I see the Fire in your Ice

Лишь Лаваренн, вечное дитя, скорбел об этом бессчётно, но не под силу ему было защитить ни Аргу, ни аргоадов, ни всех, кто обращал ему молитвы. С тех пор навеки стали печальны его глаза. (Из «Легенд о юности богов», рукопись из архива Великого Дома Тихой Песни)

— Стой. — Майре со смешком перехватила маленькую руку Нарды, дочери Келига, потянувшуюся к дрожащим ушам чёрно-белого пятнистого кролика. — Этого лучше не трогать, испугается сам и тебя напугает. Нарда сморщилась, но не заплакала, отвлечённая матерью — та поспешно сняла с пояса какую-то яркую игрушку, о назначении которой Линед даже не пыталась догадаться. Майре улыбалась: — Дантье, Келиг, а зачем вы вообще её с собой взяли? — Свежий воздух перед дневным сном, — отозвался Келиг. У него были резковатые, по мнению Лины, черты лица, но говорил он очень мягко, очень спокойно, даже вечными шуточками их Дома со всеми обменивался, не меняя тона. — Погоди, вот своих заведёте… — Об этом будем говорить после следующего Турнира Зимы. — Блейт, сидевший по левую руку от Майре, крепко обнял её за плечи. — Да и к тому же… Это ты у нас зелье не пил. А мы… Ну, авось Эндро смилостивится. — Имеем в Доме алхимика, а надеемся на Эндро, — рассмеялась Майре, — да простит она меня сейчас. Я вот уверена, что если мы его попросим, он придумает, как… избавиться от эффекта. — И взорвёт полдома, — хихикнул Блейт. Лина фыркнула: — А что, уже взрывал? — Ну не совсем… — протянула Майре. — Но один раз что-то такое у себя в лаборатории устроил, а Теган потом ему… устроил. Головомойку. И за потолок, и особенно за камзол с рубашкой… Теперь у Нейта робы прямо при входе висят. Чтоб не забывать. И не нарываться. Лина только головой качнула. Щепетильность Тегана в том, что касалось одежды и вообще внешнего вида её даже немного изумляла. Но чем бы кто ни тешился. — В любом случае, — Блейт взял Майре за руку, переплёл их пальцы, она привычно положила голову ему на плечо, — сейчас об этом говорить ни к чему. Разве что вон Лайти просветить… — Не надо меня просвещать, — буркнул сидевший в углу Талайт. — У нас некоторые и в пятнадцать его приняли, а мне зимой семнадцать будет! Небольшой ножик, которым он выстругивал какую-то деревянную фигурку, чуть соскользнул, но Талайт удержал его на волоске от своих пальцев, вздохнул и отложил. — Не рано ли в пятнадцать? — Дантье, казалось, совершенно не беспокоило, что дочь увлечённо дёргает её за волосы. — Неизвестно же, как судьба сложится. Можно встретить и не турнирную чародейку… Келиг приобнял её в ответ на эти слова, состроил Нарде «козу» из пальцев — та рассмеялась и потянулась к нему, отпустив волосы матери. Талайт скрестил руки на груди: — Я-то не знаю, почему они так решили. Ну, не хотят детей вообще, их дело… Все закивали, Линед — в том числе. Зелье, благодаря которому у рыцаря почти пропадал шанс зачать дитя, было в широком ходу, его принимали ещё в юности, чтобы и нагуляться как следует, и не огрести… последствий, с которыми было бы тяжело справляться. Вот только ни о каком настое, дающем обратный эффект, пока и слыхом не слыхивали. Но зная Натаниэля… он и правда мог такой изобрести, наверное, если упрётся. А то ещё вдруг в Тихой Песни что-то об этом вычитает… Она подавила вздох. Нейта здесь, в крольчатнике Дома, где сидели все и болтали просто так, отчётливо не хватало. — Оооохххх… — Майре с тоской взглянула на другого, серого на этот раз, кролика, подбежавшего к ней и ткнувшегося носом ей в ладонь. — Ты ел два часа назад! Отец меня убьёт за эту говядину, ну честное слово! — Ну корми их курицей, — предложил Талайт, снова принимаясь за фигурку. Майре махнула рукой: — Не едят. Думаешь, я не пробовала? И не знаю, как сделать так, чтобы они не привередничали. — А с крысами не вышло? — Блейт легонько подтолкнул её локтем. — Нейт целый день ворчал. — Сам же знаешь, что нет. — Майре говорила вроде бы досадливо, но улыбалась при этом так нежно, что у Лины даже сердце немного сжалось. Эти двое действительно любили друг друга, это было видно со стороны так чётко, как прожилки на листе в солнечный день, и её даже удивляло: почему на их пуговицах до сих пор нет лент, как у Дантье и Келига? Впрочем, всему своё время… — А Нейт может не ворчать, я всех ему в клетки вернула. — Мышей забери, — ехидно посоветовал Талайт. — Их не жалко. — Почему это? — Майре подняла брови. — Мне даже жальче. — Ну не знаю. — Талайт сделал резкое движение ножиком. — Мне крысы больше нравятся. Лина покачала головой. Слышал бы их кто сейчас… наверное, не поняли бы. Но ей было бесконечно уютно. — Да ты считаешь, если они от крыс отказались, то мыши им ко двору придутся? — рассмеялся Блейт. — По-твоему, решат, что они… не знаю, слаще? — Они мельче, — возразила и Линед. — Мне кажется, кроликам на один зуб. — Правильно кажется. — Майре улыбнулась ей. — Поэтому даже и пытаться бесполезно. Ладно… Ещё подумаю. — Да главное, чтоб не человечина, — продолжал ехидничать Талайт. — По крайней мере, не своя. — Я с самого начала всё сделала так, что никого в Доме они не тронут! — Будто бы в доказательство своих слов Майре подхватила кролика на руки, демонстративно поцеловала в мордочку и потянула за руку Блейта, подставляя его палец под маленький розовый нос. Блейт не повёл и бровью, кролик принюхался и отвернулся. — Вот видите? — Да я ничего не говорю такого. — Талайт прямо глянул ей в лицо. — Извини. — Я не сержусь, — улыбнулась она. — Но с рационом надо что-то делать… Лина прикрыла глаза. Она до сих пор не очень понимала, каким образом действовала магия Майре, как она устанавливала связь со своими… подопечными и всё остальное, но расспрашивать считала лишним. Захочет Майре — расскажет, а пока просто нужно было приучить себя не бояться «её лапочек», как о них говорила она сама. Рыжий и особо упитанный кролик проскакал мимо, и Лина успела коротко его погладить. — Что строгаешь? — Келиг, до сей минуты игравший с дочкой, обратил внимание на фигурку Талайта. Тот молча вытянул руку, и все увидели торчащую из его кулака лошадиную голову. — У тебя уже коллекция