***
Хлопья снега медленно опускались на промёрзшую землю, предзнаменуя самый главный праздник. Кругом было безлюдно, так как практически все студенты разъехались по домам. Сам Чонгук туда не торопился, в разговоре с семьёй сославшись на то, что осталась парочка нерешённых вопросов по учёбе, и, как только он разберётся с ними, то сразу же приедет. Негоже ведь тащить с собой в новый год старые проблемы. Самому смешно. От чего-то дома с таким настроением появляться не хочется, мать начнёт волноваться, что, конечно же, подхватит и отец. Им всего этого не надо, собственно, как и самому Чонгуку, но подавленность никак не желает отлепляться от него, прочно ухватившись. Чон без зазрения совести может назвать причину его такого состояния, но даже так, делу это не поможет. Разбираться с этим Чонгук не представляет как. Возможно, будь на месте Пака кто-нибудь другой, то всё было бы намного проще, вывернуть ситуацию в свою сторону не составляло труда. Здесь другой случай, предприми он что-то, это может понести непоправимые последствия как для него, так и для учителя. Его руки прочно связаны. На телефоне так и висит сообщение от знакомого из клуба, приглашающего Чона заранее отметить надвигающийся праздник. Парень не знает, хочет ли он вообще куда-либо идти, перспектива бродить по заснеженной территории академии уже кажется не такой радужной, как поначалу. Этому он посвятил последние несколько дней. Надоело. Напечатав короткий ответ замёрзшими пальцами, Чонгук уверенным шагом направился в сторону общежития. Пусть на душе у него и не праздник, он должен быть снаружи. Он не пойдёт в ночной клуб в поношенных спортивных штанах и свитере, переставшем быть белым ещё прошлой зимой. Если подумать, то с последнего раза, как Чонгук тут был, утекло много времени. Прошлый его визит в это заведение закончился не очень хорошо, с того дня началась вся эта история, которая вряд ли закончится хорошо, Чон уверен. Охранники, как всегда, пропускают парня без лишних вопросов. Даже спустя такое время узнали его лицо. Это смешит и пугает одновременно. Сейчас Чонгук несмелыми глотками заново пробует ту жизнь, что была у него совсем недавно. Горячий воздух помещения с первых шагов окутывает с ног до головы, забивая в нос запахи духов и спирта. Раньше Чон чувствовал себя в такой атмосфере раскрепощенно, на данный момент немного пугает толпа людей, облепивших парня со всех сторон. Где-то мелькают знакомые лица, но подходить и здороваться совершенно не хочется. Слух начинает привыкать к разрывающей музыке, когда внутри Чонгука оказывается достаточное количество алкоголя. Пьяные люди уже не так бесят, а бармен кажется неплохим парнем. Сквозь пелену алкоголя Чонгук улавливает на себе взгляд пары чёрных глаз. Стоит чуть повернуть голову, как он натыкается на Виктора, машущего ему рукой. С этим чудаком Чон познакомился около года назад, когда тот в стельку пьяный ввязался в драку с тремя громилами, которым сломать худого парня не стоило ничего. Уже после не затяжной потасовки, где Чонгук уложил всех трёх примерно за минуту, Виктор рассказал, что решил неудачно подкатить к младшему брату одного из тех мужиков. Довольно своеобразный тип с выкрашенными в красный волосами и красующимися цветными татуировками по всему телу в виде рубинов. Всегда ходит в свободных брюках и шёлковых рубашках с сомнительными принтами. — Как дела у учащихся? — Виктор быстро материализовался по правую руку от Чонгука и сказал бармену повторить, заметив, что стакан у брюнета пустой. — Не говори мне ни слова про академию, — Чон не хотел снова вспоминать от том, что так рьяно пытается выкинуть из головы. — Ну-ка, что стряслось? — Виктор свёл брови к переносице и наклонился так, чтобы полностью видеть лицо парня. Чонгук закатил глаза и отпил из только что поставленного перед ним стакана, мысленно благодаря золотого человека по ту сторону барной стойки. Его терзали сомнения по поводу того, что Виктор — именно тот человек, с которым надо таким делиться. И не то, чтобы этот парень начал трезвонить об этом на каждом шагу, наоборот, как раз ему то брюнет доверял в этом плане. Просто Чонгук не уверен, что Виктор тот, кто сможет понять его. Ну, не попробуешь — не узнаешь. — Ты влюблялся когда-нибудь? — Чон поморщился от того, как глупо это звучало. Виктор в непонимании округлил глаза, переводя взгляд куда-то в сторону, будто его попросили рассказать Библию наизусть, а не задали банальный вопрос. — Смотря, что именно ты подразумеваешь под этим словом, — он проморгался, делая несколько маленьких глотков. Теперь очередь Чонгука впадать в ступор. Либо он уже слишком пьян, либо Виктор его не так понял. — А что я ещё могу иметь в виду? — Ну, знаешь, — красноволосый положил локоть на барную стойку и развернулся всем корпусом к Чону. — Многие сталкиваются с проблемой, когда не могут отличить обычную симпатию к человеку от любви. Вот тебе хорошо с человеком, он тебе нравится со всеми своими положительными качествами и чертами характера. Но, предположим, что он возьмёт и исчезнет из твоей жизни. Да, первое время тебе будет грустно, но спустя какое-то время жизнь вновь пойдёт своим чередом. — Что ты хочешь этим сказать? — Чонгук отзеркалил Виктора, становясь к нему лицом. — Я о том, что потеряв любовь, жизнь уже не заиграет красками. Этот человек может не устраивать, выводить из себя, что-то в нём ты можешь не понимать, но всё это ты принимаешь и жить по другому уже не можешь. Любовь не всегда может тебе нравиться. Но это не отменяет факта, что она и есть твоя жизнь. — Ты что, книжек перечитал? — Чонгук пытается вникнуть в суть слов, одновременно думая о том, что этот чудной решил посмеяться над ним. — Не обязательно читать, чтобы допереть до таких элементарных вещей, — Виктор фыркает и залпом допивает свой стакан. — Ну а я вот что-то не понимаю, — брюнет правда перевариваете весь смысл сказанного, пытаясь внешне никак это не выдать. — Боже, Чонгук, мне уже жаль объект твоих воздыханий, — Виктор делает себе пометку поставить свечку за неизвестную душу. — Хоть кто