***
Баам вынырнул из кошмара как из наполненной до краев ванны, сорвано дыша и изо всех сил сжимая пальцами футон. В комнате продолжал чудиться аромат белых лилий. Сердечная мышца гулко сокращалась, выдавая чужой страх. Баам положил руку на грудь, чувствуя частые удары, и сделал пару глубоких вдохов, чтобы выровнять дыхание. Он совершенно не помнил, что ему снилось, но это было что-то отвратительное, пугающее до кома в горле. Футболка, в которой он спал, неприятно липла к спине, на лбу выступили капли холодного пота. Перевернувшись на другой бок, Баам закрыл глаза, надеясь снова заснуть. Ему пришлось пропустить один день в школе из-за болезни, но никто из учителей почти не спрашивал причины его отсутствия. Баам думал, что скоро все вернется в прежнее русло, поэтому продолжал вести себя тихо. Учитель Кун нашел его в почти пустом коридоре на большой перемене, чем немного напугал, вырвав из собственных мыслей. — О, Баам, здравствуй, — обратился он с легкой улыбкой в голосе. — Уже хорошо себя чувствуешь? Баам вздрогнул от неожиданности, распахнув глаза, и оторвался от не особо примечательного за окном вида. — Да, уже лучше, спасибо. Немного лучше, чем плохо, на самом деле. Особенно после кошмара. Баам так и не смог заснуть до самого утра. Агеро, видимо, заметил совсем не веселое настроение мальчика. — Пойдем-ка, — сказал он, полубоком развернувшись. — Ко мне в кабинет, — это был ответ на немой вопрос в золотых глазах. — Я хотел кое о чем с тобой поговорить. И не бойся, я не кусаюсь, — он легко подмигнул, направившись вперед по коридору. Бааму ничего не оставалось, кроме как пойти следом. От учителя веяло аурой спокойствия, поэтому тревоги и страхи незаметно притихли. Баам ничего не ждал от Куна, но решил для себя ему довериться. — Заходи, — Кун открыл ключом кабинет, приглашая туда мальчика. — Здесь немного душновато, сейчас открою окно. Кабинет был небольшим и самым, что ни на есть, обычным. К рабочему столу, на котором лежал потрепанный ноут, прилегала книжная полка, заставленная книгами, тетрадями и дисками. На единственном подоконнике стоял кактус, растопыривший иголки в разные стороны. Сквозь облака прорезался внезапный солнечный луч, попавший на этот самый кактус, и тот как будто засветился. Баам неловко замялся почти у самого порога и опустил голову. — Сейчас обеденный перерыв, — заговорил Агеро. — Извини, что пришлось позвать тебя именно сейчас. В качестве компенсации могу предложить только фруктовый чай с печеньем. В самом углу кабинета незаметно пристроился столик с чайником и кружками. Солнечный луч «прорвался» дальше, залив желтым светом и его. Баам мотнул головой. — О чем вы хотели поговорить? Кун, вздохнув, запустил пятерню в волосы, несильно их взъерошивая. Он предполагал, что мальчик вряд ли сразу пойдет на контакт, поэтому хотел начать разговор издалека. — Ты выглядел таким грустным. Мне показалось, ты и сам был не против что-то рассказать, — ответил он. Баам, наконец, поднял голову. Золотые глаза смотрели слишком серьезно. Это был совсем не взгляд ребенка. — Вот как сейчас. Может, все же чай? — Кун склонил голову вбок. Выглядел он сейчас мило и доброжелательно. Как и всегда, впрочем. — Так и беседа лучше пойдет. — Я… Хорошо, — Баам сдался. Он сел на предложенный ему учителем стул, хоть и продолжал чувствовать себя не в своей тарелке. Кактус на подоконнике продолжал светиться. Это вызвало у Баама легкую, но улыбку. — У него есть имя? — спросил он, оборачиваясь на Куна. Тот не сразу понял, о чем речь. — Что? Ты про кактус? Ох… — Отвлекшись, Агеро едва не перелил кипяток через край чашки. — Никогда не задумывался о том, чтобы давать имена кактусам. Это немного странно, не находишь? Кун поставил кружку с ароматным чаем перед Баамом и сам сел напротив. Воздух быстро пропитался цитрусом, перебивая преследовавший тошнотворный запах лилий. — Тогда я тоже странный? — рассмеялся Баам. — У меня дома стоит похожий, с белым цветком. Я иногда называю его Фредди. — Вот как. Ну тогда пусть этого будут звать Джордж, — Агеро даже не заметил, что сказал. Он посмотрел на притихшего Баама. — Первое, что в голову пришло. Золотые глаза блестели все так же удивленно. Мальчик вдруг хихикнул в кружку, а потом засмеялся