"TEENAGER"

Мне стало жутко! Спасите Русь! Повсюду бабочки и розовые пони Жизнь — это шутка, и я смеюсь... Хотя на самом деле юмора не понял Все в мою сторону смотрят и молчат А я в карманы прячу мокрые ладони Я самозванец, и меня наверняка разоблачат

Он выключил будильник и ещё несколько минут позволил себе полежать с закрытыми глазами. Декабрь не радовал ни теплом, ни солнцем - ночь, вечер и утро смазывались в одни долгие, беспросветные сумерки, сводя на нет любое желание выходить из дома. Лёха малодушно радовался, что у них нет собаки, которую нужно было бы выгуливать, и каждое утро, перед уходом в школу, уныло затягивал шею шарфом, чтобы за шиворот не нападал снег. Нурлана писк будильника не разбудил - его вообще ничего не могло разбудить, кроме крайней необходимости. Он просыпался сам, по каким-то внутренним часам, и спать ему не мешали ни проезжающие машины, ни музыка, ни матч Реал Мадрид - Барселона. Нурлану его отдали, когда хотя бы мало мальски кровные родственники закончились. Родителей Лёха не помнил, его растила бабушка. После её смерти его отправили к тёте, которая от опеки быстро отказалась, потом к двоюродному дяде, потом к троюродному… Степень своего родства с дядей Олегом Лёха определить затруднялся, но под его крышей он прожил почти пять лет. То, что Нурлан Алибекович к славному роду Щербаковых отношения не имеет было понятно сразу, но он, оказывается, был сводным братом какой-то из Лёшиных тётушек, или что-то в этом духе, а потому чисто технически мог стать опекуном. Как Лёхе объяснили ещё между дядей Сашей и дядей Олегом - взрослого ребёнка пристроить трудно. А когда до совершеннолетия остаётся всего ничего, никто уже не будет заморачиваться с приютом или искать приёмную семью. Любой вариант здесь не вариант, а передержка. После того, как дядя Олег спился окончательно, Лёша был готов к тому, что теперь на него уже точно положат хуй. Или так, или отправят в ебеня к троюродным тёткам матери, но на это он был не согласен - в Москве было всё, что он знал, вся его жизнь. Но глупо было и надеяться на то, что молодой, обеспеченный клипмейкер, который родственников-Щербаковых в глаза не видел, захочет взять на себя заботу о трудном подростке с хорошими оценками по математике. А потом они увидели друг друга и всё как-то встало на свои места. Лёха вылез из кровати, на автопилоте подхватил с тумбочки грязную чашку из-под чая и пустую бутылку, и пошлёпал на кухню готовить завтрак. Когда Нурлан соизволил-таки выбраться из кровати, Лёха уже оделся, собрал рюкзак и был готов выходить. - Гренки на сковородке, сыр на столе. Масло заканчивается, надо будет докупить, - отрапортовал он. - Доброе утро, - сказал Нурлан и широко зевнул, - Тебе к первому, бедолага? Лёха развёл руками. - Ладно, давай. Ключи не забудь! Я сегодня хер знает когда дома буду. - В смысле уже ночью? - В смысле, хер знает. Может к трём вернусь. Может к полуночи. Может вообще завтра. У нас сроки поджимают, а эти ещё канву не выбрали. Если сегодня дожмём их, то вечером поедем на локацию. Если нет… То разговор на этом закончится. Лёха сделал вид, что понял, о чём речь. - Ну, я пошёл. Удачи, все дела. - И тебе! Лёха вылетел из квартиры, хотя торопиться ему было решительно некуда - времени на дорогу было с запасом, хватало ещё даже на то, чтобы без спешки переодеться и десять минут пошататься с другими такими же ранними пташками. Просто после совместных ночей, когда они вплавлялись друг в друга настолько сильно, что не находили силы разойтись, выпустить друг друга из рук, ему было неловко смотреть Нурлану в глаза. День судил за то, что ночь прощала. Вчера он целовался с Нурланом, дрочил ему, шутил про его бабские рубашки, и в мире не было ничего правильнее, ничего естественнее. Сегодня он увернулся, когда Нурлан хотел на прощание потрепать его по плечу. Одно хорошо - вчерашняя ночь, по крайней мере, стоила этой нервотрёпки. Они пили лимонный Гараж под какое-то кино, и Лёха не мог заткнуться ни на секунду, и Нурлана это бесило, но в какой-то момент перестало, и под конец они ржали как идиоты, ржали, словно им за это платили, пока не остались совсем без сил. А потом Лёха не ушёл к себе, а остался у Нурлана на кровати, и Нурлан не сказал ему ни слова. Лёха остановился у ближайшей машины, написал пальцем по снегу слово “хуй” и, приободрившись, пошёл дальше. Нурлан вводил его в тупик. И если о том, что между