А однажды...

Нет, Зереф, конечно, догадывался, что ребёнок принесёт определённые проблемы, но что б настолько! — Пап, давай играть, — и Ракейд шибанул его деревянным мечом по ногам. Зереф тихо взвыл и, извернувшись, схватил сына зашкирку. Почему он должен этим заниматься? А, да, у всех праздник, у всех отгулы, а Вы, Ваш Величство, как хотите, так и выкручивайтесь. Надо было послушать Вару и взять в няньки робота. Почему хорошие мысли приходят в голову так поздно? — Нет, Ракейд, уже поздно, — стараясь своими руками не придушить своё же неугомонное отродье, Зереф медленно, но неумолимо потащил его в сторону купальни. Ракейд упирался изо всех сил, а будучи этериасом, да ещё и волшебником, они у мальчишки были не малые. Это Зереф понял давно. Из любви, не иначе, ещё четыре века назад совсем маленький Ракейд умудрился сломать ему палец. И если сначала Зереф ругался — больно, как-никак — то потом прибежала Анна и дала Великому и Ужасному чернокнижнику полковником в лоб. Нечего, мол, ребёнка нехорошим словам учить. А то, что ребёнку ещё года нет, и он ничего не понимает, но кости уже ломает, её не волнует. — Не пойду, — протяжно завывал Ракейд, — пожалуйста, отец, не надо! Зереф бы сплюнул, честное спириггановское, но бабушка Шей ему за такие выкрутасы даст шваброй по голове, а то что он Император, это так, мелкое недоразумение. Ракейд испуганно замер, смотря на воду, чем Зереф и воспользовался. Ничего не понимающий ребёнок улетел в чашу, а потом был старательно вымыт прямо в одежде («Ну ладно, заодно простирается»). Ракейд дулся старательно. Ракейд дулся долго — целых три минуты. А потом вода с волос стекла на пол, мокрая (и чистая!) одежда сменилась на сухую ночную рубашку и причин обижаться (тем более на отца) не осталось. В отличии от какой-то ночной активности. — Папа, а расскажи сказку. У Зерефа началась мигрень. В голове раздался далёкий, совершенно другой детский голос: «Братец, ну расскажи…» –… ну расскажи, — продолжал ныть Ракейд, и у Зерефа возникло стойкое желание покаяться во всех грехах, совершённых и нет, и тихо-мирно отойти куда-нибудь на тот свет, хоть бухгалтером к Анкселаме. — Ляжешь спать — расскажу, — пошёл он на сделку с демоном (своих же книг, ага). Демон лишь довольно кивнул, забрался под одеяло и показательно зажмури глаза, но потом всё-таки приоткрыл один: — А давай про дракона? — Про какого? — Насторожился Зереф. — Про четырёхкрылого, — подтвердил его опасения любимый сын. Сказка — тьфу, тьфу, тьфу — появилась где-то в районе Драконьего Хребта, аккурат после небольшого вторжения из-за грани всякой падали и стала притчей во языцех, а потом, лет пятьдесят назад, стала достоянием арболеского в общем и цинханьского фольклора в частности. Краткое описание сводилась к следующему: некий правитель (интересно кто?) очень хотел восстановить один город и пошёл на сделку со странным мужчиной, хотевшим за свои строительные услуги сущий бесценок — девицу, пускай и красивую. Текст-текст-текст, откуда-то взялся дракон-тяжеловоз, а договор по сюжету надо было выполнять, а девица замуж не хотела и пришлось правителю выкручиваться. Выкрутился аж до ребёнка – того самого четырёхкрылого дракона. Надо будет запретить Ракейду общаться с сыном лорда Юры — Инвелом, кажется, — а то ещё что-нибудь услышит. — Давай лучше про заклинателей из Цинханя, тебе ведь про них рассказывали? — Ага. Инвел. Там тоже будет весело, как про дракона? — Бессовестно сдал знакомого Ракейд. Сказки рассказывать Зереф не умел, да и не сказать, что бы много помнил, поэтому придумывал на ходу опираясь на то, что когда-то слышал: — И вот пришёл мастер Шэнь к тёмному заклинателю Илин и сказал ему: «Знаю, разверзнется скоро Хребет, да обернётся Бездной, и выйдет оттуда князь Лан, чтобы низвергнуть Императора Лэ. Но не мне одному это ведомо, но и ученику моему». — Сойеру, — неожиданно выдал Ракейд. — Кому? — Мне Вару рассказывал, — Ракейд сладко зевнул, — это мальчик такой, с Ишгара, ммм, — сон брал своё. Зереф довольно улыбался, незаметно складывая пальцы в очередную печать усыпления. — И ученику его Сойеру, что сам вздумал остановить князя, чтобы не причинил тот вреда его возлюбленной — прекрасной Лин Вэнь, грозной воительнице, — тут Зереф ненадолго задумался, припоминая, была ли Лин Вэнь воительницей и женщиной в принципе. — Как Ирэн? — Слабо спросил Ракейд. — А? — Лин Вэнь. Она как Ирэн? Зереф вспомнил Ирэн, её стиль одежды, манеру разговора. Помянул недобрым словом традиционные семейные ценности, детскую невинность и выкрутился: — Даже лучше. Пальцы слушались всё неохотней, глаза слипались («Неужели где-то напортачил в формуле?») и Зереф держался на чистом упрямстве, желая усыпить Ракейда до конца. — И пошёл мастер Шэнь к другу заклинателя Илин Лазурному заклинателю, что жил в самом Цинхане, где был градоначальником и во всём поддерживал порядок… Наутро у Зерефа нещадно ломило спину, затекла шея и сильно страдало самолюбие, поскольку заснул («Где же всё-таки ошибся?») он прямо так, на полу, опираясь головой о кровать Ракейда. Следующим вечером сын потребовал от него продолжения сказки.