— Что значит «ты не идешь»? — Аман мрачно нахмурился.
— Ну, я тут подумал. — Виолле беспечно закинул руки за голову, широко улыбаясь. — Тигум вы и без меня набьете. Дорогу до лагеря ты уже выучил, защитник у тебя есть. Зачем я вам там нужен?
— И чем же в таком случае планируешь заняться ты? — Аман сложил руки на груди. С каждой улыбкой Виолле градус его недоверия стремительно повышался.
— Ой, у меня такое секретное задание... Сам понимаешь, не имею права распространяться!
«Ты издеваешь?» — Ясно читалось в глазах Амана, однако озвучить свое недовольство он не успел.
— Я думаю, мы и правда вполне справимся вдвоем. — Кай мягко приобнял бывшего жреца за плечи, — как раньше.
— Как раньше уже не будет, Искатель, — прохладно отозвался Аман, но руку не сбросил. — Не покупайтесь на милую мордашку Виолле — наивные дэроны в Фейтоне не выживают. Просто кто-то собрался свалить на нас всю работу, а сам в это время хочет отсидеться в «Черном соколе».
— И вовсе я не туда собирался! — Тут же замахал руками Виолле. — Не слушайте его, Искатель! Это все зависть и предвзятое отношение!
Аман нехорошо прищурился.
— Думаю, каждый имеет право на отдых. — Рука на плече сжалась. — Мне не в тягость поработать за двоих. Пойдем, Аман, оставь его.
Аман не ответил, круто развернулся, сбрасывая с плеча руку, и двинулся в сторону Гниловодья, на ходу проверяя ножи в поясных ножнах. Кай тут же скользнул следом, больше не пытаясь коснуться дэрона, лишь тенью следуя его шагам.
Виолле проводил обоих довольным взглядом. Может, кто-то и считал его ветреным мальчишкой, но идиотом Виолле не был и слепым тоже. При всей грозности Кая, у него на лице было написано, как хочет он побыть наедине со своим старым другом. Впервые приметив, с какой щенячьей преданностью Искатель порой смотрит на Амана, Виолле едва сдержался, чтобы не рассмеяться в голос. Слишком уж противоречил этот взгляд образу нового эсдо.
Впрочем, желание поспособствовать чужим отношениям было не единственной причиной увиливания от прямых обязанностей. У Виолле и правда имелось одно небольшое дельце, о важности которого Аману знать не следовало.
Люди быстро забывают о том, что не мозолит им глаза, и, напротив, имея перед собой постоянное напоминание, порой реагируют на раздражитель быстрее, чем успевают подумать, стоит ли оно того. Убери напоминание — и все забудется.
Именно эту цель преследовал Виолле, тихо обдирая с портовой доски портрет Амана с крупной цифрой на лбу. Какое детальное сходство! Знать бы еще, кто малевал эти плакаты, да переломать художнику руки. Так, на всякий случай.
Виолле неспешно двинулся дальше, постепенно приближаясь к кордону. В самом Калазаре плакатов не было: сунуться со своими художествами к Авесте шеакрийцы побоялись, зато свою ставку украсили с огромной любовью, не иначе.
Виолле лишь скрипнул зубами при виде десятков лиц Амана, красующихся на стенах. Если он сорвет хотя бы половину, шансы самого Амана при встрече со жрецами получить пику в живот значительно снизятся. Все-таки память на лица — одна из самых ненадежных.
Вопреки ожиданиям, дело пошло неплохо. Жрецы как один старательно игнорировали постороннего дэрона на своей территории, не мешая тому творить свое черное дело.
Виолле с мрачным удовлетворением собирал свою коллекцию, чувствуя себя по меньшей мере политическим шпионом на задании.
Ух, как бы им гордился Кальдор, если б знал, чем его подручный промышляет вместо назначенной работы!
Тихой тенью нырнув за угол, Виолле бдительно пересчитал плакаты. Всего сорок два? Должны быть еще.
Взгляд сам собой упал на центральное здание, что выглядело куда пафоснее и больше остальных. Вот там он еще не был. Хм, и почему вокруг нет никакой охраны? Глупые шеакрийцы считают, что дэроны не полезут к ним в штаб? Это они зря.
Виолле усмехнулся.
Снаружи на стенах облюбованного строения плакатов не висело. Виолле даже немного огорчился и озадачился. Залезть внутрь? Или забрать те, что он уже сорвал, и пойти восвояси?