ними было, удавалось не думать, то о самом Нурлане не думать не получалось. Нурлан был… Пиздец. Лёха раньше таких не знал. Дизайнерские шмотки всех оттенков чёрного, душистый гель для душа, сборник стихов на тумбочке у кровати, блядская цепочка на шее, цветы в горшках по всем подоконникам. Да и вёл себя не как нормальный мужик - не орал, не угрожал побить, не пытался показать, кто здесь главный. И при всём этом вызывал у Лёхи какое-то глубокое, подсознательное уважение. Может быть потому, что пахал на своей работе как ломовая лошадь. А может как раз потому, что не вопил, не качал права, и всё равно добивался того, чего хотел. Когда друзья спрашивали, как ему с новым опекуном, Лёха говорил “нормально” и менял тему. Это был единственный подходящий ответ. “Пиздец охуеть блять, ничего не понимаю” пришлось бы объяснять, “ебать, блять, я никогда ещё не был таким счастливым” - тоже. - “Молчи, рассудок. Отложи заботы”, - тихо читал Нурлан из “антологии арабской поэзии”, - “Не пригодились доводы твои. Мне, раненому в сердце, не помогут ни звёзды, ни стихи, ни соловьи…” У школы Лёха был за полчаса до первого урока. Сверился с расписанием - впереди был унылый, шестичасовой школьный день. Эксцессов не предвиделось… ...и всё-таки без них не обошлось. Положа руку на сердце, Лёха мог бы сказать, что понимал куда все идет, когда Жорик позвал его поговорить по-мужски, с глазу на глаз, под аварийную лестницу. В первую очередь понимал, что о "с глазу на глаз" не может идти и речи - Жорик зассыт идти один, и позовёт кого-то из своих. Можно было бы, конечно, перестраховаться и тоже пойти с компанией, но ведь могло оказаться и так, что он ошибся, и никакой подставы не было. Тогда Жорик показал бы себя мужиком, а он, Лёха - трусливой шавкой, которая носа из стаи не суёт. В итоге пошёл один. И огрёб по полной. Никакого разговора, даже в жанре "да ты, да я, да мать твоя…" не было. Стоило только спуститься в прохладу аварийки, как бледный, сосредоточенный Жорик бросился на него с кулаками. А потом подоспели и ещё двое. Хорошо хоть времени у них было мало - Лёху задержали на русском, от перемены оставалось всего пять минут. Да и били неумело, больше со злобой, чем со старанием. Лёха, когда окончательно упал, постарался прикрыть самое дорогое - почки, пах и голову. Остальное заживёт. Звонок их спугнул - Жорик успел, кажется, бросить что-то про "ну, теперь будешь знать", а потом подхватил с пола рюкзак и побежал на урок. Витя без колебаний последовал за ним, но Максон, нормальный, в целом, чувак, с которым Лёха пару раз играл в футбол за школой, немного задержался. - Расскажешь кому-нибудь, - сказал он с воодушевлением, - И в следующий раз так легко не отделаешься! - Иди на хуй, - просипел Лёха. Максон сплюнул кровью - видимо ему всё-таки хорошо прилетело лбом по челюсти - и тоже ушёл. Лёха остался один. Он полежал немного, приходя в себя, затем попробовал аккуратно пошевелиться. Проверил руки и ноги на предмет переломов, потрогал ломаный-переломанный нос, из которого на светлый пол уже натекла маленькая лужица крови. Он попробовал встать, но пол под ногами взбрыкнул, как лошадь, и он еле успел упереться руками в стену и медленно сползти по ней, а не упасть ебалом в битую плитку. В висках пульсировала тупая боль, перед глазами всё плыло. Вот это уже плохо. Разбитый нос и пара гематом - это ещё куда ни шло, но сотряс ему сейчас точно не нужен. В травмпункт ему нельзя - это старому опекуну было похуй, жив он, мёртв, или где-то посередине, а Нурлан ведь действительно будет разбираться. Лёха запустил пальцы в волосы и попытался убедить свою бедовую голову, что никакого сотрясения нет. В конце концов, ну что там сотрясать, мозга-то всего пара столовых ложек!.. Он встал, на этот раз медленно, всё время держась за стену. Пол пошёл мелкой рябью, но коленец больше не выкидывал. Лёха перевёл дыхание. Ноги, как минимум, были вполне целы. Рюкзак, как оказалось, тоже - он так и лежал у лестницы, где Лёха его скинул, как балласт. Он взял его в руки, не решаясь привычным жестом закинуть за спину. Вышел из закутка под лестницей, - яркий свет электрических ламп резанул глаза, - и побрёл в сторону мужского туалета. Одного взгляда в зеркало ему хватило, чтобы понять, что в класс идти не стоит. Из носа всё ещё лилась кровь, на рубашке подсыхали бурые пятна, правая щека онемела - там уже наливался цветом фингал. Лёха