незачем в этом разбираться, у пикового лорда есть куда более важные дела, например, горы документаций, так тоскливо ждущие подписей в кабинете. *** — М-Мин шисюн!? — испуганно встрепенулся Ло Бинхэ, завидев на своём пути к бельевым сушилкам главного ученика. Тот с недовольством посмотрел на него, отвлёкшись от созерцания безобразия на сушилках. На белоснежных простынях красовались пунцовые кляксы. Также в воздухе присутствовал гнилой запашок. Нетрудно догадаться каким фруктом тут пахнет и чьим соком были испорчены ткани. — А... Шисюн... Этот Ло не смел! — в страхе заикался ребёнок, смотря то на алый беспорядок, то на старшего, стараясь выдать из своего рта хоть что-то цельное. — Я знаю. Не утруждай себя объяснениями, — спокойно произнёс Мин Фань, в небольшом раздражении ущипнув себя за переносицу. Запугал ли он непреднамеренно мальчика настолько, что даже без сторонних наблюдателей тот чуть ли не писается в его присутствии? — Тогда... мне надо... снова постирать? — тихо, как бы спрашивая себя самого, произнёс Ло, смотря на плетёную корзину для белья; сегодня в неё должны были быть сложены сухие простыни, что были выстираны им вчера. — Нет, оставь это. — Н-но... — младший растерянно посмотрел на другого, вертя в руках корзинку. — Кто-то же должен... — тут он запнулся, когда чёрные глаза более старшего подростка, пристально смотрящие на него, сузились в презрении. Казалось, прошли долгие фэнь⁽¹⁾ тишины, нарушаемой разве что тихим шелестом листьев крон деревьев и поскрипыванием стволов бамбука, прежде чем она была нарушена следующими словами: — Ты и дальше будешь пресмыкаться? Будешь отзываться на “зверь” и “отродье”, будто собственного имени нет? — возмущённо начал спрашивать старший, подойдя ближе к мальчику. Бинхэ распахнул глаза, изумлённо хлопая ресницами, и, после недолгой паузы, отрицательно мотнул кудрявой головой. — Это не ответ... — цокает Мин Фань, скрещивая руки на груди. — Когда ты пришёл сюда, ты сказал, что хочешь, чтобы твоя мать гордилась тобой. Как думаешь, будет ли она счастлива узнать, что взрастила собачонку на побегушках, а не человеческого ребёнка? Имеешь ли ты гордость называть себя её сыном, если ты зверюга? Ло Бинхэ на мгновение замер, прежде чем напрячься всем свои существом и кинуть в шисюна острый, полный игл, взгляд, на что получил усмешку от другого (знал ведь как надавить на больное*). — Чего, язык в задницу засунул? — гнев в глазах чёрной овечки сменился небывалым шоком (не послышалось ли?), — Ответь уже, как подобает человеку, иначе я буду думать, что сошёл с ума тут, с тупой псиной монологи трепать, — главный ученик закатил глаза, пару раз дёргано поведя плечами. Сбитый с толку этой беспардонной речью, шиди не нашёлся что сказать, постоянно якая, бормоча себе под нос что-то неразборчивое и кидая на старшего озадаченные взгляды. Исчерпав своё терпение, Мин Фань снова цокает, хлопает Бинхэ по голове, заслуживая оцепенение и ошеломлённо выпученные глаза того. — Ладно, закончим на этом... — после небольшой паузы он наказал, — бросай корзину и собирай свои манатки. Я жду у липы рядом с общежитиями. — Шисюн, ты меня выгоняешь с вершины? — донёсся испуганный писк. — М-м-м, нет. С вершины скорей полетит кое-кто другой. После такой неоднозначной беседы, мальчик послушно убежал за своими вещами и вскоре нагнал старшего подростка, не успевшего даже дойти до указанного дерева, ибо собирать-то толком было нечего: пара сменных одежд, старые письменные принадлежности да трактат по совершенствованию. Данный набор вещей не слишком обрадовал главного ученика, но тот лишь стиснул зубы и провёл под всеобщими любопытными взглядами своего младшего в свободные комнаты для учеников вершины. И только он собирался уйти, как его окликнули: — Шисюн, — заслужив внимание Мин Фаня, Ло Бинхэ неуверенно мнётся, прежде чем продолжить, — что... а... нет, точнее... кто всю ночь кричал? Наступает пауза, прежде чем слышится недовольное бормотание, — О, должно быть эти свиньи были слишком голосисты... — Чт..?! — Нет, ничего. Обживайся, — перебивает старший и поспешно уходит, оставляя ребёнка с дрожью и некоторой ноткой злорадного счастья осознания, что источником той ругани и молящих о помощи криков чуть ли не у самых стен его дровяного сарая были его мучители, попавшиеся Мин Фаню за своими проказами. Означает ли это, что “главарь” этой шелудивой банды, вовсе и не её главарь? Если будет возможность, Ло узнает, был ли причастен главный ученик к его несчастной жизни на Цинцзин на протяжении этих двух лет.