Дилемму, как ни странно, решило само здание. Размышляя, Виолле медленно обходил его по кругу, ища пути проникновения, и внезапно нашел открытое окно на втором этаже, в которое крайне удобно было залезть по растущему рядом дереву.
Виолле плотоядно усмехнулся, сунул трофеи за пазуху и ухватился за пересохший ствол, подтягивая свое худое тело на первую ветку. Ох, он просто понадеется, что дерево не ядовитое. Виолле подозрительно покосился на незнакомые листья. Из Шеакрии своей треклятой что ли привезли? Интересно, что это за пакость? Может, это особое охранное дерево?
Последнее предположение больше походило на фантастику, однако парень на всякий случай замер, с прищуром изучая шершавую кору. Жрать его дерево определенно не собиралось, более того, даже не скрипело под легкими шагами дэрона.
Виолле благополучно пробежал по длинной ветке и бесшумно скользнул в окно, тут же утонув ногами в мягком ковре.
В комнате никого не было. Это он выяснил еще до того, как успел сигануть внутрь. Неизвестно, долго ли удача еще будет ему сопутствовать. Стоит поторопиться.
Виолле бдительно осмотрелся. Кажется, это чья-то спальня. Какой дурак будет спать в центре форпоста? Виолле с недоверием покосился на здоровенную кровать с балдахином, идеально застеленную белоснежным, с золотой вышивкой бельем. Может, здесь живет принцесса? Виолле тихо хихикнул. По его мнению, кроме как какой-то дамы в далеком замке такая комната никому больше не могла принадлежать. Он как-то видел в библиотечной книжке похожий рисунок — те же стены в золотых храмовых узорах, тяжелая резная мебель из темного дерева, шкаф с книгами и большое зеркало возле комода.
Виолле приоткрыл рот от восторга. Он еще никогда не видел таких огромных зеркал. В них же можно увидеть всего себя с головы до ног!
Парень бесшумно прокрался к находке, с восторгом уставившись в идеальную поверхность. В серебре отразился худой взлохмаченный юнец в серых мешковатых одеждах, лишь подчеркивающих бледную до черноты, тонкую кожу и отсутствие всяких намеков на шикарный, усеянный шрамами торс или что-то вроде того. Лишь живые, горящие любопытством глаза привлекали внимание, но и они разочарованно потускнели при виде открывшейся картины.
Виолле никогда не задумывался над тем, как он выглядит. Жив, здоров, и ладно. Да и не было у него никогда поводов задуматься над собственной внешностью. А вот сейчас, стоя перед огромным зеркалом, Виолле вдруг почувствовал себя до отвращения жалким и безобразным. Он не цеплял взгляд мужественностью, как Кальдор или Сайка, не обладал светлой одухотворенной красотой, как Аман или Лианна, не покорял харизмой, как Искатель. Он был… обычным — незаметным, тощим фейтонским мальчишкой со слишком большими мечтами.
Виолле сжал кулаки, зло опуская голову. Смотреть в зеркало больше не хотелось. Хотелось и вовсе разбить эту стекляшку и все забыть. Но разве это поможет?
Трудно сказать насчет мужественности, но в чем-то Виолле был прав — до Кальдора и Сайки ему еще очень далеко. Бывалый агент Авесты не позволил бы себе заняться самокопанием прямо в сердце вражеского лагеря, так, что даже не заметил вспышку света у себя за спиной.
Лишь когда на плечи легли тяжелые ладони, Виолле вздрогнул, резко прикипая взглядом обратно к серебряной глади.
— Засмотрелся? — Человек, глядящий на него из зеркала, оставлял всякие сравнения далеко позади, прихватив и мужественность, и харизму, и даже одухотворенную красоту.
На его фоне Виолле почувствовал себя еще более бледным и серым. Он поджал губы, не желая разговаривать со своим врагом. Раз уж попался по собственной дурости, то хотя бы не болтать мозгов должно хватить.
— Похоже, в Авесте совсем потеряли совесть, раз засылают своих шпионов прямо в мои апартаменты. — Хватка на плечах усилилась, Федерико недовольно поджал губы в своей привычной манере.
— Авеста тут ни при чем. Молчание — золото, верно? — Но тут смолчать Виолле никак не мог. Если за его грехи шеакрийцы ополчатся на Авесту… Он сам себе не простит такого предательства.