выматерился сквозь сжатые зубы. Ладно. Хорошо. С этим тоже можно работать. Лицо он как мог отмыл холодной водой. Дождался, когда нос перестанет кровить, стянул рубашку, и надел физкультурную футболку - мятую, но сравнительно чистую, и поверх, для верности, натянул толстовку. Напился холодной воды из-под крана, вытер лицо и руки туалетной бумагой. Прежде чем выйти с минуту внимательно рассматривал в зеркале собственные зрачки, крепко держась за раковину. Что там говорил врач из травмы? Лёгкое расширение зрачков? Блять, ну, его было бы легче засечь, если бы он знал, какого размера у него зрачки в обычное время! Решив, что сделал всё, что мог, он подхватил рюкзак и вышел из туалета в коридор. Может написать своим, чтобы подождали Жорика после школы и объяснили что к чему? Нет, нет… Чем он тогда лучше этого долбоёба? Надо разбираться самому. Только вот когда, как? И как выгоднее всего использовать свою очевидную побитость? Мысль ещё только начала оформляться у него в голове, когда его окликнул знакомый голос. - Щербаков! Ты почему не на уроке? Он вздохнул поглубже и приготовился пиздеть. - Здравствуйте, Алла Викторовна, - сказал он, глядя в сторону. - Щербаков, что за детский сад, ты почему-... - она подошла ближе и осеклась, - Это что такое, Щербаков?! - Я упал на лестнице, - сказал Лёха. - Ну разумеется, - Аллочка, ожидаемо, ему не поверила, - В медпункте был? - Сегодня среда. В их школе не было постоянного медика, поэтому медпункт работал только по вторникам, четвергам и пятницам, когда ближайшая поликлиника присылала дежурного. - Ах да, точно… - она поджала губы, - Вот всегда с тобой так, Щербаков! - Извините, - сказал он. - К директору бы тебя… - Аллочка почему-то не торопилась метать молнии. Это одновременно пугало и обнадеживало, - Да он занят... И это надолго. - Князева исключают? - понимающе спросил Лёха. - Увидим, - вздохнула Аллочка, - За него снова пришла просить мать… Смотреть тяжело. И это, кстати, абсолютно не твоё дело! Лёха хмыкнул. Они с Аллочкой хоть и были классовыми врагами, но в некоторых вопросах, как долгожители школы номер шесть, находили удивительное взаимопонимание. - Есть ощущение, что после этого разговора, он уже не захочет меня видеть. И вообще никого не захочет. - Есть в твоих словах резон, Щербаков, - снова вздохнула Аллочка, - Но смотри у меня! Увижу ещё кого-нибудь с таким украшением - сразу пойму, что это была за лестница! И тогда ты у меня точно так просто не отделаешься, понял? - Так точно, - отозвался Лёха. - Сильно болит? - До свадьбы заживёт… - он хотел было распрощаться, но осёкся, - Алла Викторовна… Можно Жора Прохоров меня до дома проводит? А то там гололёд, а у меня голова кружится. - Совсем обнаглел, Щербаков?.. - но, видимо, выглядел Лёха действительно неважно, потому что, вглядевшись ему в лицо, она поджала губы, - Какой у него урок сейчас? - Физкультура. Последняя. - Я позвоню Андрею Михаиловичу и попрошу, чтобы он его отпустил. В первый и последний раз! И скажу Прохорову, чтобы с лестниц тебя сводил за ручку, раз ты такой неловкий… Посиди здесь пока, - она кивнула Лёхе на скамейку у стены и скрылась в своём кабинете. Жорик появился в коридоре через несколько минут, злющий и напуганный, а из кабинета Аллочки вышел с таким растерянным выражением лица, что Лёха с трудом подавил смех. - Извини, что забрал с урока… - сказал он так, чтобы было слышно в кабинете, - Просто голова очень кружится, боюсь один не дойти. А ты знаешь, где я живу. Жорик сосредоточенно кивнул и протянул ему руку, помогая встать. Он молчал, пока они спускались в раздевалку, молчал и пока Лёха, морщась, переобувался. Прорвало его уже за калиткой школы. - Чё за нахер блять происходит? - Ебало прикрой, - миролюбиво сказал Лёха, - Продует. На свежем воздухе ему заметно полегчало, во всяком случае тошнота отступила, да и боль в висках немного поутихла. Лёха старался дышать поглубже и смотреть под ноги. - Те чё, мало досталось? Добавки захотел? - Жорик шёл рядом, злой и встревоженный. Он явно ничего не понимал, и Лёхе это приносило глубокое удовлетворение. - Бьёшь как баба, стращаешь как пятилетка… - Лёха шмыгнул носом, - А ещё позвал поговорить по-мужски. Поговорил? Всё сказал, что хотел? Они свернули с улицы в тихий переулок, где летом часто тусовались бомжи, а зимой не было никого, кроме редких прохожих. - Ты вообще ничего не понял, да? Надо было тебе пару