скоро будет, — негромко проговорила Дантье: Нарда уже дремала у неё на руках. Талайт пожал плечами: — Я люблю лошадей, почему нет? Эх… Скорей бы всё подсохло. В горы бы. Кататься… — Опять в горы. — Майре закатила глаза. — Отца скоро удар хватит от твоих гор, Лайти! — А от твоих кроликов — нет? — Талайт насупился. Келиг примирительно поднял руки: — Да ладно вам обоим. Отец есть отец. Его уже Нейт с Теганом закалили… — Что мы с Нейтом сделали? — Лина даже вздрогнула: шагов Тегана с улицы она совсем не услышала. — Обед скоро, шли бы переоделись… — Да какая разница? — хмыкнул Блейт. — Мы не были в дороге и даже не тренировались. Теган закатил глаза. Лине подумалось, что будь тут, опять же, Натаниэль, он бы на привычное Теганово «переоделись» ответил бы резче и язвительнее, и тут же началась бы шутливая перепалка, и… Теган столкнулся с ней взглядом, и ей показалось: он не только понял, о чём она размышляет, но и сам подумал о том же. Уголок его рта дёрнулся: — Ладно. Тогда к ужину. Майре, а то, что Буан котов по двору гоняет… это так надо? Буаном, очевидно, звали кролика. Майре важно кивнула: — Надо. У него тренировка. А то разжирел совсем. — Коты-то выживут? — фыркнул Талайт. Майре дёрнула плечом: — Выживут. Им не впервой. И вообще, я же уже сказала… — Ладно, ладно. — Талайт рассмеялся. — Просто об этом очень весело шутить. — Да шути, кто тебе запрещает… — рассеянно отозвалась Майре. — А сколько он уже бегает, не пора ли… Её прервал стук в ворота, громкий и настойчивый. Нарда приоткрыла было глаза, но тут же задремала обратно, успокоенная движениями рук матери. Теган просиял: — Эска, наверное. И исчез — только его и видели. Линед поднялась вслед за остальными — конечно же, Эсквинн нужно было поприветствовать, а ей, Лине, так и вовсе неплохо было бы ей вообще представиться как дочери Дома. Да и если это и впрямь была она, то и за стол они сядут уже очень скоро. Они высыпали во двор, как были — Дантье с дочерью на руках и обнимающий её за плечи Келиг, Майре и пара её кроликов, Блейт за её плечом, Талайт с торчащей из кулака лошадиной головой… Гранд тоже вышел на порог поместья — как раз к моменту, когда Теган откинул засов, и в распахнувшиеся ворота ворвалась девушка в развевающемся голубом плаще и с совершенно неприличным визгом повисла у Тегана на шее. Тот, хохоча, закрутил её вокруг своей оси, да так, что её ноги оторвались от земли. Лина коротко оглядела всех. Ни Майре с Блейтом, ни Келига с Дантье эта сцена, казалось, ничуть не удивила. Немного непонимающе таращились, кажется, только они с Талайтом. Она невольно вспомнила Махрета. Сколько ему было?.. Кажется, годами он едва ли сравнялся с Эсквинн, но Линед даже в самых смелых фантазиях не могла представить, что он станет вести себя настолько… ребячески? Нет. Живо. Она тряхнула головой. Это действительно больше не было её делом. Эсквинн, едва Теган её отпустил, помахала рукой так и не сошедшему с крыльца гранду, весело улыбнулась всем остальным, включая и Лину — интересно, её предупредили, или она сама знала? — и вдруг, прищурившись, уставилась на Тегана: — А Натаниэль?.. Теган вздохнул, и лицо его приобрело выражение ни дать ни взять — скорбное. Лина заметила, как прикусила губу Майре, как закачал головой Келиг, как Дантье спрятала подбородок в воротник плаща. Что… — Уехал, — тяжело уронил Теган. Гранд закатил глаза. Эсквинн кашлянула, хватаясь за его рукав: — Что? Опять? — Да. — Скорбь с лица Тегана стремительно переходила в его голос. — На этот раз — в Дом Тихой Песни, Эска. А что происходит в Доме Тихой Песни — непонятно, чего ему там научить могут — неизвестно, и каким он к нам после этого гостевания вернётся, даже ты предсказать не сможешь. Майре, не выдержав, прыснула. Блейт последние несколько мгновений уже неприкрыто ржал в кулак, и даже в глазах невозмутимого Келига плясали огоньки веселья. Гранд, прикрыв лицо ладонью, качал головой, но и в уголках его губ пряталась улыбка, и Линед позволила себе расслабиться. Что бы там ни крылось за этими… шутками, сейчас это было шутками. Эсквинн, моргнув пару раз, выдохнула сквозь зубы и с силой стукнула Тегана кулаком в плечо: — То, что ты сделал со своей совестью, Теган д’Энспор, — его настиг второй удар, — для произнесения при… младших, — третий, — не годится! Я же тебе почти поверила! — А если ты такому веришь, — смеялся Теган, — при чём тут моя совесть? Ай! Ну больно же!.. — Дурак. — Эсквинн надула было губы, но тут же весело фыркнула. — Ладно. Посмеялись — и хватит. У меня важное дело. — У тебя они всегда важные. — Теган приобнял её за плечи. — Ты как раз к обеду. Пойдёмте за стол. — Он обращался ко всем. — Там и расскажешь. *** К столу Теган, вопреки привычкам, шёл чуть не вприпрыжку. Боги, как же он соскучился — по Эске, по её широкой улыбке, по их вечным играм в поддавки — о, ещё неизвестно, кто из них был в ней сильнее! — и по ощущаемому теплу, что всегда окутывало его рядом с ней, ещё с самой юности, с самой первой их встречи в поместье Дома. А ещё — по возможности сесть с ней за один стол. Всем вместе. Нейта, конечно, не хватало, но Теган старался сейчас об этом не думать. Во-первых, не в последний раз. Во-вторых, может быть, он будет гостить в Тихой Песни недолго, и она ещё его дождётся. Его немного напрягало только хмурое лицо отца, но он малодушно решил, что о причинах такого настроения расспросит его позднее. Сейчас он просто привычно сел от него по правую руку, в то время как Эска устроилась ровно напротив. Берта и Ланвен вовсю расстарались, стол по-весеннему ломился, даже приборы сверкали и были разложены правильно; словом, Тегану было попросту хорошо — и всё тут. — Тебе свет не в радость, если из обычного приезда королевский приём не устроить, да? — рассмеялась Эска, скользя взглядом по блюдам, тарелкам и бутылкам — Теган решил расщедриться аж на Старое Горное. Он показательно надулся: — Ради такой гостьи, моя милая, стоило бы разорить столичные погреба. Но ты, на свою беду, слишком поздно нас предупредила. Майре хихикнула. Отец тоже усмехнулся, наконец-то прекратив хмуриться, и