Замерзающий

Раннее пробуждение оказалось на удивление приятным. Кэйа потянулся, выгнувшись как кошка, уловил слабый хруст затёкших за ночь позвонков и в блаженстве раскинул руки по тёплой кровати. Он сел напротив зеркала, сбросил с плеч простыню и в отражении мог наблюдать, как невесомая ткань плавно скользнула по рукам, падая на кровать. Теперь он видел собственный обнажённый торс, и на фоне белоснежного постельного белья контраст оттенков был особенно очарователен. Кэйа провёл пальцами по шее, словно не веря, что она принадлежала ему. Но отражение в зеркале в точности повторило его движения — так же несмело очертило подушечками пальцев контуры ярких алых засосов. Их было так много, что казалось, будто вся шея — один сплошной багровый след. Но Кэйа знал, что на самом деле их были десятки, и помнил, как Дилюк оставлял каждый из них. Воспоминания совсем немного смущали. Пальцы медленно скользили по раскрашенной поцелуями коже, надавливали на следы, будто пытаясь убедиться в их реальности, и, казалось, ощущали фантомное тепло губ, их оставивших. Это хотелось сохранить в памяти навсегда. И всё же. В зеркале было чудесно всё — и его собственное тело, украшенное памятью о первой и самой важной ночи, и широкая постель со смятыми простынями, что выглядела вовсе не пошлостью, но свидетельством нежности и любви; чудесно смотрелся и спящий Дилюк, бесконечно родной и сейчас — казалось, впервые, — отпустивший все свои тревоги. Кэйа улыбнулся, разглядывая в отражении его умиротворённое лицо, не обеспокоенное ни делами винокурни, ни сосредоточенностью перед битвами, ни страхом перед Драконьим хребтом. Страха, вероятно, Дилюк и не испытывал, то была обязанность Кэйи — бояться вершины горы, что решит его судьбу. Кэйа любил его улыбки, берёг в памяти каждую, но сейчас отчётливо понимал — такое спокойное и ничего не выражавшее лицо Дилюка нравилось ему куда сильнее; ведь оно значило, что любимый человек наконец по-настоящему отдыхает. Кэйа мог бы просто повернуться, залезть обратно под одеяло и рассмотреть каждый сантиметр его лица; мог провести пальцами по слегка шершавой щеке, коснуться губ или даже оставить на них невесомый, не способный разбудить поцелуй. Теперь мог — не таясь и не ожидая ненависти в ответ. Но он продолжал упрямо вглядываться в стеклянную поверхность, не пытаясь обернуться, будто всё волшебство момента разрушилось бы. Всё в зеркале было чудесно. Кроме его взгляда. Кэйа хмуро уставился на себя — Бездна с ним, с правым глазом, он-то уже давно привык, но дело было не в самом виде проклятого глаза. Его взгляд, недоверчивый и испуганный, совсем не вписывался в это утро. Дилюк всё никак не просыпался, и это вовсе не вязалось с образом, что жил у Кэйи в голове. Ему казалось почему-то, что Дилюк поднимался ещё до рассвета, быстро покидал постель, чтобы не позволять себе глупостей вроде размышлений о никогда не случавшихся событиях (то ли дело Кэйа — у него таких выдуманных ситуаций в голове хранилось достаточно для многотомного романа). Ему казалось, что Дилюк спит только потому, что нужно, а будь его воля — работал бы и ночами. И видеть Дилюка таким, не переживавшим о раннем подъёме и невыполненных обязанностях, было для Кэйи лучшей наградой. Воздух в комнате потяжелел, запахло морозом, и Кэйа сделал несколько глубоких медленных вдохов-выдохов: раз сам не мёрз, нечего было и другим мешать. Он всё еще не до конца понимал, как работало его проклятие, и почему вдруг все вокруг стали ощущать холод отчётливее самого виновника мороза. С этим незнанием нужно было срочно что-то делать, пока по его вине случайно целая гавань не превратилась в сверкающий кусок льда. Интересно, если он случайно заморозит Нефритовый дворец, знакомство с Бэй Доу спасёт его от гнева Воли Небес? Кэйа мысленно шлёпнул себя ладонью по лбу — он даже не подумал о том, чтобы сообщить подруге о своём прибытии в Ли Юэ. Наверняка она и так знала, если не была сейчас на корабле среди непокорных волн; но если была здесь, то наверняка ждала хотя бы короткого дружеского визита. Кэйа вздохнул: у него и на это времени не было. И усмехнулся — они с Дилюком запросто пробыли дольше запланированного на постоялом дворе, сейчас не торопились уходить из уютного номера, и подъём на Хребет всё как-то откладывался… Потерев глаза, Альберих прислушался к себе. По какой-то причине он больше не ощущал холод так явно, как, например, в Мондштадте. Иногда он мог ни с того ни с сего вздрогнуть, будто бы его обдувало ветром с самого Хребта, а иногда покалывало кончики пальцев, и они становились почти неподвижными, словно он на том самом Хребте строил снеговиков с Кли без перчаток. Та самая Кли не раз просила почитать ей книжки, и из них — ха! — Кэйа знал, что если у главных героев вдруг всё становилось хорошо, значит, следом стоило ждать чёрную полосу. В книжках Кли обычно это значило скорое сражение с главным врагом королевства; в случае Кэйи чёрная полоса могла значить лишь скорую смерть. Он клятвенно пообещал своему отражению отправиться на Хребет незамедлительно — ну, как только за окном утихнет метель. И всё же взгляд не давал ему покоя. За размышлениями он не заметил, как позади проснулся Дилюк, как лениво потёр сонные глаза и привычно бегло осмотрелся. Врагов не наблюдалось, Кэйи рядом — тоже. Дилюк чуть приподнялся над подушкой, чтобы тут же заметить давно не спящего капитана. Тот сидел на самом краю кровати, растрёпанный, в сползшей с плеч простыне, и смотрел на себя в зеркало. Задумался, видно — даже не пошевелился, когда Дилюк поднялся окончательно и подвинулся. От прикосновения тёплых ладоней к плечам Кэйа вздрогнул, тут же попытался натянуть на себя простынь, скрыться, но Дилюк мягко остановил его — прижался грудью к спине и уложил не менее лохматую после сна голову на острое плечо. — С добрым утром, — хрипло произнёс он и осторожно коснулся губами шеи поверх одного из оставленных вчера следов. Кэйа в его руках вздрогнул снова, неуверенно кивнул и вновь уставился в отражение. Руками он продолжал мять простынь, покрывавшую ноги, не понимая — можно ли повернуться? Можно ли поцеловать? Можно ли обнять в ответ? Утренняя уверенность в том, что теперь всё у них хорошо, таяла на глазах. — О чём ты думаешь? Дилюк шептал едва слышно, но так и не отстранился, и его тихий голос прямо возле уха заглушал даже метель за окном. Горячие ладони плавно сползли по плечам, огладили руки и сомкнулись кольцом на груди, поверх ярко-красных меток. Бледная кожа Дилюка на их фоне выделялась ещё ярче, и Кэйа готов был поклясться — лучшего сочетания невозможно было представить. О чём он думал? Первой же мыслью было солгать. Заверить, что всё хорошо, что просто не проснулся до конца, и Кэйа уже привычно натянуто улыбнулся, чтобы тут же столкнуться в зеркале с обеспокоенным взглядом. Дилюк его насквозь видел. — Ты вчера сказал, — вздохнул Кэйа, всё же касаясь его руки дрожащими пальцами, — перед сном сказал, ну… И замолчал, не в силах произнести. Совсем стал не похож на себя — слов найти не мог. — Ох, ты об этом, — вздохнул теперь Дилюк, переплетая пальцы с пальцами Кэйи, — да, не совсем так должно было звучать… У Кэйи сердце стукнулось о грудную клетку, а следом рухнуло куда-то в район желудка. — …я хотел сказать, что «тоже тебя люблю». Я люблю тебя, Кэйа. Сердце Альбериха вновь против всех законов анатомии подпрыгнуло вверх, ударило, казалось, в мозг, потому что следом Кэйа развернулся таки в плотном кольце рук и несдержанно поцеловал, путаясь пальцами в пушистых волосах. Дилюк ему с готовностью ответил. Так же пылко — позволил вести лишь на несколько секунд, а следом прижал к себе, скользнул языком между прохладных губ и переплёл его с языком Кэйи. А затем так же внезапно отстранился, залюбовался тяжело дышащим покрасневшим в щеках рыцарем, и не удержался — прижался к губам вновь. На этот раз медленно, неторопливо, не пытаясь сразу углубить поцелуй — только оставлял на губах короткие нежные касания, ласково водил по ним языком и неощутимо прикусывал, когда Кэйа пытался получить больше. — Почему? Неделями ранее ты и говорить со мной не хотел, а сейчас… я боюсь проснуться завтра и понять, что всё это чудесный сон. «Боюсь вовсе не проснуться», — не сказал Кэйа. Дилюк провёл кончиками пальцев по его щеке, заправил отросшую прядь чёлки за ухо и всё же утянул обратно на подушки, укладывая на себя. — Ты не веришь, что я мог полюбить тебя так быстро? Кэйа верил — хотел верить — но страх после остаться одному заставлял сомневаться. В него влюблялись часто и, бывало, хватало пары встреч, признаний он слышал больше, чем брал поручений в ордене; но раньше он всегда принимал это как должное. Улыбался, благодарил и отказывал, оставляя после себя множество разбитых сердец. Но то были другие люди, при виде них не билось быстрее сердце, ради них не хотелось собственное вырвать из груди и подарить безвозмездно. С Дилюком было иначе: Кэйа впервые понял, о чём именно писали ему влюблённые в него девушки, о чём они говорили ему под тенью деревьев, нервно теребя края пышных юбок. Впервые сам Кэйа чувствовал подобное, и именно теперь уверенность в собственной привлекательности покинула его. Нет, он знал, конечно, что красив внешне — не считая правого глаза, естественно. И уж конечно Кэйа знал, что Дилюк, если любил, то не только за внешность. И это пугало, заставляло сомневаться — ведь Дилюк как никто другой знал его, видел его настоящим, и, очевидно, должен был понимать, что внутренней красоты в Кэйе было не так уж много. — Я не верю, что ты мог полюбить меня, — выдавил всё же он, прижался теснее, словно готовый сбежать в следующую секунду. В принципе, звучало очень близко к тому, что Кэйа хотел сказать. Он боялся, что Дилюк ответил ему взаимностью не из-за собственных чувств, а лишь потому, что Кэйа тут, вроде как, скоро собирался умирать. Если (когда?) они вернутся в Мондштадт и заживут привычной для каждого жизнью, Дилюк однажды тихо признается, что, должно быть, ошибся, и Кэйе придётся проживать спасённую жизнь в печальном одиночестве. Звучало глупо: Дилюк никогда не был настолько жесток, чтобы лгать о чувствах. Лгать — это работа Кэйи. А затем он испуганно дёрнулся — выходило, что он сейчас мало того, что не доверял ему, так ещё и ставил под сомнение слова, что явно дались ему с трудом — ну, не с первой попытки точно. Но Дилюк не злился. Только устало вздохнул, погладил напряжённую спину и коротко поцеловал в висок — уж куда дотянулся в таком положении. — Мне было сложно признать это. Но полюбить тебя было просто, будто вся жизнь меня вела именно к этому. А потом вдруг перевёл тему: — Ты помнишь, как ты появился у нас дома? Кэйа нехотя кивнул — не самое приятное воспоминание. Кому захочется лишний раз вспоминать чувство одиночества, осознание, что бросили, что не вернутся? Кто захочет воскрешать в памяти давно позабытый страх быть раскрытым? Даже тепло поместья и сильная, но бережно держащая его рука Крепуса размылась в памяти — первые несколько часов Кэйа желал лишь сбежать следом за собственным — настоящим — отцом. — Ты был так напуган, что игнорировал все мои попытки с тобой заговорить. Конечно, мне тогда было совсем непонятно, почему ты боялся, и сам я был слишком эмоциональным, — о, Кэйа помнил! — и я жутко разозлился на тебя, даже отцу нагрубил. В тот день я был уверен, что ты надолго у нас не задержишься, и ждал, когда отец отправит тебя в город. Кэйа вздрогнул вновь. Он помнил совсем смутно, как маленький Дилюк вертелся рядом, и его огненные волосы приковывали взгляд; а потом он резко перестал спрашивать обо всякой ерунде и убежал на второй этаж — Кэйа из-под полотенца на голове видел скрывшееся на лестнице яркое пятно. Слышал недовольный детский голос, а потом провалился в беспокойный сон, пока добрая горничная с пахнущими молоком руками не разбудила его, предлагая горячую ванну. Разомлевший от тепла и заботы, Кэйа не мог знать, что в кабинете приведшего его мужчины в тот момент решалась его судьба. — Я сказал отцу, что ты скучный, и что мне не нужен такой друг. Отец в ответ назвал меня эгоистом, посоветовал подумать над поведением в своей спальне и просто выставил меня прочь. Мне казалось, что из-за тебя отец злился на меня — он ведь редко повышал голос. Всегда по делу, конечно, — в голосе скользнула горечь, но Дилюк быстро продолжил, — и я не мог дождаться утра, чтобы с торжеством выпроводить тебя из поместья. Кэйа даже дыхание задержал — он не помнил из того дня почти ничего, и такие откровения были для него новостью. — Я даже проснулся пораньше, хотел лично убедиться, что отец не вздумает везти тебя в город сам. Пробрался в твою комнату — горничные всегда были болтливы. — А я чуть не свалился из окна, — вспомнил Кэйа. Дилюк усмехнулся куда-то в район его виска, ещё раз погладил по спине и опустил ладонь ниже — Кэйа слегка дёрнулся навстречу, но Дилюк лишь подцепил пальцами сползшую простынь и натянул её повыше. Раз уж они решили поговорить — лучше в тепле. — Точно. Но я подумал, что ты решил сбежать, и разозлился ещё сильнее — чтобы вот так благодарить за ночлег… — А потом ты меня прямо за хвост схватил и мы свалились на пол. — И вместо ожидаемых извинений я получил синяк. — А потом в комнату залетела кристальная бабочка, и я совершенно позабыл о тебе и побежал её ловить. Дилюк улыбнулся — так всё и было, словно вчера. Будто только вчерашним вечером его отец привёл за руку дрожащего от холода мальчика с повязкой на глазу, наказал не обижать, а сам Дилюк растерянно стоял посреди гостиной и с любопытством смотрел на нежданного гостя. — Ты так хотел её поймать, а я не понимал, что необычного в простой бабочке. — Ты не мог знать, что в Каэнри’ах таких не было. — Не мог, — легко согласился Дилюк и снова оставил короткий поцелуй, на этот раз на лбу, под чёлкой, — только смотрел, как ты безуспешно за ней гонялся по комнате. И пока на шум не сбежались горничные, или просто из желания показать, как надо, я побежал ловить её сам. — И сразу поймал. — Точно. Я их ловил в детстве часто, они вечерами все виноградники освещали — нам даже фонари не нужны были. — А потом… — Да, потом я хотел её выпустить. Отец не очень радовался моей тяге к ловле живых существ, пусть ядра этих бабочек и использовали в алхимии. Он учил меня отпускать их. Но ты стоял там с таким видом, будто у меня не бабочка была в руках, а целый мир. И я подошёл тогда — ну, знаешь, хотел показать, что вот так надо их ловить, что ничего особенного в ней не было. Кэйа кивнул, снова припоминая — он тогда едва ли два слова мог связать от восхищения незнакомым существом. — Понимаешь, я ведь не хотел ни ловить её, ни показывать тебе. Я пришёл тем утром чтобы, вероятно, сказать напоследок что-нибудь грубое, чтобы отомстить за мою ссору с отцом. Я был уверен, что после того дня больше не увижу тебя. Дилюк вздохнул как-то особенно обречённо. — Но ты смотрел на меня с таким восхищением, словно я тебе не бабочку протянул, а глаз бога лично в руки отдавал. И ты совсем не обижался на меня, только спрашивал, почему она светится. У тебя был такой красивый взгляд, с этой звёздочкой, и сам ты был… не знаю, как описать. Невероятный. Мне вдруг захотелось собрать с виноградников всех бабочек, принести их тебе и даже не ждать благодарности — лишь бы ты улыбался так же, как в тот момент. Кэйа задержал дыхание. Вот, значит, каким был тот день для Дилюка? — Я к тому, что я забыл и об обиде, и о том, что хотел тебя выпроводить поскорее. За считанные минуты решил, что никуда тебя отпускать не хочу. Кэйа нервно хихикнул. — Понимаешь, с тобой всегда так было. Быстро и неотвратимо — от незнакомцев до друзей за пару мгновений, от друзей к названым братьям… Тебе очень подходит крио стихия, потому что каждый раз ты — что снег на голову. Если честно, я не могу представить, что могло быть иначе. — Ох, так мастер Дилюк был очарован мной уже тогда? — не удержался от шутливого вопроса Кэйа. — Ты казался мне очень красивым, — чуть тише признался Дилюк, — но это не значит, что я думал тогда о чём-то подобном! Кэйа мягко рассмеялся. Интересные подробности он сегодня узнал. Стало до ужаса любопытно — если бы не та ночь, кем бы они стали? Возможно, Дилюк всё же признался бы ему тогда в своих абсолютно невинных тёплых чувствах? Возможно, сам Кэйа влюбился бы в него годами раньше? — Поэтому переставай сомневаться в моих чувствах, — заключил Дилюк, отодвигаясь и смотря теперь прямо в глаза, — я долго пытался осознать их, но сейчас, глядя на тебя и чувствуя, как бьётся твоё сердце, я не могу представить нас не вместе. Я люблю тебя, Кэйа, и мне не важно, сколько потребуется времени, чтобы ты поверил. Кэйа моргнул несколько раз, словно не принимая до конца реальность, а затем сдался. Слова Дилюка звучали искренними — впрочем, Дилюк в принципе не врал, но куда больше говорили его глаза. Алые рубины всегда оставались честны с миром, что бы им не пришлось видеть в жизни, и прямо сейчас Кэйа видел в них бесконечную нежность, ласку, и — страшно было верить — любовь. Но Кэйа поверил. Чем, в конце концов, он отличался? Осознал свои чувства в один миг, да ещё и с подачки Лизы, для проформы недолго поспорил с самим собой, а потом принял, будто так и надо было. — И я тебя люблю, Дилюк, — прошептал он прямо в горячие губы, прежде чем раствориться в теплых объятиях. Никаких больше «я знаю». Им стоило запретить эту фразу. * В Мондштадте начинался новый день. Солнце несмело пробивалось через снежные облака, лежащий на крышах домов и каменных дорожках снег слепил глаза, и Джинн зажмурилась, но от окна не отошла. Ей совершенно не хотелось спать, пусть и легла она вчера после полуночи — дел после праздников накопилось немало. Например, лежащие возле кружки с ароматным кофе листы с поручениями: нужно было ещё раз просмотреть их и решить, кому раздать. Джинн бы занялась этим еще ночью, но Лиза неслышно проскользнула в кабинет и сладким голосом пообещала выполнить все поручения лично, если Джинн не пойдёт домой — к ним домой — спать. Конечно, Джинн послушалась. Именно потому, что негоже взваливать всю работу на волшебницу, а ещё потому, что мягкие руки Лизы были удивительно убедительны, когда ненавязчиво гладили затёкшие плечи и обнимали за талию, незаметно уводя от рабочего стола. Утром магистр тихо покинула уютную узкую кровать — им стоило заняться покупкой двуспальной, но пока спать в обнимку и переплетать ноги было достаточно. Лиза спросонья попросила не забывать делать перерывы, и Джинн честно пообещала не напрягать себя сверх меры — но это не значило, что она позволит себе отдыхать во время рабочего дня. Скрипящий