Amor est miraculum

Как-то так, за разговорами и спорами прошло ещё два с лишним часа. За это время Алексею стало казаться, что он знает этого веселого человека всю свою жизнь. Проводница прошла по вагону и предупредила, что скоро поезд прибудет на вокзал. — Ну вот, почти уже дома, — протянул Владимир, убирая в сумку книгу. Алексей подумал, что будет грустно и глупо так просто терять контакт с филологом. — Может вы дадите мне свой номер телефона? Не хотелось бы терять связь… — Конечно-конечно, сейчас я запишу, подождите, — он суетливо начал рыться в сумке в поисках уже убранного блокнота, — вот он, так, а ручка… Алексей вспомнил о своем подарке. — Вот, возьмите пока, — он достал из коробочки изящную ручку. — А-а, вот она и пригодилась, — протянул мужчина и быстро начеркал свой номер телефона. Вопреки ожиданиям, его почерк был размашистым и не очень-то красивым. — Вы приходите ко мне на лекции, я буду проводить их в десятых числах, если вы ещё не уедете, — сказал Владимир, протягивая огрызок бумаги с номером. Алексей аккуратно сложил его пополам и сложил вместе с ручкой. Через десять минут поезд остановился на Московском вокзале. Свежий морозный воздух щипал нос и щеки. — Вы сейчас куда? Может вам вызвать такси? — спросил Владимир, пряча нос в воротник пальто, — что-то холодно уж очень… Алексей покачал головой. — Мои уже спят. Не хочу их будить, они даже не знают, что я тут. Ещё волновать их буду… Наверное остановлюсь в каком-нибудь хостеле на ночь или пережду в кофейне… — Да половина закрыта будет, вы что. А все отели и хостелы переполнены. Давайте тогда ко мне, утром прыгнете в метро — и домой. Я на Гражданской живу, в паре кварталов от станции. — Вы уверены? Правда можно? — Конечно, было бы нельзя, я бы не предложил. Сейчас вызовем такси и… Если не возражаете, я отойду покурю. — Да, да… Алексей уже забыл об этой привычке филолога. Он поморщился и отошёл подальше. Запах не доставал до него тут. Снег медленно падал с немного неба. Белые крупицы кружились в лёгком танце в свете фонарей. Алекс приблизил к глазам руку. На куртке оставались кое-где нерастаявшие снежинки. Они блестели и были похожи на мамины вязаные салфетки — такие же ажурные кружева с неповторимым узором. Владимир с кем-то разговаривал по телефону. Должно быть, заказывал такси. Через пару минут он подошёл к молодому человеку. От него пахло сигаретами, и Алексей не смог не отвернуться. — Я все, вызвал такси. Скоро обещал приехать, должен встретить на выходе. Пойдемте. И они пошли через знакомое здание вокзала с огромной новогодней ёлкой, звезда которой едва ли не упиралась в потолок. На улице пришлось искать машину. Правда недолго. Она обнаружилась у самого въезда, таксист ждал, опершись о дверцу. Он поздоровался и прыгнул внутрь. Заводить авто не пришлось, поэтому поехали сразу, как Владимир продиктовал адрес. Обычно Алексей ездил в метро. Было приятно спуститься вниз и снова оглядеть красивые станции, а потом дремать, несмотря на шум, пока знакомый электронный голос не объявит нужную станцию. Алекс жил на Политехе, и, возможно, ему даже не придётся ехать в метро — достаточно будет сесть в автобус. Мимо мелькали знакомые улицы и здания. Вот тут он гулял с мамой и маленьким тогда ещё Димкой, а вот тут проходила школьная экскурсия. Воспоминания приятной волной накатили на душу, согревая теплыми моментами. Вот они проехали до боли знакомый переулок. Если свернуть направо, то можно выйти к его дому. Там наверняка уже выключен свет, все спят. В его семье никогда не сидели до глубокой ночи и никогда не напивались «до свинячьего визга», как сказала бы мама. Алекс однажды перебрал, когда друзья позвали отметить праздник в компании, лет в семнадцать. Тогда он квасил до беспамятства, а потом блевал весь день от отравления. Тогда он поклялся всегда контролировать, сколько пьёт. Пока что обещание не нарушалось. Машина остановилась у незнакомой остановки. Владимир поблагодарил таксиста и заплатил ему. На этой стороне улицы стояла «Пятерочка», а на противоположной — кондитерская и небольшой универмаг. Дальше чернели огромные туши высоких домов, окна которых светились разноцветными огнями гирлянд. Владимир махнул рукой, предлагая следовать за ним. Мимо прошла орущая компания пьяных студентов. Во дворе визжали дети. «Почему они гуляют так поздно?» — подумал Алексей, глядя на их сидящих на лавочках родителей. Под ногами что-то оглушающе грохнуло, и Алекс замер от страха. Петарда. Владимир орал что-то бегущим от него детям, а потом потряс студента за плечо. — Эй, все в порядке? Несносные оборванцы! Куда родители смотрят? Кто так делает вообще? Алексей кивнул, показывая, что все хорошо и можно идти дальше. Неприятный осадок все равно остался, и Алекс чувствовал, как его слегка потряхивает. Снег скрипел под подошвами, блестя серебряными искрами. Где-то запустили салют. Он огненными цветами распускался в небе с громким треском. — Волшебно, — прошептал Алексей и поспешил догнать Владимира. Он уже открывал дверь в подъезд, обшарпанный и грязный, собственно, весьма типичный для таких домов. Лифт был чуть чище, но уже с разрисованными стенами. Владимир Иванович остановился напротив деревянной двери. Щелкнул ключ в скважине. — Проходите. У меня немного не прибрано, я надеюсь, вас это не смутит. Алексей вошел в душную квартиру. Так всегда бывает после студеного зимнего воздуха. На полу лежало ковровое покрытие, а на стенке висели красивые фарфоровые блюдца с изображением различных российских городов. — Я сейчас пойду чайник поставлю. Ванная и туалет раздельные, для ванной средний выключатель, для туалета самый нижний, — Владимир уже снял с себя длинное пальто включил свет в кухне, как понял Алекс. Сам он щелкнул средним, чтобы помыть руки в аккуратной ванной комнате. В светлой кухоньке с плиткой цвета парного молока уже закипел электрический чайник. Владимир любовно поливал выставленные на подоконнике цветы. — Я их на авто-полив ставил, но что-то у фиалки земля сухая, может сломался, — пояснил он, даже не глядя на вошедшего. Закончив, он отошел от стола, жестом предлагая сесть. — Вы без тапочек? Я вам не дал, да? У нас пол холодный, замерзнете, сейчас принесу. Вы пока налейте себе чаю, заварка вон в том шкафчике, кружки вон там, рядом, — указывая пальцем на нужные дверцы сказал мужчина и быстрыми шагами, едва ли не бегом, удалился в прихожую, где тут же раздался шорох выдвигаемых ящичков комода. Алексей чувствовал себя неловко в чужом доме. Он послушно достал заварку и две кружки, налил в обе кипятка, но Владимиру заваривать не стал — вдруг он любит крепкий чай или, наоборот, едва ощутимый? Горячий напиток обжёг язык и был пока отставлен для остывания. Владимир Иванович вошел в кухню, неся с собой фиолетовые домашние тапки, казалось, прямиком из девяностых, и несколько контейнеров и мешочков. Всю свою поклажу он положил на стол, кроме тапочек, которые он уронил на пол. — Надевайте, теплее будет. Это мне брат в дорогу положил, говорит, дома есть нечего будет, как приеду. Вот мы сейчас и подчистим немного, я один не управлюсь. Он достал тарелки. В контейнерах лежали салаты, которые обычно готовят на Новый год в большом изобилии. Алексей положил себе знакомого оливье. — Вы не стесняйтесь, ешьте, — добро усмехнулся Владимир и положил себе странного салата, по всей видимости с фасолью и грибами. Надо будет попробовать. — А вы в Москве в отеле жили? — спросил Алексей, нанизывая на вилку горошины. — Нет, я жил у брата. Он, в отличие от меня, уже с большой семьей. У него два замечательных ребенка, один старший, вашего возраста, а вторая девочка, на шесть лет младше, очень милая. Это она печенье пекла. — А почему вы не с ними праздновали? — Да, видите ли, туда должен был наш отец приехать, а я в свое время разругался с ним прилично. Чего я буду старика мучить своим присутствием, уехал, вот, домой. Я привык уже один отмечать, а тут вы, хоть какая-то компания. Тон его был какой-то грустный, не такой задорно-веселый, как обычно. Телефон в