зубов выбить, может тогда… Лёха врезал ему в колено. Хорошо врезал, без шуток - носком ботинка, со всей силы, так, что Жорик взвыл и упал, ещё не успев толком понять, что произошло. Лёха, не сдержав мстительный порыв, пнул его ещё пару раз, жалея, что тёплая куртка смягчает удар. - Я упал с лестницы сегодня перед шестым, - сказал он, - Ты пошёл меня провожать и поскользнулся на обратном пути. И сегодняшней… Хуйни никогда не было. Понял? - Нахер иди! - Жора сел, держась за колено. От резких движений у Лёхи с новой силой заныли все ушибленные места, но в особенности - голова. - Вообще не вдупляешь, да? - сказал он сквозь зубы, надеясь, что по лицу не видно, как ему хуёво, - Я сейчас пойду в травму, сниму побои, и вам троим пизда. И никто, ни одна сука не вякнет, что я крыса. Потому что видит Бог, если бы это ты меня так отделал, я бы слова никому не сказал. Но трое на одного это, сука, много. А самое главное - это, сука, срок! Земля снова ушла из-под ног и он поспешно вцепился обеими руками в фонарный столб, и если его слова не убедили Жорика, то этот искренний, беззащитный жест убедил точно. - Ты молчишь… Если мы молчим? - спросил он осторожно. - Я разделаюсь с теми двумя как с тобой, и мы в рассчёте, - сказал Лёха, хотя сейчас даже мысль о резком движении вызывала у него тошноту, - Усёк? - Усёк, - мрачно сказал Жорик и попробовал подняться. - Дальше можешь меня не провожать, сам дойду, - сказал Лёха, - И да… На случай, если тебе какая хуйня в голову взбредёт. У меня новый опекун теперь… Ему даже на меня не похуй. Если рассчитываешь мстить - забудь уже сейчас. Не прокатит. Жорик мотнул головой, показывая, что услышал, затем развернулся и пошёл в обратную сторону. После того, как он скрылся за поворотом, Лёха набрал полную горсть снега и приложил к лицу, туда, где уже начал проявляться синяк. Холод притупил боль и прояснил мысли - он даже вспомнил о ссадине на боку. И о разбитых костяшках пальцев. И о Нурлане. Он ещё не думал, как именно будет объяснять Нурлану, что всё хорошо, что некоторая побитость ему совершенно не мешает, и вообще, получить сегодня пизды было довольно удачным ходом с его стороны, пусть и нечаянным. Витя и Максон будут с тревогой ждать неизвестности, это передастся их дружкам, Лёхина репутация вырастет… Нурлан, конечно, не одобрит, но может быть поймёт. Или, хотя бы, не станет вмешиваться. Их специфичные отношения строились на поддержке и доверии - вещах, о которых Лёха, до появления в его жизни Нурлана, имел очень смутное представление. Нурлан заботился о нём, Нурлан говорил ему правду, Нурлан не пытался его исправить, и Лёха отвечал на это как мог, как умел - преданностью, и нежностью, и яичницей с помидором и сладким перцем. Так и жили. Руки и лицо заледенели, а шарф изрядно промок, но отёк, кажется, спал. Во всяком случае, меры были предприняты и можно было двигаться дальше. До дома он добрался без приключений, внимательно глядя под ноги, чтобы не пропустить очередную ледяную лужу и не освещать округу своим фонарём. В метро успел отписаться друзьям, что жив, цел и потом всё расскажет. Зайдя в квартиру, сбросил рюкзак у двери, быстро вымыл руки и пошёл на кухню за аптечкой. Аптечка у Нурлана была довольно бестолковая - пластыри, перекись и таблетки от похмелья, - но за три месяца совместной жизни Лёха добавил туда несколько полезных вещей из собственных запасов: мазь с пироксикамом, “Гепарин”, “Спасатель”. Он почти стыдился того, сколько всего знает о мазях и таблетках - не молодой пацан, а старая бабка, ну честное слово, но драки находились всегда, а ходить опухшим и с гематомами не прикалывало. Костяшки он тщательно промыл и смазал индовазином, синяк на рёбрах с интересом рассмотрел в зеркале и махнул рукой. Многострадальный нос на этот раз, кажется, был всё-таки целым, но голова всё также тупо ныла. Лёха хотел разогреть себе какой-нибудь еды, но в тепле вернулась тошнота, и он ограничился тем, что поставил чайник, а сам сел за стол и уронил тяжёлую голову на скрещенные руки. Когда он поднял её обратно, вокруг почему-то было темно, да и шума чайника было не слышно. Он недоумённо огляделся, пытаясь понять, что произошло, и понял, что за окном уже стемнело, а часы на микроволновке показывают 16:35, хотя, когда он пришёл, только-только было два. - Так, Лёх, ну ты давай не дохни, - сказал Лёха в тишину кухни. Он щёлкнул выключателем, и у него над