под ногами снег, пока она шла в штаб, да свежий морозный воздух дарили праздничное настроение, и неважно было, что украшения потихоньку пропадали с улиц. Вероятно, именно поэтому сейчас Джинн любовалась видом, медленно отпивала горячий кофе из большой кружки и упрямо позволяла себе отложить работу на несколько минут. Лиза учила её наслаждаться мгновениями покоя, и Джинн училась — медленно, но с усердием, достойным рыцаря. В окно постучался сокол, и Джинн не нужно было смотреть, чтобы понять, от кого вести. Она пустила его внутрь, осторожно отвязала письмо и погладила птицу под клювом — та привычно повертела головой и попыталась клюнуть. Не всерьёз, но достаточно, чтобы заявить — ты не мой хозяин, любоваться можно, трогать нельзя. Джинн лишь усмехнулась мягко — каков хозяин, такова и птица. Перевязанное лентой письмо легло в стороне от документов, рядом с анемо глазом бога, и Джинн не спешила его открывать. Соблазн прочитать новости был велик, но столь же велик был и страх — Джинн хорошо знала, что не каждая весточка с поля боя несёт в себе благие известия. И пусть Дилюк с Кэйей отправились не на фронт, магистр знала — у них была своя война с древним проклятием (и, конечно, с винной индустрией Ли Юэ). А затем бумаги захватили её, и только к обеду Джинн смогла вздохнуть спокойно: поручения, как и четыре кружки кофе, исчезли со стола. — Так-так, кто-то опять забыл про перерыв, — раздался мелодичный голос, и следом на плечи опустились заботливые руки с острыми ноготками. Лиза улыбалась хитро, Джинн — виновато. Она и впрямь совершенно забыла хоть на минуту оторваться от работы, но зато к обеду ничего срочного не осталось. Лиза, конечно, хорошо об этом знала. — Как хорошо, что теперь у меня есть, кому напомнить о нём, — Джинн наконец встала из-за стола и потянулась обнять. До сих пор их объятия слегка смущали её, что уж говорить о поцелуях, но Лиза была весьма настойчива и всегда тянулась за лаской первой. Джинн краснела, бледнела, забывала дышать, но отвечала — не веря, что вся нерастраченная за годы работы нежность наконец вырывалась на свободу. Лиза терпеливо ждала, пока Джинн осмелится проявить инициативу сама, а еще про себя благодарила её работу — если бы не усталость, Джинн бы часами спорила перед тем, как лечь спать вместе. А так все были довольны: работа была завершена, сонная Джинн едва доходила до кровати, падала в теплые объятия и засыпала на груди счастливой Лизы. А с трудоголизмом своей девушки она обязательно разберётся позже: пока хватало того, что Гуннхильдр не падала больше в обмороки. Обед решено было провести в библиотеке, и, собираясь выйти из кабинета, Джинн потянулась к своему артефакту. Взгляд зацепился за так и не распечатанное письмо, и девушка взяла его с собой. Ноэлль вежливо постучала в дверь библиотеки, оставила на столе тарелку с блинчиками, напевая себе под нос что-то тихое и невнятное, и скрылась, слегка позвякивая доспехами. Джинн проводила её взглядом, подмечая, что горничная в последнее время стала чуть более живой — вот уже и напевала песни вместо повторения свода правил рыцаря Ордо Фавониус. Магистр догадывалась, кто на неё так повлиял. — Что пишут? — спросила Лиза, когда на столе остался только чай. Джинн разорвала плотную упаковку письма и Лиза тут же пересела к ней на диван — чтобы читать вместе, конечно. И, возможно, случайно приобнять за тонкую талию, чтобы только было куда руки убрать. Джинн шумно вдохнула, но не отстранилась. Даже больше — подумав, устроила голову на плече любимой и погрузилась в чтение. Дилюк писал коротко и по делу, но было видно, как он старался рассказать побольше. Джинн улыбнулась — пусть у них и были разногласия касательно ордена, они смогли остаться близкими товарищами, друзьями — хотелось верить. — Похоже, у них всё хорошо? — удивилась Лиза. Было чему: почему-то Джинн ждала не самых радостных вестей. Вернувшись в кабинет, Джинн вновь встала возле окна, привязала своё письмо к лапке верного сокола и открыла окно, отправляя его в путь. С улицы тут же донёсся холодок, горстка снега свалилась с подоконника на пол внутрь, а сердце Джинн вдруг замерло. Холод и снег напомнил ей о причине, по которой двое важных ей людей сейчас были не в городе. Возможно, Дилюк и писал, что всё относительно неплохо, но ведь он мог не говорить всего. Наверняка молчал о печальном, не желая беспокоить. — Всё будет хорошо, — шепнула за спиной Лиза. Джинн посмотрела в окно — насколько же ироничным было то, что за ветряной мельницей, за водой Сидрового озера и усыпанными снегом равнинами виднелась ледяная гора — причина её беспокойства. Джинн никогда не полагалась на интуицию, веря лишь фактам. Пусть сама она и была чувствительной, пусть сердце её было не менее пылким, чем у прочих мондштадтских девушек, она слушала всегда голос разума. Сейчас разум твердил ей: всё хорошо. Письмо было отправлено едва ли днём ранее, Дилюк не стал бы скрывать от неё даже самую печальную правду. Но сердце спорило: что-то не так. Джинн ещё раз посмотрела на заснеженную вершину: то ей думалось, что её друзья пали в неравном бою с чудовищами, то казалось, что ветра хребта толкают их в пропасть, из которой не выбраться. Одна картинка — они возвращаются, живые и счастливые. Другая — остаются укутанные метелью на вершине. Следом — надежда: если уж их путь туда благословлен архонтом, то не оставит он их в беде? Услышит ведь молитвы о помощи? И снова страшные мысли: а вдруг вернётся лишь один из них? Лиза ласково обняла, устроила изящные руки на её талии. Джинн положила ладонь на её, сухую и тёплую, сжала несильно, но твёрдо ответила наконец: — Я так не думаю. * Ленивое утро плавно перетекло в полдень, но ни Кэйа, ни Дилюк не замечали хода времени. Больше они не говорили, оставив слова для более удачного времени. Были лишь объятия, ласковые плавные прикосновения, невесомые поцелуи и тепло их тел. На небе стало появляться солнце, но погода всё ещё была ветреной и морозной. Кэйа иногда дремал, сквозь сон ощущая горячие руки Дилюка на своём теле. Всё ещё было непривычно от такой близости, от ласки и любви; но сомнений в искренности не осталось. Не теперь, когда едва приходящие страшные сны прогонял Дилюк коротким поцелуем в висок или касанием к щеке. После обеда солнце скрылось за тяжелыми снежными облаками, и теперь не будило своими лучами — и Кэйа наконец уснул. Дилюк продолжал крепко прижимать его к себе, пальцами очерчивал шрамы на спине, но мысли его были далеко от их идиллии. Было тревожно. Хоть Кэйа и заверил, что не чувствует больше того страшного холода, хоть и сообщил довольно, что глаз больше не беспокоит, Дилюк не мог отделаться от мысли — всё не может складываться так хорошо. Вмиг вновь стало стыдно за каждое своё решение. Наверное, стоило настоять тогда, в Ваншу, повернуть сразу в сторону хребта. Они бы сейчас уже были бы дома. Не было бы того ранения, не пришлось бы сейчас пережидать метель в гавани и ожидать вестей от местного винодела. Добавилось раздражение: зачем вообще было соглашаться помочь? Кэйа рядом вздрогнул — вероятно, снилось что-то — и Дилюк почти рефлекторно погладил его по голове. А следом пообещал себе: никаких больше промедлений. Решить это было легко, но подняться прямо сейчас, разбудив едва уснувшего Кэйю, оказалось выше его сил. К тому же метель за окном еще бушевала, пусть и не так сильно, как ночью, но выйти сейчас было бы безрассудно. Он бы хотел идти — хоть собственным огнём расчищать путь, растапливать снег, разрубать врагов ради самого важного, что наконец обрёл. Бессилие не давало покоя — к чему были годы тренировок и одинокое путешествие, если теперь, столкнувшись с угрозой жизни для любимого человека, Дилюк не мог абсолютно ничего? Только сопровождать его, молясь про себя, чтобы главной проблемой на их пути продолжали оставаться враги, с которыми можно было бороться. Поцеловав сухие синие волосы, Дилюк закрыл глаза. Они обязательно справятся, всё будет хорошо. *** Господин Юн Линь отправил им весточку в стиле типичного жителя Ли Юэ — едва погода успокоилась, он вызвал их в Глазурный павильон на чаепитие с закусками, пообещав за всё заплатить. Дилюк лишь закатил глаза на столь необдуманный выбор — дела винодела шли, судя по всему, не очень, но для встречи он зачем-то выбрал столь роскошное заведение… — Может, решил, что Фатуи не последуют за нами пить чай за своё месячное жалование, — пожал плечами Кэйа, одеваясь в максимально неприметную из имеющейся у него с собой одежду. Это было той ещё задачей. Из тёмных вещей он мог похвастаться лишь водолазками, а любое пальто — белоснежное или синее — непременно привлекло бы внимание посторонних. — Сомневаюсь, что у Фатуи есть проблемы с финансированием, — покачал головой Дилюк, стараясь не забивать себе голову лишними переживаниями. Кэйа не стал спорить. Ему было до ужаса любопытно, почему Дилюк вообще согласился отправиться сразу после праздников в гавань, зачем ему нужно было помогать безымянному торговцу и, конечно, теперь его интересовали дела Фатуи. Он привык к разного рода проделкам от жителей Снежной, но с чего бы им сейчас было затевать кражу не самого качественного вина? И неужели они не боятся, что до смерти перепуганный потерей бизнеса Юн Линь не доложит об их подпольных делах? На последний вопрос ответ нашёлся сразу же, едва они переступили порог Глазурного павильона. Господин Юн Линь, бледный, как фарфоровые чашки, из которых собирался пить, нервно посматривал то на отделявшую их от других гостей ширму, то на окно, а то и вовсе заглядывал под стол. — Вы напуганы, — констатировал факт Дилюк, присаживаясь напротив. — И поэтому не можете заручиться помощью миллелитов, — добавил Кэйа, оставаясь стоять чуть позади. Может быть, отдалённый столик и обеспечивал им некоторую конфиденциальность, но, будучи хорошо осведомлённым о методах работы Фатуи, Кэйа предпочёл перестраховаться. — Они следят за каждым моим шагом, — шёпотом поделился Юн Линь, дрожащими руками поднял чашку, проливая несколько капель на скатерть, — если я пойду к миллелитам, они тут же от меня избавятся. Дилюк и Кэйа переглянулись — им было понятно, что Фатуи, чего бы не задумали, не стали бы похищать, и уж тем более убивать мирного жителя. Здесь, в Ли Юэ, их положение последнее время и так было шатким, и наверняка нашлись бы те, кто связал бы пропажу человека и то, что дела пропавший вёл именно с Фатуи. Но объяснять это виноделу было что горох о стену: тот трясся от каждого шороха и слышать ничего не хотел о защищавших его законах. — Мне повезло, — продолжил мужчина, оставляя чашку на столе, — очень повезло, что о встрече с вами я договорился ещё в Мондштадте. Фатуи, конечно, не очень этим довольны, но у них нет никаких причин мешать нам. — Так что происходит? Кэйа оглянулся, убедился, что никого подозрительного поблизости нет, и кивнул, призывая винодела наконец рассказать, в чём причина такой суеты. — Стоило мне вернуться, как мой помощник доложил о том, что Фатуи начали хозяйничать на моей территории. Они занялись поставками, и большая часть бочек почему-то стала переправляться на север от гавани. Я, конечно, пытался разобраться, но они заняли всю мою винодельню, и, мягко говоря, посоветовали мне не мешать. Дилюк устало вздохнул. — Вы ведь понимаете, что они не имеют никаких прав на ваш бизнес? Вы можете обратиться к миллелитам, или в департамент по делам граждан, и их вышвырнут с вашей винодельни мигом. Вас просто запугали, убедив, что они всё правильно делают. К столу скользнула официантка, приветливо улыбнувшись гостям, вопросительно взглянула на стоящего позади столика Кэйю и всё же спросила неловко: — Вам что-нибудь принести? — Пиалу холодного чая, пожалуйста, — обворожительно улыбнулся он. Девушка, смущённо отведя взгляд, кивнула, и удалилась на кухню. Однако, стоило ей уйти, лицо рыцаря вмиг стало серьёзным. — Дилюк, я думаю, вам с нашим дорогим попавшим в беду другом следует обсудить его вино. Дилюк хотел было спросить, зачем это, если они так и не решили, как спасти упомянутое вино, однако, хмурый взгляд Кэйи и его непривычная напряженность заставили его послушно сменить тему. Господин Юн Линь тоже был в замешательстве, но на вопросы отвечал охотно, будто бы позабыв на время о своей беде. Он даже смог допить свой чай, не пролив его больше мимо рта, и, уходя, смог выдавить из себя улыбку — вот уж чего на его лице давно не было видно за замершей гримасой ужаса. Они втроём прошлись по улицам Ли Юэ, всё ещё рассуждая о вине и его вкусах, и Кэйа даже почерпнул для себя немного нового. Однако, куда больше разговоров его волновали Фатуи, то и дело будто случайно оказывавшиеся на пути. — Был рад обсудить ваше вино, — Дилюк на прощание пожал руку виноделу, — в скором времени я приму решение. — Буду ждать с нетерпением, — вновь нервно кивнул Юн Линь, понимая, что речь вовсе не о вине. В номер Кэйа и Дилюк шли молча. * — Чем дальше, тем интереснее, — вынес вердикт Кэйа, устало падая на постель. Оказывается, если несколько дней валяться дома, ничем себя не занимая, можно быстро потерять форму. Метель на улице заставила их оставаться в гостинице долгих четыре дня, а теперь непогода переместилась на северо-восток от порта, и Дилюк то и дело бросал на небо злые взгляды. Метель переместилась именно туда, где находился нужный им путь на Хребет. Это и было единственной причиной, почему они всё ещё оставались в Ли Юэ и занимались проблемой винодела. Не будь на дороге бушующей стихии, Дилюк бы принёс искренние извинения, но от помощи отказался, схватил Кэйю за шкирку и потащил наконец на Драконий хребет. — Что тебя так взволновало в ресторане? — О, так ты не понял? — Кэйа довольно прищурился, — официантка. — Она была с нами всего несколько минут и не сделала ничего подозрительного, — непонимающе сказал Дилюк, пытаясь припомнить в действиях девушки хоть что-то выходящее за рамки нормального. — Она принесла мне холодный чай. — Ты такой и попросил? Кэйа рассмеялся тихонько, всё-таки принимая сидячее положение. — И не зря. Ты помнишь, чтобы тебе хоть раз подавали холодный чай? В Ли Юэ слишком трепетно относятся к температуре заваривания, и ни один из доступных гостям сортов чая нельзя подавать холодным. Это, как минимум, неуважение. Думаешь, в Глазурном павильоне мог бы работать кто-то, не знавший таких очевидных вещей? Дилюк кивнул, признавая, что это логично, но его всё ещё не покидало ощущение, что Кэйа за сегодняшний день узнал гораздо больше него самого, хотя едва ли пару вопросов задал. — И что ты думаешь? — спросил он. Кэйа довольно улыбнулся. Пусть не прямо, но Дилюк признал, что понял чуточку меньше. — Для начала — думаю, что это странно. Фатуи не из тех людей, кто станет так открыто лезть в бизнес граждан Ли Юэ, особенно после того скандала. Им бы сейчас сидеть ниже травы, тише воды. Но они почему-то рискнули буквально захватить целую винодельню, шантажировать её хозяина, да ещё и так трепетно оберегают свою тайну, что даже мне не по себе. На улице шагу нельзя ступить, чтобы не наткнуться на кого-то из них. — И ради чего это? — Знать бы. У меня есть одна мысль, но что меня в ней не устраивает — так это подстраховка Фатуи. — Подстраховка? — Точнее, её отсутствие. Весь их план, чем бы он ни был, держится только на том, что господин Юн Линь до смерти перепуган и не пойдёт докладывать ни миллелитам, ни кому-либо ещё. Фактически, мы с тобой его единственный шанс выбраться из этой заварушки. Дилюк задумался — он ещё во время разговора понял, что всю проблему можно решить одним-единственным походом винодела к миллелитам. — Почему бы нам не поговорить с ними за него? — Я тоже об этом думал, — Кэйа отполз на кровати подальше, подкладывая под спину мягкую подушку, — но ты ведь знаешь, как в Ли Юэ ведутся дела. Думаю, даже если господин Юн Линь лично пойдёт к ним, пара недель уйдёт на урегулирование бумажных вопросов. К тому же им придётся привлечь хорошего юриста — всё, что касается Фатуи, нельзя решать сгоряча. — Разве после тех событий с Нефритовым дворцом они не должны хвататься за любую возможность прижать Фатуи? — Им бы очень этого хотелось, — рассмеялся Кэйа, — но и Снежная постаралась защитить своих людей, оставшихся здесь. Без хорошей подготовки разбирательство с Фатуи грозит очередным дипломатическим скандалом. Дилюк не нашёл, что ответить — всё это было так. Фатуи даже не нужно было запугивать винодела для своих игр — законы Ли Юэ оказались на их стороне. — Но ведь они понимают, что рано или поздно их всё-таки прижмут? — Думаю, да, — Кэйа снова стал серьёзным, — и поэтому мне кажется, что они замышляют что-то быстрое. Что-то, на что им не потребуется больше месяца. Он зло вздохнул, сжимая руки в кулаки, и это не осталось незамеченным для Дилюка. — Что тебя так злит? — Будь мы в Мондштадте, я бы уже давно знал, что они замышляют. Но здесь, в Ли Юэ, у меня практически нет никого, кто мог бы поделиться нужной информацией. Это бессилие… очень раздражает. Дилюк понимал. Ему и самому хотелось бы как можно скорее разобраться с этим досадным недоразумением, забыть о Фатуи и их проделках, и, коль уж приходится оставаться в гавани, просто насладиться временем рядом с Кэйей. — Знаешь, пойду, пожалуй, поспрашиваю кое-кого, — внезапно решил Кэйа, поднимаясь с тёплой кровати и направляясь к выходу. Дилюк хотел было пойти следом, но Кэйа сорвался так быстро, что он не успел даже слова сказать, лишь растерянно чмокнул холодные губы в ответ на прощальный поцелуй. Впрочем, сидеть без дела он не собирался — он тоже знал кое-кого, кто мог бы помочь. * Кэйа вернулся поздно, но по его довольной улыбке Дилюк заключил — прогулка того стоила. Сам он находился где-то между реальностью и миром грёз, и потому только сонно сгрёб в охапку холодного после улицы Кэйю, шепнул, что завтра всё решится, и тут же погрузился в сон. Альберих тихонько посмеялся такому Дилюку — засыпающему на ходу, но всё ещё ответственному. Наверняка узнал даже больше, чем Кэйа, потративший вечер на прогулку по порту — месту, где сплетни и слухи можно было услышать на каждом углу, а торговцы были рады поделиться информацией в обмен на некоторые секреты торговли — ими Кэйа охотно делился, отлично понимая, как ведётся бизнес. От разговоров к ночи разболелась голова, и капитан ожидал, что уснёт сразу же, оказавшись в шелках постели. Но Кэйа никак не мог уснуть. Поначалу он убеждал себя, что дело в волнении — всё же, на днях должен был начаться путь к вершине хребта, туда, где решится его судьба. Боялся ли он? Как никогда раньше. В самом начале их с Дилюком пути, когда ещё не было между ними всего, что родилось