Замерзающий

Кэйа нервно усмехнулся. Дилюк знал? Это была шутка такая? Вообще-то это Кэйа, осознав, что именно только что сделал, хотел рассмеяться и выставить своё признание неудачной шуткой. — Знаешь что? — глупо уточнил он. — Знаю, что ты любишь меня. Хорошим знаком можно было считать то, что Кэйа ещё дышал. Отличным — то, что вокруг Дилюка не полыхал огонь. А плохим, очень плохим знаком, Кэйе казалось собственное сердце, грозившее вот-вот вырваться из грудной клетки. — Почему? Теперь была очередь Дилюка усмехаться. Ну кто, кроме Кэйи, мог задать такой бестолковый вопрос? — Скажем так, твои якобы незаметные попытки флиртовать были весьма забавными. Кэйа несколько раз моргнул, повторил про себя слова Дилюка и зло нахмурился. Это что же выходило? Он весь извёлся в борьбе с самим собой, как мог старался скрыть свои чувства, раздумывал над каждой фразой, чтобы не осквернить Дилюка одними только словами о своей ненужной извращённой любви; а он всё знал? Про какие попытки флиртовать он говорил? Неужели понял ещё в Мондштадте? Неужели каждый раз, как Кэйа позволял себе немного вольности в выражении привязанности, Дилюк понимал его намёки? Так ещё и считал их весёлыми? — Забавными? Тогда надеюсь, что ты достаточно посмеялся, потому что прямо сейчас я соберу свои вещи и пойду один… Дилюк перебил его движением рук — положил их на плечи всё ещё нависающему сверху Кэйе и мягко надавил, призывая опуститься обратно. Кэйа упрямился и даже не подумал сдвинуться. — Ты опять видишь в моих словах какой-то плохой подтекст. Внутри Дилюка всё пылало, и ему стоило больших усилий держать на лице маску спокойствия. Он не ожидал, что Кэйа раскроет себя так рано, так спонтанно, не был готов к разговору, к которому стоило начать готовиться ещё на винокурне. Как всегда, с Кэйей всё шло не по плану. Впрочем, напуганное и растерянное лицо рыцаря говорило о том, что он и сам не планировал признаваться сегодня. Они были в равных условиях. «Может быть, оно и к лучшему, что я не думал об этом разговоре раньше», — решил Дилюк и всё же опустил Кэйю обратно себе на грудь, крепко прижимая и не позволяя вырваться. А то и впрямь сорвётся один куда-нибудь. — Я сказал, что это было забавно, но не в смысле «смешно». Я никогда бы не стал смеяться над твоими чувствами, какими бы сложными ни были наши отношения. Кэйа ещё пару раз дёрнулся в попытках отстраниться, но безуспешно. Дилюк, казалось, был настроен на серьёзный разговор. Зачем при этом нужно было лежать в обнимку на полу, Кэйа не понимал, но послушно прижался щекой к крепкой груди, слушая биение сердца под ухом. — Твои попытки флиртовать были, скорее, «милыми». Не уверен, как правильно описать то, что я чувствую, чтобы ты опять не напридумывал себе всякой ерунды. Сердце Кэйи вытворяло что-то совсем уж невозможное. Оно то колотилось, словно бешеное, то замирало на несколько секунд, а после каждого слова его будто пронзали острейшим мечом. Ощущалось это короткими вспышками боли, но следом наваливалась тягучая усталость, и сердце успокаивалось, возвращаясь к привычному размеренному стуку. Кэйа чувствовал тепло в груди, и было оно вызвано вовсе не прикосновениями Дилюка. Оно было вызвано его словами, теми, которые были сказаны тихо и спокойно, немного хрипло, теми, которые проникли под кожу и застряли там щемящей нежностью. — Что значит «милыми»? — шёпотом спросил он. Дилюк медленно подвинул одну руку со спины Кэйи на его голову и погладил по спутанным волосам. Он так и не снял перчаток, предпочитая находиться в них на протяжении всего путешествия, но сейчас очень хотел отступить от своих принципов и избавиться от плотной ткани, чтобы кожей почувствовать сухие синие прядки. Дилюк знал, что волосы Кэйи сухие: выяснил это ещё в далёком детстве. Когда Альберих только появился на винокурне, волосы его были гладкими и блестящими, сияли на солнце. Но для Кэйи, прожившего в подземном королевстве долгие годы, яркое мондштадтское солнце оказалось губительным. Спустя полгода они потускнели, стали тоньше, а дикие ветра высушили их. Тогда Дилюк ничего не знал о павшей стране и по-детски старался помочь: выпросил у Аделинды десяток разных шампуней и лично мыл волосы Кэйи, осторожно расчёсывал их дорогими гребнями, заплетал в косу. Сам Альберих не переживал — говорил, что всё в порядке и действительно не видел смысла в ежедневных «оздоровительных» процедурах. Один раз только сильно расстроился, когда Дилюк бездумно ляпнул «ты так лысым останешься», когда Кэйа отказался мазать пряди вонючим «лекарственным» маслом. Он тогда даже расплакался, нажаловался Крепусу, и они не разговаривали целый день. Сейчас Дилюк вспоминал это с улыбкой, но тогда… — Это значит, что мне не было неприятно от твоего внимания. Кэйа всхлипнул от очередного приступа нежности. — И как давно ты знаешь? — Не так давно, как ты мог подумать. С того