«Спи спокойно, словно не было войны.
Все вокруг счастливы, все грехи отпущены.
Спи спокойно, словно не было войны,
Все вокруг счастливы, все грехи прощены.»
Спи спокойно — Нервы
Хината просыпается, свернувшийся клубком на мягком диване в гостиной, укрытый тёплым пышным одеялом. Он укутывается в него сильнее, словно это поможет не вставать. Хотя вставать его никто не заставляет. После инцидента с Кагеямой, Шоё домой не возвращался. И Нацу туда тоже не пускал. Он по счастливой случайности смог остаться в доме Ойкавы, где его точно не побеспокоят никакие сумасшедшие пареньки. Хотя, может, это не случайность, а доброта Тоору, но если это доброта — скорее всего у неё должна быть причина, вряд ли бы всё это делалось просто так. Хината для Ойкавы по сути никто, и в обратную сторону это точно так же работает. И если первый знает, что он здесь потому что на данной момент это самое безопасное место, то объяснения поведения второго распознать пока не удаётся. Конечно, валяясь в одинокой безопасности Шоё размышлял об этом, и у него было пару доводов о влюблённости, усталости от одиночества, а может просто скуки, но ни к какому выводу он так и не пришёл. На данный момент живут они в основном на деньги Ойкавы, хотя Хинату это и не устраивает. Он не раз предлагал варианты по типу съёмок в порно или возвращении в пиццерию, но все они были отторгнуты из-за банальных логики и беспокойства. Очевидно, что на улице сейчас может случиться всё что угодно, Кагеяма может появиться в самый неподходящий момент, и кто знает, не рехнётся ли Шоё окончательно. Поэтому пока что они решили переждать. Вообще-то, прошло всего три дня… Но Хината весь извелся и истерзался сомнениями по поводу происходящего. Казалось бы, крыша над головой есть, защита от Кагеямы есть, деньги есть, и Нацу с Та-чаном весело, но не привык Хината к тому, что он лежит на диване, а судьба ему коктейли подаёт в виде безопасности и радости. Не было такого, всего сам добивался. И сейчас мало по малу, но надо помогать. Он с хрипловатым потягиванием садится, обводит взглядом помещение, а потом тянется за телефоном, находящемся в «режим в самолёте», и смотрит время. Три часа. Поспал так поспал. Не без помощи снотворного, конечно. Ойкава сейчас на учёбе, Нацу в кружке… Вернутся они оба только ближе к вечеру, у хозяина квартиры сегодня, если Хинате не изменяет память, тренировка. Так что сейчас есть время хоть на что-то. Шоё сползает с дивана, заправляет его и направляется к кухне. На глаза ему бросается онигири, а рядом небольшая бумажка. Рыжий подходит ближе и берёт её в руки. «Поешь и попей чаю, Шоё-чан. Не забудь про таблетку. Я сегодня вернусь к пяти, будь готов выйти на улицу». Хината озадаченно хлопает глазами, несколько раз перечитывая написанный идеальным почерком текст. Из-за расплывшегося после сна и таблеток мозга смысл не сразу до него доходит. Быть готовым выйти на улицу? Зачем? Неужели Ойкава собирается везти его в полицию писать заявление? Его можно понять, ведь если этого не сделать, то ближайший месяц по его дому будут ходить два рыжих нахлебника, хоть Ойкава вообще легко может выставить их на улицу без каких либо угрызений совести. Хината без аппетита съедает оставленный ему завтрак, после чего идёт в ванную и смотрит на себя. Да, заспанный, растрёпанный, грустный и страшный. Таким он видит себя на данный момент. Утыкает указательные пальцы к уголкам губ и натягивает подобие улыбки, но потом возвращает лицо безнадёжного депрессивного подростка и забирается в кабинку, где включает воду, позволяя ей вызвать мурашки на всём теле. Он выдавливает шампунь на руки и запускает его в пряди, мягко массирует голову ритмичными движениями, уткнувшись взглядом куда-то в пол. Морщится и опускает руки так, чтобы видеть ладони. На них лежит клок рыжих волос. Ну вот, от стресса скоро будет лысый и беззубый, это совсем не весело. Надо действительно что-то предпринимать. Не то, что бы пара волосинок стали для него переломным моментом в жизни, но по крайней мере он задумался о своём здоровье. Волосы выпадают у всех, это естественно, но всё же к концу мытья головы видеть на полу больше волос чем там, где им