Теган, внутренне выдохнув, передал ему неоткрытую бутылку: — Разливайте. Когда были утолены первые голод и жажда, произнесены первые несколько порций традиционных шуток, и когда они перестали смущать Лину хотя бы видимо, Эсквинн откашлялась: — Мне снился сон. Все как-то разом умолкли. Сны предсказателей всегда были важны, указывали на что-то значимое — и далеко не всегда только для самих предсказателей. Беда была одна: разгадывать увиденные ими знаки можно было бесконечно, и не то чтобы многие в этом преуспели. Даже — опять-таки — сами предсказатели. — И он показался тебе настолько… интересным, — проговорил отец, — что ты предпочла приехать лично, а не доверять его бумаге? Эска деловито кивнула, заправляя за ухо выбившуюся из причёски прядь: — Он был разделён на несколько частей сразу, отец. Вы сами помните, насколько редко такое случалось. А учитывая, о чём народ шепчется… Линед едва слышно вздохнула, Майре чуть крепче сжала в пальцах вилку, на лицо отца вновь набежала тень. Теган закусил губу. Видимо, дела были совсем плохи, если о грядущей войне уже начали говорить в городах. — Да уж, — буркнул отец, принимаясь бесцельно терзать вилкой и ножом кусок мяса. — Рассказывай, коли так. Эска потёрла переносицу: — Сначала я видела книгу. Просто книгу, казалось бы, но её листы переворачивал ветер. И… я как будто и смотрела на эту книгу, но и немного… могла чувствовать то же, что и она. — Чувствовать… книгу? — подала голос Майре, непонимающе наморщив лоб. Эска пожала плечами: — Не так это и странно, крольчонок, это же сон, забыла? Майре смущённо улыбнулась — то ли потому, что Эска вспомнила её полудетское прозвище, то ли посчитав свой вопрос глупым. Ну и зря. — И книге, как бы это ни звучало, было хорошо, — продолжала Эсквинн. — Хотя кое-где она лишилась страниц, да и обложка была не в порядке — ей… понимаете, было хорошо от того, что ветер перебирал её страницы. — Занятно, — протянул Теган, пытаясь представить себе описанную картину. Получалось не очень. — А что было в книге? Эска закатила глаза: — Буквы, Теган. Но я не успела ничего прочитать, это был даже не брезийский. Я не знаю этого языка. Но буквы. И какая-то гравюра. То яркая, то наоборот. Она менялась. — Ветер? — тихо переспросила Линед. — Вы сказали, ветер. Эска смерила её внимательным, но тёплым взглядом. — Да. Есть предположения? Лина зарделась, но покачала головой: — Не уверена. Просто… вы, наверное, знаете, что я владею магией воздуха. Может быть, раз уж я теперь принадлежу ваш… Дому Лесных Озёр, это связано со мной? — И какой книге ты делаешь хорошо? — Теган постарался произнести это задорно, но мягко. Судя по улыбке Лины, у него получилось. — Не знаю. Но я действительно стараюсь много читать. — Суть не в этом. — Эска отпила из бокала. — Предположение и правда интересное, но я бы не была так уверена. Ветер может и не означать… себя. Грубо говоря, он может изображать даже огонь. — Не думаю, что книге было бы хорошо в огне. — Блейт прыснул. Эска чуть закатила глаза: — Я не трактовала всё это, поймите вы! Просто рассказываю. — Действительно. — Теган почувствовал, что надо прийти ей на помощь, а то замучают предположениями. — Я ж тебя знаю. Если бы ты была уверена, что это значит, то сразу и сказала бы. Она благодарно улыбнулась. Остальные, покивав, снова внимательно уставились на неё. Кто-то отложил вилку, кто-то отставил бокал. — Потом… — Эска наморщила лоб. — Пасть. Зубастая такая, но зубы как будто… не знаю. Старые? — Это наверняка я, — сострил отец под общий хохот. Эсквинн скроила обиженное выражение лица: — Нашли старого, тоже мне… В общем, хищная пасть. Я как проснулась, сразу вспомнила восточные легенды. — Про драконов, да? — влез Талайт. Эска кивнула: — Конечно. Потому что ни на какую знакомую мне пасть она похожа не была. Ну так вот, из этой пасти вырывался огонь. И… как будто хотел потухнуть, но его прикрывали руки. В крови. Кто-то присвистнул — то ли Блейт, то ли Келиг. Теган покачал головой. Это было ещё сложнее, чем книга. — И этот огонь… — Эска снова нахмурилась. — Я не знаю, как описать. Но он как будто… как будто дракон его одновременно выдыхал и вдыхал. И не мог вдохнуть, если огонь пытался погаснуть. А огонь не мог разгореться, если дракон его… не выдыхал; не знаю… И над всем этим — руки. Если они исчезали, не было никакого огня. Над столом повисла тишина. Эска через пару мгновений невесело хмыкнула: — Вот и я озадачена. Вечность его разберёт, что это, но я склоняюсь к мыслям о Востоке. На вашем месте, отец, я бы написала нашим старшим. Пусть хотя бы выяснят побыстрее, не нужно ли нам снова… договариваться. Потому что если у нас будет война, а с Востока вдруг… — Не продолжай, — суховато оборвал её отец, смягчая тон взглядом. — Я прекрасно тебя понял. И ты права, написать следует. Теган скрипнул зубами и отпил вина. Сейчас молчание казалось неловким, а он ненавидел таковое в стенах их дома. — Дальше, — продолжала Эска, — почему-то этот огонь как будто стал льдом. Или, может, так быстро знаки сменились, я даже понять не успела. Но огонь и ладони исчезли, и дракон тоже, а лёд… быстро пошёл трещинами. И разлетелся на крошки. И всё это… как будто под небом, только небо непонятное. В нём вспышки какие-то были. Зелёные, лиловые… я, признаюсь, ничего не поняла вообще, но лёд разлетелся. И это больно было, вы себе не представляете, мне даже кричать хотелось. И вспышки эти… Теган, качнувшись вперёд, накрыл ладонью её руку, лежавшую на столе. Она чуть напрягала кисть, а он знал: в этих случаях её нужно успокаивать. Она коротко улыбнулась, крутанула запястьем и сжала его пальцы: — Эй, что ты? Сейчас-то не больно. Теган закатил глаза, но руку убрал. Это он тоже знал. Не надо, так не надо. — Дальше… — Куда дальше? — Теган вытаращил глаза. — Ты хочешь сказать, что знаков было четыре? Эсквинн вдруг глянула на него так тяжело, что он не отпрянул только огромным усилием воли: — Нет, я не хочу сказать, что знаков было четыре. Я хочу сказать, Теган, что их было шесть. Келиг закашлялся, Дантье изумлённо подняла брови. Остальные тоже выглядели… до