— Охотно верю. Будь это дело рук Авесты, послали бы нормального шпиона, а не мальчишку.
— Я не ребенок! — Виолле дернулся, пытаясь сбросить с плеч руки.
Ха! Проще отобрать у Ваконды обед!
— Что ты здесь делаешь, Виолле?
Собственное имя из уст юстициара прозвучало хлесткой пощечиной. Виолле сжал зубы, с яростью глядя на отражение невозмутимого идеального лица, что так хотелось сделать чуть менее красивым. Понятно, отчего дамы в Калазаре основали целый фан-клуб поклонения этому… этому!..
— Ответишь по-хорошему, отпущу целым и невредимым, — прозвучал над головой усталый вздох. — Продолжишь молчать — мне придется принять меры.
— Что, будешь меня пытать? — Виолле недовольно ощерился, чем заслужил еще один усталый вздох.
— Я похож на отъявленного садиста? — Федерико вопросительно приподнял бровь.
Виолле замолчал, продолжая наблюдать за юстициаром через зеркало. Почему он такой красивый? Бездна дери, почему он такой красивый?! Виолле стиснул зубы. В душе смешались в неясный комок восхищение чужой красотой, черная зависть и ощущение собственной неравности этой божественной красоте.
Он никогда раньше не видел Федерико так ясно и так близко. Встречи их всегда происходили при каких-то сумбурных обстоятельствах: в первый раз перед глазами все плыло после удара головой, во второй —Виолле был пьян, а на улице темно, поэтому он помнил лишь общие черты и голос, но узреть первого юстициара во всей красе юноше довелось впервые. И почему он попался именно ему?! Или хорошо, что он попался именно ему?..
— Не похож. — Виолле заставил себя улыбнуться. — Может, договоримся?
— Может. — Федерико усмехнулся. — Но говорить будешь ты, а я слушать. И лучше тебе говорить то, что я хочу услышать, Виолле.
— А можно тогда сразу список запретных тем? А то, знаешь, меня порой заносит. Вдруг я случайно пошучу про панталоны архиепископа, а тебе не понравится.
— Не испытывай мое терпение, Виолле. — Федерико помрачнел. — Я и так позволил тебе прогуляться по всему лагерю и содрать плакаты с Аманом, но ты, видимо, слишком уверился в своей безнаказанности, раз решил еще заглянуть и в мою спальню.
— Ой, так это ты та принцесса! — Виолле обрадованно фыркнул. Смысл первой части фразы дошел до него с запозданием. — Подожди.... В каком смысле «позволил»?!
— Для чего иначе мне сообщать тебе о судьбе Амана? С моей стороны было бы странным отдавать приказ об отмене приговора архиепископа. Другое дело — если какой-то ушлый дэрон поснимает все плакаты, а запасных вдруг не окажется.
— Раз уж ты позволил «ушлому дэрону» свободно разгуливать по всему кордону, то почему бы не позволить тихо уйти? — Виолле скрипнул зубами. — В конце концов что о тебе подумают, если из спальни великой устрицы вдруг начнут слышаться стоны и мольбы?
— Подумают, что я поймал шпиона и допрашиваю. — На лице Федерико не дрогнул ни один мускул.
— Кажется, ты меня не понял. — Виолле ухмыльнулся, в лохматой голове неторопливо созревал отличный план, надежный, как умарские мечи. — Что они подумают, если вдруг этот самый шпион начнет издавать вот такие звуки. — И Виолле протяжно застонал, имитируя типичное музыкальное сопровождение по вечерам на спальном этаже таверны.
Если он хотя бы наполовину правильно оценил ситуацию и характер Федерико, реакция будет однозначной.
— Ты что творишь?! — А вот это растерянно-непонимающее выражение лица определенно стоило усилий. В душе Виолле зажегся огонек азарта.
— Ох, милый Федерико, полегче! Ты оставишь на мне синяки! — Возглас получился донельзя громким и капризным.
Виолле удовлетворенно подумал о том, что даже на улице его было хорошо слышно.
— Ты с ума сошел. — Прозвучало над ухом злое шипение, и дэрону крепко зажали рот рукой.
