Общих точек нет

      Одновременно с тем, как перед Нортоном распахнулась оббитая клеёнкой дверь Резневых, Лисса ответила на долгожданный звонок дочери с первого же гудка, будто и вовсе не расставалась с трубкой за эти два часа. — Где Василиса? — Лёша свирепо посмотрел на Нортона, которому пришлось чуть склонить голову, чтобы пройти через порог.       Резнев считал себя настоящим мужчиной — совсем как отец, способный защитить слабую, хрупкую маму. Он тоже хотел защитить Василису.       В голове мальчик уже десятки раз выталкивал его вон из своего дома. — Твоей матери нет дома. — он констатирует, охватывая взглядом светлую прихожую, игнорируя заданный вопрос. — И не было с самого утра. Лужа от снега только под твоей обувью, обуви твоих родителей нет. Как и верхней одежды.       Но вместе с тем он искренне боялся этого человека. Острая неприязнь заставляла его дрожать. Но Лёша продолжал стоять, загораживая коридор. — Это незаконное проникновение в чужой дом. Немедленно уходите и не возвращайтесь. — Как можно твёрже сказал Резнев, поднимая на него взгляд.       И сталкиваясь с таким сильным презрением, которого не видел в свою сторону ни разу в жизни. — Ты умный парень, Алексей Резнев. — Медленно, растянуто. Угрожающе. — И я благодарен, что ты дружил с моей дочерью столько лет. Но ты тянешь её на дно. Ты, Лисса, всё ваше жалкое окружение. Вы помеха. Вы и ваша любовь к ней.       Алексей прекрасно понимал это, где-то глубоко в душе. Понимал, с сожалением смотря на Огневу, в очередной раз высмеянную за свой ум, или на то, как она пыталась заработать репетиторством с маленькими детьми на оплату мобильной связи, когда им с мамой не хватало денег под конец месяца.       Огнев мог дать ей лучшее. Это было понятно по одному его виду, по тому, как он подпирал своим ростом низкий, пожелтевший от времени натяжной потолок.       Василиса заслуживала, чтобы её возили на дорогущей машине в дорогущую школу, где все ей будут восхищаться.       Да, Нортон Родионович Огнев мог дать ей всё это. Но что же он заберёт взамен? Готова ли сама Василиса отказаться от прежней жизни ради всёго этого? От мамы? От Лёши? — И пусть! Мы всегда были рядом с ней, а вам было начхать на неё, пока она не добилась чего-то большего. Вы алчный до славы подонок, который бросил свою беременную жену на 16 лет!       Взгляд Нортона потяжелел, сделался стеклянным, будто что-то из выплюнутых в сердцах слов стало триггером, погрузившим его в неприятные воспоминания.       С ужасом парень понял, как сильно это выражение лица похоже на лицо Василисы, услышавшей особо обидное оскорбление или ещё какую-то гадость.       Поразительно похоже.       Грудную клетку невыносимо щемило, будто в эти мгновенья он и не дышал вовсе. Лёгкие жгло.       Алексей знает, как Огнева мечтала об отце. Он слышал, как она бормотала его имя, засыпая.       И всё же… Он эгоист. — Василиса победила в той олимпиаде без вашей помощи. И так будет и дальше. Она всего добьётся сама. А мы её в этом поддержим. Я не отдам вам её!       Резнев ждал пощёчины. Ждал, что мужчина отбросит его прочь. Он даже встал поудобней, в стойку, готовясь защищаться. Но Нортон стоял, сверля затуманенным взором дешёвенькую репродукцию Репина на стене. — Я… Я мечтал заниматься математикой. — Неожиданно спокойно и откровенно. — Это было целью всей моей жизни, моей главной амбицией — стать тем, кем я являюсь сейчас. Для этого мне пришлось пожертвовать многим. Очень многим. Но эти жертвы того стоят. Если бы я мог управлять временем, я бы поменял лишь одно — не дал бы Лиссе убежать… — Голос Огнева был каким-то отвлечённым, и сам он в этот момент напоминал безумца. — Чтобы поддержать Василису в её стремлении. Чтобы она не проходила через мой путь.       И тут он наконец вновь обратил внимание на старшеклассника. — Как бы ты не хотел оставить её подле себя, она уйдёт. Как бы ты не хотел, чтобы она в тебе нуждалась — она уйдет. Она уйдет, ведь лучшие друзья — лишь те, кто являются твоими единомышленниками, те, что полезны. А что ей можешь дать ты? Ты сможешь дать ей то, чего она действительно хочет?       Один шаг вперёд, и вот Нортон возвышается над белобрысой макушкой, еле достающей до его плеча. — А я могу. Ведь она в точности как я. И Лёша отступил.