глубины души поражёнными, и Теган всецело разделял их мнение. Он уже и не помнил, в какие годы хотя бы какая-то пророчица видела во сне больше трёх знаков. Кажется, такая жила в начале века. Кажется, в Доме Алых Ягод. Теган с трудом прогнал от себя все нахлынувшие после этого воспоминания мысли и снова вернул всё своё внимание Эске. Видят боги: даже если никто ничего не понимал, включая её саму, слушать её сейчас было необходимо. И лучше бы они записывали — пусть всё это, разумеется, записала она сама, в двух экземплярах, и сейчас точно привезла им второй. — Может, конечно, и пять с половиной, — продолжала Эска, — но сути дела это, в общем-то, не меняет. Просто следующий знак появился… словно бы на фоне этого. Там две птицы будто ставили птенцов на крыло. И летели. Прямо вот на фоне этих вспышек. Я не поняла, сколько птенцов было, что это за птицы, тоже не поняла, но одна была белой. И как будто… оберегала вторую, что ли, но у меня было чувство, что вторая вот-вот клеваться начнёт. — Белая птица? — подал голос Келиг. — Тебе что, в грёзах принц де Дункелл явился? Шутка была, может, и не особо смешной, но она развеяла возникшее за столом напряжение. Талайт непонимающе нахмурился: — Принц?.. — Дом Белоснежных Перьев, Лайти, — напомнил Блейт. — У него ж лебедь на гербе, ты чего? Талайт смущённо уставился в стол: — Ну… ну это же молодой Дом, ну я же не могу всё помнить, ну… — Не расстраивайся. — Эска утешительно улыбнулась. — Как забыл, так и вспомнил, молодец. Но нет, Келиг, это точно был не лебедь. И вообще, ты слишком буквально всё трактуешь. А если учесть ещё и птенцов на фоне расколотого льда и вспышек, то я вообще не понимаю ничего. — Расколотый лёд, — задумчиво проговорил отец. — Ох, надеюсь, тут действительно… нет ничего буквального. Эска покачала головой: — Почти наверняка нет. Но это вообще коротко было, один полёт — и опять огонь. Только очень злой. И в нём горели кристаллы. Прозрачные. И какие-то расплавились, а какие-то… я не знаю, просто потом как будто появилась корона, и вот эти уцелевшие кристаллы в неё прямо… — Только короны нам и не хватало. — Теган едва не выругался, даже не замечая, что перебил. Эска всегда говорила, что корона во снах — знак омерзительный. Но сейчас она со странным спокойствием дёрнула плечом: — Это была не совсем королевская корона. Это были… знаешь, несколько венцов. Как с Турнира Зимы. И золотых, и серебряных. И они так… кружились, я не могла их сосчитать. Три, четыре, может, и больше. А потом эти венцы срослись с кристаллами, и… всё. Тишина. Тишина повисла и над столом. Теган лично чувствовал себя так, словно у него сейчас мозги полезут не только через уши, но и через корни волос — и, судя по лицам остальных, в своём ощущении он был не одинок. Эска вздохнула: — И мне уже показалось, что я проснулась. Только непонятно было, почему я лежу в траве под проливным дождём. Я не сразу поняла, что это шестой знак, потому что всё очень… очень по-настоящему было. Я лежала, пошевелиться не могла, и смотрю — передо мной камень какой-то. И на нём вроде что-то написано, как высечено чем-то, но дождь стеной, я ни слова не вижу. Она глотнула вина, переводя дух. — Но потом — это, кстати, удивительно — тучи ушли напрочь, и сразу солнце. И прямо на камень. И надписи такие чёткие, просто врезались в голову. Она замолкла. Молчали и остальные — тут можно было только ждать: врезались слова ей там в голову или не врезались, а вспомнить их всё равно следовало в точности. — «Да обратится огонь в вечный свет», — отчеканила Эска немного не своим голосом. Кто-то вздрогнул — Лина, Талайт? ладно, потом… — И ниже — «Да будет последнее королевство». Отец закашлялся, Келиг тоже. Теган помотал головой. Непостижимое что-то. — Если бы ты увидела это лет сорок назад, — отец говорил суховато, но на высокой ноте, — я бы это сразу объяснил. Но сейчас… признаюсь тебе честно: единственную идею, что бродит сейчас у меня в голове, мне озвучивать как-то не хочется. Эсквинн опустила голову — длинным, тяжёлым кивком. — Вот после этого я о войне и подумала. Но учитывая драконью пасть — всё-таки о войне с Востоком. Хотя пасть-то могла быть и не драконьей. Мало ли, допустим, кто там на Островах водится. — И птицы? — напомнил Келиг. — Вспышки в небе? Лёд? Дождь, в конце концов? Книга и ветер? Руки в крови?.. Эска несколько раз глубоко вдохнула, и Теган, не выдержав, поднялся, обогнул стол и встал за спинкой её стула, кладя руки ей на плечи. Пересказы снов всегда давались ей непросто, а тут целых шесть знаков… Она откинула голову назад, прижимаясь затылком к его животу, снова вздохнула и залпом осушила свой бокал: — Но одно я скажу почти точно. Дождь был весенний. Я бы сказала, что он случится… через год, возможно. Или через два. Но совершенно точно — весной. Только не этой. — Нда. — В голосе отца отчего-то слышалось необъяснимое спокойствие. — По крайней мере, это «последнее королевство» хотя бы отстраивать в тепле будем. Майре несмело прыснула, зажала рот рукой, но это всё равно было сигналом — над столом полетел смех, сначала нервный, трескучий, почти неправильный, но постепенно из него уходило напряжение, мгновение за мгновением он звучал всё чище, и сам отец улыбался, и Эска… Теган прикрыл глаза. Знаки никогда не стоило трактовать прямо. Эска твердила ему это всю жизнь. А значит — вряд ли она видела… зловещее будущее. И в любом случае — во-первых, сейчас они живы. А во-вторых — пророчества и давались для того, чтобы попытаться предотвратить неприглядное. А их много. Они в союзе с другими Домами. И видят боги — они постараются. *** Первым занервничал Гроаз — даже на лёгкой рыси принялся всхрапывать и мотать головой. Гюрваль склонился к его шее, забормотал что-то успокаивающее, придержал поводья — бесполезно: конь рвался вперёд, то ли слыша, то ли чуя что-то, чего не поняли ещё люди. Ибиль под Арзюром явно напрягся, но его тревога выражалась только в том, что он нервно стриг ушами. До поместья Соколиной Дубравы оставалось с четверть часа — на такой, с позволения сказать, скорости. Арзюр стиснул