это? Расскажешь? — Ты будешь меня осуждать за это, — сил что-то скрывать уже не осталось, а выпитый алкоголь развязывал язык. — Брось, я сам когда-то был таким же студентом, как и ты. Правда, учился на другом факультете, но это не столь важно, — Виктор с ужасом и одновременно с трепетом и наслаждением вспоминает свои годы, когда только попал к шеканам. Тогда казалось, что он уже вполне взрослый и самодостаточный человек. Именно поэтому начал вытворять несусветную дичь с курса так второго, когда обзавёлся постоянными друзьями. В его памяти остались два таких же неуравновешенных, как и он сам. У тех были не все дома, а их трио держало в страхе не только свой поток, но и некоторых учителей, так как ожидать от них в то время можно было много чего. — Я не знаю с чего начать, — Чонгук сверлит взглядом поверхность барной стойки в попытке подобрать нужные слова. — Он полная моя противоположность, с самого начала хотелось придушить его голыми руками, но сделай я это, проблем бы обобрался. Была мысль отрезать язык за острые слова и… Чон начал на эмоциях жестикулировать руками, не замечая, как начинает заводиться. Из-за Сындэ его кидает из крайности в крайность. В какой-то момент, когда на них уже начали оглядываться, Виктор решил, что пора останавливать гневный поток, раз сам парень уже ничего не соображает. — Ну тише, тише. Я не понял, он тебе нравится или нет? Обычно разговоры об этом начинаются не с такой ноты, — красноволосый опустил руку на плечо Чонгука, надеясь, что это вернёт его в реальность. — Да нет. Да, но, — Чонгук тяжело выдохнул, схватившись руками за волосы. Какая же ему пизда. И это не из-за выпитого алкоголя, всему виной преподаватель, так будоражащий его сознание. — Именно это я и имел в виду, — Виктор с искренним сочувствием улыбнулся, смотря на запутавшегося самого в себе мальца. — В следующий раз я бы хотел поговорить о твоём загадочном плэйбое, когда ты без сомнения сможешь сказать, что влюбился. Сейчас я вижу лишь то, что Чонгук сильно запутался. Старший делает себе пометку, что позже стоит расспросить Чонгука о том парне, который смог так сильно растрясти его внутренний мир. Самым удивительным здесь было не наличие чувств, а человек, к которому Чон их испытывал. В представлении Виктора исполин являлся натуральным парнем до мозга костей. А тут вот тебе. Интересно получается. Брюнет откинул голову и уставился на софиты, вытворяющие ебучие калейдоскопы в клубе, они явно способны вогнать трезвого человека в незамысловатый трип своими хаотичными мерцаниями. Чонгук тряхнул головой и предложил Виктору ещё выпить. Тот никогда не откажется, а Чону сейчас это просто необходимо. Стоит хорошенько продезинфицировать свой мозг спиртным, дабы прогнать от туда всех тараканов к чёртовой матери. У Чонгука всегда все проблемы легко решались алкоголем, либо очередной подвыпившей девчонкой, которая, как и все остальные, сама вешалась на молодого высокого парня, скрывающего под одеждой натренированное тело. Он не мог назвать себя конченым козлом, раз пользовался тем, что ему с таким желанием сами впихивают в руки. Где-то в недрах своего сознания Чон понимал, что являлся таким в осуждающих глазах остальных. Возможно, что так оно всё и есть на самом деле. А есть ли ему до этого дело? Свою жизнь он вправе проживать так, как велит сердце. Единственная загвоздка — его собственное начало подстраиваться под удары чужого, норовит потерять безвозвратно свой собственный ритм. Чонгук упивается ложной уверенностью, что все появившиеся внутри него ростки можно запросто вырвать и выжечь землю. Там сорняки. Не цветы. Картинки одна за другой сменяются перед глазами, как кадры фильма. Чон, пошатываясь, движется среди пьяных тел, его помутневший взгляд не может долго задержаться ни на одном из присутствующих здесь людей. Кто-то периодически нечаянно толкает его в процессе пьяного танца, из-за чего Чонгук чуть не падает несколько раз. Людей будто стало больше, но толку в этом мало. Его существо, как бы это не было странно, не жаждет подцепить какую-нибудь распущенную девчонку, уломать на быстрый, но не менее жаркий перепихон которую будет не особо сложно. Для всех не секрет, что в этом клубе есть представители не только традиционной ориентации. Подтверждениями этому был Виктор и сам Сындэ, нагло флиртующий с каким-то мужиком в прошлый раз. И Чонгук почему-то уверен, что учителю нравятся исключительно парни. Теперь, зная все подводные камни, у него не вяжется образ Пака с привычными для всех традиционными отношениями. Чон до сих пор не может перестать осуждать таких людей, но сам с собой ничего поделать не может. Чонгуку не нравятся парни, его до сих пор возбуждают девушки. И кому какое дело, что от одного образа учителя в голове Чон точно также может кончить, и ни чуть не хуже. Проверено, не раз. И, видимо, пить нужно было меньше, потому что разгорячённый от собственных мыслей и плохо соображающий Чонгук захотел это проверить. Прошло какое-то количество времени, когда под ладонями чувствовалась мягкая кожа, манящая своей упругостью и чувствительностью. От каждого движения и нажатия пальцами оставались следы, которые тут же пропадали. Голова неприятно закружилась, стоило Чонгуку оглянуться вокруг. Он всё так же плохо соображал, но смог разобрать небольшую комнату со стеклянным столиком посередине, парочкой кожаных диванов и стеллажом. Цвет обоев Чон различить был не в силах, так как никакого источника света, кроме небольшого включённого торшера, стоящего рядом с кроватью, здесь не было. Понять, что он всё так же находился в здании клуба помогли лишь звуки громкой музыки, отдалённо проникающих в комнату. Стоило догадаться, что здесь была шумоизоляция, и для чего именно — не было секретом. Вспомнить, чем именно сейчас был занят Чонгук, помогли шорохи под ним и сильное возбуждение, болезненно давящее на ширинку джинс. Чужая рука с нажимом провела по низу живота, после чего опустилась на пах и надавила, вырывая из Чона сдавленный стон. Бёдра неконтролируемо толкнулись навстречу в поиске большего