Виолле с интересом отметил, что ладони юстициара на вкус солоноватые и до сих пор пахнут ладаном. Но не думал же он, что на этом концерт одного актера закончится? Виолле выгнулся плавной дугой, откидывая голову на плечо Федерико, и громко застонал. Из-за руки стон получился сдавленным и еще более пошлым, а дэрон со смехом отметил, что если рассматривать снизу вверх, то юстициар уже не кажется таким красавцем, особенно когда его скулы и щеки покрывают алые пятна стыда.
— Прекрати немедленно, пока я не свернул тебе шею. Ты что, слишком сильно тогда головой ударился?!
Федерико растерян. Виолле холодно фиксировал малейшие изменения в поведении и голосе юстициара, не прекращая издавать отвратительные пошлые стоны. Точнее, это с точки зрения Федерико они были отвратительны. Виолле даже начал входить во вкус, очень громко намекая, что, если юстициар ничего не сделает, его репутации конец.
Стоит смутить его еще больше, окончательно переключить внимание. Виолле отклянчил задницу, пытаясь потереться о пах юстициара.
Точно молния прошибла все тело дэрона. А вот такой реакции он совсем не ожидал... Создатель милосердный, как вообще в такой ситуации можно?.. Ох... Бездна. Виолле подавил желание с воплем отскочить подальше.
У Федерико стоял. И стоял слишком крепко и очевидно, чтобы это можно было так просто игнорировать.
От прикосновения юстициар сдавленно выдохнул сквозь зубы, темнея лицом. Виолле резко впечатали в ближайшую стену, жестко фиксируя запястья над головой.
— Прекрати. — Искаженное непривычными эмоциями прекрасное лицо теперь было совсем близко. Кажется, только протяни руку.
— Договоримся? — мурлыкнул Виолле, холодно решив отыгрывать роль до конца. — Ну правда, что ты так завелся? — На губах дэрона мелькнула усмешка. — Я не собирался ничего тут красть, заглянул проверить, не осталось ли плакатов, и нашел зеркало.
— Что не так с зеркалом? — Федерико непонимающе выгнул бровь.
Вопрос застал Виолле врасплох. И как это объяснить?
— Оно… — Дэрон задумался. — Большое. Никогда не видел таких больших зеркал.
— Звучит не слишком-то правдоподобно, тебе не кажется?
— Эй, я не вру! Делать мне больше нечего, как по чьим-то спальням лазать. Ты даже не симпатичная девушка!
— Ах, ну конечно. — Федерико отстранился, выпуская запястья дэрона из своей хватки. — Можешь идти. — Юстициар неторопливо прошел через половину комнаты и опустился в массивное кресло, старательно разгладив полы своих одежд. Ноги он предусмотрительно закинул одну на другую, чем едва не вызвал у Виолле новый приступ шуток.
— Так просто? — Дэрон с веселой ухмылкой растер запястья. — А как же обещанные пытки?
— Кажется, мы уже решили, что я не садист и не собираюсь ничего тебе ломать или резать. — Федерико обреченно коснулся висков пальцами. — Однако если не поторопишься, я выброшу тебя отсюда порталом.
— Ой, да ладно, ты ведь не садист. Хочешь побыстрее от меня отделаться и заняться делом? — Виолле подвигал бровями, нагло пялясь на прикрытый бедром пах юстициара.
— А ты, похоже, не отличаешь вежливые предупреждения от пустых угроз. — Глаза Федерико снова потемнели.
А вот и порог терпения великого святоши. Виолле довольно хмыкнул, с головой ухнув в раскрывшийся под ногами портал из чистого света. Может, и не стоило его выводить, но уж больно любопытно было, до какого момента действует юстициарское всепрощение.
До недолгого.
Портал выбросил Виолле прямо в грязную лужу на границе кордона. Вот!.. Виолле раздраженно тряхнул насквозь промокшей одеждой, теперь терпко благоухающей протухшей растительностью. Что за мелкая мстительность?! Виолле был готов поклясться, что место его приземления было выбрано далеко не случайно.
Что ж, неплохо. Дэрон неожиданно улыбнулся, стирая с лица грязные разводы. Позволь Федерико безнаказанно насмехаться над собой, Виолле бы крайне в нем разочаровался. А тут и не простил, и силы не применил. Точно котенка за дверь выкинул.
От такого сравнения Виолле скис. Котенком быть не хотелось, тем более с точки зрения Федерико.
Сволочь. Виолле тонко чихнул. И правда, совсем как котенок.
Да что б его! Дэрон буркнул себе под нос что-то нелицеприятное и зашлепал в сторону Калазара, оставляя за собой грязные подтеки.
