Желанная свобода с привкусом любви

      Адреналин бушевал в крови молодой Микасы Аккерман. Её сердце отбивало быструю чечётку, а дыхание сбилось к чертям, отчего неумолимо горели лёгкие. Идеально прямая спина прижималась к широкому и спасительно холодному стволу яблони, пока сама девочка совершенно не заботилась о том, что можно запачкать довольно стильное и дорогое платье.       Вытянувшись по струнке, отчего появился некий дискомфорт в мышцах, и задержав дыхание, Микаса внимательно прислушалась к внешним звукам. Спустя несколько секунд она услышала аккуратные легкие шаги, сопровождаемые еле слышным шелестом травы, и были они достаточно близко, отчего волнение в теле мгновенно возросло, а кроткая улыбка неожиданно озарила лицо девчушки, которая прикусив губу, ожидала, когда шаги начнут отдаляться от неё.       Чуть постояв, Микаса поняла, что шагов или каких-либо подозрительных звуков более вообще не слышно, лишь где-то в конце сада голосисто пели скворцы. В последний раз притаившись, чтобы слышать лучше, она убрала черный локон за ухо, а затем полурасслабленно выглянула из-за дерева, чтобы осмотреться.       «Никого», — совершенно не боясь, Микаса выдвинулась практически всем телом, а затем, приложив руку к дереву, окончательно вышла из своего укрытия, кротко поправляя прическу, которую так любезно сделала утром служанка.       Растерянно осмотрев открывшиеся перед ней сад, она оглянулась назад, а затем снова перевела взгляд впёред.       «И вправду никого», — поджав губы, девочка аккуратно двинулась в сторону груши, которая находилась намного дальше яблони.       Спустя пару секунд в саду и вовсе стало подозрительно тихо — даже скворцы с другими птицами перестали петь свои прекрасные живые песни. Держа ухо востро, она медленно шла к дереву, сжимая в руках платье средней длины, чтобы то не сильно шелестело, и девочка не смогла себя выдать.       Аккуратно ступая, она медленно приближалась к другому дереву, а затем что-то заставило её резко остановиться. Растерянно забегав взглядом по земле, Микаса резко оглянулась и, опустив подол платья, взвизгнула, отскакивая назад.       Вперемешку с её криком появился мягкий заливистый смех, который довольно громко разнёсся по территории сада. — Ты сведёшь меня в могилу! — девочка, тяжело дыша, смотрела на Армина, который уже утирал неожиданно появившиеся на глазах слёзы.       Всё ещё смеясь, он проходился ладонями по щекам и нижним векам, смотря на напуганную подругу, которая не отрываясь глядела на него. — Ты опять проиграла, — немного севшим от смеха голосом, сказал Армин. — Совсем прятаться не умеешь. — Это говорит тот, который сегодня чуть от испуга не упал в пруд, когда его нашли, — с огоньком в глазах ответила Аккерман, кладя руки на бока.       Мальчик хохотнул на её заявление, а затем махнул рукой, мол, с кем не бывает. — Мы можем сыграть ещё раз, но теперь водишь ты, — мальчика прошелся по своим белокурым волосам, убирая их с лица. — Родители скоро приедут, — выдала Микаса и от усталости присела у ствола дерева, смотря на свои ботинки. — Ох, а я и забыл, что сегодня миссис и мистер Аккерман уезжали из поместья, — Армин задумчиво уставился на изумрудно-зеленую листву, которая нежно переливалась на солнце. — А разве ты не обязана поехать с ними? — чуть погодя спросил у неё мальчик. — Родители сказали, что это встреча, где детям не место… Ну, а точнее, так сказала мама, — неторопливо ответила на вопрос Микаса, срывая травинку с земли и крутя её в руках. — Понятно, — мальчишка уселся перед ней, смотря на то, как она задумчиво крутит в руках растение. — А тебе бы хотелось с ними? — осторожно спросил он, внимательно наблюдая за выражением лица темноволосой подруги. — Не особо, — Микаса отбрасывает травинку, облокотившись о крепкий ствол. — Не люблю ездить по гостям с родителями, а особенно с мамой, которая постоянно меня куда-то тащит. — А отец? Ты про него мало говоришь, — девочка неожиданно подняла глаза на Армина, отчего по телу мальчишки прошёлся легкий испуг. — Извини, если я сказал, что-то неуместное, — мальчик опустил глаза, проходя ладонью по траве. — Нет, всё нормально, — Микаса улыбнулась ему, доказывая свои же слова. — Он никогда не интересовался мной, ну… — сделав паузу, она почему-то сглотнула, хотя в голосе было полное безразличие. — Мне кажется, что я ему никогда не была нужна, папа даже иногда делает вид, что меня просто нет, всячески игнорируя моё присутствие.       