***

— Наконец-то, Василиса, милая! — динамик с лёгким шипением говорил Лиссиным голосом. — Где ты сейчас? Всё в порядке? — Да. Отец забрал меня со школы. — Эта фраза была такой будничной, но такой чужой для Василисы. «Отец» резал язык, неловким бульканьем падал с губ. — Свозил в ресторан. Показал свой лицей. Предложил остаться на ночёвку. Молчание. Напряжённое сопение. — Я согласилась.       Василиса ждала криков. Нет, не так — она хотела их. Ей самой нужен был этот эмоциональный толчок, мамины слова, что всё это неправильно и ей нужно скорее бежать домой, к Лёше.       Что всё это не для неё, и Нортон уедет один, а она останется в квартире Резневых, и через пару часов вернуться с работы родители Лёши, и они все вместе будут печь беляши и готовить ужин. — Доченька… — Тихое, смирившееся. И что же произошло с ней за эти 10-15 минут, за этот короткий разговор с Нортоном, состоящий из пары враз? — Я понимаю, что это эгоистично, ограждать тебя от жизни, которой ты так желаешь. Я верила, что смогу делать это вечно, что ты сама поймёшь это, когда станешь старше. Я знала, что когда-нибудь он найдёт тебя. Я очень любила твоего отца, Василис. Ты подтверждение этому. Но за столько лет, что я его знаю, он никогда не ставил людей выше своих желаний. Я не хочу, чтобы он разбил тебе сердце. Но если это произойдёт… Ты всегда сможешь вернуться. Я… Я сдаюсь, Василиса.       Огнева вжала мобильник в ухо, в щёку, не веря.       После стольких лет игнорирования существования отца Лисса сдаётся? — Можешь пожить у него до окончания моей поездки. — Голос у женщины был убитый, выплаканный до хрипоты, до тошноты, застрявшей в солнечном сплетении. — И, если после твои желания останутся прежними, можешь перевестись в его лицей. Я не хочу быть ненавистной тебе, Василиса.       Где-то в гортани завязался комок злости. Это едкое чувство защипало глаза, обожгло щёки.       Непонятное, иррациональная ярость кричала вместо неё. — Сдаёшься?! Ты издеваешься? Да ты всю мою жизнь ты делала так, как тебе вздумается — отдавала деньги, что отец присылал мне, практически чужим людям! Скрывала от меня правду, что он — директор лучшего учреждения в Москве! Я всего лишь хотела заниматься тем, что мне нравится. Я всего лишь хотела знать, кто я. Все невзгоды, что были в моей жизни, вся нужда — из-за тебя! — Огнева кричала, задыхаясь, все переживания, весь этот долгий день слезами резал покрасневшие щёки, стекал на куртку. Она никогда не чувствовала себя настолько ужасно. — А теперь ты вот так просто разрешаешь мне? Я твоя игрушка? Мои чувства, мои мечты — это для тебя мусор? Я должна стоять у тебя на первом месте. Я! Моё будущее, моё счастье. Но дворовая кошка для тебя важнее. Твоя гордость для тебя важнее. Думаешь, я не хотела бы хорошей жизни, покупать новые вещи? Не хочу новый телефон? Ты даже не можешь купить мне телефон! Его выиграла я, в олимпиаде, по математике, которую ты ненавидишь! Ты меня ненавидишь! — Милая… — Молчи, молчи! Лишь из-за него! Лишь из-за отца! Из-за своей обиды на него… Ты… — Василиса ударила по скрючившемуся в страхе рюкзаку, скидывая его под ноги, в растаявшую грязную лужу. — Да! Я уйду с отцом. Мало того, я уйду учиться в этот лицей, я займу первые места! Вопреки тебе. Ясно?! И ты не помешаешь мне! Ты мне не нужна. Ты не нужна мне!       Слова кончились, стали невнятным мычанием. Они обе плакали в трубку, склонив над экранами рыжеволосую голову и пряча покрасневшие глаза дивного синего цвета в мокрых ладонях. Они обе ненавидели себя.       Что… Что она только что сказала?.. "Как же стыдно..."       Огнева уже хотела отключиться, водя мокрым пальцем по сенсору и оставляя след, как вдруг Лисса заговорила, торопливо, икая от слёз: — Ты хочешь правды? Что ж, ты её заслуживаешь. — Вдох-всхлип, побольше воздуха в сведённую спазмом грудь. — У твоего отца был выбор — мы с тобой или карьера. И он выбрал второе. Он выбрал карьеру, ради которой женился на девушке, которую не любил. Ради которой завёл от неё детей, чтобы получить место директора в этом самом лицее... Он всегда хотел заниматься точными науками и сделать себе имя в этой сфере.... Но вряд ли испытывал столь искренние чувства хоть к одному живому человеку. Я забеременела тобой, Василис, когда на руках его жены были два его ребёнка на руках. Я забеременела тобой после четырёх лет отношений с ним, в то время как он был женат лишь два года. Ты можешь считать меня ужасной матерью или думать, что я ненавижу тебя из-за того, что Нортон — твой отец, но это не так. Он сломал много чужих судеб, и я просто не хочу, чтобы ты была следующей. Или тем более пошла по его пути. Прости меня. Прости. Я чувствовала себя такой грязной от его поступков, от его поведения, что не могла заставить себя принять его помощь. Прости. Я правда обижена на него и никогда не смогу простить. — Лисса исступленно просила прощения в трубку, пока Василиса сверлила пустыми, стеклянными глазами обклеенный объявлениями подъезд. Так вот он какой. Нортон Огнев. — Извини меня, мама. Извини за все эти ужасные слова. Я не знала. — Хотелось прижаться к матери, вдохнуть запах стирального порошка и духов, как она делала всегда, когда они мирились — сжать в объятиях так, чтобы до хруста, до боли, уткнувшись всем лицом в мягкий живот и почувствовать, как злость медленно затихает. — Я позвоню тебе вечером, хорошо?... - Звонок неожиданно оборвался с той стороны, не успев донести до далекого Питера сокрушенное - Как успокоюсь.