зубы. — Слышите? — Изельд выпрямилась в седле, напряжённо хмурясь. — Как будто… Арзюр, зажмурившись, едва-едва тронул бока Ибиля. Плевать-плевать, не совсем же на рысь перешёл, нормально, обойдётся как-нибудь, тем более что корсет он с утра затянул так туго, что вообще согнуться не мог теперь. Он пока ничего не слышал, но уже дёргался. Их лошади ни за что не вели бы себя так, если бы на то не было веской причины. Дорога, шедшая через лес, вывела их на холмы, и там они и замерли, поняв, что лес кончился. Перед ними простиралась поляна пней, казавшаяся жутким природным кладбищем, а у поместья… Даже отсюда было совершенно очевидно, что творилось у поместья. И лязг оружия, который, судя по всему, и услышала минутой назад Изельд, теперь уже долетал до ушей остальных безо всяких препятствий. Танет побледнел — резко, в одночасье, даже от ушей и затылка его отлила кровь, ровняя кожу цветом с одеждами. Что бы за дело у него ни было в Дубраве, связанная с этим делом битва его… напугала? А может, и впрямь напугала. Арзюр открыл рот раньше, чем Танет на него обернулся: — Езжайте. — Собственный голос подсел от долгого молчания. — Езжайте, говорю, там помощь нужна. Я доеду… ну, туда, откуда там выстрелить можно будет. Ну? Они сорвались почти с места, напрочь забыв, что лошадей лучше сначала разогнать. Но иначе сейчас никто бы не смог. Ибиль снова махнул ушами и сам сделал шаг вперёд. И Арзюр опять слегка сжал его бока, на ходу снимая с луки арбалет. *** Лита улыбалась. Улыбалась широко, красиво, и Махрет не сомневался — у неё свело щёки от этой улыбки, но если она перестанет, у неё задрожат губы. — Я её убила? — очень спокойно спросила Лита, мягко сжимая пальцами локоть Махрета. — Я убила её, да, лорд де Торри? Она почти никогда не была с ним настолько вежливой, предпочитала обходиться именем, и только при грандезе добавляла к этому имени якобы уважительное «лорд». Титул в сочетании с фамилией из уст Литы заставил Махрета вздрогнуть, едва он понял, что она под этим прятала. — Да. — Вместо него ей ответила невесть как оказавшаяся рядом Серен. — Молодец. Мы только что убедились, что твоя магия многого стоит. Улыбка Литы стала ещё шире, хотя мгновение назад Махрету казалось, что это попросту невозможно. — Спасибо, что позволили мне доказать мою полезность, Хозяйка. Серен кивнула, как ни в чём не бывало. Удовлетворение, написанное на её лице, казалось осязаемым, хотя на дне глаз Махрету чудилось некоторое удивление. — Я от них не ожидала, — спокойно проговорила она. — Упрямые идиоты. Куда как разумнее было бы дать нам то, что наше по праву и не терять людей. Их и так мало. — Конечно, соколы, но те ещё дубы, — тихо процитировал Махрет. Серен усмехнулась: — Именно дубы, Махрет. На голову. Что ж, нам тоже надо передохнуть, и тогда… Её перебили. Из-за баррикад раздался женский крик — не визг страха или отчаяния, а чистый, яркий и радостный боевой клич. И с их стороны на него ответила воплем одна из групп наёмников, в которую угодил прекрасный, идеально сформированный огненный шар. Лита, наконец-то перестав улыбаться, сильнее вцепилась в локоть Махрета, даже не пытаясь обрушить на горящих союзников хотя бы небольшую волну. Сидевшая неподалёку на земле Геневер вскочила, крепко сжала руки, но её магия была здесь бессильна. — Что это? — беспомощно пролепетал Махрет, понимая: надо встряхнуть Литу, ей ещё сильно аукнется теперешнее бездействие, так пусть оно станет хотя бы промедлением — но не мог этого сделать. Серен, на чьих щеках проступил кирпичный румянец, в ярости ударила кулаком по собственной ладони: — Забери их дурной огонь, — процедила она. — Много ты знаешь огневичек, кроме нашей Брегед? Будь они прокляты, что здесь забыл Звёздный Лёд?! Не обращая внимания на крики умиравших, она рванулась прочь, на ходу выкрикивая приказы, и Махрет, зажмурившись на мгновение, осторожно погладил Литу по волосам. Та вывернулась, глянула на него с бесконечным изумлением — и медленно, слишком медленно подняла руку. Махрет отвернулся. Тем, кто горел, вода уже помочь не могла. *** Было трудно найти такое место, откуда и получилось бы стрелять, и где он сам не стал бы лёгкой мишенью для вражеских лучников, но Арзюр сумел. Проверил напоследок арбалет, приготовил болты, прищурился. Дубраву атаковала Призма — впрочем, кто бы ещё стал — с парочкой чародеек и кучей наёмников. Арзюр глубоко вдохнул, выцелил одного и выстрелил. Попал. Радоваться было некогда: бой кипел, нужно было быстро перезаряжаться и стрелять — но Арзюр всё-таки успел окинуть взглядом обороняющихся, среди которых без труда выцепил взглядом и Танета, и Изельд с Гюрвалем, и девушку в белом платье — тонкую, хрупкую, с первого взгляда Арзюром не узнанную. На свист болта она обернулась, и резкий её взгляд едва не заставил почему-то пригнуться пониже к шее Ибиля. Но она тут же отвернулась, кивая, вскинула ладони в колдовском движении, и Арзюр наконец-то понял, кого видит. Сирша. Принцесса де Руанед. Арзюра охватил жгучий стыд — за то, что узнал он её только по её магии, по алым лентам, текущим от её рук и сплетавшимся в кровавую пелену щита. Да, он видел её в последний раз года три, а то и четыре, назад, и выглядела она тогда совсем по-другому, но ему казалось ужасно неправильным, что он помнил о ней, по сути, только то, что запомнили все. А потом что-то стукнуло в его голове. Соколы сражались в зелёном, в цветах их Дома, а на Сирше… на Сирше было белое платье. Белое. Танет ехал за ней. Ворон. Сбежав вместе с Сиршей, он доверил её именно Танету. Они действительно виделись тогда. Они, очевидно, поговорили, и поговорили мирно, раз уж Сирша носила теперь цвета Танета… В глазах защипало, Арзюр с силой зажмурился и выпрямился, вскидывая арбалет. Не время было слушать миражное хлопанье крыльев — наёмник с фронта Призмы нёсся прямо на Аластара, сражавшегося ещё с одним, и помогать тому наёмнику Арзюр не собирался. *** В библиотеке царили тишина и запах пыльных книг. Натаниэля... что греха таить, поразило открывшееся ему зрелище — бесконечные ряды стеллажей, выстраивающихся причудливым