назначено быть, не очень весело. Хината домывается окончательно и выходит из душа, но неожиданно поскальзывается и падает в низ. В голову ударяет боль, хоть он ей и не ударился. Просто от резкого движения ему стало больно. Хината стиснул зубы. Если ему придётся сцепиться с кем-то в драке, он помрёт, не успев получить удар. Поднявшись, Хината выходит из ванны и приводит себя в порядок по возможности. Надевает более менее подходящую ему одежду Ойкавы. Остальное время он убирается, моет посуду, прибирает в комнате Та-чана. Там же и вырубается, свернувшись на детской кроватке. — Шоё-чан. Шоё-ча-ан. — Его будит недовольно-встревоженный голос Тоору. — Я же говорил, будь готовым к пяти. Ты чего здесь спрятался? — Что? — Хината вздрагивает и сначала не понимает, где находится, из-за чего растерянно обводит взглядом комнату. Потом постепенно воспоминания возвращаются и он выдыхает. — П-прости… — Да-да, давай вставай. — Ойкава дожидается, когда Шоё более менее придёт в готовность, и продолжает. — Нам нужно торопиться. — разворачивается к выходу. — Куда мы идём? — Хината крестит пальчики, молясь, чтобы это не было что-то связанное с Кагеямой. Но все его надежды тут же обрываются. — В полицейское отделение. Это не обсуждается, Шоё-чан, ваша ситуация ненормальна. — Но мы без тебя можем разобраться. — парирует Хината, всё же идя следом. — Незаметно. Но смотреть, как он убивает человека, я не буду. Раз ничего предпринимать не хочешь ты, предприниму я. И мне уже плевать на ваше мнение — я сделаю то, что считаю нужным. Дальше они идут в тишине. У Хинаты есть нестерпимое желание поспорить, убежать, отговорить, но он прекрасно понимает, что не может этого сделать. Бежать — далеко не убежит, да и слишком велика вероятность наткнуться на Кагеяму. Отговорить — для этого нужно иметь свой вариант развития действий, а такого нет. — Ему же не сделают ничего плохого? — тихо спрашивает Шоё, садясь в такси с Ойкавой на заднее сидение. — Сделают. И он это заслужил. — пожимает плечами Ойкава. — Никто не заслужил страдать… — Тот, кто заставляет страдать невинных, заслуживает страданий. — С чего ты взял, что я невинный? — А ты в чём-то виновен? — Все в чём-то виновны. Хината опускает взгляд, нервно сжимая ткань на джинсах. Страшно. Страшно за Кагеяму, страшно, что он сделает после такой выходки, страшно, не сделают ли Хинату самого виноватым… Дальше Шоё не решается заводить разговор, молча глядя в окно. Их история подходит к концу, а он так много не успел сделать… Неужели всё закончится так просто? Неужели Кагеяма возьмёт и успокоится после тюрьмы? Или наоборот будет в ярости? Действительно, а кто не будет в ярости, если его посадят в тюрьму за любовь…***
С момента подачи заявления прошла неделя. Вообще-то, заявление подавал Ойкава, а не Хината. Последний так и не смог ничего из себя выдавить, поэтому заявление было написано от лица свидетеля. Как там Ойкава умолчал о съёмках в порно Хината не понял, да и не интересовался особо. Всего его мысли были заняты тем, что он не мог понять — правильно ли поступает? Наверное, всё-таки, да. Ведь Кагеяма не пожалел его, чёрт возьми, ни разу, почему тогда Шоё должен проявлять жалость и сострадание? Из-за любви? А что осталось от этой любви? Кагеяма сам её разрушил. С другой стороны, никто не стал бы так мучить другого человека без причины. Тобио просто не знает, что можно любить по-другому. Но ведь Хината пытался объяснить, а раз не получилось, то Кагеяме лечиться надо, не так ли? И это будет куда справедливей, чем продолжать терзаться обоим. Суд состоится сегодня. Адвоката Хинате предоставил Ойкава, а что там у Кагеямы — неизвестно, как он выкрутился из этой ситуации, где кого взял… Хината весь день ходит как на иголках, а сейчас так вообще готов в обморок упасть. Сердце колотится как бешеное, перед глазами мутно, пот льётся если не ручьями то реками, да и в целом Хината не знает сможет ли встать. — Шоё-чан, тебе пора. — Ойкава кивает на дверцу, поправляя свой костюм. Хинате становится ещё хуже, когда он понимает, что Ойкавы там какое-то время не будет. Ему придётся самому за себя рассказывать, хотя они уже несколько раз обдумали, что