Мороз по коже.

К тому моменту, когда на небосводе луна заняла своё место и засияла над винокурней, сверчки уже запели свою арию, а бабочки повсюду оставляли подле себя голубоватое свечение. В Мондштадте зажглись фонари. Лунное серебро, рассеянное всюду, было чутко и впитывало в себя любой шорох, любой шепот, любое движение. Тогда-то и возникли под виноградными гроздьями две фигуры, тогда-то и послышались голоса, свидетелем которых был лишь вечерний сумрак. — Иди сюда. Ещё сантиметр — и он точно встретился бы лбом с деревянной балкой, поддерживающей один из виноградников. Это обошлось, но его руки все ещё были сжаты холодными руками капитана Ордо Фавониус. В ответ на гневный взгляд, Кэйа лишь сладко, но тихо, смеётся. На его губах обосновалась издевательская ухмылка, не то усмешка, и Дилюку захотелось ему врезать, чего он, в любом случае, не сделал бы никогда. И Кэйа это знал, позволяя себе многое, продолжая так улыбаться, не обращая внимания на испепеляющий взгляд. — Ты не должен быть здесь. Я не... Он не договорил, ведь Кэйа снова не слушал его, снова делал по-своему, пытался его разозлить, пусть, быть может, ненамеренно. А может, наоборот. Стоило пальцам Кэйи коснуться кожи лица Дилюка, тот сразу же замолк, осознавая, насколько это бесполезно — спорить с ним, сейчас, пытаться отстранить. Сам Кэйа понимал, что Дилюк позволит ему многое, уже позволил, подарив на день рождения не только бокал того вина, но и поцелуй. От которого до сих пор срывало крышу.

Ну, а чего он, собственно, ожидал?

Кэйа больше не удерживает его. Рука в руке, пальцы сплетаются воедино, и Дилюк лишь сильнее сжимает его руку, лицо спокойное, но холодным нутром Кэйи ощущается — он пылает, горит изнутри, но не обжигает. Он никогда не мог его обжечь, пусть именно к этому он и стремился все недавнее время, и может быть тот поцелуй тоже намеревался быть чем-то, собирающимся сломать внутренний лёд, но все, кажется, пошло не по плану.

А может, и нет.

Рука все ещё в руке. Вторая — на талии, и это кажется рисковым движением, кажется, будто после этого он как обычно, получит по рукам, но единственное что получает Кэйа, это полуночный герой, что склонил свою голову ему на плечо. Со вздохом, не то от собственного разочарования, не то от бессилия, которое он испытывал рядом с капитаном Ордо Фавониус. У того даже мурашки побежали по телу, стоило тёплому дыханию коснуться кожи на шее. Дилюк почувствовал это, кратко ухмыльнулся сам, прикрывая глаза. Они стоят так с минуту, пока с талии рука Кэйи не перемещается на пылающую копну волос сводного брата, распуская огонь по плечам, зарываясь в него носом, чувствуя запах, пьянящий похлеще, чем вино. В лёгких горит, можно задохнуться, но он продолжает дышать им, пока Дилюк прошептал его имя, призывая не то к благоразумию, не то просто напросто отстраниться. Кэйа не слушается, нет, и вот его руки уже полностью прижали огонь к себе, не боясь, что можно было бы и растаять. Кэйа шепчет на ушко, отстраняя волосы, пальцами невольно или специально касаясь пылающей кожи, что вероятно, была ярче его собственных глаз, но жаль, что он не мог увидеть этого в темноте. — Я скучал. — Я знаю. Кратко, холодно, отрезает Дилюк, прикрывая глаза. Следующее, что он чувствовал, так это холодные кончики пальцев на коже лица, придерживающие его за подбородок, скользящие по щекам. Словно пошёл снег. Словно снежинки опускались на щеки, и тут резко — мороз, поцелуй в краешек губ, а подле и в сами губы, что раскрылись навстречу в молчаливом, невысказанном желании.