контакта. Чонгук зажмурился, ощущая, как по виску стекает капля пота. Всё-таки, долгое воздержание дало свои плоды, единственное, чего сейчас невыносимо хотелось — получить такую необходимую разрядку, иначе, он просто взорвётся. Сконцентрировать зрение на чём-то казалось невозможным, перед глазами всё двоилось, но это не помешало Чонгуку разглядеть под собой молодого парня. В голове тут же слабо, но вспыхнуло недоумение, и не только из-за того, что сексуального опыта со своим полом у него ещё не было. Парень под ним был ужасно похож на Пака, только не такой взрослый. Вполне возможно, что они с Чоном одногодки. Волосы светлые, но не такие же мягкие на вид, а кожа более загорелая. Внутри что-то неприятно заскребло от мысли о собственной никчёмности. Он собрался переспать с парнем — точной копией Сындэ. Какой же он жалкий. От собственных мыслей Чонгука отвлекло недовольное сопение парня, которому, по всей видимости, надоело долгое бездействие. Блондин без особых усилий поменял их местами, усаживаясь на бёдра Чона. Он несдержанно простонал, ощущая своей задницей чужой вставший член. От всех этих звуков и ощущений по телу Чонгука прошла новая волна возбуждения, от чего его уже начинало откровенно колотить. — Сними её, — блондину не нравилось, что из одежды на нём остались только расстёгнутые брюки в то время, как Чон до сих пор был полностью одет. Футболка полетела куда-то на пол, а горячие руки парня коснулись твёрдых грудных мышц. В его глазах искрилось неприкрытое желание, ему явно нравилось тело Чонгука, поэтому он в нетерпении начал ёрзать на возбуждении брюнета, показывая, как сильно хочет. Чон железной хваткой вцепился в обтянутые тёмной тканью бёдра, вдавливая в себя чужое тело ещё сильнее, получая кайф от долгожданного трения. Парень на нём будто прочитал его мысли, потому что руки тут же расправились с молнией на джинсах, чуть припуская одежду вместе с бельём. Чонгук облегчённо промычал, когда его член освободили от давящей ткани. Блондин немного привстал, снимая с себя оставшуюся одежду, то же самое делая с Чоном. Когда оба парня оказались полностью голые, брюнет снова почувствовал на себе тяжесть чужого тела. Руки сами легли на упругие ягодицы и с силой смяли их, заставляя блондина откинуть голову в наслаждении. Чонгук притянул его к себе, припадая к бронзовой шее. От неё пахло чем-то цитрусовым и сладким, его партнёр явно пользовался женским парфюмом. Во всей этой мешанине он не заметил, как начал в голос стонать, когда парень обхватил оба их члена рукой и начал медленно водить по ним, размазывая предэякулят по всей длине. Чонгук стопорил процесс, просто не зная, что должен делать дальше. Это был его первый опыт не с девушкой. Да, физиологию парней он тоже знал отлично, что неудивительно, но именно это и пугало. Блондин почувствовал секундное замешательство, поэтому сам взял руку Чона и поднёс к своему лицу. Когда два пальца погрузились во влажный рот, а горячий язык начал поочерёдно обводить каждую фалангу, смачивая их, Чонгук закатил глаза и мысленно умолял себя не кончить раньше времени. Его член дёрнулся от такой картины, что не осталось незамеченным. Парень начал активнее сосать пальцы и тереться собственным возбуждением о чужое. Единственное, о чём сейчас мог думать Чон, так это о том, что ему очень повезло с партнёром. Другой любой уже давно свалил бы, потому что вёл он себя сейчас как настоящий девственник. — Попробуй сам, — горячий шёпот опалил ухо в тот момент, когда его пальцы подвели к сжавшемуся входу. Чонгук на пробу ввёл один палец, выдыхая весь воздух из лёгких от ощущения сжимающихся вокруг него мягких стенок. Это было совсем не так, как с девушкой. Всё кардинально отличалось. Он начал медленно растягивать парня, ловя каждую эмоцию на его лице. — Добавь ещё один, — последнее слово утонуло в стоне, Чон от куда-то знал, что одного ему уже мало. Горячее тело подавалось назад, само насаживаясь на пальцы, а Чонгук готов был кончить только от открывающейся перед ним картины. Он не знал, сколько времени нужно тратить, чтобы растянуть парня, но сил терпеть уже не оставалось. Чон вынул пальцы, тут же вставляя сразу три, и начал активнее раздвигать их внутри и оглаживать мягкие стенки. Сверху послышались звуки, больше похожие на скулёж, а тело блондина начало мелко потряхивать. — Пожалуйста, я готов, — дрожь в голосе выдавала нетерпение. Значит, не один Чонгук на пределе. Парень самостоятельно слез с пальцев, удерживаемый Чоном и ухватился за основание члена, приставляя его головкой к сжимающемуся входу. В этот момент сердце в груди Чонгука начало ходить ходуном, а сам он понял, что вот сейчас пути назад уже не будет. Есть предчувствие, что этот случайный секс с незнакомым человеком открывает ему дверь туда, выхода от куда он больше не найдёт. Когда головка оказалась внутри, а блондин остановился, давая себе время на передышку, бёдра Чонгука сами толкнулись вверх, загоняя член на половину. Оба застонали в унисон, а парень не удержался и упал поверх крепкого тела. Это было что-то невероятное, всё ощущалось настолько остро, что Чон в какой-то момент подумал, что вот-вот, и душа покинет его тело. Руки взялись за ягодицы и не слабо сжали их, за что он получил укус в шею. Подождав пару секунд, Чонгук до конца опустил парня на свой член и не смог сдержаться. — Блять… Боже, — брюнет запрокинул голову, приходя в себя. Это было в сто раз лучше того, что он испытывал во время секса с девушкой. И почему он раньше не попробовал? Чонгук начал медленно двигать бёдрами, вырывая из блондина тихие стоны. Тот упёрся руками в грудь Чона и подавался всем телом навстречу толчкам, он заломил брови, и Чонгук понял, что задел внутри что-то, когда рот парня раскрылся в немом стоне, а весь он содрогнулся. Толчки стали более размашистыми и Чон уже не боялся сделать партнёру больно, внизу живота всё больше тянуло при очередном несдержанном стоне блондина. Пьяный мозг рисовал перед собой лицо человека, из-за которого Чонгук оказался в такой ситуации. Розовые кончики волос красиво волновались