Сомния

      Гэвин идёт по тёмной узкой улице, освещенной редкими тусклыми фонарями. Тьма вокруг обволакивает липким коконом, словно дальше пяти метров от него мир забывает прогружаться, так и норовя скинуть неосторожного человека в небытие. Улица до боли знакомая — восточная часть Детройта, в нескольких кварталах отсюда дом Рида, но он почему-то идёт по направлению от него, а не наоборот.       С неба медленно падают хлопья снега, из-за ветра образуя косые нити, особенно заметные в свете фонарей. Снег летит в лицо, за шиворот, но холода Гэвин вовсе не чувствует; чувствует только страх. Необъяснимо, иррационально сильный, почти что животный страх. Потому что Рид знает, что будет дальше. Потому что кровь на костяшках превратилась в ледяную корку, хоть руки не чувствовали саднящих ран и пробирающего до костей мороза.       Гэвин сплевывает набравшуюся во рту слюну вместе с кровью, пару секунд наблюдая за окрашивающимся в алый цвет снег под ногами. В эту же секунду из-за тёмного угла одного из домов раздаётся рычание. Рид замирает, зная, что бежать бессмысленно. Так почему же тогда каждый раз он все равно бежит? Будто это что-то меняет? Абсолютно ничего.       Внезапно рычание сменяется частым дыханием и какими-то шорохами. Гэвин хмурится — это не по сценарию, этого быть не должно. В чём дело?       Вопреки здравому смыслу он медленно подкрадывается к той самой подворотне, опасливо заглядывая за угол. Трехголовый пёс лежит на спине, довольно дыша с высунутым языком, и подставляет под почесывания какому-то парню своё пузо.       — И это твой кошмар? Трехголовый цербер? — голос незнакомца не басит, мягким бархатом проезжается по ушам. Интонация на удивление не насмешливая, а понимающая, даже с нотками сочувствия.       — Кто ты? — снег в одно мгновение перестаёт идти, застывая в воздухе причудливыми сплетениями снежинок. Словно время остановили.       — Ричард, — незнакомец в длинном сером пальто поднимается с колен, заставляя оставленного без ласки пса разочарованно проскулить, и поворачивается к Риду. Каштановые волосы аккуратно уложены, а на спадающую на лоб волнистую прядь налипли снежинки, как и на длинные ресницы, обрамляющие такие же серые, как и пальто, глаза. Радужка какого-то удивительного полупрозрачного цвета, словно мазнули акварелью по холсту.       — Ты сломал мой кошмар, — у Гэвина вырывается нервный смешок, пока он беззастенчиво осматривает некого Ричарда с ног до головы. Тот выглядит как гребаный идеал, что это за кошмары такие, плавно перетекающие в эротические сны?       Рид осторожно трогает застывшую в воздухе снежинку, и та тает на подушечке его пальца.       — Как ты это сделал? — он снова хмурится, переведя взгляд на Ричарда. Парень загадочно улыбается уголками губ, рассматривая Гэвина в ответ. Он его тоже видел впервые.       — А это и не я. Это ты сам сделал, — Ричард дует на снежинки перед собой, и те, словно скользя по воздуху, отлетают Риду в лицо; мужчина фыркает. — Это же твой сон.       — Не понимаю, — честно признаётся Гэвин, только сейчас вспоминая про пса за спиной незнакомца. Цербер носится за висящими в воздухе снежинками, пытаясь поймать их сразу всеми тремя ртами. Морды то сталкиваются друг с другом, то тянут пса в противоположные стороны, пока тот с интересом первооткрывателя ловит широким языком снежные хлопья.       — Я помогаю людям с кошмарами. Так что я не «выдумка твоего больного разума», — со смешком цитирует Ричард одного из своих недавних «клиентов», — я вполне себе настоящий.       — Хочешь, чтобы я поверил в паранормальщину? — с долей скептицизма осведомляется Рид, отрывая взгляд от резвящегося щенка — вроде как врага номер один в его снах. Удивительно, что тот ещё не превратился в трехголовую чихуахуа, чтоб уж наверняка.       — Вовсе нет, — улыбка парня становится более явной, на что Гэвин подозрительно щурится. Ричард расслабленно опирается на кирпичную стену подворотни. — Могу я узнать твоё имя?       — Гэвин.       Рид вообще не уверен, что стоит говорить имя незнакомому человеку, ворвавшемуся в его сон. И он не уверен, что именно сейчас происходит, почему кошмар вдруг исчез и кто этот парень.       — Приятно познакомиться. Правда, вряд ли мы снова увидимся, — во взгляде незнакомца мелькает что-то вроде усталости и мимолетного сожаления. Он отлипает от стены, поправляет пальто и делает шаг к Риду. Потом ещё один, и ещё, всё же проходя мимо мужчины — к выходу на основную улицу.       — Стой… Ричард. Не хочешь остаться на сегодня здесь? — Гэвин оборачивается, в нерешительности теребя пальцами собачку молнии на куртке. Кем бы этот парень ни был, персонажем он был слишком любопытным, чтобы просто так его отпускать. Даже если он всего лишь проекция Ридовского сознания.       Незнакомец вправду останавливается, на его тонких губах снова играет лёгкая аккуратная улыбка. Помедлив, он кивает и жестом зовёт Рида тоже выйти из подворотни.       Мужчина бросает настороженный взгляд на пса, раздумывая, стоит ли для пущей надёжности запихнуть его в стоящий рядом мусорный бак перед тем, как уйти.       — Он не опасен, — словно прочитав чужие мысли, успокаивает его Ричард, в ответ на что мужчина непринуждённо фыркает, мол, не боится он эту шавку вовсе. Нет, ну если в его собственном сне ошивается какой-то человек, способный читать мысли Гэвина, то дело — дрянь. Неужели те новые таблетки так действуют на его несчастный мозг? В побочках вроде предупреждений о сероглазых шатенах, приходящих во снах, не было.       — Мрачненько, — констатирует парень, сканирующим взглядом изучая притихшую тёмную улицу. Иногда было интересно побывать в чьих-то личных мирах, рассмотреть детали, на первый взгляд незначительные.       В мире Гэвина веет опасностью и скручивающим внутренности испугом, который Ричард почувствовать по-настоящему не может — он не боится чужих кошмаров. Не может чисто физически.       — Попробуй сосредоточиться и сделать это место поуютней, — ясные серые глаза с каким-то искренним любопытством смотрят на Рида в ожидании его действий. Тот на мгновение теряется, не понимая до конца, что от него требуют.       В ту же секунду в доме слева зажигается свет — одноэтажное здание со стеклянной витриной, через которую видно незамысловатый интерьер какого-то кафе. Высокие барные стулья закругленной формы, столы тоже без резких углов, свет внутри тёплый, отдаёт приятным оранжевым оттенком. Вывеска горит мягким карамельным цветом, приглашая войти в уютное помещение.       — Неплохо, — шатен тихо одобрительно хмыкает, без раздумий подходя ближе и толкая тяжёлую стеклянную дверь. — Так и будешь там стоять?       Гэвин бормочет в ответ что-то неразборчивое и быстро догоняет голограмму собственного сознания по имени Ричард. Ну охереть теперь, это тот самый осознанный сон, про который с таким упоением затирал Мартинес из отдела по борьбе с наркотиками? А ведь над ним тогда все подшучивали, что теперь знают, куда он девает изъятые запрещённые вещества. Видимо, не такой уж это и бред, достигаемый только во время прихода.       Внутри кафе, должно быть, значительно теплее, чем на улице, но во сне контраст температур ощутить, увы, нельзя. Рид осматривается, действительно припоминая наличие этой кофейни в паре кварталов от несменного места действия его кошмара. Они вроде даже были тут с Тиной.       — Почему мне знакомо это место? — вслух задаёт сам себе вопрос Ричард, старательно пытаясь ухватить мутное, ускользающее от него воспоминание. Попытка не увенчивается успехом, но странное чувство дежавю всё ещё крутится где-то на периферии его сознания.       Гэвин этот вопрос незнакомца пытается игнорировать, но осознание того, что этот сон ощущается куда более реально и остро, чем все предыдущие, не даёт покоя. Мужчина в задумчивости даже не замечает, как Ричард усаживается на высокий стул, свесив с него свои красивые длинные ноги в чёрных узких брюках. Кто ходит в таком прикиде зимой?       — Не знаю, как ты это так быстро делаешь, но… — парень жестом указывает на появившиеся два стаканчика с кофе. О, Рид тоже понятия не имеет, как он в принципе это делает. — Я смотрю, ты любитель латте.       Стаканчики с кофе стилизованы под крафтовую бумагу, а чересчур натуральный пар, исходящий от них, заставляет Гэвина пожалеть о том, что это всего лишь сон. Латте с ореховым сиропом сейчас явно не стал бы лишним.       Ричард же успел снять пальто, оказавшись в чёрной рубашке с закатанными на три четверти рукавами. Красиво. И изящные пальцы, обхватившие зачем-то стаканчик с безвкусным ненастоящим кофе, и открытая шея с россыпью веснушек и родинок.       Красиво.       И странно. Странно осознавать то, что ты спишь. Иметь возможность управлять событиями в той или иной мере. Странно не видеть кошмары.       — Гэвин, значит, — звучит так, словно Ричард вместо кофе пробует на вкус имя Рида. Мужчина тихо усмехается, кивая, садится напротив сероглазого парня. — Расскажешь о себе?       — Мы вроде не на первом свидании после мэтча в тиндере, — он хмыкает, расслабленно поведя плечами, и бесстыдно рассматривает собеседника. Пожалуй, действительно увидь он такого в тиндере — не задумываясь свайпнул бы вправо. Хотя читать описание профиля тоже штука немаловажная, опыт с одним любителем бдсм у Гэвина уже был, пришлось тогда вежливо отказать.       — Ты прав, — вздыхает с напускным сожалением, пряча улыбку за кофейным стаканчиком. Рид зеркалит чужую улыбку, почему-то вправду искренне. На душе становится спокойно, и мужчина чисто ради приличия тоже берёт свой кофе. Надо будет с утра заехать в эту кофейню, но уже настоящую.       Спустя несколько минут Гэвин сдаётся: непринуждённо интересуется, «как там трехмордная псина». Через какое-то время он уже слушает рассказ Ричарда о своей собаке — хаски Инге с разноцветными глазами — и осознает, что впервые за долгое время его не тяготят чьи-то рассказы. Это вам не очевидцы и предполагаемые свидетели, любящие иногда трепаться не по делу, заставляя терпеливо напоминать им причину беседы; не сплетни кафетерия ДПД и не пьяные рассказы Фаулера на корпоративах о своей карьерной лестнице.       Рид тихо хрипло посмеивается, вставляя порой в чужое повествование глупые шутки, за которые Ричард награждает его улыбками и, когда шутка бывает особо хороша, смешливым фырканьем.       — Слушай, Ричи, раз уж это сон, могу я сделать глупость? — Гэвин делает глоток ненастоящего и безвкусного, но будто бы самого сладкого и ароматного кофе во всей его жизни.       — Попробуй, — с улыбкой пожимает плечами парень, ничуть не жалея, что остался сегодня в этом сне. По телу растекается приятное тепло, а в груди что-то щемит из-за давно забытого чувства.       Рид раздумывает пару мгновений, неуверенно жуя губу (ей богу, какое волнение, это же просто сон), и протягивает руку, впервые касаясь чужой кожи. Тёплой кожи. Ни приторный кофе, ни пробирающий до костей мороз не могли ощущаться во сне абсолютно никак. Ладонь Ричарда, которую так бережно Гэвин сжал грубоватыми пальцами, была тёплая.       Противный писк будильника раздаётся над самым ухом, резко вытягивая Рида из приятной дрёмы. Гэвин принимает вертикальное положение на кровати и усиленно трёт глаза, буквально слыша треск глазных яблок под костяшками пальцев. На кончиках пальцев всё ещё чувствуется фантомное прикосновение тёплой кожи, будто это был не сон вовсе.       — Что за черт…       Границы между сном и реальностью ощущаются слишком размыто, но детектив чувствует себя на удивление отдохнувшим. Впервые за… несколько лет, кажется.       — Это просто сон, — уверяет себя Рид, плеснув в лицо холодной водой уже в ванной комнате, чтобы окончательно смыть с себя остатки сегодняшнего сна, никак не идущего прочь из головы.       Просто сон.