в Ли Юэ, он был настроен весьма оптимистично. Почему-то казалось, что неизвестный мудрец с вершины горы обязательно решит все его проблемы, избавит от проклятия и, возможно, даже расскажет что-нибудь о его прошлом за тарелкой горячего томатного супа; и они все вместе посмеются над тем, как Кэйа готов был умереть. Мысли о том, что ничего не выйдет, Кэйа не допускал — точнее, отгонял её на задворки сознания. К возможной неудаче он относился просто — не выйдет, да и ладно. Он просто не находил времени об этом думать, окрылённый надеждой. Теперь же всё было сложнее. За окном бушевали грозы, ветер свистел и швырял тяжёлый снег в окно, и снаружи было особенно темно. Самое время подумать о тяжёлом, верно? Кэйа поднялся, поняв, что точно не уснёт в ближайшие часы, и уселся у самого окна. Дилюк от его движений не проснулся, только перевернулся на бок, и Кэйа потянулся к разметавшимся по подушке алым волосам. Вероятно, даже при теперь только осознанной угрозе смерти, Кэйа больше боялся не за себя. В конце концов — это будет довольно быстро. Если ничего не выйдет — он вернётся в Мондштадт, постарается сделать как можно больше хорошего, постарается не сильно расстроить Джинн и Лизу новостями о своей скорой кончине, обязательно напьётся с Венти в таверне, и Дилюк не посмеет отказать ему в «точно последнем» бокале. Кэйа грустно усмехнулся своим мыслям. Дилюк, вероятно, будет разбит. Для Кэйи всё закончится одним утром, когда он поймёт, что больше не может почувствовать тепла тела любимого, когда от разрывающего изнутри льда не сможет оставаться рядом с людьми. Когда уйдёт далеко-далеко, и вырвавшийся из тела проклятый холод погасит следовавший по пятам огонёк Дилюка. А потом он просто не сможет ступить и шагу; лёд окутает тело и навсегда спрячет от глаз мондштадтцев. И никто никогда не сможет его найти. В глазу кольнуло, будто обещая — всё так и будет, капитан, правильно представил. Кэйа зло потёр его тыльной стороной ладони. Рано было думать о смерти. И всё же, как бы он ни пытался, мысли возвращались к такому исходу. Накручивая на палец мягкую прядку, Кэйа ощутил себя особенно мерзко. Наверное, не стоило впутывать во всё это Дилюка. Надо было молчать о своих чувствах, нельзя было позволять ему быть рядом, и тогда, возможно, ему было бы (будет?) не так больно. Для Кэйи всё закончится за несколько дней пронизывающего мороза и несколько секунд, пока лёд не замурует его навечно; для Дилюка этот кошмар будет длиться вечно. Ну или пока время не вылечит — должно же оно хоть кому-то приносить хорошее. У Кэйи время всегда только отнимало. Мелькнула мысль попытаться найти один из садов, упокоиться с миром рядом с такими же грешниками, каким был он сам. Может, где-то сохранилась прекрасная ледяная скульптура матери? Кэйа не успел попрощаться с ней подобающим образом, но ведь ничто не мешало ему обнять её в последний раз, а после так и застыть во времени рядом с родным человеком? Альберих резко тряхнул головой — Дилюк ему за такие мысли точно дал бы по голове. Но Дилюк рядом спокойно спал, и Кэйа на долю секунды скосил взгляд на свои вещи. Он мог бы уйти сейчас, разочаровав Дилюка, и тогда, хотелось верить, ему было бы легче пережить смерть того, кто даже попрощаться не смог. Конечно, никуда он не ушёл. Непогода за окном слегка утихла, и теперь можно было различить огоньки в порту — Кэйа позволил себе представить, что завтра им вовсе не нужно отправляться на вершину самого холодного места в Тейвате. Куда приятнее было думать, что завтра они с Дилюком рано встанут, от зимы не останется и следа, и они отправятся кораблём в Инадзуму — для начала. А потом ещё дальше, и так до тех пор, пока не обойдут весь мир, пока абсолютно счастливые не вернутся в Мондштадт. «И встретят в пути сестру Путешественника, вернут её безутешному брату, и до конца своих дней проживут вместе на винокурне». И думать о такой ерунде не стоило. *** Утром их разбудил настойчивый стук в дверь — то явно были не горничные, а посетители. Кэйа наскоро причесался, накинул приличную одежду на затёкшее тело, и, пока Дилюк боролся напротив зеркала с непослушными кудрями, открыл дверь. Его тут же окатило ароматом терпкого парфюма, а следом на его шее сомкнулись крепкие руки, и раздался недовольный голос: — Капитан, неделю живешь в гавани, а мне и весточки не послал? Что так тебя занимает, что ты о старом друге не вспомнил? Кэйа рассмеялся, узнав в обладательнице грубоватого голоса и крепких рук хорошую подругу — Бэй Доу. — И я рад видеть тебя… вас, — поправился он, заметив, что гостей на пороге больше, чем мог вместить даже их просторный номер. За спиной Бэй Доу стояла, сложив руки на груди, сама Воля Небес Нин Гуан, а вокруг неё летала Паймон — стоило ли говорить, что и Путешественник был тут. Дилюк наконец победил колтуны, выглянул из-за спины Кэйи, проигнорировав многозначительный взгляд Бэй Доу на их общую незаправленную постель. — Мы ждали вас чуть позже, — объяснил он не самый тёплый приём, — впрочем, полагаю, не нам выбирать время. Бэй Доу хихикнула, а Паймон подметила, что «минута времени этой женщины стоит больше, чем весь этот отель», косясь на Нин Гуан. Та, впрочем, терпеливо дождалась, пока Кэйа и Дилюк выйдут в коридор, и лишь после этого быстрым шагом направилась в сторону ресторана. Все молча последовали за ней, и лишь Кэйа вопросительно посмотрел на Дилюка, не понимая, с чего бы возле их номера собралась такая толпа ранним утром. «Всё потом», — шепнул Дилюк, и они продолжили путь. Им предложили столик с видом на океан, быстро вынесли завтрак, оставив одних, и раздался звон столовых приборов. Трапеза прошла в тишине, прерываемой лишь болтовнёй Паймон — вот уж кому дела не было до приличий. Путешественник пытался её утихомирить, но попытки не возымели успеха, и он сосредоточился на еде — та была великолепна, как и полагалось. — Итак, — Нин Гуан отложила приборы в сторону, подвинув к себе бокал, — нам стоит обсудить дальнейшие планы. Путешественник кивнул, а Паймон тут же стала серьёзней, будто не визжала только что от восторга, разглядывая бушующий океан за окном. — Боюсь, меня не посвятили в детали наших дальнейших планов, — намекнул Кэйа. Дилюк сжал его руку, лежавшую на столе, совершенно не стесняясь присутствующих. — Да, я вчера не успел сказать, — Кэйа хихикнул, вспомнив, что Дилюк едва ли понимал кто пришёл в номер, — раз уж в деле замешаны Фатуи, я решил, что будет не лишним поделиться информацией с Цисин. — И ты просто пришёл в Нефритовый дворец? — Будто туда можно так просто прийти, — улыбнулась Нин Гуан, — я узнала всё от Путешественника, с которым мы обсуждали иные вопросы. Кэйа вопросительно выгнул бровь. — Я собирался зайти в торговую гильдию, а затем связаться с Цисин, — пояснил Дилюк, — но мне повезло встретить Путешественника прямо в гильдии. — А я как раз собирался на встречу с Нин Гуан, — добавил Путешественник, — и решил, что ситуация требует её вмешательства. — Ну а ты? — Кэйа перевёл взгляд на Бэй Доу, понимая, что Фатуи ей до одного места. — А она, — заговорила Нин Гуан, прежде чем Бэй Доу успела ответить, — прохлаждается в моём дворце и мешает мне работать. — Дорогая, — в прямом смысле, — скажи это в следующий раз, когда попросишь меня… — Не важно, — отрезала Нин Гуан, и в её голосе не было ни капли смущения, хотя — Кэйа был уверен — Бэй Доу собиралась сказать что-то компрометирующее. — Давайте обсудим дело нашего винодела, пока нас не выгнали из ресторана за лишний шум, — строго заявила Паймон, будто не замечая, что добрая часть шума исходила от неё. Все согласно кивнули; тарелки унесли на кухню, и на столе остались лишь чашечки ароматного чая и бокалы прохладного сока. — Кэйа, что ты вчера узнал? — Только то, что в бочках, которые мы видели севернее гавани, было вовсе не вино. — И что же там оказалось? — На самом деле, в части из них всё ещё оставалось вино. Правда, в него добавили несколько лишних ингредиентов, так что, боюсь, пробовать его точно не стоит. Что касается остальных бочек… всё банально до ужаса — взрывчатка. Нин Гуан кивнула своим мыслям, Путешественник и Паймон нервно выдохнули, и лишь Бэй Доу скучающе наматывала на палец прядку длинных волос. Не своих, конечно, а сидящей рядышком Нин Гуан. — И впрямь банально, — усмехнулся Дилюк, припоминая, что нечто подобное уже происходило с его вином, — теперь всё ясно. Все согласно кивнули, и лишь Кэйа до сих пор не понимал, что происходит. Дилюк поспешил объяснить. — Дело в том, что Цисин давно приглядывали за этими Фатуи, и их постоянное присутствие на винодельне господина Юн Линя не оставалось незамеченным. Но никаких причин вламываться на винодельню или арестовывать их у Цисин не было, поэтому оставалось лишь приглядывать. — То есть вы видели, что происходит что-то непонятное, но ничего не сделали? Нин Гуан снисходительно улыбнулась: — Именно. Миллелиты не могут просто так зайти на частную территорию, которой являлась винодельня. А если бы мы попытались прижать Фатуи, они немедленно изобразили бы из себя оскорблённую невинность — мол, чего это вы на нас ополчились. Ещё один дипломатический скандал мне не нужен. Кэйа кивнул, принимая объяснение. Юн Линь едва живой ходил, не зная, доживёт ли до завтрашнего дня, а Цисин и не думали вмешиваться — со стороны могло показаться, что власти просто наплевать на обычных жителей. Но, зная, как всё устроено, Кэйа понимал — Нин Гуан была права, решив не ввязываться в разборки раньше времени. А если бы и не была — не ему её осуждать. — Но теперь мы знаем, что они там вовсе не вино производят, — напомнила Бэй Доу, — или вино плохого качества. Имея такие сведения, мы имеем полное право ворваться к ним хоть сейчас. — Это ведь лишь мои слова, — неловко уточнил Кэйа. Дилюк сжал его руку чуть сильнее, а Путешественник и Паймон гордо переглянулись. — Твоих слов достаточно, — улыбнулась Нин Гуан, — я доверяю Путешественнику, а он доверяет тебе. Да и Бэй Доу не стала бы выбирать себе в лучшие друзья ненадёжного человека. — То есть Путешественнику ты доверяешь больше, чем мне? — возмутилась Бэй Доу, повышая голос, и за столиком поднялся смех. Кэйа мог лишь подивиться — чего такого успел сделать Путешественник, что ему безоговорочно верила сама Воля Небес? — Почему бы не прийти сразу в Банк северного королевства? — уточнил Кэйа, когда шум утих. — Потому что Фатуи, работающие там, ничего об этой авантюре не знают, — вздохнул Дилюк, будто забыв, что рассказал ещё не всё. Все наперебой принялись рассказывать то, что узнали, и только Нин Гуан спокойно пила чай, не влезая в шумную беседу, по итогу которой Кэйа имел примерное представление о произошедшем. После того, как Нефритовый дворец был разрушен (и уже, к счастью, восстановлен), положение Фатуи в Ли Юэ стало хуже некуда. Те, кто работал в банке или был связан с наукой или торговлей, за свои места не опасались, продолжая делать свои дела, не влезая в конфликты. Однако нашлись и такие, кто оказался за бортом — мелкие служащие, чьей целью было помогать Предвестнику в поисках сердца Бога. Им-то теперь пришлось несладко: больше не было нужды в их присутствии, и им предстояло отправиться обратно в Снежную, куда вернулись бы они вовсе не героями. Конечно, каждый из них обещал семье, что прибудет обратно героем своей страны, помогавшим заполучить столь важный артефакт… Конечно, все знали, что Предвестник облажался, и, следовательно, все его помощники оказались в незавидном положении. Возвращаться эти Фатуи — в основном молодые, жаждущие сражений и интриг, — не хотели. И кому-то из них пришла в голову идея провернуть в Ли Юэ аферу, убедить начальство, что они нужны тут — что угодно, лишь бы не возвращаться на родину. Неуверенный в себе Юн Линь показался им лёгкой добычей, а идея заменить вино на отраву, смешав винные бочки со взрывоопасными, чтобы переправить их по всей стране и даже в Мондштадт, показалась им гениальной. И план был обречён на успех, если бы Юн Линь совершенно случайно не оказался в Мондштадте на Рождество. Кэйа вздохнул. Получалось, он добыл последний кусочек пазла — то, что было внутри бочек. Нин Гуан, доверяя его словам, разрешила вломиться на территорию винодельни, прижав Фатуи — с ними она разберётся позже сама. — Поразительно, — заключил он, выслушав всех. — Такое случается, — флегматично заметила Нин Гуан, наконец раздражённо выхватывая прядь своих волос из рук Бэй Доу. Оставалось решить, кто отправится на штурм, и Кэйа с готовностью предложил свою кандидатуру, но все единогласно сказали громкое «нет»! — Это почему? — возмутился он. Дилюк мягко погладил пальцами его руку, понимая, что упустил ещё одну деталь. — На винодельню отправятся завтра, а мы завтра отправимся на Хребет. — Завтра? Кэйа неуверенно выглянул в окно — метель над гаванью утихла, но в двадцати минутах ходу от городских ворот непогода всё ещё бушевала. — Завтра, — подтвердила Нин Гуан, будто знала всё наперёд — например, какой будет погода. Впрочем, посидев за одним столом с этой женщиной, Кэйа не сомневался, что так и было. Больше они ничего не обсуждали, только решили, что всю грязную работу придется выполнять Путешественнику (Кэйа виновато взглянул на него, припоминая историю с мечом), и Бэй Доу вызвалась пойти за компанию — размяться. Нин Гуан лишь пожала плечами — делай что угодно, только не мешай мне. Уходили все в спешке — Нин Гуан торопилась работать, Бэй Доу возвращалась ненадолго на корабль, а Путешественник отправился вновь кому-то помогать. Только Кэйа и Дилюк покинули столик не торопясь, и теперь неспешно прогуливались по улицам гавани. — Странно как-то, — заключил Кэйа, ещё раз обдумав всё услышанное. — Почему? Думаешь, мы что-то упустили? — Вовсе нет, — Кэйа вздохнул, — просто выходит, что помогать будет Путешественник, а мы толком ничего не сделали. Чувство такое, будто у меня отняли мою работу. Дилюк терпеливо вздохнул в ответ. — А по-моему всё сложилось отлично, и мы сделали гораздо больше, чем должны были. Мы выяснили, что бочки отправляют на север. Ты узнал, что внутри. Путешественник заметил, что эти Фатуи не связаны с теми, что работают в банке, и так мы узнали их мотивы. А Нин Гуан всего лишь дала нам свободу действий. — Да, но разве не должны мы завтра… — Нет. Если помнишь, изначально Юн Линь обратился ко мне с просьбой продегустировать его напиток, о Фатуи и речи не шло. Мы не бросили его, решив помочь — и то, что завершится всё не нашими руками, только к лучшему. Ты всё ещё считаешься раненым, если забыл. — С тобой забудешь, — пробормотал Кэйа, рефлекторно сжав руку. Электро частицы уже рассеялись, но забыть о них Кэйа не сможет ещё долго. — Понимаешь, такое чувство, будто меня обманули, — признался Кэйа, — мы тут что-то выясняли, делали, а вся слава достанется Путешественнику. То есть вся грязная работа, конечно. — Это решение Нин Гуан, — пояснил Дилюк, — просто подумай: мы оба из Мондштадта, и влезь мы в драку на территории гавани, да ещё и с Фатуи, в случае неудачи достанется, в первую очередь, Джинн. А Путешественник не привязан ни к одному из регионов, да и среди Фатуи у него есть репутация. Воля Небес поразительно проницательна. С этим Кэйа поспорить не мог. И пусть ему всё ещё казалось, что ситуация завершилась самым глупым образом, он послушно продолжил идти вслед за Дилюком — им всё же стоило навестить винодельню, оценив то самое злополучное вино. * Юн Линь встретил их растерянно, нервно поглядывая на Фатуи позади себя. Дилюк вежливо поздоровался со всеми, будто его вовсе не волновало, кто здесь работает, и удалился дегустировать напитки винодела — раз уж обещал. Кэйа же лениво прогуливался по зданию, по пятам за ним следовали Фатуи — но теперь, зная, что это мелкие сошки, и дни их сочтены, Кэйа не испытывал даже нервозности. Наоборот — заговорил с ними первым, поулыбался, шутливо пофлиртовал, — и через час Фатуи наивно видели в нём друга. Дилюк ничего не сказал на это, когда вернулся с явно довольным владельцем. Юн Линь лишь рассыпался в благодарностях, обещал обязательно сотрудничать с Рассветом, и уйти от него оказалось сложно — тот всё порывался вручить гостям несколько бутылок своего вина. На обратном пути Дилюк заверил, что завтра кроме Фатуи никого на винодельне не будет, и теперь всё зависело от Бэй Доу и Путешественника. В них никто не сомневался. Уже в отеле Кэйа запоздало подумал, что сегодня выходил их последний день в гавани. Хотелось чего-то особенного, памятного, и вместе с тем хотелось обнять Дилюка, не отпуская до самого рассвета. Это Кэйа и сделал — стоило им оказаться без верхней одежды на кровати, как он тут же обхватил руками Дилюка, устраивая голову на его плече. — Нет, Кэйа, нам надо собираться, — запротестовал Дилюк, но Кэйа уже выяснил, как удержать его. Альберих мягко поцеловал его, ненавязчиво углубляя поцелуй, царапая пальцами спину и шею, прижимаясь ближе и ближе — до тех пор, пока Дилюк не сдался, перехватывая инициативу. Где-то между сброшенной на пол одеждой и громкими стонами Кэйа победно улыбнулся — на некоторое время Дилюк точно не заставит его выбраться из кровати. Окна номера запотели, будто скрывая их от внешнего мира. Кэйа честно старался не шуметь, чтобы не тревожить прочих постояльцев отеля, но разве он мог? По его венам струилась чистая любовь, и он отчаянно пытался всю её отдать Дилюку, показать, какие сильные — невозможные — чувства испытывал. Дилюк охотно принимал ласку, отвечал тем же — касался Кэйю везде, куда мог дотянуться, и всего было мало. За пределами кровати остались Фатуи, проклятие и прочие проблемы; сейчас было место только разгоревшейся страсти, жадным поцелуям и несдержанным признаниям, вырывавшимся на пике наслаждения. Кэйа подумал, что если уж и умирать — то вот так, с именем любимого человека на губах. * В конце концов Дилюк всё-таки заставил его подняться и собрать вещи, но заняло это не больше получаса. Когда на улице стемнело, им пришлось ещё раз покинуть номер и отправиться в шатёр Синьюэ. Там их уже ждали все, с кем они встретились на завтраке, и вечер обещал быть более неформальным — чего стоило только тёмно-синее платье Нин Гуан, и заплетённые в высокую прическу волосы Бэй Доу. Ужин и впрямь прошёл куда приятнее, чем завтрак — все смеялись, делились весёлыми историями из жизни — у каждого их было в избытке. Обсуждали уже не предстоящее нападение на лагерь Фатуи, а коктейли, которые подавали в заведении. Прощались все нехотя. В отеле Кэйа сразу упал без сил на кровать, а Дилюк упрямо решил почитать немного; но сон не шёл, а книга оказалась скучной. Захотелось поговорить о прошлом — но не том, в котором их пути разошлись, грозя