Армин нахмурился. — Какой же отец так делает, — немного грубо выдал мальчик, а Микаса горько усмехнулась его словам. — Я думаю, что нам пора расходиться, — неожиданно выдала Микаса, элегантно вставая с земли и отряхивая то сзади, то спереди своё любимое платье. — Твой дедушка скоро закончит работу, да и родители вот-вот должны вернуться, — Аккерман поправила ботинки, а Армин взволнованно кинул на неё взгляд, будто желал что-то сказать, но та, потрепав столь любимые белокурые кудри, начала постепенно удаляться от друга, даже не поворачиваясь в его сторону. И Армину пришлось в безмолвной тревожности смотреть ей вслед, который окрашивался темно-оранжевым светом вечернего солнца.       Даже такой короткий вопрос от Армина, заставил её взгрустнуть, стерев жизнерадостную улыбку с лица. Хоть в семье Микаса и была единственным рёбенком, но чувствовала она себя совершенно нелюбимой. Как обычно бывает — единственного ребёнка в семье все холят и лелеют, подтирают за ним каждую сопельку и кладут в ноги чуть ли не весь мир, но не в случае Микасы. Её отец хотел наследника и когда в ночь с девятого по десятое февраля появилась на свет девочка, это довольно сильно его расстроило. На самом деле настолько, что мужчина в ту же ночь ушёл из дома, оставив ослабевшую жену и новорождённую дочь на попечение служанок, а затем и вовсе не появлялся дома около недели, не желая видеть никого. За это время он не прислал ни одного письма жене, даже не сказал куда он ушёл. Но спустя неделю мужчина все же соизволил появиться на пороге своего поместья, но не желал и вовсе прикасаться к своей дочери, полностью игнорируя её существование первое время.       Даже сейчас отношения Микасы с отцом были не самые близкие и тёплые. Он совершенно не участвовал в её воспитании и редко с ней разговаривал, лишь по делу обращался к ней, а иногда и вовсе делал вид, что её не существует. Вроде бы столько лет прошло, пора бы перестать себя так вести и успокоиться, но отец девочки думал по-другому. Долорес же было всё равно на поведение своего мужа. Она не утешала его, не брала вину на себя и даже не ругалась с ним по этому поводу, ей было абсолютно всё равно, что он думал о ней и об её дочери. Хотел ребёнка — получай.       Конечно было множество попыток зачать ещё одного ребёнка, но все они оказались неудачными. Долорес за столько лет не смогла забеременеть повторно, и Джозеф совсем отчаялся, забросив попытки завести мальчика. Поэтому для темноволосой женщины самым главным пунктом в её жизни стало в будущем удачно выдать Микасу замуж. Раз наследника им не видать, то нужно хотя бы разобраться с будущем единственной дочери.       Но младшую Аккерман никогда не устраивала роль будущей невестки и матери детей, неизвестного для неё аристократа. Её мать ещё с самого начала дала понять, что будущего мужа для дочери она выберет сама, совершенно не слушая её или чужого мнения. Микаса старалась не припираться лишний раз и не начинать конфликты с матерью по этому поводу, прекрасно понимая, что её слушать уж точно не будут. Поэтому девчонка наслаждается тем, что у неё есть, а то есть временной свободой. Ведь никто не собирается отдавать замуж десятилетнюю несозревшую девчонку какому-то старикашке, а до возраста, когда нужно активно искать жениха, ещё очень далеко, поэтому девочка старалась не забивать этим голову.       