Ничего, главную цель он выполнил. За пазухой приятно тяжелели ободранные листы. Кажется, они тоже намокли. Ну да и черт с ними. Нужно вовсе избавиться от них побыстрее.
***
— Что за человек Федерико?
— Почему ты спрашиваешь? — Аман оторвался от созерцания огня.
— Вероятно, потому, что мне интересно, — вяло огрызнулся Виолле, переворачивая над костром свои мокрые штаны.
Нормально переодеться ему не дали, безжалостно выгнав в лагерь на ночное дежурство, что совершенно не прибавило Виолле настроения. Пришлось перекидываться и топать к пруду отмываться и отстирывать одежду. Теперь же Виолле страдал, не имея возможности сменить демоническую форму на человеческую. А все потому, что мокрая одежда будто нарочно никак не желала высыхать.
Наблюдающий за мучениями друга Аман сострадания не проявил, напротив, добавил, что не стоило Виолле без чьего-либо ведома бросать свою работу и сбегать в неизвестном направлении. Виолле кривился и молчал, в очередной раз поправляя сползающие в огонь штаны.
— Решил примкнуть к его фан-клубу? — Аман обезоруживающе улыбнулся.
— Я похож на человека, который бы добровольно платил Данелле взнос и каждую пятницу слушал девчачьи вздохи?
— Ты разве не этим занимаешься, когда приходишь на собрания Риты?
— Я туда поесть прихожу! И вообще, ладно я, ты-то что там делаешь?!
— Это же мой фан-клуб. — Аман весело фыркнул. — Мне не сложно прийти пообщаться, а девушкам приятно.
— Так и скажи, что любишь, когда на тебя слюни пускают.
— Хватит сыпать гадостями, Виолле. Едва полночь минула, а ты уже перевыполнил свою дневную норму.
Виолле замолчал, нервно шинкуя в мелкую щепу поваленное бревно под собой. Огромные бритвенно-острые демонические когти драли влажную древесину точно бумагу, рискуя превратить весь ствол в ошметки.
— На кого ты злишься?
«На себя», — чуть не брякнул Виолле, по привычке готовый выложить другу все эмоции.
Не стоит. Аману не нужно знать про то, что он сделал, тем более про конфликт с Федерико.
— День неудачный.
Аман заинтересованно выгнул бровь, но допытываться не стал. Виолле любил в друге это качество — ненавязчивость: вроде как всегда готов помочь и выслушать, но при этом никогда не станет понапрасну лезть в душу.
— Боюсь, ты обратился не к тому человеку, желая узнать о Федерико. — Не дождавшись ответа, Аман вернулся к меланхоличному ворошению углей. — Мне было восемь, когда мы познакомились, Федерико — пятнадцать. И единственное, что нас связывало — обоих считали «хорошими мальчиками».
Виолле все-таки рассмеялся.
— Зря смеешься. — Аман улыбнулся. — Не каждый может заслужить такой титул в шеакрийской семинарии. Есть, чем гордиться.
— Ладно-ладно. — Виолле все еще смеялся. — Глядя на вас, охотно верится.
Аман хмыкнул.
— Мы не общались лично. Я знал, кто он, он знал, кто я. Ничего больше. — Дэрон задумался. — Я не знаю, каким человеком Федерико стал сейчас. Будучи послушником, он был тем самым золотым идеалом, которым гордятся наставники и восхищаются другие ученики: трудолюбивый, ответственный, глубоко преданный делу света и церкви. Он общался с окружающими с безукоризненной вежливостью, но мне отчего-то казалось, что ему очень одиноко. Я даже подумал, что Федерико не место здесь. При всей его идеальности не хватало самого важного, что может быть у жреца, — сострадания и любви.— Кончик палочки затлел, и Аман бездумно отбросил ее обратно в костер. — Я не думаю, что Федерико сам понимал это. Но раз уж сейчас он юстициар, возможно, время добавило ему чувств. Или же мои представления о жрецах слишком идеализированы и далеки от настоящих. — Аман дернул уголком губ, точно вспомнив о чем-то неприятном. — Впрочем, скорее, все же второй вариант.
— Забавно, что он узнал тебя, если видел только ребенком.
— В Шеакрии мои портреты повсюду. — Аман криво усмехнулся. — Мое существование столько лет мозолило глаза архиепископу! Думаю, сейчас он счастлив, что я наконец снял рясу жреца и перестал позорить их великий орден.