больше не сойтись. Хотелось вспомнить хорошее. Времена, когда они делили мир только на чёрное и белое, когда рыцари — хорошо, а твари за стенами города — плохо. Когда вечерами можно было по пути домой болтать о всяком, сплетничать, наклоняясь ближе, чтобы никто не услышал. Когда можно было доверить друг другу всё, не боясь ни осуждения, ни недопониманий. Кэйа рядом заворочался, прижался теснее, обнимая поперёк туловища, устроил голову на плече Дилюка и снова затих. Дилюк до сих пор его не понимал так, как раньше. Но затишье всегда предшествовало буре, и, учитывая обстоятельства, Дилюк занервничал. Притихший Кэйа — пусть даже расслабленный и уставший после недавних нежностей, — не самый хороший знак. Впрочем, он улыбался — и, может быть, Дилюк просто слишком боялся за него. Он отчаянно перевёл взгляд с синей макушки на страницы книги, пытаясь хотя бы отдалённо вспомнить, о чём читал. Похоже, говорилось о вине — точно, ему всё ещё стоило подумать о том самом напитке. Вот только напечатанные слова никак не складывались в предложения, потому что мысли то и дело возвращались к Кэйе. К их прошлому. О будущем думать было непривычно. О них, об их будущем, совместном и счастливом. Но Дилюк думал. Позволял себе мгновения радужных мечтаний о том, как они вернутся, съедутся — а как иначе? — и будут просто счастливы, долго-долго. Эти мечты неизменно возвращали его мыслями к их детству, такому же беззаботно счастливому, к их юности, такой же полной надежд. Жаль, что мечты, как они оба выяснили, могут разбиться в один миг. И всё же, стараясь опускать в памяти ту ночь и всё, что было после, Дилюк вспоминал хорошее. А всё хорошее — так или иначе — было связано с Кэйей. Забавно выходило. Кэйа всегда был его миром, и сейчас, уютно лёжа с ним на мятых простынях, Дилюк искренне не понимал, как мог жить без него долгие годы. Как мог не думать о нём. Как осмелился оставить его совсем одного… Книгу пришлось отложить, признавая поражение: он ни единого слова не вспомнит, если продолжит мучить себя и читать через силу. Поговорить. Вот, что ему нужно. Он задумался на секунду, не уверенный, что Кэйа разделит его ностальгическое настроение. Впрочем, они же взрослые люди — не захочет говорить, сменят тему. Нельзя вечно молчать, думая только о тяжёлом. Дилюк вдохнул, собираясь поделиться лавиной тёплых воспоминаний. Вечер был достаточно уютным, чтобы вместе вспомнить всё хорошее. — Я снова чувствую холод, — опередил его Кэйа. Он сказал это так тихо, что Дилюк и не поверил сразу в услышанное. Воображение разыгралось? Слишком боялся этих слов, что они мерещиться начали? Но Кэйа не рассмеялся, сделав из признания плохую шутку, не продолжил мирно лежать, греясь. Он приподнялся с явным неудовольствием — удобно же устроился — посмотрел виновато, мол, что, ругать будешь? Ох, было бы за что. Но взгляд его и впрямь был напуганным, прямо как у дикого зверька, решившего стащить мясо у устроившихся в лагере путешественников. — Сильно? Дилюк мысленно стукнул себя. Ну конечно, сильно! Сам видел, как Кэйа днями раньше трясся от холода, отчаянно пытаясь согреться хоть чем-то. — Угу, — только и кивнул он, опускаясь обратно на облюбованное место. Конечно, это был вопрос времени — Дилюк до сих пор не понимал, как и почему древнее проклятие Кэйи просто взяло и отступило на время. Но это было слишком хорошо, чтобы быть правдой — долговременной. И можно было лишь надеяться, что это было благословением, что по какой-то неведомой причине Кэйе дали немного времени без вечного холода, убивавшего изнутри. Верить, что это временное улучшение было лишь глотком свободы перед неминуемой гибелью, отчаянно не хотелось. — Но ты ведь всё ещё чувствуешь моё тепло? Кэйа молча кивнул. Говорить не хотелось. Он и сам знал, что отступивший было мороз вернётся с новой силой, однако, к его удивлению, сильно хуже не стало. Примерно так же, как и раньше — он мёрз, глаз периодически покалывало, глаз бога норовил подморозить всё вокруг, но Кэйа через такое уже проходил. Ох, отец мог бы оставить ему инструкцию о том, как реагировать на такие выкрутасы. Всяко помогло бы больше, чем туманные слова о последней надежде и почти приказ быть шпионом для мёртвой нации. — Знаешь, это ведь хороший знак, — мягко сказал Дилюк, поворачиваясь на бок. Теперь он мог обнять Кэйю в ответ — руки больше не были заняты книгой. — Не считая того, что мне страшно до смерти, — невесело хихикнул Кэйа. Им явно стоило поменьше говорить о смерти — чьей бы то ни было. — Хочешь поговорить об этом? Кэйа ответил не сразу. Сначала задумался о том, что его ждёт, затем попытался понять, хочет ли сейчас это обсуждать. Он же не слепой, прекрасно видел, что у Дилюка было хорошее настроение, и тот явно хотел говорить о чём-то более приятном. Кэйа вообще не хотел начинать этот разговор. Просто вырвалось. Зато он честно сказал о происходящем — наверное, это можно было считать большим шагом в их взаимоотношениях? Ещё недавно он бы промолчал. Дилюк был слишком добр к нему, и это раздражало — честное слово, Кэйа ещё не привык к такому отношению после стольких лет немого безразличия. — Поговорить? О том, что я напуган так сильно, что мне порой дышать тяжело? Или о том, что я боюсь засыпать рядом с тобой, потому что не хочу однажды утром проснуться и осознать, что заморозил тебя во сне? О том, что спасения может не быть, я и думать не хочу. И когда… Кэйа резко замолчал. И так наговорил лишнего, опять о тяжёлом. — Когда? Стоило ожидать, что Дилюк захочет дослушать. — Поделись со мной, — шёпотом попросил Дилюк, — я не знаю, смогу ли успокоить тебя, но я всегда готов тебя выслушать. Даже если тебе это кажется неважным. «Когда ты останешься один, что с тобой будет?» Нет, Кэйа даже от мыслей об этой фразе содрогнулся. — Когда мы придём туда, — всё же начал он, — когда встретим этого мудреца, кем бы он ни был, что мы будем делать? Что, если он давно мёртв? Что, если он не захочет помогать нам? Он даже не соврал — эти вопросы тоже его волновали и пугали. — Когда мы придём туда, он будет жив. И если он не захочет помогать — мне придётся его заставить. Неважно, какой будет цена. Кэйа вздрогнул от холода. Но не от того, что раздирал изнутри, а от того, каким был пропитан голос Дилюка. Будто бы он правда готов был на всё, лишь бы спасти его… Давненько он не чувствовал, как сердце замирает от слов. Кэйа вздохнул, прижался ещё теснее, оставил короткий поцелуй где-то в районе бледной шеи — уж куда дотянулся — и всё-таки сказал: — Если всё будет зря, и спасти меня не получится, что ты будешь делать? Глаза защипало, когда Дилюк вместо ответа едва ли не до треска сжал ткань его рубашки. Нет, он не заслуживал такого счастья. — И думать забудь о подобном, — зло ответил Дилюк, но в противовес словам нежно погладил рыцаря по спине, — если не получится найти спасение там, на вершине, мы найдём его в другом месте. Даже если мы вернёмся ни с чем — я буду рядом и обязательно найду способ спасти тебя. — Громкие слова, мастер Дилюк, — не удержался Кэйа. Интересный защитный механизм, однако — умирать будет, а подколоть успеет. — Они искренние, — Дилюк улыбнулся той редкой улыбкой, от которой Кэйа готов был растаять на месте, — я действительно всем пожертвую, если понадобится, чтобы спасти тебя. Я не позволю тебе замёрзнуть насмерть в одиночестве, чего бы мне это ни стоило. В глазу снова кольнуло — то ли проклятие насмехалось над их планами, то ли намекало, что спасение и впрямь близко. Дилюк всегда держал свои обещания, и Кэйа почему-то поверил и этому. Он не верил в себя, не был уверен, что даже до подножия горы дойдёт, но пока рядом был Дилюк с его пылающей уверенностью в счастливом исходе — Кэйа верил ему. Он всегда ему верил. — Ладно, — согласился он, — мне и впрямь легче. Дилюк недоверчиво нахмурился — Кэйа не видел его лица, но знал это. — Ты никогда так легко не соглашался со мной. — Что, уже речь утешительную заготовил, а теперь повода нет её использовать? — Ты невыносим. Кэйа рассмеялся. Искренне: может, ему всё ещё было страшно, может, холод болезненно сковывал тело, но пока Дилюк был рядом, пока его тепло могло согревать, пока он так искренне обещал быть рядом и спасти — Кэйа мог позволить себе надежду. Последняя надежда — это не он. Это у него сейчас осталась последняя надежда на счастье. — Так что ты там хотел рассказать? Наверняка славное прошлое вспомнил, да? Дилюк уткнулся лицом в его волосы — Кэйа до сих пор читал его, как открытую книгу. * В итоге они всё же погрузились в воспоминания. Это было странно. Они говорили о прошлом так, будто не было болезненной разлуки. Будто только вчера рука об руку шли в орден, сражались спина к спине. Их первое и единственное сражение по разные стороны всё ещё требовало слов, им всё ещё стоило раз и навсегда попрощаться с болью той ночи — и последовавших за ней событий — но сегодня эта тема осталась нетронутой. Но ни один из них не чувствовал себя расстроенным из-за этого. Дилюк был уверен — он ещё расскажет о том, как винит себя теперь за поднятый против родного человека меч. Расскажет о том, что шрам на руке всегда будет напоминать ему о его неверном решении, одном из многих, но самом тяжёлом. Поделится тем, что уколы совести, что он испытывает каждый раз, когда касается загрубевшей кожи, будут вечно напоминать ему о прошлом. Кэйа тоже знал — он обязательно расскажет, что выбрал неудачный момент, что не помнит их сражения — иначе бы не ранил. Признается, что рад ожогам на своём теле — они могут хоть немного искупить его вину. Дилюк в ответ скажет, что Кэйа того не заслуживал. Кэйа в ответ улыбнётся и честно постарается отпустить печальное прошлое. Той ночью они оба поступили неправильно. Они обязательно обсудят это позже. У них будет достаточно времени, когда они вернутся в Мондштадт. * — Ещё десять минут, — жалобно проскулил Кэйа, чувствуя сквозь сон ненавязчивые поглаживания горячих рук по спине. Глаз ещё не беспокоил, но холод вновь начал одолевать, и потому каждое прикосновение Дилюка ощущалось особенно ярко. Несмотря на желание увернуться от разбудивших ладоней, Кэйа невольно подвинулся назад, спиной утыкаясь в грудь Дилюка, и так замер, пытаясь поймать только-только ушедший сон. Дилюк, поддавшись молящей интонации, замер, сомкнув руки на смуглом животе, уткнулся носом в раскрашенную алым шею, и позволил себе ненадолго тоже задремать. В следующий раз их разбудил стук в дверь. Стучали будто чем-то металлическим, несильно, но достаточно явно, чтобы обозначить — их ждут. Крикнув короткое «сейчас!» Дилюк поднялся, растормошил Кэйю, залюбовался его растерянным ото сна видом, но теперь упрямо вытащил его из кровати, отправив в ванную комнату: откладывать путь было нельзя. Собирались они молча, в спешке, как могли быстро оделись, и всё равно в дверях столкнулись с недовольным взглядом Нин Гуан — та сложила руки на груди и нетерпеливо постукивала пальцами. «Удивительно, что не перепутали свои пальто», — подумала Нин Гуан, но вслух, конечно, этого не сказала. Она лишь приветливо улыбнулась, взмахом руки пригласила следовать за собой, и, прежде чем уйти прочь из номера, ставшего домом на несколько дней, Кэйа позволил себе задержаться в дверях. Это место определённо стало очень важным, памятным, и — как и в случае с Ваншу — Кэйа почему-то знал, что не вернётся сюда. * — Вы позвали нас выпить чаю с видом на Ли Юэ? Нин Гуан продолжила наливать чай в фарфоровые кружки, не обратив внимания на вопрос. С террасы Нефритового дворца было видно всю гавань, каменный лес Гуюнь и южную часть устья реки Цюнцзи. Вдалеке за скалами, характерными местности Ли Юэ, был виден и сам Драконий Хребет. Отсюда он был слабо различим, но всё же вершина, утопавшая в облаках, и вращавшиеся вокруг неё каменные осколки, были заметны. — Конечно, она позвала вас не просто так, — раздался позади громкий голос Бэй Доу. Кэйа обернулся, улыбнулся виновато — всё ещё было неловко от того, что за неделю в гавани так и не позвал капитана корабля прогуляться. — Тогда чем обязаны? — перешёл к делу Дилюк, отпивая горячий напиток — чай у Нин Гуан подавали великолепный. Пока Воля Небес о чём-то общалась со своими служанками, Бэй Доу вальяжно упала на свободный стул, разве что ноги на стол не закинув. — Разве Путешественник вам не сказал? — и, заметив наконец виноватый взгляд Кэйи, добавила: — Да расслабься ты, не последний раз видимся. Путешественник и в самом деле не сказал им ничего, кроме того, что отправится сам расчищать логово Фатуи. И даже Кэйа не понимал, зачем Нин Гуан вызвала их в свою святая святых. — Видимо, только нас и не посвятили в дела Нин Гуан, — вздохнул Дилюк, а следом испуганно дёрнулся: дворец пришёл в движение. Нефритовый дворец медленно перемещался по воздуху. Бэй Доу не обратила на это никакого внимания, будто бы не первый раз каталась на таком дорогом — в прямом смысле слова! — средстве передвижения. Кэйа заинтересованно опустил взгляд вниз, наблюдая, как тень от дворца стала заслонять собой порт. Жители взволнованно выбежали на улицы, но, узнав дворец, радостно помахали тем, кто мог их видеть. Дилюк заинтересованно посмотрел на Нин Гуан: та стояла на самом краю террасы и от её рук исходило оранжевое свечение гео элемента. Все трое сидящих за столом восхищённо выдохнули: Нин Гуан и впрямь была необыкновенной. Бэй Доу невозмутимо пила чай, Дилюк с любопытством рассматривал магию Нин Гуан, а Кэйа напряжённо смотрел на приближавшийся Драконий Хребет. Когда его вершину получилось различить сквозь облака, дворец замер. Нин Гуан смахнула со лба капли пота, глубоко вздохнула и подошла к одиноко стоявшему на террасе столику, хлопнув ладошкой Бэй Доу по плечу. Та мгновенно выпрямила спину и в целом явила собой образец аристократических манер, взявшись за фарфоровую кружку двумя пальцами, перестав опрокидывать в себя чай подобно сакэ из рюмки. — Путешественник попросил меня доставить вас как можно ближе к Драконьему Хребту, — пояснила Нин Гуан, с умиротворением отпивая чай, — обычно Нефритовый дворец не перевозит путников, но, учитывая, чья это была просьба, я пересмотрела свои взгляды. Кэйа улыбнулся, позабыв о близости Хребта: Путешественник действительно сделал много для Ли Юэ, раз уж по его просьбе их катала на своём дворце сама Воля Небес. — На самом деле, её можно уговорить, — подмигнула Бэй Доу, игнорируя строгий взгляд яшмовых глаз, — если захотите небесную экскурсию по гавани — обращайтесь ко мне, я всё устрою! Нин Гуан было нахмурилась, но, не прошло и минуты, расслабилась. — Боюсь, придётся повысить цены на мои услуги. — Эй! Кэйа мягко улыбнулся, глядя на их шуточную перепалку. Похоже, ему явно стоило обсудить появление у Бэй Доу девушки — если он правильно понял их отношения. Чаепитие закончилось в полдень. Метель ещё не началась, но над дворцом стали сгущаться чёрные тучи, и Дилюк поспешил напомнить о предстоящем пути. Под ними был покрытый ледяной коркой океан; по правую руку — каменный лес Гуюнь, по левую — острые вершины. На пути к Хребту возвышались скалы, окружившие деревню Миньюнь, и Нин Гуан пожала плечами — дворец там мог застрять намертво. — Вы и так сделали для нас очень много, — искренне поблагодарил Кэйа, понимая, что она спасла их от необходимости идти из гавани пешком, через разрушенные строения долины Гуйли. Решено было спуститься вниз на планерах. Нин Гуан от себя подарила им в дорогу несколько тепловых бутылей и рекомендательные письма, которые позволили бы путникам купить необходимое у миллелитов по большой скидке. Бэй Доу поделилась картой морской части Хребта — кто знал, какими путями придётся возвращаться в Мондштадт. Служанки унесли столовые приборы. Дворец неподвижно завис недалеко от отмели, но никто не спешил прощаться. Дилюк поднялся, отойдя с Нин Гуан в сторону. Повода для разговора не было, и всё же Дилюк сказал: — Мы очень вам благодарны, — и замолчал, не зная, что добавить. Нин Гуан поднесла украшенную драгоценными камнями трубку к губам, сделала глубокий вдох и выпустила в небо колечко дыма. Его тут же унёс ветер. — У всего есть своя цена, господин Рагнвиндр, — и, увидев его изменившееся лицо, поспешила добавить, — не переживайте, я уже получила свою награду за помощь. «Путешественник», — заключил Дилюк. Нин Гуан молча наблюдала за плывущими мимо облаками, но в её взгляде сквозило беспокойство. Будучи наслышанным о Воле Небес, Дилюк мог предположить, что её тяготит безделье — а сейчас, растягивая прощание, они именно бездельничали. Дилюк её понимал — ему тоже всегда было некомфортно в те моменты, когда не получалось занять себя полезными для Мондштадта делами. Было. Дилюк перевёл взгляд на Кэйю — тот весело переговаривался с Бэй Доу, и со стороны казалось, что ничего страшного не происходит. Но Дилюк видел, как тот периодически вздрагивал, а рука его так и тянулась к правому глазу. И всё равно он выглядел расслабленным, наслаждался беседой и не торопился спускаться вниз. — Иногда отложить дела и насладиться моментом гораздо важнее, чем заключить выгодную сделку, — поделился он своими мыслями. Нин Гуан скептически взглянула на него в ответ, проследила за его взглядом и долго смотрела на веселившихся у края террасы людей. В конце концов она вздохнула и, склонив голову, ответила: — Возможно, вы правы. Плечи её расслабились. * На прощание Бэй Доу сжала Кэйю в крепких объятиях, Дилюк и Нин Гуан ограничились вежливым поклоном. Проверив ещё раз свои планеры, Кэйа и Дилюк одновременно спрыгнули вниз, чувствуя, как от высоты перехватило дыхание. Позади них сверкнула молния и небо сотряслось от грома. И всё же погода пока что оставалась приятной — ни снега, ни метели не было. Они пролетели в свободном падении не больше тридцати метров, прежде чем почти одновременно раскрыли планеры — их тряхнуло в воздухе, но они быстро сориентировались и медленно стали снижаться. Они планировали добраться до статуи Моракса на вершине скалы, чтобы оттуда без препятствий спуститься в деревню Миньюнь и оказаться совсем близко к подножию Хребта. Весь путь должен был занять не более дня, и ночевать они собирались в лагере искателей приключений, но… Резкий порыв ветра увёл их на пару десятков метров влево, а следом с неба всё-таки хлынул дождь, за считанные секунды обернувшийся градом. — Спускаемся, — крикнул Дилюк, пытаясь сквозь стену дождя и града разглядеть безопасное для приземления место. Кэйа летел чуть выше — выносливости у него всегда было больше, а может дело было в более лёгком оружии, — и смог увидеть впереди укрытую снегом площадку. Не думая, он направился туда, понимая, что лучше бы им приземлиться на высоте — карабкаться по отвесным скалам в такую погоду было сродни самоубийству. Земля оказалась скользкой, и Кэйа едва не улетел вниз, коснувшись ногами твёрдой поверхности. И всё же он удержался, бросил рюкзак и тут же повернулся в поисках Дилюка. Он увидел его в метре от себя, но чуть ниже — и в следующий момент планер за спиной Дилюка закрылся, и он исчез из поля зрения рыцаря, падая вниз. — Люк! — истошно завопил Кэйа, разбегаясь к краю скалы с явным намерением прыгнуть следом. И остановился у самого края, замечая внизу яркое рыжее пятно. Дилюк спокойно стоял всего в двух метрах внизу на узком каменном выступе и выжимал воду из хвоста. Кэйа спрыгнул вниз, прихватив вещи. — Ну и зачем? — хмуро поинтересовался Дилюк, чувствуя, что на выступе становится тесно. — Всё равно наверх ты бы не залез, — объяснил капитан, показывая на оборванную древесную лозу — в такую погоду только цепляясь за неё можно было бы подняться выше. Град неприятно бил по плечам — никто из них не сказал бы, что это было больно, но очень мешало сосредоточиться на поиске убежища. Впрочем, какое убежище можно было найти на кусочке скалы, где двое едва могли уместиться? Дилюк обнял Кэйю за плечи, прижимая к себе и пряча от непогоды, насколько это было возможно. Под ними расстилались просторы отмели Яогуан, и внизу точно были небольшие пещеры, в которых можно было бы переждать непогоду — но потом пришлось бы подниматься с самого пляжа на сотню метров вверх. Если бы они точно знали, что погода улучшится — спустились бы без раздумий, но что-то подсказывало, что град вскоре и вовсе станет метелью. Кэйа, стоявший спокойно, вдруг отошёл на шаг, к самому краю, и Дилюк даже не успел укорить его в безрассудности, как раздался довольный возглас: — Там лагерь! Дилюк осторожно выглянул из-за его плеча, и в темноте непогоды сумел различить очертания зеленоватой палатки искателей приключений. Она была тоненькой, ветер свободно гулял внутри, но это было хоть какое-то укрытие. Не сговариваясь, они спрыгнули вниз, прячась под навесами. — Только не говори, что нам придётся здесь ночевать. Дилюк осмотрел их прибежище. Брошенные кем-то сумки, промокшие журналы с записями и колыхавшиеся на ветру тканевые навесы вовсе не подходили для ночёвки. Пейзажи вокруг тоже не радовали: позади лагеря скала, с двух сторон обрыв, и только впереди был узкий мостик через пропасть к статуе Архонта. — Нет, тут мы точно не останемся. Уснём — и нас водой смоет вниз. Подождём немного, и двинемся дальше. Будем надеяться, что град скоро прекратится. Кэйа согласно кивнул, расстроенно глядя на статую. Если бы не ветер, они бы уже были наверху и смогли бы спуститься, укрыться в шахтах, развести костёр — тут, на ветру, это было бесполезно. В лагере из припасов нашлось немного редиса и свежих ягод, остальные сумки были забиты артефактами — толку от них не было, и их было решено оставить: вдруг вернутся хозяева. Пожевав промёрзшие на холоде ягоды, Кэйа ещё раз огляделся вокруг и вдруг ощутил усталость. Ему показалось это странным — он выспался и ещё в Нефритовом дворце чувствовал себя бодрым, а теперь глаза слипались. Решив, что в ближайший час гроза не прекратится, Кэйа уронил голову на плечо Дилюка, сразу же погружаясь в беспокойный сон. Дилюк подвинулся, позволяя Кэйе удобно устроиться, а сам продолжил вглядываться вдаль в поисках возможных врагов. В такую мерзкую погоду даже маги Бездны и попрыгуньи прятались по своим убежищам, но стоило быть начеку. * Кэйе снова снились размытые здания, промёрзшие тропинки и укрытый снегом город. Он всё никак не мог уснуть нормально — сквозь сон слышал свист ветра и стук града о палатку, но в то же время уже видел сон, и звук накладывался на картинку, порождая нечто ужасное. Кэйа хотел бы проснуться совсем, но неизвестно откуда взявшаяся усталость не отпускала, не позволяла открыть глаза. Кэйа хотел бы уснуть крепким сном без сновидений, но беспокойные видения не пропадали. Он уже видел эти места — тогда, на винокурне. Но теперь Дилюк был рядом и знал, что может произойти, верно? Кэйа постарался сосредоточиться на том, что видел. Первым, что он смог различить, оказался страж руин. Кэйа вздрогнул сквозь сон, и Дилюк тут же с беспокойством взглянул на него, погладив шершавой перчаткой по лицу. Кэйа во сне попытался подойти к лежавшему на земле стражу ближе, разглядеть проросшие сквозь него синеватые цветы — они были будто покрыты туманом — но его унесло куда-то вниз, где было ощутимо холоднее. Он оказался посреди площади, в центре которой грудой обломков лежал чей-то памятник. Видимо, когда-то это место было оживлённым центром города, а теперь навевало тоску и уныние. Кэйа снова не успел ничего рассмотреть, картинка исказилась, обломки памятника исчезли и вместо них по всей площади возникли фигуры людей, закованные в лёд. Кэйа бы упал, если бы мог ощущать своё тело в этом кошмаре. Он не успел попытаться подойти хоть к одному несчастному, как шум дождя и ветра Ли Юэ прекратился, заменившись на шёпот, ползущий из города. Казалось, будто в каждом доме кто-то говорил, и весь непонятный гул голосов пробирался к центру, туда, где Кэйа безуспешно пытался закрыть уши руками. Шёпот нарастал, складывался в слова, но Кэйа никак не мог разобрать — язык был ему незнаком. По мере того, как голоса приближались — теперь казалось, будто кто-то говорит в соседней комнате, — Кэйа отчётливее ощущал холод. Температура вокруг стремительно опускалась, а он не мог не то что пошевелиться — он, казалось, и не дышал. Слова понемногу становились похожи на человеческую речь, но, всматриваясь вперёд, Кэйа наконец увидел обладателей голосов — из подворотен замёрзшего города выползали на площадь хиличурлы, от которых исходило мрачное фиолетовое свечение. Кэйа снова попытался пошевелиться, уйти прочь, но этого не понадобилось — хиличурлы, явно не представлявшие опасности, улеглись кучками возле застывших ледяных тел. Кэйа вздрогнул, понимая — он отлично различал то, о чём они говорили. Стало ещё прохладнее, и теперь Кэйа мог различить, что холод исходил вовсе не из этого странного места — он распространялся изнутри его тела. Пока Альберих боролся с собственным кошмаром, Рагнвиндр внимательно следил за его состоянием. Он видел, что рыцарю снится нехороший сон, попытался растормошить, но Кэйа и не подумал открыть глаза, только на мгновение затих, чтобы следом вновь беспокойно заёрзать. Он вновь почувствовал во сне знакомую боль, когда кристаллы льда прорастали сквозь тело, и теперь только смог опустить голову — чтобы понять, что пошевелиться не выйдет. В своей личной Бездне он оказался посреди десятков замёрзших насмерть и теперь видел, что и его тело до шеи покрылось толстым слоем льда. Кэйа запаниковал. Даже осознание того, что это сон, что на самом деле он в безопасности рядом с Дилюком (ведь иначе быть не могло!) не могло заставить его успокоиться. Горло сдавило наросшими кристаллами, стало трудно дышать, и Кэйа решил, что умрёт прямо здесь — во сне. Конечно, Дилюк ощутил исходящий от Кэйи могильный холод, зажёг на руке огонёк — утром всё берёг силы на случай сражений, поддавшись уверениям капитана, что всё в порядке — что ж, теперь он видел, насколько всё было не в порядке. Прежде чем Кэйа во сне ощутил тепло огонька, он успел различить среди замороженных тел фигуру живого человека, закутанного в плащ. Тот обернулся, и Кэйа не увидел его лица, но зато различил на внутренней стороне его плаща звёздное небо. Прежде чем открыть глаза и оказаться напротив испуганного Дилюка, Кэйа снова услышал тот самый знакомый голос. «Это не поможет. Уже слишком поздно». * Кэйа рывком вскочил с места, едва не падая на скользком снегу, залитом водой. Дилюк поднялся следом, осторожно касаясь его руки, а огонёк заметался вокруг его лица. — Что случилось? Кэйа тяжело дышал, оглядываясь вокруг в поисках чего угодно — умирающих хиличурлов, умерших жителей Каэнри’ах или того человека в плаще. Кроме Дилюка, ожидаемо, никого рядом не было. — Кэйа? Капитан поднял на него испуганный взгляд, затем посмотрел на себя — льда, конечно, не наблюдалось, да и холодно уже не было. Огонёк отлично согревал. И всё же Кэйа резко отступил на шаг назад, подошёл к краю обрыва и уселся там, свесив ноги вниз. Дождя и града больше не было. Дилюк неподвижно остался стоять позади, не зная, что делать. Если Кэйа не хотел говорить — из него и слова было не вытянуть. А на долгие уговоры времени не было: пока тучи немного рассеялись, нужно было идти. — Всё же было хорошо, — сказал вдруг Кэйа, и голос его сорвался. Дилюк осторожно сел рядом. — Ты снова видел Каэнри’ах? Кэйа кивнул. Больше у него не было сомнений в том, что увиденный им промёрзший до основания город и был столицей погибшей пятьсот лет назад нации. — Тот голос снова сказал, что уже поздно, — выпалил Кэйа, всё ещё тяжело дыша. Поначалу он хотел молчать. В очередной раз скрыть правду, заботясь — честно! — лишь о том, чтобы Дилюк лишний раз за него не волновался. Но поделиться кошмаром хотелось — не столько из-за обещания более не иметь тайн, сколько из-за сковавшего сердце страха. Кэйе нужно было услышать, что всё будет хорошо. Даже если надежды оставалось всё меньше. Дилюк не переменился в лице, продолжая озадаченно смотреть на сжатые в замок руки Кэйи. — Не поздно, — уверенно заявил он, — пока я рядом, никогда не будет поздно. Слова показались ему слишком самоуверенными, и он хотел было добавить что-то, но Кэйа доверчиво подвинулся ближе и спокойно ответил: — Ладно. Если ты так говоришь… Дилюк посмотрел с сомнением: чтобы Кэйа так легко с ним согласился, да ещё и будто бы впрямь поверил? Вдалеке вновь сверкнула молния, и он вспомнил, что им пора было отправляться в путь. — Пойдём, пока дождь прекратился. Поговорим об этом чуть позже. Кэйа послушно поднялся, и, пока они шли через узкий мостик, перестал хмуриться. Дилюк тоже почувствовал себя спокойно: от Кэйи больше не веяло тем страшным холодом, сам он казался бодрым и не вздрагивал от каждого шороха, а значит разговоры можно было оставить на более удачный момент. Но он обязательно узнает, что именно его так напугало. * Они осторожно пробирались вперёд по скользким тропинкам, стараясь огибать крутые подъёмы. Несколько раз приходилось менять маршрут, петлять между скал, чтобы не тратить время на сражения с вылезшими из укрытий попрыгуньями — Кэйа и Дилюк сходились во мнении о том, что это были худшие противники в нынешних условиях. Тучи стали рассеиваться, и вместо ожидаемого синего неба между ними проглядывало тёмное, мрачное. Видимо, наступала ночь. Они стояли у подножия скалы, над которой взмывал в небо столб света — там была статуя Моракса. Только теперь залезать к ней не было никакого смысла — шахты Миньюнь находились левее статуи внизу, и подниматься по всё ещё мокрым скалам было бессмысленно. Тропинка была вся занесена снегом, круто сворачивала вниз, а из-за ближайшего валуна доносились воинственные крики хиличурлов. — Пойдём в обход? — предложил Дилюк, чувствуя усталость. Они шли едва ли пару часов, но карабканье по опасным камням вымотало его. К тому же ему приходилось вкладывать больше сил в огонёк Кэйи — казалось, что он постепенно переставал согревать его. Они обсудят это позже. — Нет, давай просто пробежим мимо, — покачал головой Кэйа, прикидывая, сколько займёт обходной путь. Дилюк покосился на уходящую вниз тропинку — она, казалось, вообще никуда не вела, заканчиваясь на обрыве над шахтой. Он вздохнул: если они не хотели ночевать в очередном скудно обустроенном лагере, им стоило поторопиться и пересечь деревню сегодня. — Ладно, — он сжал в руке меч, — иди вперёд. Буду отвлекать их, если что. Кэйа, судя по лицу, хотел возразить, но, подумав, махнул рукой и начал спускаться. Против толпы хиличурлов двуручный меч Дилюка будет очень кстати — отбросит их на пару метров в стороны, давая времени уйти. Конечно, всё пошло не по плану. Тропинка, и без того крутая, утром находилась под дождём, а за день на морозе покрылась льдом. Кэйа честно старался идти осторожно, но уже на третьем шаге нога его соскользнула, и он поехал по ледяной горке вниз. Прямо к пропасти. Хиличурлы, увидев появившегося из-за угла человека, бросились в атаку. Дилюк, про себя проклиная зиму, хиличурлов и неумение летать, бросился следом. — Я в порядке! — донёсся до него голос Кэйи снизу. «Это, конечно, прекрасно», — подумал Дилюк, наполняя меч пиро энергией и отгоняя хиличурлов от себя. — Найди способ спуститься! — крикнул он сквозь вопли хиличурлов. Те, отойдя от первой атаки, поднялись с земли и снова кинулись на Дилюка. Он чувствовал, как руки начинали дрожать. Почти половина его сил уходила на огонёк для Кэйи, сейчас приходилось топить лёд под ногами, чтобы не сорваться вниз, да ещё и наполнять элементальной энергией меч. Он устал — возможно, не столько от использования глаза бога, сколько от событий последних недель в целом. Но, конечно, он и не подумал остановиться. Сжал меч покрепче и вновь отбросил хиличурлов прочь, нескольких даже смог сбросить со скалы, когда Кэйа наконец позвал его. Добивать оставшихся Дилюк не стал — кто знал, что ждало их впереди, стоило экономить оставшиеся силы, — и спустился вниз, едва не врезаясь в Кэйю. Тот, однако, ни слова не сказав, толкнул его вниз. * Дилюк не успел даже осмыслить происходящее, как Кэйа внезапно оказался рядом, схватил его за широкий воротник и дёрнул вверх. В следующую секунду они оказались стоящими на земле, а воинственные хиличурлы кричали им вслед проклятия сверху. — Ты что делаешь? — закричал Дилюк, не заботясь о том, что его громкий голос вполне мог вызвать лавину. — Прости-прости, — Кэйа сразу примирительно поднял руки, — ты же не думал, что я тебя не поймаю? Вообще-то на долю секунды думал. Ладно, Дилюк всё понимал. Наверху, прямо над их головами, толпились хиличурлы. Задержись они на обрыве, чтобы Кэйа объяснил свой план, те уже настигли бы их. Одолеть бы не смогли, а вот столкнуть в пропасть — ещё как; потому прыгнуть туда самим, оставив нападавших в растерянности, было и впрямь удачным решением. — Нам стоило обсудить особенности пути до того, как мы оказались посреди разрушенной шахты. — Мы обсуждали! Они стояли прямо над пропастью. Снизу — туман и неизвестная глубина, сверху — толпа хиличурлов с щитами и дубинками. Единственная тропинка, видневшаяся впереди, за главной шахтой, петляла между скал и уходила в неизвестность, но хотя бы вела — вроде бы — в сторону Драконьего хребта. Им стоило попросить Венти попросить Двалина подвезти их к вершине. Ветряных потоков, как назло, поблизости не было. — Давай пробираться к тропе, — решил Дилюк, уверенно сжимая меч в руке. Кэйа лишь понуро кивнул — а что ещё оставалось — и бросился следом вдоль скалы, уворачиваясь от стрел. Кто вообще дал хиличурлам оружие? Они снова прыгнули вниз, оказались недалеко от центральной шахты, и оттуда донёсся запах сырости. На звук обернулись тут и там копавшиеся в руде хиличурлы, похватали оружие и бросились на незваных гостей. Тропинка шла вверх, крутыми поворотами спасала их от лучников, но была совсем не расчищена и тем мешала двигаться быстро. Дилюк каждым шагом плавил снег под собой, и Кэйа недовольно вздыхал — и сражаться успевает, и греть, так ещё и о комфорте думает. Сумерки сгущались, и впереди почти ничего нельзя было разглядеть. Дилюк с раздражением осознал, что действительно слишком устал за день — ноги плохо слушались, а с рук срывались искры, намекая, что пиро стихию тоже следует прекратить использовать. Что же — хиличурлы, видимо, тоже были не в восторге от наступающей ночи, и прекратили их преследовать. Или им просто надоело гнаться едва ли не полчаса по снегу да лужам за парочкой безрассудных путников. — Кажется, тихо, — шепнул Кэйа, когда боевые выкрики врагов остались позади. Дилюк прислушался, стараясь уловить свист стрел или хруст снега, но было действительно тихо — они оторвались. Они осмотрелись. Вокруг с двух сторон возвышались скалы, на небе не было видно ни единой звезды — опять всё заволокло тучами — но впереди смутно можно было разглядеть очертания домика. — О, мы спасены! Кэйа с поистине детским восторгом побежал вперёд, по колено проваливаясь в снег. Крохотный бесформенный огонёк следовал за ним, мигая — Дилюк действительно не мог сосредоточиться на родной пиро стихии. Он медленно пошёл следом, стараясь не свалиться от усталости по пути. Им и впрямь стоило выбрать другой путь — более безопасный. Но этот был самым коротким, ждать было нельзя, и, в конце концов, что они могли сделать? Идти обратно в сторону Мондштадта? Попытаться подняться по скалам с воды? Путь через шахту оказался самым коротким, пусть и был усеян лагерями хиличурлов — спасибо, что без магов Бездны. И чем тут миллелиты занимаются? — Или нет, — заключил Кэйа, как вкопанный остановившись перед зданием. Дилюк с трудом поднял голову, расфокусированно пытаясь понять, что не так. О. Домик был… не жилым. — Здесь лет сорок никого не было, — сказал он очевидное. Домик на один этаж мало напоминал чьё-то жилище: двери были выбиты, окна разбиты, крыша в дырах. Кэйа шагнул внутрь и под скрип половиц печально осознал — если они тут уснут, к утру их засыпет снегом. — Пойдём дальше? Дилюк отрицательно качнул головой, нашёл внутри сухое место, куда снег не падал через разрушенную крышу, сел на пол, облокотившись о холодную стену, и почти сразу уснул — сидя. Огонёк погас. Кэйа вздрогнул от вернувшегося мороза, но не попытался разбудить Дилюка. Только сел рядом, коснулся пальцами его щеки, чтобы уловить капельку тепла, и отошёл подальше, чтобы не разбудить. Дилюк весь день согревал его, отбивался от хиличурлов — его огонь отлично разрушал их щиты, и Кэйа чувствовал себя виноватым — он и так еле мог контролировать свои способности, а уж против деревянных щитов и вовсе был бесполезен. То есть, конечно, он всё ещё мог оказаться позади врага и убить одним точным ударом, но это требовало времени, а Дилюк мог просто оттолкнуть врагов в стороны взмахом меча и этим проложить им путь вперёд. Кэйа оставил вещи внутри, вышел на улицу — что в итоге не сильно отличалось от нахождения в полуразрушенном доме, осмотрелся и признал поражение: они зашли в тупик. Скалы окружали дом с трёх сторон, подняться по ним не вышло бы — острые и скользкие ото льда, они бы заставили их скатываться вниз раз за разом. С четвёртой стороны была тропинка, по которой они пришли, и, видимо, им придётся возвращаться. Кэйа уверенно кивнул своим мыслям — если придётся идти назад, на этот раз он не станет тащиться позади. Сам, если потребуется, всех перебьёт — физической силы и выносливости