бы при каждом толчке, а светлая кожа контрастировала с его, более смуглой. Чон уверен, что это он был бы тем, кто плавился от каждого прикосновения рук, потому что Сындэ не из тех, кто позволит вести. Собственное воображение заставило член стоять ещё крепче, а возбуждение стало намного сильнее. Чонгук слишком резко подхватил парня над собой, от чего тот вскрикнул, и поменял их местами, уткнув того лицом в подушку. Он надавил на поясницу, чтобы тот сильнее выгнулся и без предупреждения загнал член на всю длину, сразу же переходя к быстрым толчкам. Блондин начал захлёбываться в собственных стонах, прогибаясь ещё сильнее. Он стиснул простыню руками, а когда Чонгук в очередной раз попал по простате, то оба услышали звук рвущейся ткани. У Чона перед глазами была темнота, разбавляемая яркими вспышками, браслет на руке начал обжигать кожу, из-за чего он начал двигаться ещё быстрее. Одной рукой он вцепился в бедро парня так, что точно останутся следы, а вторую вплёл в светлые волосы, сильнее вдавливая голову в подушку. Чонгук склонился над телом под собой, вслушиваясь в заглушаемые наволочкой стоны, и обхватил чужой член, проведя по нему пару раз. Он почувствовал что стенки вокруг него начали сжиматься, а блондин под ним затрясся, кончая на его ладонь и постельное бельё. Чон, не давая парню отойти от оргазма, забился в нём в хаотичном темпе, ощущая скорую разрядку. Он зажмурился, чтобы не видеть перед собой совершенно чужую и незнакомую ему макушку. Парень под ним скулил от сверхстимуляции, пока не ощутил заполняющую его изнутри толчками сперму и голос Чона, кончающего с именем на устах. Блондин вздрогнул от пары капель, неожиданно упавших на его лопатки, когда опавший член вышел из него. Он отдышался, прежде чем произнести: — Кто такой Сындэ?***
— Зачем ты притащил меня сюда? — Хосок сильнее натянул на запястья рукава чёрного пуховика и на пробу пошевелил пальцами на ногах в зимней обуви, ощущая мягкость меха. Впервые за последние несколько лет он носит зимой тёплую одежду. Если подумать, ему нравится не ёжиться от холода при каждом порыве ветра. Правда, сделано это было не по его инициативе, Сындэ отказался под любым предлогом выпускать Чона из дома в тех вещах, в которых он обычно привык ходить в мороз, стоявший уже пару дней. Оставив Хосока одного дома на несколько часов, Пак вернулся с коробкой зимней обуви и двумя идентичными пуховиками. Сындэ уже попрощался со своим пальто, так как после кровавых заплывов в ванной оно не выжило. — Чтобы ты хорошенько познакомился с теми, с кем тебе предстоит провести следующие несколько лет, если продолжишь так же, — Пак впихнул Хосоку бумажный стаканчик с горячим кофе, взятым в отделении приёмного покоя, и сел рядом с ним на деревянную лавку. Они оба замолчали, вглядываясь в пациентов, находящихся сейчас на послеобеденной прогулке. У психиатрической больницы была большая территория с расставленными на ней техническими зданиями, благоустроенной лужайкой с фонтаном и замёрзшим прудом, и прилегающим сквером, на лавочке в котором они сейчас и сидели. Некоторые больные выглядели совсем обычными, они ходили компаниями, обсуждая какие-то свои дела. Приставленные к ним санитары издалека наблюдали за ними, либо уходили со своими коллегами в специальное место для курения. Были пациенты, которые выходили на прогулку только под строгим контролем медицинского персонала, не отходящего от них ни на шаг. За одним из таких Хосок наблюдал уже несколько минут. Это был пожилой мужчина на кресле каталке, неотрывно смотрящий на тот самый замёрзший пруд, а рядом с ним молодая, судя по форме, медсестра. Она стояла в шаге от него и точно так же любовалась ледяной гладью. Хосок понимал, что Сындэ всего лишь запугивает его. У него нет проблем с головой или какого-нибудь психического расстройства. Он просто устал. Вся эта неопределённость и ожидание того, что вот-вот, и станет лучше, только потерпи немного. Не станет. Он уже всеми силами хочет освободить маму, сделать для Суён всё возможное и просто… А что потом? Хосок не знает, что будет после всего этого кошмара. Он так привык выживать, что элементарно не сможет жить спокойной жизнью после всего этого. Действительно, а что будет потом? Он вернётся в Сеул, забудет про Алием, и всё что там произошло? А Сындэ? — О чём думаешь? — Пак закинул ногу на ногу и выдохнул облако пара. Сейчас он наконец-то почувствовал хоть какое-то спокойствие. В последние дни он сильно нервничал, вытаскивая Хосока из болота, которое тот сам же и создал. — Вот смотри, — Чон повернул голову в сторону Сындэ, но всё так же продолжал пустым взглядом пялиться на старика, — когда всё встанет на свои места, ты же попробуешь наладить свои отношения с Чимином? — К чему этот вопрос? — Пак нахмурился, выжидающе смотря на Хосока. Ему уже не нравится этот разговор. — Просто интересно, — он пожал плечами, отворачиваясь обратно. Чону вдруг стало очень важно, чтобы у Сындэ и Джина был человек, который сможет о них позаботиться. — Почему самые близкие люди становятся чужими? Из-за чего мы сами отказываемся от самого лучшего, что жизнь преподносит нам? — Как тебе сказать, — Сындэ пытается подобрать правильные слова, чтобы точно донести свою мысль. — Я верю, что потеряв одно, ты находишь что-то более значимое. Это как с обувью. Когда пара изнашивается, ты выкидываешь её и покупаешь новую. — Ты сравниваешь человека с вещью? — А как иначе? Это только звучит ужасно, но на деле не так. Ты всегда ищешь в человеке эмоции и чувства, которые тебе необходимы. Вот даёт тебе определённый человек любовь, а в какой-то момент времени ты так ей пресыщаешься, что аж дурно становится. Хочешь того или нет, но рано или поздно ты начнёшь отгораживаться от источника этой любви, соответственно, от человека, — Сындэ задумчиво потёр шею и улыбнулся. Как же он знаком с этим. — Но это совсем не значит, что данный человек больше никогда никому не будет нужен. Просто однажды он найдёт того, кто будет готов принимать всю его любовь и заботу без остатка. — И ты нашёл такого человека? — Чон