лабиринтом. Алан, приданный ему в качестве проводника, хмыкнул: — Удивительно, правда? — Да, — коротко отозвался Нейт, делая осторожный шаг на чуть истёртые каменные плиты. — Здесь ещё три этажа — верхний и нижний. И подвальные хранилища с документами. — И сколько же всего здесь наименований? Алан прищурился, будто вспоминая: — Не меньше двадцати тысяч. Убирать всё это донельзя муторно, — добавил он непосредственно, — но приходится по большей части самим. Каждый день — хотя бы несколько полок. — А если магией? — поинтересовался Нейт. — Книги повредятся, нельзя, — взгрустнул Алан. — Ладно, что ты там хотел найти? Натаниэль на мгновение замялся. — Я... наверное, и сам могу найти. Не хотелось бы тебя задерживать. Алан пожал плечами: — Попробуй. Но вообще меня по большей части освободили от уборки, сказали, везде тебя сопровождать. — Чтобы случаем чего не стянул? — улыбнулся Нейт, но Алан кивнул совершенно серьёзно: — Думаю, что поэтому тоже. Ну... на всякий случай. Обида кольнула и тут же отпустила. Кто он такой, чтобы распоряжаться в Тихой Песни? Стоило вообще порадоваться, что ему дали доступ к их сокровищам. Ко всем ли? — Можно брать любые книги? — уточнил он на всякий случай. — Почти. Кроме тех, что в башне. — А почему это запрещено? — Не запрещено, — терпеливо объяснил Алан. — Тут вообще... нет запретов как таковых. Просто грандеза Керидвен не советует, а если она что-то не советует — лучше не делать. Для своего же блага. Здесь Натаниэль был смутно с ним согласен. — Мне нужны алхимические трактаты... и ещё кое-что. Свод законов Ретерии. Алан чуть вскинул брови, но кивнул. — Пойдём. Нам не надо подниматься, только пройти до конца, там седьмая ниша. Можно не уходить, читать на месте — там сейчас светло. Заполучив нужную книгу в образованной стеллажами небольшой комнате с широким окном, Нейт уселся прямо за пюпитром, позволявшим удобно расположить увесистый том. Алан устроился по соседству, тоже сняв что-то с полки и погрузившись, казалось, в чтение с головой, но Натаниэль всё равно чувствовал себя неуютно, листая чуть пожелтевшие страницы. Смутная мысль, уже давно жившая в уголке его разума, стала явной ещё на пути в Тихую Песнь. Закон. Проклятый закон, запрещавший соперникам любить. Казалось, бесконечно давно — хотя прошло немногим больше года — по прибытии с Турнира Зимы отец вызвал его к себе на разговор. Тон его изначально не слишком понравился Нейту, и он гадал, что же ему предстоит. Не в привычках отца было устраивать выволочку за проигрыши на Турнирах, тем паче выжидать для выговора хоть бы за что так долго. К счастью, отец не стал мучить его догадками. К сожалению, Натаниэль, возможно, предпочёл бы именно это. — Я расскажу одну древнюю легенду, — начал он неторопливо. — Весьма поучительную. Но сначала задам один вопрос. Стоит ли разрушать всё, к чему стремился, ради чувства? В горле мгновенно пересохло. — Откуда вы... — Некстати выглянул в окно, — фыркнул отец не то раздражённо, не то досадуя на самого себя. — После короткой полосы. А уж после длинной... В общем, я достаточно тебя знаю. Как и то, что ты не отступишься. Нейт крепко зажмурился на пару мгновений. Тогда, «после короткой полосы», их не в чем было уличить — Юзуру просто обнимал его, утешая и объясняя, что его провал — не то, чем заканчивается жизнь. Но те, кто знал Нейта, не могли не понять: он позволил бы обнять себя таким образом только тем, кто был ему близок. И да — до недавних пор этого не мог бы сделать никто, кроме его семьи. Вот отец и… понял. А когда закончилась длинная полоса, на которой — отдельно от всего Турнира — Натаниэль победил, Юзуру просто вскинул вверх его руку во время донельзя официального поздравления. То, что ему не стоило этого делать, Нейт понял тогда же, едва поймав суровый взгляд Тегана, но теперь только укрепился в этом понимании. — Вот я и пытаюсь выяснить, — преувеличенно спокойно продолжал отец, — ты понимаешь, что тебе грозит? Натаниэль кивнул, пытаясь хотя бы чуть-чуть владеть собой: — Да, отец. Я... мы оба понимаем. — Он уже дважды завоевал венец принца, — тихо и, казалось, почти зло заметил отец. — А у тебя всё только впереди. Стоит ли любовь того, чтобы пожертвовать блестящим рыцарским будущим? — Мне не семнадцать лет, — отозвался Натаниэль — почти огрызаясь. — Немногим больше, — подтвердил отец. — Но ты не ответил. — Почему нельзя выбрать и то, и другое? — отчаянно воскликнул он и упрямо вскинул голову перед испытующим взглядом отца. — Мы не дураки, чтобы кричать об этом направо и налево. Никого не припирают за это к стенке без особых доказательств; Тегана... — Ты не Теган. И что будешь делать, если всё же припрут? — Я просто до этого не доведу. Глупый закон, — вырвалось у него почти по-детски, и отец не оставил этого без внимания — взгляд и тон у него смягчились: — Ох, Натаниэль... Законы не принимаются просто так — я о законах Турниров, конечно. Это не произвол, не дурость. Всегда есть прецедент, который вызывает закон к жизни. — И что же вызвало этот? — с плохо скрытым раздражением в голосе поинтересовался Натаниэль, но отец не одёрнул его. — Как я уже сказал, тебе не мешает послушать одну древнюю легенду. — Насколько древнюю? — Достаточно. Не перебивай. Так вот, некогда жили два юных, но уже славных рыцаря. В твои годы один из них стал принцем, а другой — эрлом, уступив самую малость, зато всякий раз теснил принца на Большом Ежегодном, трижды подряд. Были и другие сражения, но это значения не имеет — каждый из них был достойным соперником другому, и наблюдать за их поединком было поистине захватывающе. — Всё ещё остались свидетели? — не удержавшись, с усмешкой перебил Натаниэль. — Не такая уж она, выходит, древняя? Отец спокойно взглянул на него, но от этого взгляда Нейт смущённо опустил глаза. — Не язви. В древних хрониках порой описывали впечатления и от куда более отдалённых событий, но мы не об этом. Важно то, что рыцари были на виду, и, хоть и не выставляли напоказ, всем всё было более чем понятно. Взгляды, улыбки... Кто-то пожимал плечами, кто-то насмешничал за глаза, но в лицо, как