ему всегда хватало — но Дилюку изводить себя больше не позволит. Дилюк мирно спал, когда Кэйа вернулся в их пристанище. Почти час Кэйа просто стоял неподвижно, надеясь не услышать приближение врагов. Хиличурлы обосновались вдоль всего их сегодняшнего пути, и разве не стоило ожидать, что они всем скопом прибегут сюда, в поисках лёгкой добычи? Но то ли архонты были благосклонны к путникам, то ли хиличурлы были слишком тупы, чтобы поймать загнанную в угол добычу, — ночь была тихой. Кэйа зевнул. Спать хотелось до расплывающихся картинок перед глазами, но разве мог он себе позволить такое? Огонёк Дилюка больше не охранял их, а если уснут оба, кто же их защитит? Кэйа присел на пол рядом с Дилюком на минутку — собраться с силами. Но от него веяло родным теплом, хотелось прижаться или хотя бы уложить голову ему на плечо — что Кэйа и сделал — и сон сморил его окончательно. Последним, что он услышал, был свист ветра — это навеяло воспоминания о Мондштадте. Откуда бы в Ли Юэ среди скал взяться таким шустрым ветрам? Засыпая, Кэйа хотел верить, что это Венти приглядывал за ними. *  — Кэйа! Альберих всегда в глубине души мечтал просыпаться от звучания собственного имени, сказанного любимым человеком. Он был тем ещё романтиком — и что! Когда он осознал свои чувства к Дилюку, просыпаться захотелось от его хрипловатого слегка грубого голоса, звавшего по имени. Сейчас мечта сбылась наполовину — Дилюк разбудил его своим громким голосом, только звучал как-то… не мирно. Кэйа слышал его голос — значит, они оба были живы. Значит, они пережили ночь и их не нашли. Ох, ещё это значит, что он уснул и не выполнил возложенной самим на себя миссии по патрулированию ночлега. — Кэйа! Проснись! Теперь его голос звучал обеспокоенно, и Кэйа постарался разлепить глаза — глаз, если точнее, повязку снять и не подумал на ночь. — Ну что? — недовольно спросил он по привычке. По привычке — потому что так его обычно будила Кли или Эмбер — пиро стихия что, гиперактивных себе выбирает? Дилюк сидел прямо перед ним. Хоть голос его и звучал недовольно, выглядел он так, будто Кэйа тут как минимум умирал. Кэйа моргнул раз, два, осмотрелся — ничего не заморозил, снег на полу и до него был. — Так что? Дилюк выглядел не в пример лучше, чем ночью. От усталости, казалось, не осталось и следа, руки больше не дрожали, готовые в любой момент взять меч и сражаться, а глаз бога больше не мерцал, только светился мягким светом. Видимо, Полуночный герой привык восстанавливать силы за несколько (явно недостаточных) часов сна. — Ты меня не разбудил. Кэйа было разозлился — а как он должен был разбудить свалившегося с ног от усталости Дилюка? Но злость тут же сошла на нет — всё же он действительно думал его разбудить, только сам уснул, и их выживание этой ночью оказалось простым везением. Довольно опрометчиво было беззаботно засыпать. Видимо, вид его был достаточно виноватым, чтобы Дилюк сменил хмурое выражение лица на заботливое и подошёл ближе, делясь припрятанным в рюкзаке завтраком. — Нам повезло, что никто сюда не добрался. Но дальше стоит всё-таки спать по очереди в подобных местах. Кэйа согласно кивнул, сразу же набрасываясь на еду — долгий день в дороге неплохо разогнал аппетит. Ели они молча, прислушиваясь к каждому шороху снаружи их не особо надёжного укрытия. Было тихо: видимо, хиличурлы не интересовались разрушенным зданием в тупике, и, потеряв вчера в темноте свою добычу, не стали пробираться сюда утром. Кэйа склонил голову, задумываясь: похоже, мыслительные способности этих монстров просто не позволяли им догадаться, где искать сбежавших путников. Дилюк тоже думал, но о более насущном — выходило, что им придётся вернуться назад, обойти скалы и попытаться незамеченными для врагов добраться наконец до снежных окрестностей Хребта. Он чувствовал себя раздражённым — столько ругал Кэйю за непродуманный план, а сам в итоге завёл их едва ли не в логово хиличурлов. — Эй, не переживай. Мы обязательно сегодня доберёмся туда, — раздался голос Кэйи совсем рядом — тот незаметно пересел поближе и теперь, попивая чай, устроил голову на плече Дилюка. Повязку он теперь сжимал в руке. — Надеюсь, — кивнул тот, продолжая нервно прислушиваться к шуму на улице. — Подожди, — шепнул Кэйа, подходя ближе и усаживаясь прямо на колени — какая наглость! — Кэйа. В голосе Дилюка было столько осуждения, что в любой другой раз Кэйа бы тут же убрался куда подальше. Но сейчас даже и не подумал: сел поудобнее, коленями сжимая чужие бёдра, обнял и уткнулся носом в пушистые волосы — сколько бы Дилюк ни собирал их в хвост, те всё равно оставались волнистыми, особенно по утрам. — Всего пять минут, ладно? Нам целый день придётся идти, времени не будет, так что… Просто дай мне побыть рядом ещё немного. Дилюк недовольно сжал губы, но всё-таки не двинулся. Голос Кэйи звучал так нежно, с такой надеждой, что настоять на своём просто не было сил. Пять минут ведь? Пойдут быстрым шагом, подумаешь. Кэйа вцепился в него так крепко, будто намеревался вообще никогда не отпускать, и Дилюку ничего не оставалось, кроме как ответить на объятия. Он прижал его к себе, сжимая в руках мягкую ткань пальто — серьёзно, откуда он вообще такое достал? Кэйа издал крайне довольный звук, немного поёрзал, и вскоре затих, закрыв глаза. Пожалуй, такое утро тоже можно было назвать хорошим. Не сравнить с пробуждением в уютной кровати, конечно, но в этом тоже было нечто приятное — на несколько минут забыть о том, что нужно идти дальше. — Люк, — Кэйа всё же отодвинулся и теперь смотрел сверху серьёзно своими разноцветными глазами, — я люблю тебя. Ему показалось важным сказать это сейчас. В глубине души он всё ещё боялся, что для него всё закончится ещё до того, как они поднимутся на вершину. Кричать признание, замерзая насмерть, очень не хотелось. — Я… — Не смей говорить, что знаешь. — Конечно, — улыбнулся Дилюк, — я тоже люблю тебя. И скажу тебе об этом ещё миллион раз, когда мы вернёмся. Кэйа заставил себя улыбнуться — искренне, хоть и не так счастливо, как мог бы. И потянулся поцеловать — Дилюк со вздохом ответил, не в силах оторваться. Несколько минут… Старая деревяшка, бывшая когда-то дверью, скрипнула, и им пришлось оглянуться на вход. Просто ветер, хиличурлов всё ещё не было ни видно, ни слышно; но этого лёгкого шума было достаточно, чтобы подняться, напоследок подарив друг другу ещё один короткий поцелуй. Дилюк собрал вещи, от которых его отвлёк капитан своими нежностями — не то что бы он был очень уж против, а Кэйа знакомыми движениями спрятал правый глаз под повязку. Может, Дилюку и нравились его глаза, но вот пугать случайно встреченных по пути людей не стоило. Окинув взглядом место, спасшее их вчера от непогоды и врагов, они вышли на улицу, и по пятам за ними следовал круглый огонёк. * Они едва ли успели добраться извилистыми тропами до тех скал, за которыми поджидали хиличурлы, как погода ухудшилась. С неба вновь посыпались тяжёлые плотные хлопья снега, и вступать в бой в таких погодных условиях было как минимум опасно. К тому же было совершенно непонятно, насколько далеко придётся обходить скалы, окружавшие деревню Миньюнь — её остатки, точнее. — Придётся снова бежать, надеясь, что они в какой-то момент потеряют нас, — решил Дилюк, осторожно выглядывая из-за скалы. Один митачурл ходил туда-сюда слишком близко к ним, но пока что не видел — спасибо Властелину камня за ландшафт. — Может, попробуем всё-таки залезть на скалы? Если идти в ту сторону, — Кэйа указал рукой на деревню, — мы целый день потеряем, прежде чем доберёмся хотя бы до лабиринта Ляншань. А от него придётся спуститься почти к воде, чтобы не карабкаться в гору. — Кэйа, мы уже обсуждали это. Мы не залезем наверх по такому слою льда — а если упадём вниз, на шум тут же набегут эти твари, и тогда мы точно никуда не доберёмся. Кэйа вздохнул, понимая, что по обледеневшим скалам наверх действительно не забраться. Но мириться с этим он был не готов — им стоило всего-то подняться на десяток метров, и хребет оказался бы прямо перед ними! За равниной, конечно, но её они бы перешли в худшем случае за час. Бежать через толпу врагов, отбиваться, к вечеру оказаться у воды, откуда непременно их засыпет градом и в итоге всё равно подниматься по скользким тропинкам? Нет уж, он был не готов так бездарно тратить время. — Я отвлеку митачурла, а ты беги вперёд, — заявил наконец Дилюк, достав меч — с того уже сыпались искры. — Подожди! Дилюк раздражённо выдохнул. — Ну что ещё? Кэйа прикрыл глаз, стараясь сосредоточиться на том, что помнил об их нынешнем местоположении. Ну не могло же быть так, что из деревни не осталось ни одного нормального подъема наверх? Тропинка, на которой они стояли, наверняка ведь вела не только к заброшенному дому… — Смотри! — довольно воскликнул он, разворачиваясь и показывая назад, туда, откуда они пришли. Дилюк повернулся тоже, но увидел только знакомую дорожку. — Нет, левее, иди сюда, — Кэйа отступил на шаг, потянул Дилюка к себе, незаметно укладывая руку на его плечо, и снова показал пальцем вперёд. Снег мешал рассмотреть всё детально, но, прищурившись, Дилюк всё же увидел едва заметную тропинку, уходящую наверх. Со стороны домика её было никак не заметить, но отсюда, со стороны деревни, видно было крутой подъём вверх между скал. Неудивительно, что вчера они её не заметили — второпях пробираясь через сумерки, они едва видели основную дорогу. — Это… лучше, чем ничего, верно? Прямо за скалой торчали белые ветки с дрожащими на ветру синими листочками — там явно притаился страж руин. Возле него копалась в земле парочка хиличурлов, но Дилюк даже не рассматривал их, как угрозу — одного взмаха меча хватит, чтобы одолеть. — Ладно, будем считать, что нам очень повезло. Искры на мече погасли, но само оружие Дилюк не спешил убирать. Кэйа вздохнул с улыбкой. Они отошли подальше от деревни, чтобы бродившие по её окраинам хиличурлы не заметили их, и теперь внимательно смотрели в сторону тропинки, стараясь уловить присутствие кого-то, кто мог бы напасть. — Давай попробуем просто пробежать мимо? Дилюк нахмурился, явно не обрадованный такой идее. — Наверху, на равнине, обычно толпятся гео слаймы и кружат вишапы. Вот мимо них будет лучше пробежаться, если снега по колено не насыпало. Если страж руин проснётся и погонится за нами, ему будет очень просто попасть по нам на открытой территории. — Предлагаешь их здесь перебить, внизу? — Это будет лучше, чем подойти к Хребту с вереницей разных врагов на хвосте. Кэйа ещё раз осмотрел проход. Уничтожить трёх хиличурлов с дубинками и одного стража руин было делом лёгким, но из деревни наверняка было бы видно и взрыв механизма, и слышался бы шум битвы. Если все, от кого они вчера еле оторвались, кучей набегут сюда, подняться выше будет гораздо труднее. Среди занесённых снегом кочек вдруг мелькнуло что-то яркое. Кэйа пригляделся получше, и с восторгом обнаружил возле скалы пороховые бочки — кто бы их там ни оставил, он очень им помог. — Давай взорвём их? Хиличурлы побегут к месту взрыва, а мы проскользнём наверх мимо спящего стража. Даже если он проснётся, у нас будет секунд сорок, чтобы залезть выше и скрыться от него. Не видя нас, он не станет продолжать погоню. Дилюк тоже увидел бочки, с сомнением посмотрел на врагов, и поинтересовался: — Как ты собираешься их взрывать? Подойдешь близко, и тебя первого взрывом откинет от скалы на пару метров. — Я не буду подходить, — обиженно фыркнул Кэйа, — у меня есть лук и несколько стрел, подорву их отсюда. Он показал рукой себе за спину — и правда, из дорожного рюкзака торчали наконечники стрел. — Мне стоит спрашивать, с каких пор ты лучником стал? Кэйа только рассмеялся. — Со вчерашнего дня, как подобрал этот лук в лагере на горе, но стрелять я давно умею. Дилюк не выглядел убеждённым, но всё же кивнул — план был, пусть и не особо надёжный. На всякий случай он окружил меч пламенем, готовясь идти. Кэйа прицелился, что с одним видящим глазом было трудно. Стойка его была точной, правильной, и Дилюк немного успокоился — хотя он никогда не видел Кэйю с луком в руках, похоже, тот действительно умел стрелять. «Надо будет обязательно узнать у него, зачем вообще учился», — решил Дилюк, понимая, как ничтожно мало знал об Альберихе. Его мысли прервал свист. Стрела проскользила по воздуху, попав точно в цель, и бочки по цепочке взорвались. Кэйа довольно ухмыльнулся, но Дилюк не дал ему долго хвалиться — схватил за руку, начиная бежать вверх. Хиличурлы действительно бросились к бочкам, пытаясь учуять добычу, но та самая добыча уже завернула за очередной выступ, опасливо поглядывая на зашевелившегося стража руин. Тот медленно поднимался, ядро в его голове засветилось, но, прежде чем он успел бы атаковать, Кэйа и Дилюк уже поднялись наверх. Им открылся чудесный вид — равнина, присыпанная толстым слоем снега, редкие деревья, и главное — ледяная гора, окутанная ветрами, была прямо перед ними. — Не медли, — напомнил Дилюк, замечая сбоку нескольких гео слаймов. Сильного вреда причинить они не могли, но разбивать их панцири даже двуручным мечом приходилось всегда в несколько ударов — а каждый из них тратил силы, которые стоило беречь. Кэйа, оторвавшись от созерцания красоты, послушно пошёл следом. Отбиваться им всё же пришлось — но не от безобидных слаймов, а от стаи геовишапов, катавшихся по равнине. Кэйа едва успевал уворачиваться от их атак, жалея, что своим оружием едва ли может тех задеть. Прочные панцири этих существ с лёгкостью защищали своих хозяев от атак, но и сам Кэйа не готов был сдаться так просто — наносил удар за ударом, пока камни не покрылись трещинами. Вишап перед ним затих, растворился в воздухе, и Кэйа гордо повернулся к Дилюку — впрочем, тот стоял в окружении четверых мертвых вишапов, и хвастаться победой как-то перехотелось. Враги отогнали их почти к обрыву, за которым видно было порядком надоевшую деревню, так что пришлось снова пересекать равнину, уже не боясь, что из снега вылезет кто-то с гео элементом. Пробираться сквозь сугробы вперёд было трудно, ноги то и дело проваливались в снег, но они упрямо шли навстречу ледяной горе, что с каждым шагом становилась всё ближе. Погода тоже менялась — снега сыпало всё меньше, но температура вокруг ощутимо падала, и когда редкая трава под ногами совсем пропала, заменившись непротоптанными дорожками Хребта, Кэйа ощутил давно позабытое чувство. Лютый мороз пробирал до костей, и это отличалось от того, как он мёрз от проклятия. Проклятие хотя бы не убивало его так быстро, как это мог сделать местный холод, если им придётся долгое время обходиться без огня. Дилюк впереди тоже мёрз — плечи его подрагивали, но он не позволял себе задерживаться на месте. С очередным шагом они пересекли негласную границу Хребта — Ли Юэ с её тёплыми воспоминаниями осталась позади. — Нужно найти тёплую фею или хотя бы разжечь костёр, — сообщил он, всматриваясь вдаль. — Или механизм, — напомнил Кэйа. Без пиро способностей раньше он только так и согревался во время вылазок на Хребет — в те далёкие времена, когда собственный глаз ещё не пытался его заморозить. — Вряд ли мы найдем их так низко, — Дилюк задумался, припоминая, где могли быть ближайшие согревающие механизмы. С собой он точно брал карту, на которой отмечал их ещё в Мондштадте, но доставать её сейчас было бы тратой времени — лютый мороз уже начинал покалывать руки. Со стороны горы послышался шум, из-за покрытого снегом дерева показались два хиличурла с ледяными щитами, и Кэйа предусмотрительно отошёл назад. Против них он мало что мог сделать, не считая атак, основанных на физической силе, но раз уж рядом был Дилюк, огонь которого мог с лёгкостью растопить щиты, Кэйа готов был побыть в стороне. Дилюк бросился на них и несколькими взмахами меча отправил врагов в Бездну. Пламя случайно растопило ледяную кочку на земле, и оттуда вылетела кристальная бабочка — Кэйа ловко поймал её, повертел её в руках, а следом отпустил. Бабочка зазвенела полупрозрачными крыльями и скрылась за ближайшим поворотом. Вспомнились дни на винокурне. — Впереди лагерь, давай немного согреемся там. Кэйа усмехнулся незаметно — пока он тут бабочками любовался, Дилюк уже успел найти им безопасное место для отдыха. Отдохнуть и впрямь стоило. Пусть прошли они совсем немного, но сражения и непогода сильно замедлили путь, и к середине дня они едва ли успели добраться до самых окраин горы. Это в любом случае было лучше, чем пробираться через всю деревню и подниматься со стороны воды. Лагерь представлял собой очередную палатку из плотной ткани, слабо защищавшей от ветра. Дилюк тут же разжёг костёр, присел с той стороны, куда ветер не задувал, и по-детски протянул руки к огню. Кэйа сел напротив, особо не чувствуя тепла. Лютый мороз действительно отступал, но сейчас, нервничая перед подъёмом, Кэйа куда сильнее ощущал холод, исходящий изнутри. Он некстати вновь вспомнил услышанное в кошмаре «уже слишком поздно», и сейчас, находясь так близко к своему спасению, по-настоящему боялся. Проклинал каждый раз, когда просил Дилюка задержаться ещё ненадолго в Ваншу или гавани, каждую свою мысль о том, что успеет… Дилюк, наконец согревшись до приемлемого состояния, внимательно посмотрел на Кэйю — не нужно было быть слишком проницательным, чтобы заметить его волнение. Он подвинулся, окружая рыцаря кольцом рук — сквозь одежду Кэйа не чувствовал тепла, но там, где их лица соприкасались щеками, разгорался пожар. Этого хватило, чтобы привести его в чувства. — Нам нужно идти, — напомнил он, хотя больше всего хотел бы задержаться тут на несколько минут. — Скоро пойдем, — согласился Дилюк, но с места не двинулся. Зарылся лицом в меховой воротник пальто — вот уж без чего Кэйю он уже не мог представить — и замер, прислушиваясь. За последние сутки он привык быть постоянно начеку — больше, чем обычно. Появись сейчас вокруг них хиличурлы, он бы немедля атаковал их, заметив приближение врага ещё за десяток метров. Но вокруг лагеря было тихо и слышно было только тяжёлое дыхание Кэйи рядом. — Глаз не болит? — Всё хорошо, — уклончиво ответил Кэйа, чувствуя лёгкое покалывание. Не такое, как на винокурне или в гавани, но всё же ощутимое. И недостаточное, чтобы заставлять Дилюка тревожиться. — Тогда почему тебе так страшно? Кэйа тяжело вздохнул — с каких пор его эмоции стало так легко читать? Куда пропала годами создаваемая маска беззаботности? — Просто мы так близко к цели, что я никак не могу поверить в такой хороший исход. Кажется, будто всё складывается слишком идеально. Со мной так не бывает. Половина правды лучше чем неправда, верно? — Ты не один, — напомнил Дилюк. «Будь я один, я