— Шеакрийцы всегда будут ненавидеть дэронов. — Виолле передернул затекшими плечами. — Нно, как по мне, с тобой они слишком несправедливы.
— Однако одну черту Федерико я могу назвать тебе с точностью, — продолжил Аман, проигнорировав комментарий. — Он всегда умел привлекать людей, особенно девушек.
— Что, у него и в Шеакрии фан-клуб был?!
— Не уверен, что благовоспитанные жрицы знали такое слово, но о Федерико вздыхала каждая третья, если не вторая. — Аман улыбнулся.
— Ах, значит шеакрийских дамочек он не игнорировал так, как наших!
— Игнорировал? — Аман удивленно приподнял брови. — Да будет тебе известно, Виолле, что все жрецы дают обет безбрачия. А монахи и вовсе блюдут целибат.
— А в чем разница? — Виолле с наслаждением стащил наконец досохшие штаны, перекинулся, и тут же их напялил, довольно вздыхая от приятного тепла.
— Обет безбрачия не запрещает иметь отношения, только вступать в брак. Порицается также распутный образ жизни, да и вообще жрецы, если и находят себе спутницу жизни, то одну, и более ее не меняют. Многочисленные случайные связи и вовсе сулят лишение сана. Целибат же запрещает даже прикасаться к женщинам.
— Как-то все слишком строго.
— Я не знаю, обязаны ли юстициары блюсти целибат. Возможно, Федерико сам себе его назначил ради укрепления духа и тому подобное.
— Хочешь сказать, что он уже много лет как не?.. И по своему желанию?! — Виолле перекосило от недоумения.
— Не вижу в этом ничего зазорного и достойного обсуждения.
Виолле несколько удивленно покосился на друга, задумался, даже позабыв натянуть на голое тело рубашку. Затем в глазах дэрона мелькнуло понимание, тут же сменившись нехорошим азартом.
— Амааан. — Аман напряженно отвернулся к костру, старательно игнорируя подсевшего излишне близко Виолле.— Слушай, а ты ведь тоже жрецом был.
— Не понимаю, к чему ты клонишь.
— Ты тоже целибат соблюдал?
— Мне это было не нужно.
— Значит, у тебя были девушки.
— Какое это имеет значение?
— Так были или нет?
Аман возмущенно фыркнул, толкнув Виолле плечом.
— Тебе вообще известно такое слово, как «тактичность»?
— Нет, а что это? — Виолле разместил подбородок на плече друга, разглядывая его с довольной насмешкой. — Так у тебя был кто-нибудь?
— Вся моя жизнь состояла из странствий и помощи простым людям. Мне было некогда думать о таких вещах.
— Я так и понял. Значит, даже не целовался ни разу.
— Хватит рассуждать, будто у тебя опыта на два борделя хватит! — Аман недовольно дернул плечом, скидывая чужую голову, и снова уставился в огонь.
— Может, не на два борделя и даже не на один, но всяко больше, чем твое ничего. — Виолле тихо хихикнул, а затем вдруг внезапно посерьезнел, рывком натягивая рубашку. — Ты ведь знаешь, что в монастыре Сиена учат самоконтролю. Потеря девственности — один из последних уроков. Даже поддавшись любовной страсти, мы обязаны себя контролировать. Да и к тому же... — Виолле снова улыбнулся. — Мы не знаем, сколько еще проживем. Глупо лишать себя маленьких радостей жизни.
— К чему ты это? — Аман лишь ниже опустил голову, пряча лицо за волосами, как всегда делал, когда не знал, как реагировать.
— Ты же больше не жрец. — Виолле весело фыркнул. — Пользуйся!
***
«Пользуйся»! Это дурацкое «пользуйся» застряло у Амана в голове на целую неделю. «Пользуйся»! И что во имя Руфеона он должен делать с этим советом?
«Пользоваться», — ехидно прозвучало в голове голосом Виолле.
Аман лишь скрипнул зубами. Типичный Виолле: озадачил, взбудоражил и бросил барахтаться самостоятельно.
— Ты какой-то сегодня задумчивый. — Рита заботливо пододвинула Аману большую кружку травяного чая.
Вообще в «Черном Соколе» наливали в основном алкоголь разной степени крепости, другие напитки были здесь редкостью, однако Рита умела договариваться, потому вся женская компания за дальним столиком попивала горьковатый чай из какой-то болотной травы. Так и не привыкший к местному алкоголю Аман был только рад такому исходу.
