Маски не скроют наши чувства.

      Текно лежит на диване, а Дрим тихо посапывает у него на груди. Спустя 3 недели их разлуки, Тайкен, наконец, вернулся домой. Он просто молча зашёл в дом, молча снял броню, ботинки, маску и улёгся рядом с Блэйдом на диван, крепко прижавшись к нему. Кажется, Дрим только сейчас осознал, как сильно он скучал по Текно, по его теплу похожему на одеяло, под которым прячется напуганный темнотой ребёнок, и Тайкен не стеснялся — зарывался в спокойствие, исходящей от любимого с головой.       Воин же смотрел в деревянный потолок полуприкрытыми глазами. Его голова была пуста, мысли и голоса ушли в ту же секунду, как блондинистая голова уставше улеглась ему на плечо. Однако на сердце, как и в душе, тоже было пусто. Ничего. Но стоило задуматься об уже спокойно сопевшей омеге, как под рёбрами начинало колоть, и Текно морщился, тряс головой и мысли отступали, снова опустошая голову. Он не думал о Дриме уже больше недели. Текно просто не вспоминал о его существовании. Голова была забита Вилом и желанием наконец уничтожить всё к чертям. Ведь Блэйд — предатель. Он чувствовал себя предателем, даже думал, что масочник к нему не вернётся. Но он вернулся. Вернулся и напомнил, что их любовь не измеряется временем. Они любили друг друга. Для них это было фактом, не нуждающимся в доказательствах. Это было их аксиомой.       Текно для Тайкена был возлюбленным. Это прозвучало бы забавно, особенно от такого опытного сердцееда, как Дрим, и Сапнап точно отпустил бы пару-тройку язвительных шуточек на эту тему, но Дрим уже действительно не мог представить свою жизнь без Текно. Вернее, прожить-то без него можно, но Дриму было больно, почти мучительно думать об этом. Почти так же, как вспоминать детство — всё, что он так любил и что в итоге потерял. Дрим боялся, он слишком много страдал, борясь за то, что было ему дорого, и очень боялся однажды снова выпустить всё это из своих рук. Тайкен сильнее прижался к Блейду. Дрим для Текно был наркотиком, настоящей зависимостью, действующей на воина сильнее, чем то «обезболивающее», склянка которого неизменно валялась у Дрима в тумбочке. Тайкен был воздухом, без которого дышать полной грудью никак не выходило, да и не хотелось. Зато сейчас, когда Дрим лежал на груди воина, дышать было проще, чем вспомнить вид собственной же маски, за которой больше не хотелось прятать измученное прошлым лицо. Сейчас хотелось лишь ласки и заботы, а ее в омуте зеленых глаз для него было в избытке.       Голоса в голове печально застонали, прося любви и внимания почти с таким же напором, с каким так часто требовали от Блейда крови. Он решил, что лучше не копить в них этот голод, а утолить его. Себе дороже. — Твою мать — Блэйд хмурит брови, из-за напора мелких демонов в своей голове. Текно прикрывает глаза. — мгм? — отозвался сонный голос, и Дрим поднял голову. — Ты чего? — А...я.? Нет. спи дальше. — … Тайкен приближается к родному лицу, прижимаясь губами ко лбу любимого. Мягкий поцелуй заставил тепло разлиться по всему телу Текно, а голоса в его голове ликовать от удовлетворения. — Прости за всё, Текно — голос дрогнул, произнося имя Блейда, — И прости за всё, что будет завтра. — А если не прощу? Вил будет ненавидеть тебя за всё это. — Простишь, — на лице Тайкена появляется улыбка. — Почему.? — спросил Текно и вопрос этот далеко не риторический. Блэйду нужен ответ.       Почему этот мир настолько жесток? Почему он заставляет его любить так сильно? Почему он заставляет воина жертвовать чем-то ради своей любви? Почему? Но ответа ему не дали.       Текно очнулся от транса от того, что Дрим сильно сжал его руку. Масочник спал, но очень беспокойно. Брови его хмурились, а тело, будто не находя себе место, все двигалось. Воин провёл ладонью по веснушчатой щеке, от чего её обладатель почти сразу медленно приоткрыл один глаз. — Плохой сон? — проговорил Блэйд, подтягивая Тайкена к себе на грудь, иначе бы тот совсем сполз вниз. — Мм...Не помню. По крайней мере такое прекрасное пробуждение заставило меня забыть о нём. — отшутился Дрим. — хахх.       В глазах обоих были видны искорки тягучей боли вперемешку с счастьем. На душе у них лежал один и тот же камень сожаления. Они не были вместе так долго. Глаза Текно отливали светло малиновым цветом. Цветом спокойствия и удовлетворения. У Дрима на виске ссадина. Воин проводит по ней ладонью, а Тайкен ластится, начиная тереться о тёплую руку. Масочник выглядит чувствительным. Очевидно, обезболивающего ему выпить было некогда, где бы он там не был, или он специально решил его не пить. Знал, что пойдёт к воину и то, что оно ему не пригодится. — Текно. — Да? — Ничего. Мне просто нравится говорить твоё имя. —…Дрим. — Текно — Дрим. — Что? Воин утягивает Тайкена в поцелуй, нежный, но глубокий, пробирающий до мурашек. Дрим отвечает, руками притягивая Текно ещё ближе за затылок. Тихий дом наполняется тяжёлым дыханием и редкими вздохами. Ловкими, будто заученными, движениями масочник расстёгивает белую рубашку, получая в ответ грубые руки на бока, которые сползают на бёдра. — Я как-то не планировал заходить дальше поцелуя — отстранившись, проговаривает Текно. — Похоже придётся, уж извини. Поцелуи из горько болезненных переходят в сладкие, нежные и тягучие. Поцелуи, которые заставляют сердца обоих трепетать от счастья. Поцелуи, что заставляют снова вспомнить вкус друг друга. Прикосновения обжигающе горячие, пошлые, но такие нужные. Рука Дрима случайно задевает шрам на груди Текно, и тот морщится из-за ещё воспаленной кожи. Это прикосновение болезненное, но такое живое. Эта боль случайная, неосторожная. Это не та боль, что разъедала обоих любовников изнутри эти 3 недели. Эта боль приносила больше счастья, чем всё, что пережили они за последние дни. Дом же стремительно наполнялся вздохами и стонами. Неимоверное возбуждение, дрожь, желание владеть этим мускулистым тонким телом, веснушчатыми щеками, слегка помутневшими зелёными глазами. — Ты слишком прекрасен, Дрим. Я слишком влюблён в тебя, чтобы ненавидеть. — .Хахх.. Ты..Лучше.ее, что Ахх случалось со мной...за всю мххх жизнь... Масочник выдавливает довольную улыбку и притягивает Текно в поцелуй.       Этот вечер они ждали давно и теперь были вправе наслаждаться им сполна. Однако завтрашний день не обещал быть и на четверть таким же счастливым. Ведь сегодня все стоны, слезы и даже боль были переполнены страстью. Завтра же её заменят ужас и скорбь восставших по родному городу. Агония и злость окрасят небо сначала в огненный красный, потом в пепельный серый, что осядет в их душе и останется тлеть мелкими угольками, остатками былого пламени надежды и воодушевления… Но все это завтра. завтра