бы, вероятно, и сюда не добрался бы». — Это тоже пугает, — признался Кэйа, — я всё ещё не уверен, что не заморожу тебя по чистой случайности. И, если совсем честно, — он замолк на минуту, — я не верю до конца, что мне это не снится. Что ты рядом. — Но я действительно рядом и не спешу уходить. Я ведь обещал, что мы доберёмся наверх вместе. И когда спустимся, я тоже буду рядом. — В том и проблема! — воскликнул Кэйа, окончательно теряя самообладание. — Ещё пару недель назад я и думать не смел о том, что ты будешь со мной хотя бы разговаривать, а теперь ты сидишь здесь, обнимаешь меня и уверяешь в том, что всё будет хорошо. — Кэйа… — Знаю! Ты говорил всё в Ли Юэ, и я уверен, что ты никогда не стал бы врать о собственных чувствах, и всё же… Это ведь не из-за того, что со мной происходит? Дилюк нахмурился. — Ты думаешь, что я ответил на твои чувства из-за того, что ты, — он замялся, — умираешь? Кэйа вздрогнул — звучало и впрямь глупо, но, он вынужден был признать, — именно так он порой и думал. — Я понимаю, что это грубо после всего, что ты сделал. Но я не могу не думать о том, что ты ответил из-за того, что мне недолго осталось. Дать умирающему прожить последние дни в радости — вполне в твоём духе. Дилюк отстранился, вцепился руками в его плечи, встряхнув ощутимо, и зло сказал: — Не смей так думать. * Пообедав и обсудив дальнейший маршрут (никаких больше прыжков со скал!), Дилюк подошёл к воде, чтобы умыться. Его всё ещё беспокоила слабость — несмотря на успешные утренние сражения, он чувствовал усталость и хотел смыть её ледяной водой. В бегущей горной реке он увидел своё размытое отражение, наклонился, чтобы зачерпнуть свободными от перчаток руками воду, но перед глазами всё поплыло, и следом он ощутил холод воды всем телом. Кэйа, усевшийся было под навесом, недоверчиво моргнул: Дилюк упал в воду. Он даже не успел закричать, только бросился к берегу, заприметил сильное течение и находившийся недалеко водопад. Счёт шёл на секунды. Кэйа прыгнул вперёд, к самому краю, проморозил воду на самом краю — бешеный поток врезался в лёд, окатывая брызгами. Нырять следом не пришлось — Дилюк, придя в себя от холода, вынырнул на поверхность, и теперь течение несло его прямо на созданный Кэйей лёд. Удар был сильным — Дилюк едва ли не потерял сознание, стукнувшись виском о твёрдую поверхность. Но даже так не утонул бы — Кэйа уже подхватил его под руки, вытаскивая на берег и тут же унося к костру. Оба молчали. — Тебе нужно переодеться, — засуетился Кэйа, нервно расстёгивая походный рюкзак. — Не нужно, — Дилюк подвинулся к костру, а следом от него поднялся пар — пиро энергии было мало, но согреть себя было жизненно необходимо, если он не хотел заболеть. Кэйа судорожно продолжил копаться в вещах. — Кэйа! — прикрикнул Дилюк, — всё в порядке. Одежда уже высохла. Кэйа недоверчиво подошёл, ощупал пальто — то и впрямь было сухим. — Ты устал, — заключил он, — и нам лучше остаться тут, пока тебе не станет лучше. Мы уже на Драконьем хребте, вода здесь гораздо холоднее, чем в Мондштадте. Ты заболеешь. — Всё в порядке, — упрямо повторил Дилюк, — доберёмся до более безопасного места, там и отдохну. Ему было стыдно за минутную слабость — как и всегда, впрочем, — но сейчас он уже чувствовал себя способным идти дальше. Кэйа задумчиво взглянул на мерцавший рядом огонёк, ткнул в него пальцем и тот рассыпался искрами. — Ты не в порядке, — строго сообщил он, — ты потратил много сил, чтобы согреть меня. Мы каждый день с кем-то сражаемся, не спим нормально. Тебе нужно отдохнуть немного, прежде чем мы пойдём туда, где будет ещё холоднее. И опаснее. Дилюк насупился, кутаясь в воротник. Дожили — Кэйа его отчитывал! Тот Кэйа, который в одиночку отправился на Хребет, который попал под стрелу хиличурла и который столкнул его, Дилюка, с обрыва. — Отдохну там, где мы не будем на виду у каждого врага. Он попытался вновь создать огонёк, но вышли лишь несколько искр — сил не хватало. Кэйа был до ужаса прав — ему нужен был отдых. — Хорошо, поднимемся чуть выше. Но даже не думай, что я позволю тебе сражаться с кем-то сегодня. Дилюк кивнул — голова кружилась, и он едва мог держать меч двумя руками. Сегодня вечером от Кэйи и впрямь было бы больше толку. Но едва взглянув на него, Дилюк изменил своё мнение. Кэйа мёрз — дрожал от холода, неспособный согреться от костра. — Тебе плохо, — сообщил очевидное Дилюк, — я шёл сюда чтобы помочь тебе. Если я даже этого не могу… — Хватит! — Кэйа подошёл ближе, обнимая Дилюка, — всё не так плохо. Потерплю до завтра, пока ты отдохнёшь, ладно? Если будет совсем худо — скажу. Честно. Дилюк и рад был бы поспорить, но сил не было, согреть Кэйю пиро стихией он просто не мог. Зато всё ещё мог просто держать его за руку, касаясь холодной кожи. В путь они отправились, переплетя пальцы. Кэйа незаметно сжимал зубы — огонька Дилюка и впрямь не хватало. Тепло его руки было приятно, но не могло согреть в полной мере. Кэйа считал это плохим знаком — по всему выходило, что он постепенно переставал ощущать тепло Дилюка. «Ничего, завтра огонёк снова будет рядом», — успокаивал себя Кэйа, пока они поднимались выше и выше. Завтра лучше не стало. * Весь вечер они медленно продвигались вглубь Хребта — перешли злосчастную горную речку по упавшим брёвнам, обошли стороной два лагеря Фатуи, делая пометки на карте — потом обязательно проследят, чтобы их разрушили. До самой полуночи они были в пути, тропинками пробираясь выше. Ночевать пришлось в очередном брошенном лагере, но на этот раз им повезло — лагерь был с закрытыми палатками, защищавшими от снега и ветра, а рядом находился тепловой механизм. За ужином Дилюк хмуро смотрел на карту — хоть они и прошли столь много, они находились до сих пор в низине — Шип небесной стужи был в самом центре, и до него пришлось бы идти ещё пару дней. Смотря на Кэйю, прижавшегося к его боку, Дилюк не мог не ощущать беспокойства. Кэйа же волновался о другом — днём ранее он заметил, что тепла Дилюка становилось недостаточно, а теперь, сидя рядом, чувствовал жар. — У тебя температура, — сообщил он, догадываясь, что горная река всё же подкосила идеальное здоровье Дилюка. Рагнвиндр недоверчиво приложил руку ко лбу, но ничего странного не ощутил. Возможно, голова слегка кружилась, и глаза наливались свинцом, но в остальном никаких признаков болезни не наблюдалось. — Вряд ли. А даже если так — поспим сейчас, а к утру всё пройдёт. Кэйа только кивнул, искренне надеясь, что Дилюку станет лучше и он сможет наконец создать спасительный огонёк — мороз пробирался к коже и Кэйа не был уверен, что не начнёт покрываться льдом к утру. В другой раз Дилюк заметил бы его состояние, но сейчас, проваливаясь в сон, он всё ещё искренне верил, что Кэйа в порядке. Утром Кэйа проснулся от того, что дышать стало трудно. А ещё было жарко — очень жарко. Открыв глаза — здесь он позволил себе спать без повязки — Кэйа увидел только родные рыжие волосы. Дилюк, так и не распустив хвост, во сне перекатился на него, его волосы упали Кэйе на лицо, а рука была перекинута через грудь — из-за неё и было трудно дышать. Но главная проблема была не в этом: от Дилюка жар исходил такой, что Кэйа ощущал его сквозь одежду, и был уверен, что дело не в его отступившем проклятии. — Люк, — тихонько позвал капитан, высвобождаясь из-под его руки. Дилюк несвязно промычал что-то в ответ, и Кэйа, смахнув его волосы в сторону, заметил нездоровый румянец на его обычно бледных щеках. Прикоснулся губами ко лбу, и всё стало ясно. Дилюк всё же заболел, и сейчас жар, исходящий от него, был следствием высокой температуры. Кэйа не успел толком разбудить его, как рядом послышался шум — к лагерю приближались Фатуи. Это было очень невовремя. От хиличурлов можно было легко оторваться, спрятавшись среди скал, или просто забравшись повыше. Фатуи же, обладая вполне человеческим разумом, могли преследовать их до тех пор, пока не убили бы. — Люк, вставай, нужно уходить, — прошептал Кэйа, пытаясь встряхнуть Дилюка за плечи. Он открыл глаза — покрасневшие и опухшие. — Что? Кэйа быстро собрал вещи, прислушиваясь к шуму, оценил состояние Дилюка — тот уже сел, но всё ещё не понимал, где находится. — Идти можешь? Дилюк кивнул, поднялся на ноги, тут же пошатнувшись — Кэйа удержал его за локоть. — Я их задержу, — пробормотал Дилюк, попытался достать меч, но едва ли смог устоять на ногах, цепляясь за Кэйю. — Конечно, — Кэйа хмыкнул. Закинув за плечи оба рюкзака, он подхватил Дилюка под руку и двинулся прочь от лагеря, стараясь не наступать на засохшие кусты мяты — хруст веток привлёк бы Фатуи прямо к лёгкой добыче. Шли они очень медленно: Кэйа всё пытался удержать Дилюка от падения и старался обходить опасные участки дороги. О привале не шло и речи — на каждом углу поджидали враги, нужно было искать сады тепловых фей или согревающие механизмы, ведь Дилюк больше не мог разжечь костёр — он едва мог оставаться в сознании и передвигать ноги. Кэйа не знал, сколько времени прошло, прежде чем он добрался до каменных руин. Внутри них было скопление тепловых фей, можно было передохнуть, избавиться от накопленного лютого мороза и подумать, что делать. Дилюк лежал на его коленях, периодически проваливаясь в сон, и вряд ли собирался в ближайшее время выздоравливать. Кэйа достал тепловые бутыли, подаренные Нин Гуан. Он планировал использовать их на самой горе, но ситуация стремительно ухудшалась — лучше было держать их поближе к себе. Дилюк закашлялся. Кэйа коснулся его груди в узком вырезе двумя пальцами, улавливая слабое тепло. А следом наклонился, целуя целомудренно в щёку: — Теперь моя очередь тебя защищать, верно? Он собирался было найти лекарства, но совсем рядом раздался неприятный говор магов Бездны, и Кэйа резко поднялся, осматриваясь. Их нынешнее убежище было на равнине, а всего в сотне метров виднелась тропа на вершину Хребта. Она казалась опасной — петляла между скал, пропадала из виду, пролегала по узким утёсам, с которых легко было сорваться в пропасть… Кэйа перекинул руку Дилюка через плечо и отправился к тропе — в любом случае, иного пути не было. * Кэйа плохо помнил, как поднялся на небольшой выступ над обрывом. Вся дорога слилась в бесконечную необходимость просто делать шаг за шагом, чтобы не свалиться в сугроб и не закончить путешествие здесь. Слышен был свист стрел, снизу доносились боевые выкрики хиличурлов, над головой то и дело появлялись ледяные глыбы — один неверный шаг, и те прикончили бы их с Дилюком на месте — или столкнули бы в пропасть, что по итогу закончилось бы смертью тоже. Дилюк пытался что-то сказать, но, видимо, сил ему едва хватало на то, чтобы дышать — Кэйа бросил попытки разобрать слова и лишь прижал горячее тело покрепче к груди. Даже в метель, сквозь слои их тёплой одежды Кэйа ощущал его жар, и впервые за очень долгое время хотел бы вовсе ничего не чувствовать. — Не отключайся, пожалуйста, — успел попросить он, зная, что Дилюк вряд ли услышит. Впереди показалась тропинка, уходящая прочь от обрыва, от обезумевших хиличурлов и особенно агрессивных магов Бездны, и Кэйа бросился вперёд с новыми силами, едва не поскальзываясь. И всё стихло. На долю секунды Кэйа позволил себе представить, что кто-то их нашёл. Желательно кто-то, у кого хватило бы сил разрушить щиты магов одним ударом, а хиличурлов столкнуть вниз, навсегда оставляя его лишь ворохом элементальных частиц. Кэйа опустился на прикрытую снегом землю — безумно хотелось дать ногам отдохнуть хотя бы на мгновение. В тишине казалось, что вот-вот раздастся успокаивающее «мы пришли на помощь!». Казалось, что всё закончилось. Но следом за тишиной раздался звон, впереди появилось неприятное голубое свечение, и прозрачный шарик щита мага бездны вдруг оказался прямо перед ними — на пути к спасению. Кэйа инстинктивно прижал Дилюка к себе — если не сможет победить, то хотя бы защитит. Маг Бездны противно захихикал, закачался из стороны в сторону, готовясь атаковать несколькими ледяными снарядами, означавшими для людей неминуемую гибель — уворачиваться некуда, отразить нечем. Кэйа коротко усмехнулся — маска мага скрывала его лицо, если оно вообще было, не давая понять, испытывал ли тот хоть какие-нибудь эмоции. Радовался ли победе? Сожалел ли об оборванных жизнях? Или, может, зло насмехался над беззащитными? Альберих резко поднялся на ноги, споря с собой — он не был беззащитным. Крио стихия против крио мага Бездны? Ему всегда говорили, что он безрассуден. Дилюка пришлось оставить на земле облокотившимся о скалу позади — с ним на руках Кэйа бы и меч достать не смог. — Ну давай, посмотрим, сколько ударов мне потребуется, чтобы расколоть твой щит, — хищно ухмыльнулся он, нанося первый удар. Маг, явно не ожидавший сопротивления, прервал заклинание — Кэйа вздохнул с облегчением. Если бы тот успел атаковать — Альберих бы бросился закрывать собой Рагнвиндра, может быть, выжил бы, но сражаться дальше уже не смог. Снизу послышались крики. Хиличурлы зло пританцовывали на месте, не в силах подняться наверх и присоединиться к битве, и теперь, видимо, подбадривали мага. Ну почему именно крио?! Щит трещал, но маг внутри не сильно беспокоился. Продолжал хихикать, махать посохом и создавать вокруг ледышки — Кэйе приходилось постоянно уклоняться — до тех пор, пока по щиту не пошли трещины. Снизу раздалось недовольное рычание, один из хиличурлов выпустил стрелу, и Кэйа едва успел упасть наземь лицом в снег. В руке неприятно кольнуло — он еще помнил, каково это, когда стрела попадает в цель. Но он не мог предаваться воспоминаниям: пришлось снова подняться, быстрым движением отряхнуть снег с лица и нанести удар мечом, чтобы следом использовать элементальный навык — глаз бога едва не звенел от накопленной энергии. Маг Бездны ошалело завертел головой в поисках поддержки, но все его союзники бесполезной кучкой толпились внизу, способные только выкрикивать боевые кличи. Кэйа поднял меч над собой, готовясь нанести последний удар, и лишь теперь смог разглядеть в глазах существа что-то, отдалённо похожее на страх. Возможно, увидь он там сожаление, он бы просто скинул его вниз. Но в бездушных глазах был страх только за собственную жизнь, и Кэйа решительно двинул рукой, пронзая мага насквозь. На белом снегу появились отвратительные багровые пятна крови. Маг опустил взгляд вниз, себе на тельце, из которого торчал меч, и пискнул что-то на своём языке, прежде чем затихнуть. Хиличурлы внизу заволновались, а кружившие вокруг маги Бездны — ещё двое крио и один пиро — притихли. — Ну что, ещё желающие будут? — спросил Кэйа у растерянной толпы. Он взялся за меч двумя руками, поднимая оружие с нанизанным на него телом мага вверх, так, чтобы все враги хорошенько разглядели своего товарища, а следом сделал резкий взмах в их сторону — безжизненное тело мага соскользнуло с меча и полетело с обрыва, разлетаясь на светящиеся частицы возле земли. Стало тихо. Хиличурлы недовольно замахали оружием, дубинками застучали о щиты, подняли луки в направлении Кэйи — тот показательно взмахнул мечом, напоминая, что не сдастся без боя. Маги Бездны скучковались позади и о чём-то шептались. — Вот и славно, — довольно улыбнулся Кэйа, видя, что атаковать они не намерены. Он вновь взял Дилюка на руки, подмечая, что тот был почти без сознания из-за температуры — вряд ли вообще понимал, где находится. Нужно было скорее подняться ещё чуть выше, по тропинке среди скал добраться до пещеры, развести костёр — лютый мороз Хребта уже начинал ощущаться. Даже холод проклятия, к которому Кэйа успел привыкнуть, не был сейчас так опасен — низкая температура горы могла убить его гораздо раньше. Он сделал несколько шагов вперёд, туда, где недавно путь им преградил маг Бездны, и, ступая сапогами по пропитанному кровью снегу, ощутил странное удовлетворение. Никогда раньше он так не радовался победе, особенно столь жестокой — всегда достаточно было поверхностных ударов мечом. Дилюк ненадолго открыл глаза, попытался осмотреться — вышло не очень — и снова без сил запрокинул голову назад. Вот и пообщались. В глазу будто что-то взорвалось — как вовремя! — и Кэйа даже приложил ладонь к лицу, убедиться, что глаз всё ещё на месте. Так и было; кровь тоже не стекала по лицу, и Кэйа изо всех сил постарался сосредоточиться на дороге. В голове всё гудело, боль скользила по телу, но он не мог — просто не смел — обращать на это внимание. Ему нужно было подняться выше, спрятать Дилюка от врагов и только после, возможно, уделить внимание своей боли. Тропинка над обрывом огибала скалу, пересекала небольшое ущелье и вновь вела наверх, петляя между ледяных возвышенностей. Кэйа не тешил себя надеждами добраться на самую вершину, сейчас радостью оказалась бы и крохотная пещера, сокрытая от врагов. Оглянувшись напоследок вниз — хиличурлы недовольно рычали, но не пытались догнать добычу, а маги Бездны так и вовсе полетели прочь, — Кэйа завернул вправо, надеясь, что впереди не будет опасней. Где-то за его спиной в снег воткнулись несколько стрел: хиличурлы, потеряв путников из виду, не побоялись отправить вслед «обещание отомстить». Капитан лишь усмехнулся. Здесь, между скал, к счастью, не было ветра, да и если б был — не столкнул бы никуда в пропасть. Можно было ускорить шаг, и хоть каждое движение отдавалось болью, Кэйа не останавливался. На мгновение его посетило плохое предчувствие. Сколько бы ни разбивал он лагеря хиличурлов подле города, если рядом оказывались маги Бездны, те никогда не отпускали врагов. Исход был всегда известен — либо они рассыпались элементальной пылью, либо преследовали напавшего едва ли не до городских ворот. Можно было, конечно, попросту убежать от них, но даже так они не отставали, покуда не теряли рыцарей из виду. Те несколько, что посреди боя просто улетели прочь, настораживали. Они бы с лёгкостью могли, как и их погибший сородич, подняться на горную тропинку, и Кэйа не верил, что они всерьёз испугались показательной казни своего крио-друга. Всё же они были тварями из Бездны, и инстинкт самосохранения у них если не отсутствовал, то был крайне плохо развит. — Вот гады, — сказал сам себе Кэйа, приходя к одному единственному выводу — они вернутся. Пусть их интеллект и был примитивным в сравнении с человеческим, но ни один маг Бездны не был так же глуп, как, например, слайм или хиличурл. Кэйа огляделся по сторонам, прислушался, ожидая появления светящихся щитов впереди — логично было бы ожидать, что хорошо знакомые с местностью твари попросту обойдут скалу и появятся впереди. Но было тихо — настолько, что тишина пугала. Лучше бы они и впрямь появились впереди — тогда, по крайней мере, Кэйа бы знал, что они задумали. Пройдя