кармане, о котором Алекс уже успел забыть, снова завибрировал. В этот раз звонили через соц-сеть. И опять он! Алексей зло сбросил вызов. — Ваша пара? Алексей кивнул. — Вы бы все-таки ответили. Мало ли что. Она же волнуется, куда вы пропали, да ещё и в такое время. — Не могу. Она… Она меня предала! А я её любил! Никогда не изменял! — Так вы же не знаете, изменяла она или нет. — Знаю! Она была с ним, смеялась, заигрывала! — А если она все же сможет объяснить? Или ваша любовь ничего не стоит, раз её так легко разрушить? — Что простите? — Не подумайте ничего дурного, просто у меня свое видение этой ситуации как человека со стороны. Вы слишком сильно убиваетесь по этому поводу, не давая даже шанса все объяснить. А ведь вы даже не знаете всей ситуации. — Но… — Вот скажите, что, по вашему мнению, такое любовь? — Ну как же, это чувство… Самое сильное? Это страсть, привязанность, желание сделать все для другого человека. Когда бабочки в животе и легкость в голове. — А вот по мне, любовь это смесь такого количества чувств, что всех их и не перечислишь. Но и также холодный разум. Что останется после того, как чувства перегорят, страсть остынет, а бабочки упорхнут прочь и никогда уже не вернутся? Вот тут и вступает в игру привязанность, общие интересы, любовь не страстная, а бытовая, домашняя, как мы любим своих родителей, братьев и сестёр. Любовь это отчасти дружба, дружба невероятно нежная и крепкая, в которой надо уметь прощать и уступать. Любовь выражают в поступках обыденных, а не просто на словах. Вот, что такое любовь, по моему мнению. Так что позвоните ему, может вся эта ситуация не стоит ваших разбитых сердец. А если не сможете простить, то, возможно, это и не любовь вовсе? Алексей склонил голову. Аппетит окончательно пропал и он чувствовал себя пристыженным и несчастным. Как может он, старый филолог, который может и не любил вовсе, понять его? Он не видел Сергея с ним, вероятно, однокурсником, наряжающих вдвоем елку и звонко смеющихся над чем-то. В голове тогда было так пусто, когда он вылетел из квартры с рюкзаком, в котором лежал симпатичный комплект из шапки, шарфа и перчаток, любовно купленный потому, что Сережа недавно отдал свою единственную шапку мерзшему на станции мальчишке, потерявшему свой головной убор. Как Алекс гордился своим парнем тогда! И едва ли не плакал, стоя в вагоне метро, который увозил его в сторону Ленинградского вокзала. Билет он купил по дешёвке, когда кто-то отменил бронь. И поехал домой, где его никто не ждал. И сейчас кто-то осуждал его за такое решение? Тишина затянулась. — Простите, я забылся, влез без разрешения в личные дела. Можете посмотреть телевизор или поспать у меня в гостиной. Она прямо по коридору. Диван, правда, не разложен, но все же, — виновато произнес Владимир, уставившись в свою тарелку. Алексей поднялся с стула и кивком поблагодарил хозяина квартиры. Сейчас видеть его не хотелось. Гостиная оказалась большой, довольно современной, с большим телевизором. Правда, она не была последней комнатой. Ещё дальше была закрытая дверь. Она привлекла внимание Алекса, но он не решился туда зайти. Пульт от телевизора лежал рядом с миловидной статуэткой черной кошки, египетской, судя по её золотым украшениям на шее. Телеканалы были забиты ночными концертами и новогодними фильмами, которые из года в год никак не менялись и были пересмотрены десятки раз. Молодой человек осмотрел фотографии, стоящие на стеллаже, где стоял телевизор и кошачья статуэтка. На них были снимки разных людей, часто с них в камеру смотрел Владимир и похожий на него мужчина, видимо брат. Но что-то в нем было такое смутно знакомое… Понять, что именно, Алексей никак не мог. Также знакомым казался маленький короткостриженый черноволосый мальчик с пронзительными голубыми глазами. Видимо, племянник. В конце концов усталость взяла вверх, и Алексей уснул, даже не выключив телевизор. Перед тем как заснуть, он думал о словах Владимира. Может, стоило прислушаться и выяснить, в чем же было дело?