неосознанно сжал бумажный стаканчик в руках. — Нашёл, — уверенно и твёрдо. У Хосока не остаётся сомнений, что это чистая правда. Внутри становится теплее от слов Пака. — Что у вас с Юнги? — Хосок немного дёрнулся, от чего Пак понял, что осталось ещё что-то, что заставляет его чувствовать. Один — один. Точно, ещё же тот белобрысый. Юнги, незаметно для Чона, вошёл в тот круг лиц, о которых Хосок начал думать. Всё произошло как-то само, хотя брюнет всеми силами пытался отгородиться от Мина, но тот, как бронебойный поезд, ехал на таран. Вот и доехал. Хосок знает, что небезразличен ему. Но нужно ли им обоим это? Юнги просто ещё не представляет, с чем хочет связаться. Как только увидит всё своими глазами, то сразу же сбежит. Хосок живёт в эпицентре шторма, который разрушит всё, что ему дорого. — Думаю, что ничего, — Хосок сделал глоток кофе, доставая пачку сигарет из кармана. — А мне так не кажется, — Сындэ давит дальше, потому что видит, что Чон начал нервничать. — Ты же привык бороться, так что тебе мешает сделать это сейчас? — Бороться за что? — чуть резче, чем хотел, возразил Хосок. Он первый раз за весь разговор посмотрел в чужие глаза. — Ты не понимаешь, о чём говоришь. — Вот ты то как раз и не понимаешь, — Сындэ ещё больше улыбнулся, щурясь от дневного солнца, что в мороз светит ещё ярче, чем обычно. — Ты решил, что чего-то не достоин в этой жизни. А я думаю, что такие люди, как ты, заслуживают счастья в первую очередь. Разве нет? Пак со своей улыбкой и отблесками солнца в глазах полностью обезоруживал Хосока, даже спорить с ним не хотелось. — Юнги не нужны такие проблемы. Как только он узнает меня лучше, то сразу свалит, — Чон свёл брови, разглядывая светлые волосы Сындэ, — он не получит со мной того, чего хочет. — А от куда ты знаешь, чего именно он хочет? Поверь, этот агелл далеко не дурак. Он с самого начала понял, что ты не такой же, как все остальные. Но, как ты мог наблюдать, именно Юнги рвался в твою сторону сильнее других. Это чистая правда. Чона даже пугала в первое время настойчивость того чокнутого. С одной стороны Юнги постоянно пытался докопаться до него, доставал со своими странными вопросами, но с другой, он по сути своей ничего такого и не делал. Если сейчас обернуться назад и глянуть на всё трезвой головой, то выглядит так, будто Мин всё это время хотел быть рядом с ним, и больше ничего. Но и Хосока можно понять, как он должен был на всё это реагировать? Если простым языком, то в тот момент времени он испытывал натуральный стресс от всего, что одним махом свалилось на голову. А тут незнакомый парень с выражением лица, словно он хочет прихлопнуть Чона, пытается чего-то от него добиться. Единственное, что держит Хосока вдали от решающего шага — сложившийся в голове пазл, что так чертовски давно мучил его. И будет лучше, чтобы никто об этом не знал. Юнги сам доложил последнюю деталь, которую носил в кармане. А сыграть всегда можно, Чон это умеет. — Дай ему шанс, — Сындэ поднял руку и щёлкнул Чона по носу. — Ты меня бесишь, — Хосок недовольно цыкнул и отвернулся, поджигая сигарету. — Потому что говорю правду? — Сындэ в голос рассмеялся, видя, что плечи Чона тоже трясутся. — Нет, потому что эти вещи говоришь мне ты, — уголки губ Хосока немного приподнялись, на душе стало ощутимо легче, — с каких пор тот парень с парка стал говорить такие серьёзные вещи? — Эй! Какого ты обо мне мнения? — Самого лучшего, Сындэ. Самого лучшего. Пак, как всегда прав. Пора заканчивать со всем этим дерьмом и возвращаться.***
— Тебя точно не нужно проводить? — Намджун без особого желания передаёт рюкзак Чимину, проверяющему время на наручных часах. Расставаться, хоть и на праздничные дни, совсем не хочется. Ким успел привыкнуть к ежедневным встречам с Паком в библиотеке. Касаемо этого, младший совсем недавно поделился с Намджуном, что раскусил его внезапные порывы к литературе, но делать с этим ничего не стал. Они продолжили вместе проводить время и делиться впечатлениями об очередном прочитанном романе. — Спасибо, но родители ждут меня у ворот, — Чимин улыбнулся, заряжая исполина теплом на все каникулы. Намджун прирос к земле и с лицом счастливого болвана глядел в спину уходящего парня, вызывающего внутри такой спектр эмоций, что невозможно было ухватиться хотя бы за одну из них. Предупредив возможное появление ожога от браслета, а Ким уже весьма поднаторел в этом деле, он поправил лямку рюкзака и поспешил развернуться, пока не услышал так полюбившийся ему голос. — Дай мне знать, если заскучаешь на каникулах. Я бы не прочь придумать что-нибудь, — Чимин вполоборота стоял у ворот академии, с блеском в глазах ожидая положительного ответа. — Если заскучаешь, конечно. Намджун в ступоре открыл рот, не зная, как должен реагировать. По-хорошему, следует треснуть себе хорошенько, ибо слишком всё это походило на сон. Услышав тихие смешки со стороны Пака, он поспешил захлопнуть рот, поняв, что выглядит как умственно отсталый. Так и не сумев выдавить из себя вразумительного ответа, Ким быстро закивал головой, на что Чимин махнул пару раз рукой и скрылся за забором. Они обязательно должны что-то придумать, потому что Намджун уже скучает. Время близилось к обеду, когда исполин стоял у двери Чона и уже порядка десяти минут колотил в неё. С той стороны никто не подавал признаков жизни, Намджун уже прикинул, что Чонгук явно спит и совершенно не собран, хоть они и договаривались разъехаться по домам часам к двум. Оглянувшись по сторонам, Ким быстрым движением вырвал ручку вместе с замком и аккуратно вошёл внутрь. В комнате была кромешная темнота, шторы плотно задёрнуты, а в воздухе разило ужасным перегаром. За несколько шагов он добрался до окна, пропуская дневной свет и открыл форточку. Свежий воздух наполнял помещение и вызывал мурашки на теле спящего в одних боксёрах Чонгука. — На мёртвого ты не похож, так что вставай, — Намджун с громким стуком бросил рюкзак на пол и завалился на кровать прямо в одежде. Чон промычал что-то непонятное, передёргивая плечами из-за холода. Голова адски болела, а