— Ничего особенного. — Дэрон ответил своей привычной мягкой улыбкой, ни к чему не обязывающей и, по сути, не сообщающей собеседнику ничего лишнего.
Однако Риту это устроило. Девушка улыбнулась в ответ и тут же переключилась обратно на рассказ последних новостей, сплетни о новой форме клинков и прочих жизненных мелочах, на которые Аман обычно не обратил бы и внимания.
Он жил в Фейтоне уже почти полгода, но все никак не мог привыкнуть к этой тихой обыденности, к тому, что окружающие смотрели на него не только как на великого целителя, не ждали ежечасно его помощи или совета. Впервые за свою жизнь Аман чувствовал себя простым человеком, что может тихо посидеть в компании друга или выпить чаю, слушая женскую болтовню. И Аман чувствовал, как эта новая незнакомая жизнь постепенно меняет его. Тяжелый груз тайны, что тяготил его столько лет, наконец спал, оставив после себя удивительное ощущение легкости и спокойствия. Как оказалось, просто принять свою природу. И как было тяжело прийти к этому принятию раньше.
Нет, Аман ни о чем не жалел, разве что ему было немного совестно перед Искателем, единственным человеком, всегда видевшем в нем друга. Стыдно за то, что в своей слепоте он не замечал этих порывов.
— Что-то все-таки случилось. — Рита сползла на стол, уложив голову на руку и хитро заглядывая Аману в глаза.
Блестящие, абсолютно черные глаза. Несмотря на легкий характер Риты, Аману порой казалось, что он видит в них Бездну.
— Виолле опять меня озадачил. — Аман хмыкнул, больше не стремясь скрыть отрешенной задумчивости.
— Дай угадаю: сболтнул очередную глупость, а ты наивно принял его слова на веру? — Рита растянула тонкие губы в ехидной усмешке.
— Мне не кажется это глупостью.
— И что же он сказал?
«Пользуйся». Аман замялся.
— Говори, я не стану болтать. — Рита плавно сдвинула друга на край скамьи, подальше он остальных щебечущих девушек.
— Ты ведь тоже училась в монастыре Сиена? — Аман решил начать издалека.
— Допустим. — Рита по привычке закрутила в пальцах кончик длинной белой косы.
— Чем завершается обучение?
— Испытанием Хаоса и принятием в Авесту самых стоящих.
— Я не об этом. — Аман с раздражением почувствовал, как краснеет.
Рита смерила его порозовевшее лицо непонимающим взглядом, на мгновение задумалась, а затем искренне рассмеялась, забрасывая косу обратно за спину.
— Этот позер хвастался тебе, что с кем-то все же сумел переспать? Нашел кого слушать. Его первый раз был со мной, а после всех следующих он прибегал ко мне же делиться впечатлениями.
— С тобой? — От удивления Аман даже покраснеть забыл.
— Не знаю, что наплел тебе Виолле, но данный опыт не был обязательным. Проверить себя предлагали лишь тем, кто сам хотел. Мы с Виолле дружили с самого детства. И один раз ничего не изменил.
Аман промолчал.
— Из-за того, что случилось с Шаэллой, Виолле не уверен ни в себе, ни в своем будущем. — Рита помрачнела. — Хватается за любые эмоции, точно одержимый. Это не видно, на первый взгляд. Мне порой не нравится эта его безбашенность. Хорошо, что у него теперь есть такой разумный друг, как ты.
— Я должен что-то с этим сделать?
— Ничего ты не должен. — Рита фыркнула и от души отпила из кружки. — У Виолле своя жизнь, у тебя своя. Просто не принимай на веру весь его треп. В конце концов вы не слишком-то похожи, чтобы следовать одними путями.
На душе полегчало. Аман кожей почувствовал, как наконец отпускает это проклятое «пользуйся», а на губах расцветает благодарная улыбка, на этот раз искренняя.
— Все-таки ты мудрая девушка, Рита.
— Ой, ну я прям старушкой-советчицей себя почувствовала. — Девушка засмеялась. — Надеюсь, хотя бы обнимашки своими советами я заслужила?
— Сколько пожелаешь, — отозвался Аман и тут же потонул в аромате болотных кувшинок, белых косах и крепких объятиях довольной Риты.