Сейчас в её мыслях витали совершенно другие темы. Микаса постоянно искала свободную минуту, чтобы встретиться с Армином, так как скоро закончатся каникулы, и у них больше не будет возможности снова видеться и общаться, лишь следующим летом и то не факт, поэтому она старалась как можно больше времени проводить с ним, но это не всегда удавалось. Также Микаса была сильно удивлена тому, что матушка до сих пор не прознала про её общение с мальчиком и не поймала их с поличным, но тогда последствия для них двоих были бы просто ужасные. И Микаса шла по очень скользкой и опасной дороге, ведь общаться с простолюдином, это строжайший запрет, так как такое общение в будущем могло бы обратиться позором для всей семьи, если, конечно, про это узнает кто-то из знакомых, которые могут поднять эту новость на уши. Для её родителей самое главное — это хорошая репутация, а Микаса довольно сильно подвергала её сомнениям своим неподобающим маленькой аристократке поведением. Девчонка, конечно же, прекрасно понимала, что она творит и что нарушает, но ей даже в голову не приходило разорвать отношения с Армином, ведь у неё впервые появился хороший друг, о котором она так долго мечтала…

***

      В поместье было на удивление довольно темно и мрачно. Микаса тихо вошла через главный вход, то и дело осматриваясь по сторонам. Прикрыв за собой массивную дверь, она более уверенным шагом двинулась к роскошной и широкой лестнице, намереваясь пройти в свою комнату и продолжить изучать книгу, которую ей когда-то подарил Армин.       Туфельки резво стучали по древесине, а платье мило поднималось в такт движениям девочки. Миновав лестницу, она завернула в давно привычный коридор, который был обвешан разнообразными картинами разных именитых художников. Где-то здесь даже висел портрет родителей, который был сделан в канун свадьбы, и Микаса считала эту картину потрясающей. Ведь мама на ней была необычайно красива: её белоснежное платье и украшение были бесподобны, а отец рядом с ней был так красив и молод. И изредка Аккерман заглядывалась на неё, но не сейчас. Девочка прошла мимо столь шикарной картины, даже не взглянув на оную — ей уж точно было не до этого. Ведь больше всего на свете она желала поменять уже испачканное платье на более свежее, а затем приняться за чтение, дожидаясь родителей.       Встретив служанку, которая несла грязное постельное бельё, Микаса вежливо поздоровалась c женщиной, мило улыбаясь, та, конечно, чуть не сбила маленькую госпожу, но тоже ответила ей вежливым приветствием, проходя мимо. Скорее всего, служанка шла в прачечную на подвальном этаже. Девочка никогда там не была, но почему-то была уверена, что там очень жарко.       Посмотрев той вслед, Микаса наконец-то продолжила свой путь, задорно забегая в свою комнату и плотно закрывая двери. Несмотря на то, что солнце только садилось за горизонт в комнате уже горели свечи, что довольно странно. С осторожностью девочка прошла вглубь спальни и замерла. Холодный пот мгновенно прошелся по её спине, а в горле застрял противный ком волнения и тревоги. Пальцы крепко сжали платье, а в ногах появилась еле заметная дрожь. — Вы уже вернулись, — севший голос раздался в тишине комнаты. — Да, — Долорес тяжело и злобно выдохнула. — Нам нужно поговорить. Микаса, подойди сюда, — матушка показала ладонью рядом с собой, а сама сидела на краю кровати дочери. Отец же грозно смотрел то на жену, то на дочь, стоя подле окна.       Продрогнув от страха и жуткой тревоги, темноволосая покорно двинулась в сторону родителей, исподтишка кидая взгляды с отца на мать и наоборот. Когда девочка только двинулась, отец моментально отошел от окна и быстро прошёл мимо Микасы, демонстративно задев ту, отчего темноволосая слегка отшатнулась, неуверенно глядя на родителя. Перед самым выходом Джозеф громко схватился за ручку, будто хотел её сломать, а затем, хмуро посмотрев на жену, которая сидела к нему боком, даже не собираясь на него смотреть, просто кивнул, видимо, своим собственным мыслям, и быстро удалился из комнаты, хлопнув напоследок дверью. Он был зол, и Микаса никогда не видела отца таким.       