во рту был отвратительно сладковатый привкус алкоголя с ночи. Он ещё не открыл глаза, но уже понимает, что находится в своей комнате, но как именно попал сюда не помнит. — Сколько времени? — Чонгук с трудом перекатился на спину и разлепил глаза. Перед его взором предстал знакомый ему потолок и половина лица Намджуна. Брюнету не нужно было видеть его полностью, ведь уже по этой части было понятно, что его друг был чем-то сильно доволен. — Первый час, — Ким подпёр рукой голову и наблюдал, как Чонгук пытается собраться с силами и поднять тело с кровати. У того на голове было чёрт знает что, а лицо опухшее, словно он ночью соль ложками жрал и водой это запивал. — Ну ты и уродец конечно. — Пошёл ты, — с болезненным стоном он как-то смог подняться на ноги, но тут же зажмурился и замер, возвращая координацию на место. — Вали в душ, а я пока соберу твои вещи, — Намджун подскочил следом и поплёлся к шкафу. Он выудил с нижней полки спортивную сумку и начал скидывать туда попадающиеся на глаза футболки, толстовки и джинсы. Когда стоять на своих двоих стало не так затруднительно, Чонгук взял полотенце с шампунем с прикроватной тумбы и хотел уже открыть дверь, но наткнулся на валяющийся на полу замок. Его взгляд медленно поплыл в сторону Кима, оживлённо орудующего в его шкафу. Намджун уже понял, что именно заставило Чона остановиться в ступоре, поэтому он сделал максимально возмущённое лицо и выдал: — Тебе тоже кажется, что в общежитии пора провести ремонт? Оно от любого чиха сыпется. Чонгук закатил глаза и медленно покинул комнату. Сломанный замок — последнее, с чем ему сейчас хотелось возиться. Превозмогая себя, он доковылял да душевых и с диким наслаждением встал под горячий душ. Мышцы расслаблялись под струями воды, а тело ощущалось не таким деревянным. Смывая пену с головы, Чон прокручивал в голове события прошедшей ночи, скрупулёзно отыскивая воспоминания о том, как он вернулся в академию. Он отчётливо помнит Виктора, тот что-то долго пытался донести до пьяного разума студента. Есть моменты с барменом, к которому Чонгук успел проникнуться за столь короткий отрезок времени. А потом пустота, ничего. Был ли он с Виктором до конца? Судя по ощущениям, брюнет выпил ночью половину бара в клубе, и отражение в зеркале это подтверждало. Насчёт уродца Намджун был абсолютно прав. Чон кое-как пригладил влажные волосы, подмечая странную отметину на своей шее. Неужели он успел подраться с кем-то? А даже если и так, то руки у него были целые, никаких следов содранной кожи или чего-то подобного. С огромными надеждами на то, что он никому не доставил вчера проблем, Чонгук вернулся в свою комнату и уже более бодро оделся в обычное чёрное худи и синие джинсы. — Чем будешь заниматься в праздники? — Намджун шёл впереди, иногда поглядывая на плетущегося сзади Чона, чтобы тот случайно не навернулся на лестнице. — Понятия не имею, — Чонгук хотел быстрее выйти на мороз, так он имел больше шансов прийти в себя. Да и на удивление, именно сегодня утром появилось странное желание свалить от сюда домой. Под монотонный бубнёж Кима они вышли на дорогу, ведущую к главному выходу с территории академии. Чон зажмурился и опустил глаза, смотря на собственную обувь. Глаза начали болеть от слишком яркого света, в комбинации с белым снегом который становился ядерным оружием для человека с похмельем. Не смотря по сторонам, Чонгук не заметил, как вписался плечом в прохожего. — Опа, а вы чего так поздно уезжаете? Все уже давно отдыхают, — перед второкурсниками с довольной улыбкой на лице стоял преподаватель Пак с чёрной папкой в руках. Чонгук вздёрнул голову, с опаской уставившись на учителя. Сындэ, как всегда, выглядел отлично, что каждый раз заставляло все внутренности брюнета делать кульбит. Нельзя всё своё свободное время отдавать работе и при этом так следить за собой. — Было несколько незаконченных дел, — Намджун сделал небольшой поклон в уважительном жесте и пихнул зависшего друга локтём. — Главное, что все зачёты в этом году закрыли. Теперь можно со спокойной душой гулять, — учитель сканирующим взглядом обвёл Чонгука. — Выглядишь неважно, Чон. Тебе бы отдохнуть. Брюнет дёрнулся, не ожидая, что Пак обратиться к нему. Преподаватель смотрел точно в глаза, подмечая все изменения в них, а Чонгук воском плавился от его внимания. Как фанатка на концерте любимой группы, когда солист задержал на ней секундный взгляд. — Поверьте, он уже неплохо отдохнул, — Намджун не смог сдержать усмешки. — Понятно, — Сындэ склонил голову к плечу, перехватывая папку двумя руками. Чон снова увидел эти лисьи черты, иногда пробивающиеся в мимике учителя. Пак понял подкол Намджуна. В голове начали мелькать кадры незнакомой ему комнаты. Мозг сам подкидывал отрывки, где обнажённое тело красиво выгибалось под ним. — Ладно, не смею вас задерживать, — Сындэ улыбнулся в своей привычной манере и продолжил свой путь к главному входу, не удостоив Чонгука прощальным взглядом. — С наступающим. — И Вам всего хорошего! — Намджун поклонился и перевёл своё внимание на брюнета. Он опять решил пародировать камень. — Да что с тобой? — Всё в порядке, — Чон проглотил ком в горле и быстрым шагом устремился к выходу, вынуждая друга догонять его. Вместо протоптанной на снегу тропинки Чонгук видел чужое постельное бельё, светлые волосы, разметавшиеся по подушке и свои руки на загорелой коже бёдер. Сильным ударом были стоны, сиреной грохочущие в голове и незнакомым мужским голосом: Кто такой Сындэ? Чонгук согнулся вдвое, чуть не упав на землю. В глазах плыло, а всё содержимое желудка тут же оказалось на заснеженной земле. Он бы рухнул в снег, не подоспев Намджун вовремя. — Почему не сказал, что настолько плохо? — Ким подхватил парня, позволяя тому оставаться в вертикальном положении. — Я нормально, — Чонгук отдышался, сплёвывая слюну. Вот он и вспомнил, что случилось ночью, а отметина на шее приобрела логическое объяснение. Захотелось снова помыться. Он трахал парня, имени которого не знает, представляя на его месте преподавателя. Это финиш. Таким Чонгук ещё ни разу не занимался. По пьяни всё казалось нормальным, но… Чёрт побери, он трахнул парня. Чон Чонгук сегодня ночью трахнул какого-то парня. Блять.***