***

— Я позвоню тебе вечером, хорошо?.. Я...— Контакт «Доченька» не успел закончить фразу, но не вытерпевшая Диара выхватила у подруги телефон и отключилась. — Возьми себя в руки, Лисса. Мы же говорили с тобой об этом. Ты совсем расклеилась, без слёз не взглянешь. — Решительно произнесла Дэлш, строго глядя на зарёванную женщину. — Прекрати, я сказала. — Прости… Я просто… Он… — Лисса тёрла и без того красные глаза, чуть покачиваясь на диване. Сотни километров, что разделяли их с дочерью, тяготили её. А бросить всё и поехать было нельзя — иначе её точно уволят.       Взгляд Диары смягчился. Подойдя ближе, она притянула подругу к себе, нежно поглаживая по небрежно собранным в пучок волосам. — Ну будет тебе, будет. Твоя дочь умнее нас с тобой, пообщается с этим козлом, поймёт, что он козёл и вернётся обратно. Она на самом деле не винит тебя… — Диара со вздохом спрятала телефон Лиссы в кармане своего пиджака. — Тебе же ещё даже 30-ти нет, может, пора позаботиться и о себе? Ты у меня такая красавица, может, дашь себе ещё один шанс с каким-нибудь приличным мужчиной?       Видя, что подруга не отвечает, женщина отпустила её, но тут же ободрёно вскинулась: — Давай я сбегаю до автомата и возьму нам кофе? Самое сладкое, что есть. Подожди меня здесь.       И, развернувшись на своих устрашающих шпильках, упорхнула — будто и не по коридору центра, где проходила профориентация, а по подиуму — столь уверенно она шагала.       Лисса, обняв себя руками, чувствовала, как её снова охватил жар. Снова Нортон выворачивает её жизнь с ног на голову, и снова она жалкая, сидит одна, не зная что делать. Высокая тень нависает над ней. Неужели Диара так быстро пришла? Нет, всё-таки в этот раз всё по другому — у неё есть друзья, которые её поддерживают…       С этими мыслями она опустила взгляд вниз, но вместо изящных кремовых шпилек увидела строгие, начищенные до блеска мужские туфли. — Как поживаешь, Лисси?       Старик в новеньком бордовом костюме-тройке смотрел на неё ясными, молодыми глазами серо-зелёного цвета. — Д…Дедушка?! — Как он появился здесь? Откуда узнал?       Санкт-Петербург со своими мостами, узкими мощёнными улицами и дворами-колодцами неожиданно оказался настолько тесным, что свёл вместе людей, не видевшихся больше 16 лет, в этом коридоре. — Когда я видел тебя в последний раз, ты тоже лила слёзы в три ручья. Ты с детства плакала по любой мелочи. — Родион Огнев улыбнулся, тепло, по-отечески касаясь её горячего мокрого лба. — Ай-яй, да у тебя температура! Хоть я и давно на пенсии, но нужно помочь больной — таков уж долг врача. Так ведь?..       Когда Диара вернулась, осторожно неся в стаканчиках кофе из автомата, Лиссы уже не было.