звонко и искренне, что Куну стоило особых усилий, чтобы не рассмеяться самому. — Как твоя рука? Баам затих, сжался, отвернулся, натянув рукав на перевязанное запястье. Рану закололо так, будто она вновь открылась. — Я знаю, зачем вы на самом деле меня позвали, — зашептал он. — Но не нужно, правда. Все в порядке, — мальчик с такой силой вцепился в собственную руку, что бинты действительно окрасились красным. Баам тихо зашипел от боли. Кун не верил ни одному слову. Если все в порядке, то почему Баам так не хотел домой? Если все так, как он говорит, зачем держался за Агеро как за единственное спасение? — Прости, Баам, в твоих словах нет уверенности. Ты боишься, — Кун поднялся, обойдя стол, и присел около Баама. — Дай руку, — мальчик не стал сопротивляться, когда учитель начал бегло осматривать его порезанное запястье. — Нужно сменить бинты. Прозрачная холодная капля сорвалась с плотно сжатых ресниц, пропитав белую ткань бинтов. Кун поднял глаза на мальчика. Тот прикусил губу, чтобы не позволить себе заплакать. — Да, я боюсь, — сорванным голосом вдруг начал Баам. — На самом деле мой отец покончил с собой. Я только слышал, что сделал он это из-за обрушившихся акций своей компании. До этого ему часто приходили письма с угрозами. Моя мама начала сходить с ума. Все началось с волос. Она запретила мне их обрезать, потому что так я ей напоминал отца. А теперь она боится потерять и меня. Ее все чаще преследует мысль о том, что если убьет меня, то беспокоиться больше не придется. Так что вы правы… Мне очень страшно, — он изо всех сил впился пальцами в колени. — Я бы все отдал, чтобы все вернуть как раньше. Я старался. Правда старался доказать маме, что она не одна. Но сейчас я чувствую себя таким беспомощным. Баам сжался еще сильнее. Руки, до предела упертые в колени, задрожали, тело как будто рухнуло. Баам ткнулся лбом в удачно подставленное плечо Куна, его всего трясло, и дыхание было неровным. Он никогда никому не высказывал, что у него на душе. Даже самому себе. Все накапливающиеся эмоции он хранил внутри до определенного момента, а сейчас не мог взять их под контроль, как бы ни старался. Он открылся малознакомому человеку, рассказал о своих страхах. Оно все само произошло. Баам почти не задумывался, просто говорил. Чем больше, тем легче становилось. Тем сильнее он чувствовал, что больше не один. Ему не нужно было знать, что ответит Кун, ему это и не было важно. Баам понимал, что его слушают — вот что было главным. — Скоро начнется следующий урок. За это время тебе нужно успокоиться и сходить в медпункт. Хорошо, Баам? — Мальчик кивнул. Ему почему-то захотелось улыбнуться. — Насчет твоей матери… Обещаю, мы что-нибудь придумаем. А сейчас иди умойся холодной водой. Баам снова кивнул. Пока медсестра помогала ему сменить бинты на руке, перемена закончилась. Повезло, что Кун проводил его до нужного кабинета, и оправдываться за опоздание не пришлось. Не обошлось, конечно, без взглядов одноклассников. Где-то в середине урока Бааму прилетел на парту вдвое сложенный блокнотный листочек. Оглядевшись в поисках того, кто мог бы его кинуть, он наткнулся на невозмутимый взгляд Икара. Баам развернул листок.После уроков иди в сторону парка Поговорим Не придешь — пеняй на себя
Записка вряд ли предвещала что-то хорошее. Голос в голове настойчиво просил никуда не ходить. Однако, если это один на один с Икаром, можно и потерпеть. Тем более, Икар либо предпочитал его игнорировать, либо же говорить, унижая перед всеми. Если что случится, Баам сразу уйдет. В конце дня, собрав все свои вещи, Баам вышел со школы, сжимая в руке записку. Идти до парка от силы было минут семь. Люди редко там ходили, если только на прогулку с собаками. Это была просто зеленая зона с посыпанными песком тропинками. Сейчас там лежал снег, и о листве на деревьях даже речи не шло. Место было тихим и спокойным. Баам шел туда, не обращая внимание на колотящееся сердце. — Молодец, что пришел, — произнес Икар вместо приветствия. Усмешка на его лице Бааму не понравилась. — Зачем ты позвал меня сюда? — спокойно спросил он. — Да так. Поболтать о всяком, — Парень закинул руку ему на плечо, прижав ближе к себе. — Да что ты все время в стороне от меня стоишь? Как будто