— Ты остаёшься? — Тэхён небрежно скидывает самые необходимые вещи в сумку, наспех застёгивая молнию. Он опаздывает, а матери обещал, что будет дома к обеду. Всё из-за того, что провёл утро в комнате Сокджина, пытаясь уговорить того отметить Новый год с семьёй агелла. На свою наглую просьбу Тэхён получил очень лаконичный ответ, что это семейный праздник. Он, конечно, расстроился, но сам же потом понял, что слишком спешит. В конечном итоге, им бы обоим было неловко. — Нечего мне дома делать. Что я там не видел? — Юнги бездумно тыкал пальцем в экран телефона, загружая свою и так тяжёлую голову новой порцией нежелательных мыслей. Кое-что он бы всё-таки хотел увидеть. Точнее, кого. Хосока не видно уже недели три, если не больше. Его дружок, по совместительству новый дружок Тэхёна и словом не обмолвился о пропаже. Будто не было Чона вовсе, бредовая фантазия больного ума. Мгновенно появился из ниоткуда, вытрепал нервы так, что убить хочется, и так же быстро исчез. А Юнги признаёт, что болен. Здоровый организм не может загнать себя до состояния, когда видишь человека за любым поворотом или в каждом случайном прохожем. Эта игра затянулась и сильно надоела Мину. Его из раза в раз водят за нос, всё дальше затягивая в паутину, а Юнги уши развесил, и сам же позволяет себя утягивать в безвестность. Пора признать, что внутри у него сейчас сидит обида. Обида за то, что Чон никогда никого не оповещает о своих действиях и планах, считая себя наглухо одиноким человеком. Захотел — ушёл, захотел — вовсе пропал. Так не поступают. Если на то пошло, то хотя бы Юнги он мог сказать, что собирается уйти на неопределённое количество времени. Необязательно говорить куда и зачем. Просто предупредить. Мин готов извиниться за тот случай, на удивление, он действительно начал дорожить кем-то, кто привлекает его далеко не в дружеском плане. Хосок совсем дурак, раз считает, что между ними ничего нет. Правда, там и до чего-то далеко, но уж точно не ничего. И немного агелла смешит ситуация, ведь раньше сам же считал, что всё это дерьмо для слабых и неполноценных людей, не умеющих идти по жизни самостоятельно. Но Юнги себя слабым не считает, а без Хосока не хочет. Чон стал неотъемлемой частью механизма, без которой он функционировать не будет. Не хочет. Опять же. Не хочет. — Если тебе станет совсем скучно, то можешь набрать мне, — Тэхён закинул сумку на плечо, ещё раз оглядывая комнату на предмет забытых вещей. — Будто девчонку клеишь, — Юнги сморщил нос, неохотно поднимая пятую точку с мягкой кровати. Вряд ли Ким оставит ему свою комнату во временное пользование. — Увидимся, — Тэхён улыбнулся на колкость друга. Ему нравится видеть Юнги таким. Мину не идёт расклеиваться. Тэхён расцвёл, этого только слепой не заметит. Тот шекан вдохнул жизнь в Кима и вернул обратно на ноги. О внутренней войне Тэхёна теперь напоминают только убитые волосы, кончики которых нередко отламываются при использовании расчёски. Пусть они будут напоминанием о том, что не всё в этой жизни само идёт тебе в руки. За что-то приходится бороться, будучи неуверенным в победе. У Юнги не так, у него войны и не было. На него без лишних слов скинули ядерную бомбу, не дав шанса поднять оружие. Как можно выиграть там, где одна сторона противника замечать отказывается. Это всё бьёт молотком по черепной коробке. Ощущение беспомощности не покидает Мина даже на секунду. Вся жизнь, прожитая да появления Хосока, обнуляется и стираются все приобретённые ранее навыки и знания. С Чоном нельзя просто, обычные и привычные методы не срабатывают. Юнги встретил неизвестный для человечества вид, отказывающийся подчиняться законам логики. Всё правильное рядом с ним выдаёт ошибку. Ему бы очень хотелось сесть с Хосоком и поговорить обо всём, что съедает его изнутри. Скорее всего, выглядеть это будет жалко, а реакцию на этот случайный порыв Юнги даже предугадать не сможет. Временами Чон выглядит как самый понимающий и сострадательный человек в этом мире, но всмотреться глубже, заметишь тотальное не осознание человеческого существа в целом. От этого исходит одичалость на элементарные проявления человеческих чувств и эмоций. Ему, будто не показали и не рассказали, как именно они работают. Либо он сам растерял их все за ненадобностью, в попытке убежать от чего-то. — Сука, — Юнги втягивает воздух сквозь сжатые зубы и трёт лицо до красноты. Чем он раньше убивал время? Что заставляло испытывать положительные эмоции? Они с Тэхёном играли в баскетбол. Если подумать, то покидать мяч в кольцо ему никто не запретит. Это должно внести новые краски в серую круговерть. Академия почти пустая, все студенты разъехались по домам. Кому какое дело до парня, взявшего ключи от зала? Щелчок выключателя озарил пространство зала приглушённым светом. Юнги не стал полностью включать освещение, чтобы не привлекать лишнего внимания. Перед глазами проносятся моменты из прошлого, когда они с Тэхёном и Мартой зависали здесь после занятий. Тогда всё ещё было по другому. Его голову не трогали тревожные навязчивые мысли. Юнги плыл по течению, ожидая скорейшего конца обучения, чтобы в будущем заняться любимым делом. Каким именно он не знал, думал, что оно само по себе появится в его жизни. Так сложилось, что дела, трогающего его за душу, не появилось, но появился один конкретный человек. Удивительно то, что по всем существующим законам души у него быть не должно, но Юнги почему-то верит, что с приходом Хосока она образовалась где-то внутри. Первый бросок мимо, сам мяч не хочет лететь в кольцо. Все движения такие же, как и всегда, но забросить не получается. Нихуя у Юнги не получается. Его игра в точности описывает шаткое состояние. Он бросает ещё и ещё, без толку. Обессилев, он кидает мяч в стену, тот врезается в бетонную поверхность, разнося эхо по спортивному залу, и отлетает за спину Мина. Юнги тесно. Одежда на нём, этот зал, академия и сам Алием сковывают