Аккерман чувствовала, как сжималось сердце в груди, как кровь быстро бегала по сосудам, как воздух в комнате стал тяжелее, как ком в горле разрастался до гигантских размеров, перекрывая спасительный кислород. Будто она умирает… Хотя, почему «будто»? Абсолютно верно, она умирает. Умирает под взором яростных и одновременно бездушных глаз матери, которые будто наливались кровью. Девочка слышала, как женщина тяжело дышала, словно сдерживая то, что реально может убить её саму. — Мне кажется, я тебя сильно разбаловала, — руки женщины сжались на коленях, а голос стал холоднее. — Мне кажется, я тебе слишком много чего разрешаю, — голос стал чуточку тише, — раз ты имеешь наглость совершать подобное. — Матушка… — Молчать! — оглушительный крик прошелся по комнате, вонзаясь глубоко в уши и оставляя после себя звон.       И Микаса замолчала. Она дрожа смотрела себе под ноги, с ужасом осознавая, что один из самых огромных страхов её жизни воплотился в суровую реальность. Сжимая губы в одну полоску, девочка отчаянно сдерживала слёзы, так и норовившие соскочить с глаз и упасть на не самое чистое платье.       Долорес медленно поднялась, начала наклоняться и остановилась в нескольких сантиметрах от дочери да так, чтобы её холодное дыхание, щекотало тёмные волосы девчонки. — Значит, Армин, — шёпотом проговорила женщина, чувствуя, что ярость вскипает в ней снова.       Микаса отчаянно вскинула голову, чудом не ударив мать в челюсть, и посмотрела глубоко ей в глаза. — Пожалуйста, не надо, — хрипло произнесла девочка, чувствуя, как по щекам всё же потекли ручьи слёз. — Я самая худшая дочь на свете, но, пожалуйста, не надо, — дрожащие руки Микасы потянулись к маме, чтобы в поддержке сжать её локоть, но женщина буквально оттолкнула дочь, отходя от неё будто от мусора. — Ты не то, что самая худшая дочь на свете, — Долорес набрала побольше воздуха в грудь. — Ты самая настоящая последняя невоспитанная дрянь, позорище семьи! — услышав крик, который заставлял дрожать даже стекла на окнах, Микаса отдалась беззвучным рыданиям, смотря на аристократические пальцы матери, которые подрагивали от ярости. — С этого дня к тебе будет приставлен кто-нибудь из слуг, который будет всегда и везде следовать за тобой. С этого дня забудь про личное пространство! — Долорес сжала пальцами правой руки переносицу, стараясь хоть как-то сдерживать гнев. — С этого дня ты можешь забыть про своего вонючего дружка. Я увольняю мистера Арлерта, и он больше не появится на территории поместья со своим внуком!       И тут выдержка Микасы кончилась, как песок в песочных часах. Девочка громко и сильно упала на колени и закричала, сжимая подол платья матери. — Пожалуйста, смилуйтесь! Не увольняйте мистера Арлерта, прошу, не надо! — Аккерман младшая начала захлебываться в собственных рыданиях. — Я не буду больше к нему ходить, я забуду про него, я-я-я… — в голосе появилось заикание, а затем послышался раздраженный вздох. Долорес грубо схватила дочь за шелковистые волосы, поднимая ту с пола. Визг девочки оглушил не только комнату, но и коридор.       Микаса открыла глаза, но сквозь пелену слёз она так и не смогла разглядеть лицо собственной матери. Зато Долорес прекрасно видела всё. Области вокруг глаз сильно покраснели, а слёзы размазались по щекам и губам — от миловидного личика Микасы ничего не осталось. — Не собираюсь ничего слушать, — женщина грубо откинула дочь от себя, отчего та упала на пол, сильно ударившись бедром. — Армину и так тяжело… — шепотом проговорила девочка, падая головой на пол, слегка морщась от тупой боли. — Мне плевать, — Долорес хладнокровно осмотрела лежавшую на полу девочку. — Ты сама во всём виновата, ведь ты прекрасно знала, чем это может обернуться. Запомни на всю жизнь, — аристократка чуть ближе наклонилась к Микасе, пока та молящим взглядом смотрела на неё, — во всех бедах Армина виновата ты. Ты испортила ему жизнь, возможно из-за тебя он окажется либо в приюте, либо на улице, и для него ты станешь не другом, а самым настоящим врагом, — медленно и сдержанно говорила женщина, будто пробовала каждое слово на вкус. — Он будет ненавидеть тебя. — Прошу… — но Микасу уже никто слушал. Долорес быстро ушла, оставив за собой шлейф приторно-сладких французских духов. И всё, что осталось девочке, так это сжаться клубочком, беззвучно заплакав прямо на холодном полу.