головой, казалось, взорвалась светошумовая граната. Было настолько ярко, что от Лёхи должен был остаться только пепел, тень пепла, воспоминание о пепле, да и от всего остального мира тоже. Темноты не было, может быть её и никогда не было, хотя только о ней Лёха и мечтал - о блаженной, всепрощающей темноте, которая не светила сквозь него рентгеном, не испаряла его на атомы, не-... Он пришёл в себя сидя на полу, тяжело дыша и скуля как раненый щенок. Осторожно отнял от лица ладони - электрическая лампочка под потолком горела ровным, желтоватым светом. Никаких сверхновых, никакого конца света. Только энергосберегающая лампочка и долбоёб со сбитой резьбой. Кажется и вправду сотряс. Ладно, где наша не пропадала. Он почувствовал, что его снова клонит в сон, и заставил себя подняться на ноги. Мысль о том, что Нурлан может вернуться в любой момент и найти его вот так придавала сил и скорости. Он умылся холодной водой, заварил чай, выпил его, переоделся в домашнее и достал из рюкзака свеженачатого Пелевина, которого Нурлан буквально на днях притащил ему из книжного. С яркой обложки щерилось губастое солнце. Лёха уже открыл было на закладке, как в прихожей открылась дверь, зазвенели ключи. - Лёш, привет, я дома! - громкий голос Нурлана отдался болью в висках, - Как школа? - Нормально! - отозвался Лёха, - Ты всё, или на минуту? - На минуту, - зашелестела куртка, вешалка бряцнула о перекладину, - У нас договорная часть закончилась, к семи едем уже на локацию снимать. Нурлан снимал какие-то клипы каким-то певцам - Лёха вежливо слушал, когда ему рассказывали, но не особенно интересовался. Главное, что платили за эту работу хорошо, и Нурлан мог позволить себе шмотки, хоромы и Лёху. С приходом Нурлана мгновенно стало шумно - он поставил чайник, включил на кухне радио, причём сам почти непрерывно что-то напевал себе под нос, пока готовил что-то сытное и нехитрое. Лёха малодушно надеялся, что Нурлан так и провозится на кухне до самого ухода, а вернётся со съёмок уже в ночи, и объяснения о том, откуда фингал и что с руками можно будет отложить до завтра, но не прокатило. - Лёш, Тамби пишет, что в Республику “Землю” твою завезли… - Нурлан появился в дверном проёме, весь в чёрном, словно нарисованный хной и тушью, - Ну эту, про гробовщиков, или как там, я хуй знает. Он отцу будет брать, может на твою долю тоже-... - он поднял глаза, - Е-бать. Это ты где так? - Я подрался, - сказал Лёха с вымученной честностью. Нурлан сунул телефон в задний карман и подошёл ближе, явно уже забыв о чём говорил до этого. - Холодное прикладывал? Лёха смерил его осуждающим взглядом. Нурлан никак не отреагировал. - Прикладывал. И мазью намазал. Через пару дней сойдёт - следа не будет. - Что произошло? - Нурлан присел на край его кровати. - Ничего страшного. - Да я вижу, блин, это “ничего страшного”. Давай, рассказывай что за нахер, пока я не напридумывал себе всяких ужасов! - Тебе не понравится. - Мне уже не нравится, - пальцы Нурлана едва-едва коснулись его щеки - он явно боялся сделать больно. - Тебе конкретно не понравится, - Лёха отложил книжку и сел прямее, - Не сама ситуация, а то, что я сделал. И то, что только собираюсь сделать, - он кашлянул и бросил на Нурлана взгляд исподлобья, - Врать я тебе не буду, ты знаешь. Но мы можем вообще об этом не говорить. - Лёша, блять, - сказал Нурлан, - Я должен знать, что происходит... Иначе не смогу помочь. В груди у Лёхи после этих слов стало тепло и радостно. Объяснять свои недружелюбные мотивы расхотелось ещё сильнее - хотелось только прижаться к тёплому нурланову боку и проспать часов четырнадцать. - Ладно, - сказал он нехотя, - Короче, есть в “А” классе один гандон… Нурлан слушал внимательно, не перебивал, только морщился временами, и теребил ремешок часов. - Дон Корлеоне, блять, - сказал он, когда Лёха закончил, - Пиздец нахуй. Лёха не понял, что имелось в виду, но на всякий случай кивнул. - Чё делать с тобой, блять… - Нурлан запустил пальцы в волосы. - Можешь Гараж мне купить брусничный, как будешь в магазе… - Я те щас дам, Гараж! - огрызнулся Нурлан, - Так, проблемы по мере поступления… Собирайся, поедем в травмпункт. Будем выяснять, что там не так с твоей башкой. - Мне нельзя в травмпункт, - тихо, но твёрдо сказал Лёха. - Это почему ещё? - Потому что я сказал, что без крайней нужды крысить не буду. А в травме не долбоёбы сидят, они знают в чём разница между “упал” и “получил”. Особенно, если нет восемнадцати. - “Крысить”, блять… Я-... Ты не думай, я слушаю, когда ты объясняешь, но, сука, не понимаю. Ну что плохого в том, чтобы эти… Ребята... Которые позволяют себе распускать руки, получили по заслугам? Если это первый раз, их даже не посадят! А учёт… Подумаешь, учёт. Ты сколько лет на учёте. - Я сказал, что тебе не понравится, - пробормотал Лёха. - Мне не нравится, - Нурлан устало провёл рукой по лицу, - Но решать за тебя я не буду. Ты большой мальчик… Знаешь, что для тебя лучше. От избытка чувств, Лёха молча уткнулся лбом Нурлану в плечо. - Даже если сотряс - это не конец света, - сказал он, когда нашёл в себе силы складывать слова в предложения, - Я там был. Он сном и едой лечится… К понедельнику уже буду как новый. - Так, Лёш, - Нурлан сосредоточенно рассматривал собственные ногти с остатками чёрного лака - видимо опять намалевали на какой-то съёмке, - Смотри, что делаем. Я сейчас вызову врача… Своего. Вопросов задавать не будет. Он тебя осмотрит, скажет, что надо делать. И ты, блять, как зайчик всё это будешь делать, понял меня? - Так точно. Нурлан поцеловал его в лоб, как маленького, нашёл какой-то номер в списке контактов и ушёл в коридор звонить, а Лёха остался сидеть на кровати, обнимая себя за плечи. Он знал, что Нурлан не поймёт, не оценит, поэтому даже не упомянул то, как лихо въебал Максону в челюсть, и как чётко завалил Жорика в грязный снег. В мире Нурлана таким вещам не было места - там велись бои другого рода, о которых Лёха имел представление весьма отдалённое. - ...днём ещё, да. Типа в час... Что? Сейчас, секунду, я спрошу… - Нурлан заглянул в комнату, - Шум в ушах, тошнота, в глазах двоится? - Тошнит. И башка болит. - Тошнота, головная боль, - отчитался Нурлан, - Ага. А как это?.. Ладно, давай, - он подошёл и присел перед Лёхой на корточки, - В глаза мне посмотри, Лёш, - он взял его за подбородок и внимательно вгляделся в глаза, - Да хуй знает, вроде одинаковые. Давай ты это сам уже посмотришь, профессиональным взглядом… Окей, ща… Лёш, помнишь, как травму получил? Лёха напрягся, пытаясь вспомнить конкретный момент. Наверное, ведь, его приложили по голове? Или это он ударился об пол? - Не помню, - признался он. - Не помнит, - Нурлан встал, но никуда не ушёл, а остался рядом, чтобы легко, едва касаясь, гладить его по затылку, - Окей, понял. Да... Да, давай, ждём, - он отключился и сунул телефон в карман, - Горе моё, блять. - Чё там? - Лёха, не скрываясь, подставлялся под его нежные пальцы. - Говорит, что подозревает третью степень, но при личной диагностике, конечно, сможет сказать вернее, - Нурлан погладил его за ухом, как кота, - А пока сказал не давать тебе спать. Лёха уныло кивнул. Спать хотелось со страшной силой. Врач приехал через полчаса, когда Лёха с Нурланом уже успели обстоятельно обсудить смену газовой плиты на электрическую - одну из немногих тем, которые могли обсуждать на равных. Для людей настолько близких, у них было до обидного мало общих интересов. Нурлан любил хип-хоп, кино и растения в глиняных горшках, Лёха смотрел футбол, читал Пелевина и перепробовал все вкусы бичпакетов. Редкие разговоры, так или иначе, сводились к бытовухе - уйду, вернусь, приготовлю ужин, кончилось молоко, завтра с трёх до пяти отключают горячую воду, давай купим тебе нормальные ботинки - и дальше по списку. О том что происходило между ними говорили, по молчаливому согласию, совсем не много. Врач был в удивительно чистых белых найках, невозмутимый и доброжелательный, совсем не похожий на знакомых Лёхе задёрганных врачей из травмы и скорой. Он поздоровался с Нурланом за руку, кивнул Лёхе, ушёл мыть руки, не спросив, где ванная - в этом доме он явно был не первый раз. - Друг твой? - тихо спросил Лёха. - Друг моих друзей, - так же тихо отозвался Нурлан, - Но ему я доверяю как себе. Пожалуй даже больше. Друга друзей Нурлана звали Дима. Он деловито и по существу расспросил Лёху про травму, прощупал шею и затылок. Всего один раз слегка нахмурился, когда Лёха рассказал, как вырубился сидя за столом, но ничего не сказал, просто сделал короткую пометку у себя в телефоне. - Смотри, Алексей, - полное имя царапнуло, так, обычно, к нему обращались учителя, когда он косячил, но Лёха не подал виду, - Приложился ты хорошо… Но судя по тому, что мы сейчас разговариваем, самого страшного не случилось. Тем не менее, хорошо бы тебе всё-таки