его. Желание вырваться от сюда накрывает волной, сердце сжимается от непонимания собственных чувств. Пламя молчит, оно давно перестало греть тело, этим самым показывает протест, наказывает за бездействие. Оно, в отличие от своего хозяина, умнее, чётко и кратко показывает свои желания. Ещё на той лавочке, в сквере, когда лишь с секундным промедлением его огонь охватил холодные руки Хосока нужно было догадаться, что просто это всё не закончится. Предупреждал его отец, чтобы не лез, куда не следует. Но нет же. Сам Чёрт его дёрнул обратить внимание на парня, отличающегося от всех остальных. Его тяга к выбивающимся из обычного ритма вещам рано или поздно должна была закончиться плачевными обстоятельствами. Об этом как-то вскользь упоминала мать, когда Юнги в очередной раз повздорил с преподавателем в школе на тему исчезновения людского «Я» с течением времени. Но что было поделать мальчику, который наперёд всё знал, самостоятельно копаясь в библиотеке? Учитель нагло врал. Собственное «Я» не исчезает, оно остаётся таким же, это люди с возрастом начинают видеть и воспринимать его с другой стороны. Ты никогда не меняешься. Меняется лишь твоё собственное мнение о себе же под гнётом общественного мнения. Вот и сейчас Юнги думает о том, что в какой-то момент забыл о своих же жизненных принципах. Скорее всего, такой диссонанс происходит у него из-за появления человека, собирающего в себе все те утверждения, которых Юнги придерживался раньше. Вот как выглядит человек, борющийся со всем тем несправедливым, сваливающимся на голову. Это далеко не Юнги, живущий спокойной студенческой жизнью, иногда сопротивляющийся неким правилам. Это Хосок, который молча справляется со всеми проблемами самостоятельно, ни разу не сказавший о чём-то невозможном. Его крест сделан не из ювелирного сплава, а из горячего железа, неся на себе который, остаются глубокие ожоги. Если попросить Чона кинуть в грешного камень, то он будет первым, кто замахнётся на себя же. Агелл тяжело дышит, опускает голову и щурится от попавшей в глаза солёной влаги со лба. Сквозь удары собственного сердца до Юнги доносятся звуки мяча, отбивающегося от напольного покрытия, а потом мяч забрасывается ровно в кольцо, укатившись после приземления в угол. — Ты действительно прислушался к моей просьбе и не подходил ко мне. Голос, пропитанный вековой усталостью и разочарованием выбивает землю из-под ног. Сердце откликается на него, как по команде, оно ждало в предвкушении. Дождалось. Юнги обернулся весь на иголках. Боится, что совсем спятил. Слишком хорошо, чтобы быть реальностью. В пяти метрах от него стоит Хосок. Уставший, в потёртых чёрных джинсах и обычной серой футболке, что стала велика, с отросшими за всё время волосами, но Хосок. Смотрит так, будто ничего не было, так, словно они только вчера попрощались. — Ты не оставил мне выбора, — голос хриплый, режет тишину. Всё естество Юнги тянется вперёд, но сам он не осмеливается сделать шаг. Пока нельзя. — Сам запретил. — А тебе когда-то нужно было разрешение? — Хосок улыбается, а в этот момент Юнги думает, что мяч от стены отскочил ему в голову и ему всё снится. Если так, то просыпаться не хочется. Чон стоит неподвижно, пристально смотрит на Юнги и ждёт. Ему сейчас просто необходима ответная реакция. Так не скажешь, но Хосок держится из последних сил. Всё то, что по кусочкам Сындэ собирал целую неделю готово развалиться на части. Насколько сильным будет крушение и будет ли оно сейчас зависит только от Юнги. Он — последняя остановка для Хосока. Всё пережитое и случившееся вело к нему. Во власти Мина находится чужая судьба. Чон надеется, что он поступил правильно. Надеется, что выбрал добрые руки. Он столько раз ошибался, что ещё один промах просто не переживёт. Именно сейчас Юнги нуждается в его одобрении. Ни в чём никогда так не нуждался. Хосока не хочется упускать, Мин не хочет делать что-то против его воли. Он похож на мираж, одно неосторожное движение рукой — испарится и больше никогда не вернётся. Юнги уже проебался однажды, больше он так не поступит. — Можно? — парень неуверенно смотрит на Чона в ожидании ответа. Дождавшись слабого кивка, Юнги делает первый осторожный шаг и на пару секунд замирает. Внутри чиркнули спичкой и поднесли к сухому хворосту. Ещё несколько таких же шагов, после чего Мин срывается. Рука дотягивается до Хосока, он чувствует, как парень дёргается, но не отстраняется. Лёгкие горят, когда Юнги снова ощущает эти обветренные губы на своих. Он не медлит, сразу же углубляя поцелуй, видит, как тело в его руках мелко подрагивает, когда язык касается чужого. Юнги жмурится, пытается не потерять ощущение твёрдой поверхности под ногами. С каждым рваным вдохом Чона он всё глубже погружается в темноту, где остаётся место лишь эгоизму и сумасшествию, в котором они оба тонут. Хосок не слабо сжимает белые волосы на затылке, притягивая Мина ещё ближе, ему невыносима мысль о том, что придётся отстраниться, когда кислород в лёгких окончательно закончится. Они вдвоём довели друг друга до состояния, когда легче сдохнуть, чем сделать вдох. Кто же там так пошутил, что позволил им встретиться? Каждый случайно брошенный взгляд, каждое слово, обидная фраза, невысказанные чувства, всё это пошагово вело к тому, чтобы в итоге Юнги впервые в жизни сделал шаг навстречу к кому-то, чтобы Хосок впервые решил остановиться. — Ты больной, — Юнги отстраняется, тяжело дышит в самые губы. Их лбы соприкасаются, но ему недостаточно, он хочет ещё ближе. Хосок нервно смеётся, смотря в глаза напротив. Если он и правд больной, как сказал Мин, то огонь на дне тёмных глаз напротив, ему лишь мерещится. Юнги подхватывает истерический смех, хрипло рвущийся из грудной клетки и обхватывает ладонями лицо Чона. Он смеётся по другой причине. Мин знает, что в конечном итоге Хосок всё равно уйдёт, когда захочет. Этого человека невозможно привязать к себе. Чон сегодня делит с тобой душу, а завтра вырвет её, забирая половину и у Юнги. Чтобы он не делал, как бы не обнажал себя, всего этого будет недостаточно для Хосока.