i’m in love with him. definitely.

      майский ветер продувает не только тело, но и все "за" очередного похода к тебе домой. ойкава всю дорогу ходил в одной футболке, несмотря на ночь, и ему было вполне тепло. но стоило оказаться у порога, на зло над районом навис холод, особенно над твоим домом. одно прикосновение, казалось, заморозит капитана аобаджосай и навряд-ли его уже что-то разморозит.       но, несмотря на холод, ойкава постучался. ведь это последний раз, когда он его ощутит.       тоору уже знает время, за которое ты подходишь к двери, и считает. не ошибся, когда спустя минуту и восемнадцать секунд из двери в лунном свете показалось твое лицо. заспанное и уставшее. ты еле открыла глаза и могла хоть как-то сфокусироваться.       — что ты тут делаешь? — ты скрестила руки и зевнула. слышно, как ты зла и готова отправить его за три кабели, но все равно ты осталась выслушать причину визита. как будто думаешь, что в этот раз будет другая причина.       — это последний раз, я обещаю, т/и.       ойкава хитро поступил, думаешь ты. он конкретно не ответил на вопрос, но сказал, что больше он не появится у порога. значит, причина та же. и ты даже не думала о другом варианте.       долгие раздумья, как в первый раз, не проходили через тебя. ты вздохнула и махнула рукой:       — тебе чай или кофе? — ты знала ответ, но спросила лишь для формальности. тоору последовал за тобой.       свет включился. ойкава сел за уже родной круглый столик. чайник начал кипятиться, а чашки были расставлены. прямо было окно, из которого виднелся квартал. луна оберегала его покой, а звездное покрывало убаюкивало жителей. ночной вид с аккомпанементом кипячения чувствовался чем-то нужным, обыденным. тоору точно будет скучать по этой рутине. и по тебе.       flashback       осенние листья падали и уносили разговоры учеников по всему городу. красно-желтая палитра сливалась с закатом. ветер бушевал с каждым упавшим листком и приходилось закутываться в поношенный кардиган в сотый раз. и в сотый раз ты отмахнулась от мысли пойти домой.       так ты будешь отмахиваться, пока на прилавке не останется хотя бы половина картин. и, как на зло, этого не получается достичь.       — спасибо! — зато уносится как листья кое-что другое. портреты капитана аобаджосай. и вот, ты опять наблюдаешь, как счастливая фанатка идет домой с твоим недо-творением. взглянула на коробку с выручкой и настроение чуть поднялось. она чуть больше, чем вчера.       — что это?       ты тут же подняла глаза на подошедшего. и как только дошло осознание, кто это, ты была готова открыть завод в штанах.       перед тобой стоял обладатель лица, которое буквально минуту назад унесли. ойкава, чертов, тоору. и сейчас он рассматривал две оставшиеся "работы".       — слушай, это может казаться странным, но это не то, что ты думаешь, — включилась твоя самая ужасная привычка тараторить. рот работал быстрее мозга, а руки тут же выдали вытворять непонятные жестикуляции. — точнее, да, это, по сути, то, что ты думаешь, но тут есть объяснение и свои нюансы, и—       — стой, стой. я ничего не понимаю. — и посреди потока слов тебя остановила его, на удивление, по-доброму произнесенная фраза. его брови были подняты и он чуть улыбался. страх осуждения медленно улетучивался.       — я правда могу объяснить... да, я продаю твои портреты, но не потому что я твоя главная фанатка или что-то типа этого... я... рисую и продаю их потому что люди больше ничего не берут. никому не интересны мои картины.       — а сколько ты их продала? картин, имею в виду.       — за сегодня только одну. из восьми. и то, пришлось сбить в цене на семьсот йен.       ты долго глядела на коробку с деньгами. в голове носились и очередное самобичевание за "низкие продажи", и то, как придется, по вежливой просьбе капитана аобаджосай, больше не продавать его портреты, и то, что после выручка значительно уменьшится, если вообще не опустеет.       — я больше не буду продавать портреты, обещаю. понимаю, как может быть неприятно—       — я разве просил?       что-то треснуло в голове. все представления и "что если" об тоору унес этот вопрос. этот тон, это выражение лица. он не был зол. ни на секунду.       — я не знаю, что у тебя там за ситуация, чтобы тебе пришлось продавать мои портреты, но... я не вижу в этом ничего плохого. тем более, рисунки очень красивые. и, кстати, я был бы рад послушать об этой самой ситуации.       "я не знаю, что у тебя ситуация, чтобы посреди ночи ты приходил ко мне"       тоору усмехнулся. такую реакцию, как в тот первый раз, когда он пришел ночью, он больше не получал. да и вообще он особо после того от тебя не получал.       — чего смеёшься? что твой чай остыл? — ты ухмыльнулась и демонстративно сделала глоток. но, кажется, ойкава даже не заметил, что чай и впрямь остыл. он лишь смотрел в никуда. — эй, чего ты?       — все нормально. — и капитан аобаджосай отпил чая. и ничего не чувствовал.       с того сентябрьского дня прошло почти два года. ты объяснила ту ситуацию, что в твоей семье туго с деньгами и приходилось зарабатывать как можешь, по дороге домой. ойкава же таскал картины и слушал. ему тогда было действительно жалко тебя и он тихо восхищался тем, как ты старалась не падать духом и все равно пыталась продавать.       уже у порога он понял, что хотел бы увидеться с тобой еще. хотел бы увидеть твои работы и твой "ларёк" у школьного входа. ты, опередив его, сказала, что будешь в том же месте вечером и была бы рада его увидеть. в следующую секунду тоору наблюдал за закрытой дверью и наслаждался остатками звучания твоего имени.       и спустя год с небольшим после встречи твои дела пошли вверх. тогда руководитель клуба по рисованию организовал выставку, где были картины всех участников. ты вообще не рассчитывала на отдачу, но именно твои картины "взорвали". посетители купили почти все работы и выпрашивали твой номер. ты шутила, что благодаря ойкаве дела улучшились и в этой же манере благодарила его. а тот радовался за тебя и надеялся, что все у тебя будет только впереди.       спустя время он тихо проклинал тот день. а проклинать было что.       айсберг дружбы между вами начал трескаться. все меньше вечеров он видел тебя за прилавком и в спортивном зале, а ответы в стиле "я не смогу, прости" чаще стали произноситься из твоих уст. иваизуми снова стал вытаскивать капитана аобаджосай из зала по ночам.       самое ужасное было в том, что ты ничего не замечала. не замечала, как трещина становилась больше с каждым днем и, пока ойкава искал спасение для вас, ты стояла на отколовшимся куске. и вы окончательно отделились.       ойкава не знает, кого тут винить и есть вина ли вообще. но знает, что той девушки у прилавка с его портретами больше нет. и с ее уходом ушла их дружба. уйдет и тоору.       — знаешь, что это последний раз, когда мы видимся, т/и? — ты не придала значения этому, как ребенок полагая, что это слова на воздух. всю оставшуюся ночь вы молча сидели в кухне, проживая последний день вашей дружбы.       поняла ты это только спустя месяц, как ойкава больше не стучался к тебе.