будет говорить. Единственное — если Кагеяма заикнётся о видео, то засудят уже Ойкаву, а то и самого Хинату. Рыжий, качаясь, встаёт, и на дрожащих ногах заходит в небольшой судебный зал. Не думал он, что окажется в таком месте так рано. Да вообще не планировал здесь появляться. Судьи расположились на своих местах, Кагеяма так же уже пришёл. Хината садится на небольшой стул с деревянным столом, на который ему сказали, и тут же напрягается, ведь судья бьёт молоточком по подставке, что объявляет заседание открытым. Рыжий косится на Кагеяму. На лице того нарисован настоящий ужас. Чёрные волосы стоят дыбом, по лицу стекают капли пота, глаза выпучены, губы дрожат, то открываются, то закрываются. Но Ойкава сказал, что ему не сделают ничего прям в конец ужасающего, а Хината из-за постоянных школьных пропусков не знает ничего о судах и статьях. Поэтому пришлось довериться словам Ойкавы. Возможно, всё дело в волнении, может сам Хината в данный момент выглядит не лучше. — Заседание объявляется открытым. Прокурор, вам слово. — Монотонно провозглашает один из судей. — Кагеяма Тобио, девятнадцать лет. Обвинён в регулярном жестоком насилии над подростком, слежке, запугивании, угрозам, попыткам убийства, ограничении свободы. — выносит вердикт прокурор. — Кагеяма Тобио, расскажите, как всё было. Тобио мнётся, отворачиваясь и скрипя зубами. Не так то просто рассказать о таком, и в данный момент Хинате очень жаль Кагеяму. — Я… — начинает он и останавливается, вдруг посмотрев на Шоё. Тот смотрит в ответ и почему-то не отводит взгляд. И он не чувствует ни страха, ни безразличия… Он просто ожидает, и у Кагеямы так же с лица пропадают и ярость, и ужас. Просто молчаливая пауза. — Кагеяма. — зовёт судья. — Я был влюблён. — отвечает Кагеяма и переводит взгляд на судью. Выражение на лице становится уверенным. — Ясно? — Вы встречались с Хинатой до определённого момента. Что произошло? — Расстались. — буркает Тобио. — Кагеяма, вы понимаете, где находитесь? — Да. — По показаниям причиной расставания стало изнасилование. Это так? — Да. Хината вздёргивает голову, удивлённо смотря на Кагеяму. Никакого изнасилования не было. Попытка, но не более. Это произошло только через год, и то Хината сам на это согласился, прекрасно зная, на что идёт. Так кто же придумал такие обвинения? И почему Кагеяма не отрицает? Чем больше на него свалят, тем больше будет срок. Кагеяме задают ещё какие-то вопросы, уже более близкие к правде, а Кагеяма отвечает, не лукавя и не пытаясь смягчить своё наказание. Шоё чувствует, что ему становится плохо. Во всяком случае, хуже чем до этого. Он не понимает, что происходит, он забыл, что ему говорил Ойкава, что будет дальше так же не представляет. — В таком случае, пригласим свидетеля. Ойкава Тоору. Дверца со скрипом открывается, и в зал суда проходит Ойкава собственной персоной. Сейчас он выглядит как никогда серьезно и до жути уверенно. — Расскажите свою версию. — просит его один из судей. — Как вы познакомились с Кагеямой? — Он пришёл ко мне за помощью. — отвечает тот, явно чувствуя себя в своей тарелке. — Пытался залезть в личное пространство Хинаты самыми извращённым способами. Предложил мне за помощь деньги, я не стал отказываться. Поначалу мы сотрудничали, но после Кагеяма переступил все возможные границы: он преследовал Хинату, угрожал, бил, насиловал на постоянной основе, пока Хината не спрятался у меня. Далее в дело вошли прокуроры и адвокаты. Они что-то доказывали друг другу, чуть ли не устроили собственную перепалку, пока судьи не успокоили их. Хината почти никого не слушает, хоть это и неправильно. У него просто не укладывается в голове происходящее. Почему всё выставлено так, словно его пытаются выгородить, а Кагяему обвинить за то, что тот не делал? Почему он сам согласен? Шоё нерешительно смотрит на Ойкаву, а тот лишь подмигивает, не сдерживая хитрющую улыбку. Сомнений нет — всё устроил он. Но почему Хинату не предупредил? Ойкава, конечно, дал пару советов, но, как оказалось, всей сути не рассказал. Время тянется мучительно медленно и одновременно быстро. Вроде хочется, чтобы всё поскорее закончилось, а вроде есть желание оттянуть решение