ещё несколько метров, Альберих упал на колени, не в силах больше шагать ровно — глаз и не думал переставать болеть с тех самых пор, как он одолел мага. Хотелось лечь прямо тут на казавшийся мягким снег, уткнуться лицом в грудь Дилюка и лежать до тех пор, пока кто-нибудь не придёт на помощь. Правая половина лица онемела, и Кэйа понимал — вот-вот из тела снова прорастут ледяные кристаллы, и тогда он точно не сможет ничем помочь ни себе, ни Дилюку, бессознательно лежавшему на его руках. Всё было неправильно! Кэйа в отчаянии закусил губу, не понимая, что делать. Дилюк вот-вот собирался превратиться, по-видимому, в тепловую фею, позади остались хиличурлы, маги Бездны наверняка кружили где-то недалеко, а Кэйа не мог и шагу ступить прочь от опасности. Словно чувствуя, что сопротивления не будет, проклятие обрушилось на него с новой силой — за считанные секунды онемевшее лицо покрылось тонким слоем льда. Кэйа взвыл, не видя выхода. И в этот самый миг, когда, казалось, всё предрешено, наверху раздался свист. *** Джинн не находила себе места. С обеда всё валилось у неё из рук — она запачкала чернилами несколько отчётов, пролила кофе на новенький белый ковёр, слишком сильно дёрнула страницу в книге — та оторвалась от корешка, и только в этот момент магистр осознала, что совсем не в порядке. Лиза, застав её с самым мрачным выражением лица, не сразу решилась завести разговор. — Прости, — вдруг пролепетала Джинн, а следом отошла к окну, всматриваясь вдаль. — Милая, — Лиза подкралась сзади, самым нежным образом обняла девушку за напряжённые плечи и прижалась всем телом, — за что ты извиняешься? Джинн помедлила, не решаясь ответить, но и не стремилась вырваться из объятий — всё же Лиза шла к ней с самыми искренними намерениями, и была вовсе не виновата в ужасном самочувствии магистра. — Твоя книга, — опустила она голову, — я, видимо, задумалась, неосторожно открыла её, и страница… в общем, вот. Джинн развернулась, и теперь Лиза видела в её руках раскрытую книгу с наполовину оторванной страничкой. Для библиотекаря, трепетно охранявшего каждое слово, это выглядело печально. Лиза подняла взгляд на Джинн — та, казалось, готова была принять наказание в эту же секунду. — Ну что ты, — замялась Лиза, — она даже не оторвана целиком. Полдня — и я восстановлю её. Вообще-то ей хотелось в привычной манере пошутить. Сказать что-нибудь вроде «ох, дорогая, мне придётся наказать тебя!» или подобное. Но на Джинн лица не было — и Лиза сочла такую шутку неуместной. Наверное, было нечестно давать такие поблажки? Всё-таки за каждую испорченную книгу или свиток полагалось наказание, неприятное и искрящее. Даже самые близкие, вроде Кэйи, не избегали этой участи — Лиза была беспристрастна. Но не думала же Джинн, что Лиза и на неё обрушит мощь электро стихии? Хорошо, это было нечестно, но библиотекарь лишь усмехнулась своим мыслям. Первая ошибка всегда простительна, а Джинн никогда ранее не нарушала правил библиотеки. — Расскажи-ка лучше, что тебя так тревожит? И, прежде чем затих звук её голоса, Лиза уже знала ответ. Джинн вздохнула, отложила испорченную книгу на подоконник, перевела полный грусти взгляд на сокрытый метелью Драконий хребет, и наконец ответила: — Они же… в порядке? И, прежде чем Лиза успела бы сказать хоть слово, торопливо заговорила вновь: — Нам не нужно было отпускать их одних. Надо было идти с ними, позвать Путешественника, попросить помощи у гильдии, да хотя бы Розарию или Эолу можно было бы отправить следом! Но сейчас… что, если уже поздно? Что, если они не вернутся? Архонты, Кэйа же там даже огонь развести не сможет, а если с Дилюком что-то случится? Он же замёрзнет насмерть от лютого мороза прежде, чем проклятие его одолеет! Ох, ну почему я их отпустила!.. Лиза замерла поначалу, не зная, что следует сказать. Она тоже думала о том, что двум мондштадтским красавцам следовало бы организовать сопровождение — и пусть даже Эола и Розария имели не совсем удобный для Хребта крио глаз бога, они могли бы, по крайней мере, не позволять Кэйе и Дилюку безрассудно лезть туда, где их ждали опасности. И пресекать их попытки пожертвовать собой ради другого — Лиза была уверена, что что-нибудь подобное произойдёт, если ещё не. — Дорогая, во-первых, не накручивай себя. Понимаешь ведь, что сейчас мы ничего не сможем сделать? Они уже там, вот-вот окажутся на Драконьем хребте, и даже если мы сами туда отправимся, мы просто не сможем их найти. — Они уже там, — уточнила Джинн, и, поймав вопросительный взгляд ведьмы, пояснила: — Воля Небес Цисин оказалась достаточно великодушной, чтобы помочь им добраться до отмели Яогуан. Оттуда до подножия горы — день пути. — Разве это не хорошо? Джинн медленно покачала головой. — Госпожа Нин Гуан не писала много, но сообщила, что Кэйа выглядел… болезненно. Лиза затихла. Конечно, Нин Гуан не была посвящена в подробности состояния Альбериха (если, конечно, не узнала обо всём через свои обширные связи), но раз уж она так писала… Должно быть, повод для беспокойства имелся. — Во-вторых, — взяла себя в руки Лиза, — они вместе. Пока они вдвоём, неважно, что случится — я уверена, что они со всем справятся. Вот увидишь, они скоро вернутся. А нам остаётся только верить в них. Больше они не говорили. Что можно было сказать? Джинн понимала, что поздно что-то делать; теперь всё зависело от самих Кэйи и Дилюка. Как там Лиза сказала? «Пока они вместе, всё хорошо»? Лиза коротко поцеловала Джинн в щёку, выскользнула из кабинета, оставляя магистру немного времени на размышления — уже не такие тяжёлые, хоть всё ещё нерадостные. И всё же обе девушки чувствовали, что там, среди снегов, всё шло вовсе не так гладко, как хотелось бы. * Джинн понятия не имела, что волноваться ей стоило не о капитане, а о Дилюке: Кэйа едва мог выносить жар его тела — и жар этот был далеко не таким приятным, каким мог бы. Его дела тоже обстояли не лучше — правой рукой уже тяжело было двигать под тяжестью наросшего льда, дышать ровно не получалось из-за постоянного бега, а меч грозился вот-вот выскользнуть из онемевших пальцев. Когда ему показалось, что будет лучше просто спрыгнуть вниз, стать лёгкой добычей для хиличурлов и надеяться, что Дилюка кто-нибудь спасёт, его кожи коснулся едва заметный ветерок. Это были не окружавшие вершину смертоносные порывы ветра, а ласковое дуновение, мигом напомнившее о доме — о Мондштадте, конечно. Венти. Кэйа едва не рассмеялся — а пьяница-бард умел красиво напомнить о себе. Ветерок закружился, превращаясь в воздушный поток, и Кэйа раскрыл планер, взмывая ввысь с Дилюком на руках. Хотелось бы подняться так до самой вершины, но воздушный поток обрывался примерно на трети пути на Шип. Кэйа не расстроился — это в любом случае было лучше, чем ничего. Казалось, будто ветер, ниспосланный самим архонтом, принёс с собой новые силы: Дилюк стал дышать ровнее, и пусть жар и не думал отступать, больше Кэйе не казалось, будто тот перестанет жить в следующую минуту. Сам Кэйа тоже почувствовал себя лучше — враги остались далеко внизу, Дилюку стало лучше, и рыцарь смог наконец сделать несколько глубоких вдохов-выдохов: лёд перестал нарастать, а присутствие Дилюка рядом скоро растопило оставшийся. Они приземлились на очередной уступ, с которого открывался чудесный вид на разъярённых хиличурлов — те топтались внизу, размахивали дубинками и выкрикивали ругательства на своём языке. Кэйа показал им язык. — Торжественно клянусь помолиться Барбатосу и заставить Розарию выучить его имя, — Альберих даже руки сложил в подобии молитвенного жеста. Скорее всего ему показалось, но издалека будто бы донеслось весёлое «ехе». Впрочем, сейчас стоило подумать о более насущных проблемах — лагеря гильдии не наблюдалось поблизости, а Дилюку всё ещё требовалась помощь и крыша над головой. — Держись, пожалуйста, — шепнул он, не уверенный, что Рагнвиндр разберёт хоть слово, — я тебе не позволю тут умереть. Размяв затёкшую правую руку и покрепче перехватив меч, Кэйа ещё раз взглянул вниз — там снова замелькали шарики щитов магов Бездны. Не обращая на них внимания, он начал идти вперёд, по направлению к вершине. Он едва ли прошёл десяток метров, как за ледяными глыбами показался вход в огромную пещеру. Кэйа знал, что через неё можно подняться выше — если не заблудиться, конечно, однако сейчас путь туда был ему закрыт. Дилюк не мог сам идти, а на узких ледяных мостиках толпились очередные группки хиличурлов. Победить их Кэйа смог бы; удержаться на скользкой поверхности и не свалиться вниз вместе с Дилюком — вряд ли. Пришлось развернуться, проклиная собственную беспомощность. Наверняка будь всё наоборот — в смысле, будь Дилюк в состоянии идти, — он бы и глазом не моргнул, раскидал бы всех врагов за считанные секунды. Кэйа отмахнулся от подобных мыслей. Он знал, что Дилюк тоже не был всесилен; и даже если бы справился лучше, не стал бы этим хвастаться. К тому же чего было думать о том, что не могло произойти. Маги Бездны оживились, увидев вернувшихся путников, тут же скучковались, чтобы следом разбрестись в разные стороны и скрыться среди ледяных скал. Даже понимая их язык, Кэйа сверху не мог разобрать ни слова из-за вновь поднявшейся метели, потому лишь пожал плечами и продолжил идти — неизвестно куда, лишь бы в сухое тёплое место. Наверное, архонт их благословил: такое место нашлось спустя пять минут ходьбы. Опасная тропинка, одним концом уходившая в пещеру под горой, вторым упиралась в небольшое углубление в ледяной скале. Внутри — о чудо! — находился постамент с маленькой тёплой феей внутри. Кэйа мысленно поблагодарил того, кто привёл эту крошку домой. Снаружи всё ещё бушевала метель, но внутри было спокойно, тепло и безопасно — о большем и мечтать было нельзя. Дилюк, почувствовав, как лютый мороз, сковавший тело, отступал, приоткрыл глаза. — Кэйа… — Тише-тише. Мы в безопасности. Не говори много, — Кэйа уложил его на промёрзшую землю, торопливо залез в рюкзак, вытаскивая скрученный соломенный настил. Не мягкая кровать в семейном поместье, но Дилюк недовольства не высказал. Продолжая копаться в вещах в поисках лекарств, Кэйа случайно сделал шаг назад, чтобы тут же наступить на что-то круглое. Раздался звон, предмет покатился по земле и закатился в тёмный угол пещеры, откуда послышалось шуршание. Кэйа медленно развернулся, сталкиваясь с тремя парами светящихся глаз. Он инстинктивно поднял с земли свой меч, но не успел даже взмахнуть им, как глаз привык к сумраку, и вокруг светящихся точек появились очертания лисят. Ох. Первым желанием было прогнать их наружу — исключительно ради того, чтобы защитить от возможной страшной смерти во льдах. Кэйа ещё живо помнил, какой ужас испытал, осознав, что убил ни в чём не повинное существо на юге Мондштадта. Но за пределами пещеры лисят ждала смерть более вероятная, чем здесь. Кэйа точно не собирался никого замораживать — пока тут был Дилюк, Кэйа готов был сам выйти наружу и остаться там навечно, но он бы не позволил себе навредить ему. — Ладно, идите сюда, — дружелюбно позвал он, поднимая круглую грубо сделанную миску и складывая туда несколько закатников. Сам он есть не хотел, а Дилюку фрукты сейчас точно не требовались. Лисята недоверчиво переглянулись, а затем один, самый смелый, прыгнул вперёд, схватил в зубы закатник и с ним вновь вернулся в угол. По крайней мере, они не остались голодными. Кэйа же вновь зарылся в рюкзак, выискивая что-нибудь, что могло помочь. По большей части он хранил у себя бинты и лекарственные мази, способные залечить раны; кто бы знал, что стоило делать ставку на обычные жаропонижающие. Снаружи раздался грохот, не предвещавший ничего хорошего, но Кэйа упрямо продолжал игнорировать всё, что не касалось Дилюка. * Дилюк приходил в себя медленно, по кусочкам складывая картинку вокруг. Слышно было завывание ветров, но оно доносилось снаружи, и он сосредоточился на более близких звуках. Кто-то громко чавкал в стороне, и Рагнвиндр на мгновение представил, что это хиличурлы, доедавшие чью-то плоть. Рядом чертыхнулся Кэйа, что-то уронив, и Дилюк выдохнул — точно не хиличурлы. Он попытался его позвать, но вышел жалкий хрип, не похожий даже на человеческий звук. Кэйа, однако, тут же вынырнул из своих мыслей, подполз ближе и с истерическими нотками в голосе поинтересовался, как Дилюк себя чувствовал. — Нормально, — выдохнул Дилюк, хотя это было очень далеко от правды. В голове стоял шум, глаза было сложно долго держать открытыми, было жарко; а ещё мерзко. Дилюк поверить не мог, что одно падение в холодную воду могло так его подкосить. И ладно бы это произошло в Мондштадте — там заботливая Аделинда за сутки подняла бы его на ноги. Но здесь, в тисках лютого мороза хребта, да ещё и с Кэйей рядом, которого нужно было защищать… Худшего кошмара нельзя было и представить. Кэйа видел, что всё плохо. Дилюк едва осознавал, где находился, дотронуться до него было страшно — от него чувствовался жар даже в паре метров. Лисята, доевшие своё угощение, несмело подползли к больному, и теперь свернулись калачиками рядом, будто пытаясь своим присутствием облегчить его состояние. — Люк, — тихонько позвал Кэйа, достав таки из рюкзака лекарственное снадобье. Дилюк лишь слабо промычал в ответ что-то нечленораздельное. Однако несколько глотков горького зелья сделал, даже не скривившись в лице. Кэйа неуверенно коснулся пальцами его лица. Он чувствовал ими тепло, родное и свойственное только Дилюку; и вместе с тем он ощущал жар болезни, от которого теплее не становилось — только хотелось отдалиться. Дилюк ему не позволил — дрожащей рукой накрыл его, прижимая к лицу холодные пальцы. И снова затих, стараясь быстрее прийти в себя и избавиться от противного тумана в голове. Снаружи вновь раздался грохот; теперь он был ближе к пещере, чем раньше. — Люк, — вновь повторил Кэйа, — мне надо посмотреть, что там происходит. Дилюк, до этого спокойно лежавший, вдруг нервно заёрзал на соломенной подстилке. Он не мог толком сформулировать мысли в слова, но почему-то желание Кэйи выйти наружу вызывало в нём тревогу. Будто бы выйди Кэйа туда, на мороз — назад не вернётся. Однако Альберих уже поднялся, проигнорировав молчаливый протест, и отступил от входа в пещеру на несколько шагов. О, он догадывался, что увиденное его не обрадует. Внизу, там, где сквозь метель светились щиты магов Бездны, появился новый участник охоты за добычей. И, разглядывая гигантского лавачурла, покрытого инеевым панцирем, Кэйа решил, что стоило их всех убить ещё там, внизу. Та мысль о прыжке вниз, чтобы заморозить всех вокруг, не казалась теперь такой глупой. Он вернулся назад, судорожно обдумывая план действий. — Что там такое, — то ли спросил, то ли просто сказал Дилюк, явно ощущавший себя чуть лучше, чем минутами ранее. Кэйа лишь подивился — казалось, тот выздоравливал на собственном упрямстве. — Лавачурл, толпа магов Бездны и десяток хиличурлов, — вздохнул Кэйа. Ну не скрывать же масштаб проблемы. На самом деле, всё было не так плохо. Лавачурл не мог добраться до них — даже его мощные лапы не были настолько сильными, чтобы подпрыгнуть вверх на десяток метров. А если бы и допрыгнул — не удержался бы на узкой тропинке, свалившись вниз. Стрелы хиличурлов тоже не доставали до их укрытия, и лишь маги Бездны представляли собой угрозу — если, конечно, решились бы нападать после смерти своего товарища. Но их целью было привести сюда лавачурла, и теперь они только кружились вокруг него, будто детишки, позвавшие старшего брата отомстить обидчикам. Дилюк попытался встать. — Дай мне пару минут, — слабым голосом сообщил он, сжимая в руках меч. Кэйа присвистнул: он его даже поднять сейчас был не в силах. — Так, давай без глупостей. Лежи, — лёгким толчком в грудь Кэйа заставил его опуститься обратно на солому. Стены пещеры сотрясло. Кэйа вновь высунулся наружу, подмечая, как лавачурл отламывал осколки от ледяной глыбы поблизости себя. Их-то он и бросал вверх. Наверняка маги Бездны надоумили — сам он, пусть и был силён, вряд ли смог бы додуматься до такой очевидной вещи. — Но… — Лежи! — Кэйа повысил голос, не столько от раздражения, сколько от безысходности — он вновь не знал, что делать. Рано или поздно броски лавачурла обрушат пещеру, в которой они спрятались, похоронив в снегах двух мужчин и трёх лисят. Или на шум сбегутся хиличурлы из подгорной пещеры рядом, а им не составит никакого труда разобраться с двумя едва способными себя защитить людьми. Кэйа знал, что можно сделать. Решение было у него с самого начала, но он всё надеялся, что какое-то чудо их спасёт. Что же, ветряной поток и был тем чудом, а далее архонты, по-видимому, отвернулись от них. — Люк, — позвал Кэйа, собираясь предложить свой — безрассудный — план. — Даже не думай, — нахмурился Дилюк, без слов понимая, что задумал Кэйа. Это мышление на двоих иногда очень мешало. — Ты тоже понимаешь, что это единственный выход, — терпеливо начал объяснять Кэйа. Лисята вдруг синхронно подняли мордочки, переглянулись, и заворочались под боком Дилюка все вместе, тесно прижавшись друг к другу. — Нет, — Дилюк поднял руку, поймал ею ладонь Кэйи и вздрогнул, впрочем, сразу же прижал к груди. — Да, — поспорил Кэйа, чувствуя себя странно. Мало было всего, происходящего снаружи. — Кэйа… Тёплая фея заметалась на своём постаменте, и Кэйа понял, что произошло: вокруг снова становилось холодно, и причина была уже не в лютом морозе. Он снова замораживал всё вокруг, и потрескивание льда на сводах пещеры было тому подтверждением. Глаз ожидаемо закололо, но Кэйа не позволил себе обращать на это внимания. — Ты понимаешь, что происходит? Я снова замораживаю всё вокруг. Останусь — и к утру мы все тут погибнем. Лисята жалобно заскулили, будто понимали, что происходит нечто печальное. Дилюк отчаянно сжал руку Кэйи своей. — Не надо. Но Кэйа уже знал, что сделает. — Они тебя не тронут, — пообещал он, — постарайся выздороветь как можно скорее. В рюкзаках есть ещё немного лекарств и достаточно еды. Он поднялся, но Дилюк, конечно, не отпустил его руку. — Кэйа, ты ведь обещал, — еле слышно сказал он, — обещал, что больше не оставишь меня. Кэйа отвёл взгляд. Да, он говорил нечто подобное, но разве мог он позволить себе остаться сейчас? — Прости, — только и смог выдавить из себя он, резко вырывая свою холодную ладонь из тёплой, — прости, Люк. И, не говоря ничего более, скрылся в метели, чтобы одним прыжком оказаться среди врагов, раскидав их в стороны. Лавачурл и маги Бездны, не впечатлённые атакой в падении, злобно двинулись на него, окружая кольцом. — Молитесь, — дерзко посоветовал им Кэйа, обнажая меч и двигаясь прочь от пещеры, из которой его отчаянно звал Дилюк.