ты понимаешь, никто бы не посмел их оскорбить, если жизнь дорога. Уже делали ставки, кто из них через год получит золотой венец, но ни одному из них больше не было суждено оказаться на Турнире Зимы. — Что произошло? — Натаниэль уловил в своём голосе лёгкую дрожь. — Никто так и не узнал точно. То ли ссора, то ли, напротив, один в чём-то хотел помочь другому и случайно покалечился... И они, и их гранды оставили это втайне, разве что сообщив Судейской Ложе, но больше никогда они не почтили полосу своим присутствием. Вскоре и вышел закон, запрещающий соперникам... отношения определённого рода. Конечно, на рыцарей с нижних строк турнирных таблиц смотрят не столь уж пристально, но на прямых соперников... — Я всё ещё не понимаю, почему их личная ссора привела к подобным запретам. — Натаниэль упрямо встряхнул головой. Отец качнулся вперёд, цепко глядя ему в глаза. — Тебе ли не знать, что полоса жестока? На ней нет места сердечным привязанностям — вспомни, как наказали, и совершенно справедливо, Бранвенна де Герайнта, когда он оставил её ради друга — всего-навсего ради друга! Полоса — не базар, чтобы превращать её в хаос и подмостки для личных драм. И там не место чувствам. — Мы достаточно сдержаны... — А это ты скажешь Судейской Ложе! — не выдержал отец. — Справедлив закон или нет, суров или мягок, но это, Натаниэль, то, что позволяет Ретерии существовать в мире. Вы все слишком молоды, чтобы помнить войну, но я скажу тебе так, вы — то, что позволяет Домам худо-бедно избегать кровопролития… в больших размерах. Поломанные кости и увечья тех, кто добровольно на это пошёл — меньшее зло по сравнению с тем, чтобы Дома, перестав сливать азарт в противостоянии рыцарей и чародеек, всерьёз взялись за мечи, теперь, когда Древний Север примирился с Ретерией, а Древнего Юга... — он с шумом выдохнул, но продолжил, — Древнего Юга больше нет на карте. Вы — воители этого нового мира. — Разве война и любовь не идут рука об руку? — В Школе Нейту доводилось читать стихи, из тех, что передавались в затрёпанных книжках из рук в руки, банальные, но близкие сердцам юнцов едва лет тринадцати, какими они были тогда. И это утверждение ему почему-то запомнилось чётче многих. Взгляд отца сделался свинцово-тяжёлым. — Чаще всего недолго. И несчастливо. Война убивает и любовь, и дружбу, и всё, к чему прикоснётся. Иногда — в прямом смысле. Мечом в глотку. Бревном. Магией. Стрелой. Что ты будешь делать, если случайно, в азарте соперничества, оттолкнёшь того, кто был тебе дорог, прямо на острые колья ловчей ямы на полосе? Нейт содрогнулся. — Вот то-то и оно, — подытожил отец уже почти спокойно. — Я не настаиваю, Натаниэль. Но эти мысли могут не дать тебе покоя однажды — и ты упустишь золото. Или вас призовут к ответу, точно так же, как и я, выглянув в окно в недобрый час, но не будут столь же снисходительны. Или... всё пройдёт гладко, но золото не принесёт тебе счастья. Подумай и реши, что ты выбираешь. И с чем готов расстаться. — Я... Я ни с чем не готов, — тихо, глухо ответил Натаниэль, опустив глаза. — Но я буду осторожен. Отец посмотрел на него со всей внимательностью и вздохнул. — Верю, верю... — К нему начал возвращаться обычный ворчливый тон, исчезнувший на краткие минуты почти без следа. — Голова у тебя на плечах есть. Только не забудь моих слов, будь любезен. И не говори потом, что тебя не предупреждали. Нейт кивнул, поднимаясь и направляясь к двери. Во взгляде отца он ощущал непривычную тревогу — и непривычную печаль, как будто разбередил старые раны, нанесённые в незапамятные для него самого времена. ...Воспоминания, как оказалось, вовсе не мешали ему тщательно пролистывать свод законов — от самых древних к новым. Закон не мог быть слишком уж древним — больно подозрительно отец тогда рассказывал о прецеденте. Так, будто лично был ему свидетелем. На беду, каталога у свода не было — просто записи в хронологическом порядке. Пришлось попотеть, радуясь, что Турниры были введены ретерами всего-то лет триста назад — в противном случае огромный кодекс пришлось бы листать вдвое дольше, просматривая ещё те прецеденты, что были в правление брезийских Королев. Закон действительно нашёлся совсем скоро — Нейт присвистнул, понимая, что ввели его уже на его веку, пусть тогда он только делал свои первые шаги, держась за чуть рассохшиеся доски на стене. «Именем королевы Рианнон, да будет отныне и навек правило — не должно быть любви и близости между соперниками на турнирной полосе, дабы не случалось им забыть о своём священном долге перед богами ради мимолётного чувства. Заверено в Сером Городе, 1601 год от основания Брезии». Нейт скрипнул зубами. Мимолётное чувство... Он не обольщался, не клялся даже себе, что с Юзуру они вместе до гробовой доски. Жизнь — непредсказуемая вещь. Сегодня ты для кого-то самый важный человек во всей Ретерии, а завтра... кто знает? Но между «вечной любовью» и «мимолётным чувством» есть огромное количество промежуточных точек. Шестьсот первый, значит? Интересно, чьё... мимолётное чувство так перепугало Судейскую Ложу, что они аж спохватились написать по такому случаю отдельный закон, да ещё и навеки? — Алан? — окликнул Натаниэль, но тот даже головы не поднял, с головой погрузившись в чтение. Присмотревшись, Нейт даже смог различить название — и усмехнулся. Роман «О семи рыцарях и прекрасной деве Ниневе» за авторством некоего лорда Персиваля Г. — Нейт подозревал, что это был псевдоним — был в Школе одним из самых ходовых. В основном потому, что название его было многообещающим — и частично оправдывало ожидания юнцов, впервые прикасавшихся к возможностям мира взрослых. Самым разным возможностям. В библиотеке грандезы Керидвен действительно можно было найти всё. Пришлось подниматься, заходить практически с тыла и осторожно трясти Алана за плечо. Тот сразу вскинулся и залился краской, мгновенно захлопывая книгу — однако одну из гравюр, намекающую на весьма вольные нравы «прекрасной девы», утаить ему не удалось. — Не волнуйся, я тоже её читал, — заверил Натаниэль сына Тихой Песни, чем несколько его успокоил. Однако