зайти к нам в клинику и сделать рентген. Лёха хотел было возразить, но Нурлан его опередил. - Конечно. Когда лучше? - Срочности нет, - Дима достал из рюкзака медицинский бланк и принялся привычной рукой заполнять поля, - Признаки самых опасных травм проявляются в течении нескольких часов. Но могут быть мелкие повреждения, которые станут опасными позже, - он протянул Нурлану первую бумажку и принялся за вторую, - Направление. - Ага… - Нурлан повертел её в руках и положил на стол к Лёхе, - А что делать до этого? И после? И вообще? - Постельный режим, минимум пять дней. Много молочного, много витаминов. В экран смотреть нежелательно, читать как можно меньше… Никакого спорта. Подробную памятку тебе в Телегу скину. - А таблетки какие-нибудь? Компрессы, не знаю? Плас-... - Не будешь гундеть мне над ухом, и я тебе всё скажу, - не отрываясь от своей бумажки бросил Дима. Нурлан заткнулся, но обидчиво скрестил руки на груди. Лёха спрятал улыбку за зевотой. - Рецепт на таблетки, - Дима протянул Нурлану новую бумажку, - Там же частота и дозировка. Три дня как я прописал, дальше по самочувствию, - он бросил взгляд на Лёху, - Номер школы у тебя какой? - А вам зачем? - мгновенно вскинулся Лёха. - Для справки нужен номер класса и номер школы, - терпеливо объяснил Дима. Лёха почувствовал себя дураком и назвал и то, и другое. - Мне ещё долго нужно не спать? - спросил он, чтобы развеять неловкость. - Теперь тебе, наоборот, нужно спать как можно больше. Вот сейчас я уйду, и приступай. - Что-то может пойти не так? - Нурлан напряжённо о чём-то думал, - Сейчас нужно, чтобы кто-то рядом был? - В первые сутки, конечно, желательно. У тебя работа? - Сегодня снимаем наконец этот п-... Прекрасный, сука, проект. - Ты там сильно нужен? - Я там режиссёр, - Нурлан провёл рукой по волосам, - Отменять нельзя, тогда всё точно к хуям сорвётся… - Да чё вы, - подал голос Лёха, - Мне же не пять лет. Уж наверное один как-нибудь справлюсь. Если пойму, что умираю - скорую вызову, в чём проблема? - В первые сутки после травмы головы всегда есть риск психомоторного возбуждения. Оно, к сожалению, может возникнуть и во сне. А учитывая, что у тебя уже были травмы такого рода… Важные съёмки, Нур? - Не важнее Лёши. - Я не об этом спрашиваю. Вне… Ситуации, съёмки важные? Нурлан кивнул. Лёха, пусть и мало интересовался его делами, знал, что последний месяц Нурлан работал с менеджером какой-то известной группы. А ночью пару раз созванивался с солистом, который был в туре где-то на другом конце планеты, и вот должен был вернуться на днях, чтобы сняться в каком-то невъебенно классном клипе, который придумала команда Нурлана, но всё упиралось в какие-то права, какие-то проценты, чьи-то имена в титрах и названии, и подписание документов всё откладывали и откладывали. - Тогда предлагаю позвать Шастуна. Он как раз в Москве и нихрена не делает. - А он согласится? - Ну, за ним, вроде как, должок. Плюс, всё лучше, чем одному сидеть дома и бухать, правильно? - Он всё ещё?.. - Да, - коротко ответил Дима, и Нурлан, видимо, понял всё, что ему было нужно. - Спасибо, - сказал он и увёл Диму в коридор, а Лёхе кивнул, мол, “сейчас вернусь”. Шум проезжающих за окном машин не давал разобрать то, что говорили в прихожей, но в какой-то момент он стих - видимо, зажёгся красный свет, и до Лёхи донёсся обрывок разговора. - ...но волнуюсь за него - пиздец. - Не ссы, Сабуров. Он стальной у тебя. - Ты и про Шаста так говорил. - Шасту сердце разбили, а не голову. Хочешь пацана уберечь - душу ему не тро-... Шум машин возобновился, Лёха выдохнул и спешно сделал вид, что ужасно занят поиском чистой пижамы. Потом он сидел на кухне, умытый, переодетый и всячески готовый лечь спать, пока Нурлан разводил бурную деятельность - звонил Шастуну, заказывал таблетки, готовил себе термос с кофе для съёмок и подбирал очередную чёрную рубашку к очередным чёрным джинсам. Шастун и курьер из аптеки появились в прихожей с перерывом в пять минут. Первым, правда, был курьер, поэтому к приходу Шастуна, Лёха уже успел принять всё, что ему прописали и успел только помахать рукой, когда Нурлан затолкал его в кровать, завернул в одеяло и велел усердно спать, а сам, чмокнув его в ухо, улетел на свои съёмки. Лёха лежал на боку, обняв подушку, и считал овец. Лёха упирался обеими руками Нурлану в грудь и медленно дышал, пытаясь привыкнуть, приспособиться, а Нурлан держал его