я тебя сейчас ударю. Если ты не заметил, я ни разу тебя не трогал. Нет, не трогал. Дело было совершенно в другом, но Бааму не хотелось об этом говорить. Икар фыркнул. — Как я и предполагал, ты водишь дружбу с учителем. Небось, уже поплакался ему, какой ты у нас несчастный. Баам резво скинул чужую руку, рассерженно заявив: — Ничего подобного! Я не… — Тогда почему зашел в класс с красными глазами? — Причина была в другом, — сжав кулаки, прошипел Баам. Он злился. Злился на Икара, сам не зная почему. — Не заявляй об этом просто так. Ты ничего не знаешь. — Не знаю чего? — насмешливо протянул Икар. — Не знаешь, что значат для меня твои слова! Не знаешь, что я чувствую каждый раз, когда ты смотришь на меня так! — Остановись. — Когда совсем меня не замечаешь! — Да остановись же! — Не надо думать, что нас с учителем Куном что-то связывает! Ты — последнее, что у меня было! А теперь я… — Голос сорвался. — Теперь я… совсем один… Баам упал коленями в снег, закрыв лицо руками. Он не плакал, ему вдруг стало стыдно за то, что он только что здесь наговорил. Он же собирался уйти, так почему же… почему? Выражение лица Икара нельзя было рассмотреть. Он дернул плечами, беззвучно смеясь. — Так ты хочешь вернуть все как было? — не сдержавшись, он захохотал в голос, хватаясь за живот. Баам вздрогнул, боясь поднять взгляд. — Что ж, — продолжил Икар, успокоившись, — я могу дать тебе один шанс. Баам отнял руки от лица и посмотрел на него. Он не ослышался? — Ты слабак, Баам, и всегда им был. Докажи мне сейчас, что ты способен переступить через свою слабость. Баам продолжал смотреть на Икара, ничего не говоря. Тот вдруг откопал из-под снега увесистый камень, швырнув его в сторону одного из деревьев, на котором наперебой щебетали воробьи. Послышался звук удара, а следом — сдавленный писк живого существа. Камень упал на землю, а следом за ним и подбитый воробей. — Что ты делаешь?! — в ужасе распахнул глаза Баам. Икар спокойно подобрал раненную птицу. — Бедный и несчастный. Прям как ты, — он протянул трепыхающегося воробья Бааму, бросив в едва протянутые ладони. — Зачем ты это сделал? Ему же больно! Икар наклонился, заглядывая прямо в глаза. — Баам, — произнес он, игнорируя чужое восклицание, — ты ведь сделаешь все, что бы я ни сказал, лишь бы снова стать моим другом? — Баам сглотнул, не в силах отвернуться. — Посмотри на эту птичку. У нее точно сломаны крыло и грудная клетка. Ей никак не выбраться. Она умрет. Только вот… умирать она будет медленно, страдая от боли, или же ты поможешь ей, прервав ее мучения? У Баама перед глазами потемнело и в голове застучало. — Может, ее еще можно спасти… — пролепетал он дрожащим голосом. — Посмотри, — повторил Икар. Баам опустил взгляд. Птица в его руках мелко дрожала, пальцы чувствовали каждый удар ее маленького сердечка, она часто раскрывала клюв, пыталась дышать. Желудок неприятно скрутило. — Видишь? — Икар усмехнулся. — Мне не важно, как ты это сделаешь. Задушишь, раздавишь — мне плевать. Просто помни, от этого зависит мое отношение к тебе. Дрожащая птичка боялась. Она трепетала в трясущихся руках мальчишки. — Так же и у людей, — голос Икара стал немного глуше. — Сильные сокрушают слабых. А ты ведь не слабый, верно? Черные глаза-бусинки медленно, но верно затягивались мутной пленкой. Баам все никак не мог перестать смотреть. В голове продолжало пульсировать, к горлу все ближе подкатывала тошнота. — Неужели не можешь? Утверждаешь, что ты слабый? Сердце стучало все быстрее. Воробей отчаянно и хрипло чирикнул из последних сил. Баам зажмурил глаза. Наступила тишина, длившаяся, казалось, несколько часов. Не было слышно даже ветра или шума редких проезжающих машин. Почему стало так тихо? Куда делась птица? Почему она замолчала? Было слышно, как кто-то отступил назад — снег противно скрипнул. — П-поверить не могу, что ты это сделал… — произнес Икар. Баам медленно открыл глаза. Ему не сразу удалось сфокусировать взгляд. В руках лежал тот самый воробей. Он больше не шевелился, не дышал. Он был весь изломан. Лежал с открытым клювом, все еще грея угасающим теплом. — Нет… — потерянно прошептал Баам. Он только что сжал руки? Боже… что он натворил? — Икар… — все так же шепотом продолжил он. — Я ненавижу тебя.