***
Сакура не помнит, как она умерла. В один момент она находится в своём рабочем кабинете, напряжённо вглядываясь в текст очередного документа, а в другой — кричит во всю мощь своих маленьких лёгких. Её зрение размыто, она почти ничего не видит, но слышит, как кто-то хлопает в ладони и раздаются восторженные крики. Затем тишина и… молитвенный хор? Никак иначе она не может назвать гул мощных, низких голосов. Это странно. Это пугающе. Но Сакура ничего не может с этим поделать. По крайней мере, сейчас.***
Озай аккуратно берёт свою дочь на руки. Его первенец. Его кровь и плоть. (Осознавать, что теперь он — отец, почти безумно.) Он смотрит на неё с нескрываемым любопытством — ему никогда прежде не доводилось не то что держать младенцев на руках, но и видеть их настолько близко. Маленькое личико было розовощёким и пухленьким, а ещё немного по-детски странным: было невозможно определить, чьи черты его дочь унаследовала больше всего — его или Урсы. (Он надеялся на последнее.) Как второй принц Нации Огня, он всегда знал, что рано или поздно ему, так же как и Айро, нужны будут наследники. Это был их долг — позаботиться о продолжении королевского рода, и Озай, в силу своего воспитания, воспринимал рождение детей, как простую необходимость. Он был уверен в том, что сможет справиться с этой ответственностью. Сейчас же он смотрел на свою дочь и не мог понять, что за чувство растёт у него в груди. Растерянность? Смущение? Что? Озай не знал, нравилось ему это чувство или нет. Он не знал, будет ли он хорошим отцом, сможет ли он воспитать из этой крохи достойного человека или, подобно своему собственному отцу Азулону, сломает и её, и своих будущих детей.