за бёдра и не торопил. Его глаза в жёлтом свете ночника казались бездонными колодцами - Лёха невпопад подумал, что из их глубины днём, наверное, видны звёзды, и это прикольно, хотя не так прикольно, конечно, как иметь нормальные глаза, а не щёлочки, и почему, интересно, в азиатских мультиках глаза всегда огромные, а на зрении это как-то отражается, или- - Нет, не отражается, заебал уже со свой хуйнёй, Лёш, - сказал Нурлан и сжал покрепче пальцы у него на бёдрах, - Ну что, будет мне родео, или давай по классике? - Вот именно родео и будет, - сказал Лёха, - На быков вся надежда. Коней-то вы жрёте, - он подумал и добавил, - А ещё ты мысли читаешь. Читер. - Нашёл до чего доебаться, - фыркнул Нурлан. Лёха проглотил очередную колкость, приподнялся на коленях и снова насадился до основания. Затем ещё раз, уже с большей уверенностью. Ощущения были… Странные. Не плохие, но и не клёвые, а так, что-то среднее. Он пытался найти удобную позу, удобный ритм, но простыня скользила под коленями, бёдра быстро устали и каждый раз при попытке подрочить он абсолютно забывал о том, что нужно ещё и двигаться. Нурлан позволил ему минут пять позаниматься самодеятельностью, а потом взял всё - а конкретно Лёшу - в свои руки и сам задал темп. А потом ещё и угол правильный нашёл, и стало гораздо лучше - с нетвёрдой четвёрочки оценка опыта быстро поднялась до уверенной восьмёрки. Лёха опёрся рукой об изголовье кровати, для надёжности, и принялся самозабвенно дрочить, позволяя чужим рукам делать с собой что нужно, что угодно. Перед зажмуренными глазами вспыхивали и исчезали цветные пятна. Мысли летали по голове на околозвуковых скоростях, не задерживаясь на достаточное время, чтобы хоть одну можно было толком подумать. Химию не сдал - пиздец, будет неуд, надо в пятницу ответить что-нибудь. Вот это у Нурлана руки, конечно, надо тоже в спортзал походить, а то одним футболом, да драками сыт не будешь. "А здесь - сладчайший плен, сладчайшее безумие неволи." Блять, как же хорошо-то, сука! Может стоит посмотреть разок гейское порно, референса заради, чтобы знать, куда себя девать? Лампочку надо заменить в ночнике, светит еле-еле… Нурлан, ну ёбаный в рот, ну давай быстрее, ну что же ты!.. - Я в этой позе мало что могу, - сказал Нурлан, который, почему-то, не выглядел уставшим, в то время как с Лёхи уже седьмой пот сошёл, - Может давай на спинку? Тогда можно и пожёстче. - Съебись из моей головы, заебал! - проскрипел Лёха. - Не могу, Лёш, - Нурлан грустно улыбнулся и погладил Лёху по щеке, - Я же твой сон. Если я съебусь из твоей головы - меня вообще не будет. - Ты можешь присниться кому-нибудь другому, - ляпнул Лёха. Нурлан поджал губы. - Ты бы этого хотел? - Нет! - поспешно воскликнул Лёха и помотал головой для пущей убедительности, - Охуел что ли? Снись мне! Нурлан улыбнулся и потянулся за поцелуем. - Малой, одиннадцать. Голос Шастуна прозвучал словно из другого мира. Леха открыл глаза и сел на кровати, судорожно вспоминая где он и что происходит. - Всё окей? Башка не болит? - Шастун смотрел на него с участием. - Не-не, всё нормально, - Лёха потёр лицо руками, - Одиннадцать, говоришь? - Ага. Тебе нужно таблетку принять, а потом можешь дальше дрыхнуть уже до утра. Нурлан сказал, что… - у него вдруг зазвонил телефон, - О, только чёрта помяни, - он достал телефон из кармана, - Да, Нурлан… Да, всё хорошо, только что разбудил… Говорит что нормально… Хорошо, сейчас, - он протянул Лёхе телефон, - Успокой его, он меня заебал уже. Лёха понимающе улыбнулся. - Привет, Нурик. - Как ты там, Лёш? - в голосе Нурлана слышалось неприкрытое беспокойство. - Порядок. Башка не болит почти… Вообще всё нормально. Сам как? - Живём, - неопределённо отозвался Нурлан, - Съёмки как съёмки… Только охраны в два раза больше, - он вздохнул, - Меня очень ебёт то, что я не смог остаться. - Не говори хуйни, - он бросил взгляд на Шастуна, который с интересом листал забытое на столе “Непобедимое солнце” и явно не слушал, - К тому же… Нашу маму и там и тут показывают. Ты мне снишься, блять. - Реально? - Бля буду. Так что не парься. - Хорошо, - сказал Нурлан, - Тогда не буду. Послушай, Лёш… Несколько мгновений они оба молчали. - ...спокойной ночи, - выдал наконец Нурлан. - Спокойной ночи. Он отдал телефон Шастуну, выпил таблетку и вернулся под одеяло. Когда он закрыл глаза, Нурлан уже ждал его, чтобы начать с того места, где они остановились.