***

      Лёша вынес небольшой пакет с вещами Василисы — там были её учебники и самая приличная одежда, несколько вещей личного пользования и предметы личной гигиены, хоть Огнев и сказал, что это всё никуда не годиться и лучше купить новое. Он даже позвонил Елене с этой просьбой — всё же она лучше знает, что нужно девочкам. Именно она покупала всё необходимое Дейле и Николь.       Нортон не спешил выходить из дома, предполагая, что после разговора с матерью Василисе потребуется побыть одной. Он успел даже ответить на звонок Миракла и даже скупо поделиться подробностями. Тот пообщел, что придёт к нему домой на ужин. — Я убью тебя, если ты перешагнёшь порог моего дома. — Когда Нортон так говорил, не было даже надежды, что это шутка. — Я тоже тебя люблю, старина.       Огнев стоял, сдерживаясь, чтобы не разбить наушник о стену, на которой размашисто и воодушевлённо чёрным балончиком был нарисован хуй.       Слишком непонятный день. Слишком много ситуаций, где он не знал, как себя вести. Слишком много эмоций на несколько грёбаных часов. Всё слишком не под контролем.       Наушник, резко сорванный с уха, ударился о бетонную площадку и тут же был раздавлен подошвой кожаных туфель. — Я звонил. — Лёшка хотел произнести это с обидой, но, увидев зарёванное лицо Василисы, быстро задвинул это на второй план. — Ну, что ты? Ты в последний раз два месяца назад плакала, когда порвала мышцу и на конкурс не смогла поехать.       Резневу тогда пришлось волочить её на себе несколько кварталов, потому что отец был на вечерней вахте и не смог их забрать. — Ничего. Всё хорошо. Я видела пропущенные. Просто… Не знала что сказать. — Скажи, что придёшь завтра в школу. И если этот муд… твой отец что-то выкинет, тоже скажи. Ясно? — Он волновался, но молчал, закидывая пакет на заднее сиденье. Почему-то прикосновение к этой шикарной тачке не принесло ему никакого восторга. — Ясно. — Шмыгнула носом, вытирая его рукавом куртки. — Приду.       Василиса смотрела на Лёшку, чувствуя себя виноватой. — И прости, что позвонил твоей маме… Просто я очень беспокоился.       Вина только сильнее заработала челюстями, где-то в солнечном сплетении. — Ты мой друг. Ты хочешь лучшего для меня. — Огнева попыталась перевести тему. — Вот стану учёным, заработаю кучу денег и подарю тебе такую же машину на день рождения. Забились?       Вымученная улыбка. Захлопнувшаяся дверь. — Забились.       Огнев вышел из подъезда, как актёр на основную сцену — все будто бы смотрели на него. На его спокойное лицо. На его голое правое ухо.