ожидаемых вопросов на просьбу Нейта принести подробную историю Турниров за последние четверть века не последовало. Что ж, оно и к лучшему. Историю, к досаде Нейта, писали в Тихой Песни — то есть на брезийском, словно в насмешку над чисто ретерской традицией. Сама Тихая Песнь в Турнирах участия почти не принимала, лишь изредка готовя нового рыцаря или чародейку. Почему так случилось — Нейт не знал, да не особо и спрашивал. Всё одно понять Тихую Песнь — зряшное дело. Пришлось разбирать длинные, едва понятные слова с излишним, на взгляд Натаниэля, количеством букв. Впрочем, задачу облегчали знакомые цифры и крохотные гербы, нарисованные рядом с именами участников, если с каким-то из них возникали сложности. Очередная страница открылась на Большом Ежегодном Турнире шестьсот первого года. Имя победителя казалось смутно знакомым, но не оно привлекло внимание Нейта, а строка, которая, по его смутным догадкам, должна была означать «снялись с Турнира». Рядом стояли цифры — время, за которая была пройдена короткая полоса, время длинной же не значилось. Гербов не было рядом с этими двумя именами, но даже странное брезийское правописание не смутило Нейта на этот раз. На желтоватой плотной бумаге скупо значилось: «Priñs Tanet de Dubhkell Kont Erwann de Karadec». *** Если бы здесь был Кариг, он наверняка сказал бы что-то о том, как пахнет война. Кровью, железом, огнём, горелой плотью и деревом. И землёй. Но Карига здесь — всё ещё — не было, а сам Аластар так поэтично размышлять не умел, поэтому просто провёл кулаком по слезящимся от дыма глазам и отёр клинок о траву. Призма выжидала, Мадарх вновь приказала своим поредевшим наёмникам отступать, но они здесь, за баррикадами, радоваться не спешили. Такая радость уже стоила им Ины. Появление Звёздного Льда, конечно, внесло сумятицу в ряды Призмы, да что там — приятно поразило и самого Ала. Если принца де Дункелла они почти ждали — он же должен был вернуться за Сиршей — то никак не могли предсказать, что увидят здесь Изельд и Гюрваля, не говоря уже об Арзюре. Так быстро отреагировать на извещение о нападении они не могли, да тем более что — Аластар знал наверняка — матушка не просила никакой помощи. Но на объяснения времени не было: привести в порядок оружие, перевязать раны... Аластар не собирался жаловаться, но скрыть пятно крови на плече не сумел, и теперь пришлось неловко глядеть в сторону под руками и бинтами Айлы. Оставалось немного перевести дух и решить, что делать дальше. Матушка утёрла лоб, оставляя на нём чёрную полосу копоти — в горячке боя её перчатка занялась пламенем, что со всей холодной яростью метнул в её противника принц де Дункелл. Тому, что боги наделили его магией, Ал решил не удивляться. Наделили или нет — сейчас им это помогло. — Айла, собери силы и встань с Изельд и принцем, слышишь? — скомандовала матушка. Ал поднял на неё глаза и снова отвёл: она смотрела на него с тревогой, и видят боги, он этого не хотел. — Пусть твой ветер поможет их огню. Айла коротко кивнула — серьёзная, сосредоточенно закусившая губу, хотя и побледневшая от усталости так, что кожа её казалась зеленоватой — в цвет платья. — Отдохни. — Аластар коснулся её плеча. — Ты мне руку сейчас так затянешь, что я мечом махать не смогу. Он попытался улыбнуться — и у него, кажется, получилось: Айла робко приподняла уголки губ в ответ, снова кивнула, затянула на повязке последний узелок и отползла в сторону, приваливаясь к баррикаде, словно пытаясь набраться сил у родного дерева их Дома, пусть даже уже неживого. Ал поднялся на ноги. Рука слегка ныла, но это было неважно — и он улыбнулся ещё раз, матушке, поднимая меч и рассекая им воздух, только чтобы показать ей: всё в порядке, только чтобы из глаз её ушла эта дурная тревога. И она ушла — переплавляясь во что-то, что Ал стеснялся даже про себя называть гордостью. Но главное — ушла. — Сколько ж их у неё, провались она в Бездну… — пробормотал Доннхад. Он потерял пятерых, и лишь одного из них — раненым, а не мёртвым. И при таком несоответствии сил это казалось катастрофой, даже учитывая неожиданную помощь. Матушка поджала губы, крепко стиснув рукоять меча: — Главное — что их стало меньше. Ал глянул вокруг. Гюрваль встряхивал явно выбитым запястьем — последняя схватка не была удачной. Изельд, сидя на земле, жадно пила воду из фляги, нисколько не волнуясь, что проливает себе на грудь. Арзюра он видел плохо — тот занял такую позицию, чтобы его не достали враги, но судя по склонённой макушке, ему тоже приходилось несладко. Ну да, попробуй постреляй с его спиной… да ещё так долго… Сирша тем временем подошла к главе своего Дома — подошла осторожно, словно каждый шаг мог… если не стать для неё последним в жизни, то заставить упасть — точно. Подошла и схватилась за его предплечье, глядя в лицо, тревожно и… как-то непонятно. Принц поддержал её под локоть, и на его лице появилось какое-то подобие усталой улыбки. Его белые одежды выкрасила чёрным копоть, её — залила алым кровь. Чёрное и алое на белом. Алу вдруг почему-то подумалось о том, каким Домам эти двое принадлежали ранее, и он тряхнул головой. Странные мысли, очень странные. Ему точно не хватало Карига. И словно ему в ответ до ушей донёсся стук копыт откуда-то с востока, чей-то крик, полный ярости возглас из-за баррикад… Предзакатное солнце высветило лысину лорда Овейна, Ал безошибочно узнал макушки Кора, Иньо и Карига; Элиш помахала ему рукой — беззаботно, словно не на битву скакала. Матушка громко выдохнула — Аластар даже немыслимо испугался, что облегчение сейчас заставит её опустить оружие и тоже, по примеру Айлы, прислониться к баррикаде. Но она, конечно же, лишь широко улыбнулась. — В атаку! — донеслось от нападавших — Алу, в общем-то, было всё равно, кто кричал. — В Бездну вас всех, в атаку! — Пускай-пускай. — Изельд, в мгновение вскочившая, азартно улыбнулась, словно не было усталости. — Теперь-то шансы равные, а? Аластар поймал взглядом всё приближавшиеся улыбки Кора и Карига — и, не размениваясь на то, чтобы сосчитать людей за спиной лорда Овейна, глубоко вдохнул и поднял меч.