судей до последнего, или хотя бы не услышать приговор Кагеямы. Приговор человека, которого Хината любил. Ведь не секрет, что тюрьма делает с людьми. И не секрет, что сделает с Кагеямой. Возможно ему, как студенту, смягчат наказание, но сути это не меняет. Всё по прежнему плохо. — Суд готов вынести вердикт. — слова, которых Хината боялся услышать. Слова, которые Хината предпочёл бы прослушать. Закрыть уши руками, выбежать из зала, спрятаться в чьих-нибудь объятиях, только бы не слышать этого. — Доказано, что, Кагеяма Тобио, 19 лет, периодически насиловал человека. Доказано, что у него бывают неконтролируемые приступы агрессии на почве ревности, разлуки. Не доказано, что Ойкава Тоору никак не причастен к насильственным актам. Доказано, что Хината Шоё не совершал никаких провокационных действий. Есть ли у кого-то возражения против вердикта? По залу раскатывается напряжённое молчание. Хината мнётся на месте, закусывает губу и сдерживает едва не капающие на стол слёзы. Всё происходит так, как должно быть. Всё происходит так, как гласит справедливость. Главное верить в это. — Уважаемый суд, — подаёт голос адвокат Кагеямы. — Прошу учитывать, что подсудимый полностью признаёт свою вину, не врёт и не увиливает от правды. Также находится в состоянии переходного возраста. Его родители имели дело с психиатрической больницей в его года, прошу обратить на это внимание. Судьи переглядываются, записывают что-то на листы. — Ещё возражения? — Больше никаких. — Подсудимый, у тебя есть право последнего слова. Кагеяма пожимает плечами и отворачивается, пряча глаза. Суд удаляется для постановления приговора. На протяжении ожидания Хината глазеет то на Ойкаву, то на Кагеяму, с чувством, что судят тут его, и в тюрьме через несколько часов запрут вовсе не виновного. — Прошу всех встать, суд идёт. — слышится голос сидящей неподалёку женщины, после чего присутствующие поднимаются со своих мест. — Провозглашается приговор. Согласно уголовному кодексу и вышеперечисленным статьям, суд приговорил. В связи с обвинительным вердиктом, Кагеяму Тобио признать виновным и назначить лечение в психиатрической клинике, а так же лишение свободы в исправительной колонии на неопределённый срок, в зависимости от поведения во время лечения. Подсудимый, Вам всё ясно? — Да. — На этом судебное заседание объявляется закрытым. Присутствующие покидают помещение, Хината же не видя ничего перед собой мечтает поскорее выйти на улицу. Он не смотрит на Кагеяму, он вообще не понимает, что произошло, что ему будет после того, как Кагеяма вырвется на свободу. Он чувствует, что его плеча касается чья-то рука, после чего его осторожно подталкивают в правильном направлении. Хината не сопротивляется, плетясь туда, куда указывают, даже не посмотрев, кто именно его сейчас ведёт. Более менее очнулся он только в машине, когда осталось позади здание суда. Он тут же подскакивает на сидении и оборачивается назад, пытаясь высмотреть высокий силуэт, чёрные волосы, и высматривает, но не тот, который хочет. Он даже попрощаться не смог, он… — Шоё-чан. — ласково окликают его, из-за чего он вздрагивает и оборачивается к Ойкаве, сидящему рядом и, как оказалось, держащему его за руку. — Ты прослушал всё, да? Говорю, мы сейчас едем к психологу. Я нашёл для тебя хорошего. И Тобио-чан передал тебе это. Хината опускает глаза и обнаруживает в свободной руке Ойкавы письмо. Он нерешительно берёт его, разворачивает, доставая лист с как обычно кривым, но породнившемся почерком. «Если ты это читаешь, значит суд закончился, и меня, наверное, упекли в какую-нибудь психушку или тюрьму. Признаться честно, я был в ярости, когда узнал, что вы на меня подали заявление. Но потом я встретился и поговорил с Ойкавой-саном. Он описал твоё состояние, которое я, почему-то, не замечал. И мне даже не верится, что это я довёл тебя до такого. В любом случае, это не навсегда, и, возможно, когда-нибудь мы снова будем вместе. Хотя, не уверен. На самом деле, моя мать так и не вернулась из психушки. Скорее всего я останусь там с ней. Наверное, ты будешь этому рад. А я, на самом деле, люблю, когда ты радуешься. И когда плачешь тоже. Люблю тебя. Кагеяма.»