момента в моём кабинете, когда ты что-то сказал про мою слепоту. У Кэйи покраснели щёки. Как же хорошо, что Дилюк тогда не слышал его мыслей! — Но что дальше? Я понимаю, что тебе теперь неприятно быть рядом со мной, и, думаю, мне действительно стоит сейчас свернуть на хребет одному. Дилюк с грустной улыбкой вздохнул и всё же стянул с левой руки перчатку, голыми пальцами запутываясь в волосах Кэйи, начиная аккуратно перебирать пряди и слабо массировать голову. — Мне не неприятно. Ты не делал ничего, что могло бы доставить мне неудобств. — Разве сами мои чувства не доставляют тебе неудобств? Я не должен был влюбляться, у меня нет никакого права чувствовать… всё, что я чувствую. Почему ты не кричишь и не прогоняешь меня? Почему сейчас так близко? Почему ты не смотришь на меня с отвращением? Речь Кэйи под конец стала прерываться шумными всхлипами, а сам он сжал плечо Дилюка пальцами. — Прежде чем я отвечу тебе, скажи, что именно ты чувствуешь? — Я ведь говорил уже в беседке. Теперь ты точно знаешь, что всё это было про тебя. — Кэйа, пожалуйста, скажи это сейчас, — мягко прошептал Дилюк, — тогда всё было иначе. Он не хотел давить на капитана и заставлять его, и, откажись Кэйа говорить, Дилюк понял бы, перестал бы вытягивать правду. Но, прежде чем ответить на признание что-то кроме «знаю», он должен был убедиться, что всё это время Кэйа не врал. Ему было противно — но не из-за чувств рыцаря, ни в коем случае. Ему было противно от себя, от осознания, что сейчас он вновь не верил Кэйе и требовал от него ещё больше откровений. Он слышал, как колотилось минутами ранее его сердце, и понимал, насколько ему тяжело, но и с собой не мог ничего поделать. «Клянусь Мондштадтом, если он заговорит, если доверится мне, я больше никогда не буду сомневаться в его словах», — принял он решение. Молчание затянулось и Дилюк с каждой секундой терял надежду. Когда он собрался прервать тишину, Кэйа заговорил. Совсем тихо, слабым и сиплым голосом, но в каждом слове его чувствовалась искренность. — Я люблю тебя, Дилюк. Люблю так, как не любил никого и никогда. Я не знаю, почему именно ты. Но я точно знаю, что думаю о тебе каждую минуту. Я рад каждому мгновению, проведённому рядом с тобой. Я счастлив, когда ты улыбаешься, пусть и вижу редко твою улыбку. Я чувствую тепло, когда ты рядом, и дело не в физическом ощущении — это другое тепло, которое разливается от сердца по всему телу и заставляет верить в хорошее. Я храню в памяти каждое твоё прикосновение и горю каждый раз, когда ты дотрагиваешься до меня. Я люблю твой голос, я люблю твои непослушные волосы, блеск твоих глаз, люблю твои сильные руки — всё в тебе люблю. Я представляю твой образ, закрывая глаза, и это помогает мне уснуть без страха. Когда я совсем не мог контролировать свои силы, когда боялся, что заморожу всех вокруг, я думал только о тебе, и мысли эти помогали вернуться в сознание. Я ценю всё, что ты для меня сделал, помню каждое твоё доброе слово, каждое полное заботы действие, и это действительно очень важно для меня. Я люблю тебя до боли в груди, до слёз отчаяния, я готов всё, что имею, бросить к твоим ногам; но знаю, что тебе от меня ничего не нужно. Я знаю, что ты до сих пор веришь мне лишь наполовину, и имеешь все основания и в эти мои слова не верить. И я ни в коем случае не хотел бы доставить тебе лишних забот своими чувствами. Я даже не думал признаваться, просто иногда рядом с тобой я вообще думать не могу. Иной раз, во время наших разговоров, я хотел просто молча обнять тебя и не отпускать никогда. Честно, я не хотел всё портить… Я не жду от тебя понимания или принятия, и уж точно не жду ответного признания. Я знаю, что это невозможно, что ты никогда не полюбишь меня, и я надеюсь со временем научиться нормально прятать свою любовь, чтобы не было больше подобных неловких ситуаций. Я понимаю, что после всего услышанного ты возненавидишь меня, прогонишь, я знаю, что ты будешь презирать меня и считать душевнобольным, и будешь прав во всём. Но пусть так. Единственное, о чём я осмелюсь просить тебя, так это о снисхождении к моей уродливой грязной душе хотя бы на пару минут. Позволь мне побыть рядом ещё немного, прежде чем всё разрушится. Горло сдавили подступающие слёзы. Кэйа мысленно отругал себя — совсем плаксой стал в последнее время. Он приподнялся, опираясь одной рукой в пол, чтобы видеть лицо Дилюка в момент конца. И готов был ко всему. И к гневу, и к насмешкам, презрения и разочарования ждал. А увидел только блестящие в звёздном свете слёзы. — Что ты?.. — поражённо спросил он, не найдя других слов. Кэйа испуганно смотрел Дилюку в глаза, не понимая, что с ним происходит. Он не говорил ничего, только дышал прерывисто, а глаза его были полны влаги. Слёз Рагнвиндра рыцарь не видел с того самого злополучного дня, и был уверен, что не увидит никогда больше. — Мне так жаль, — выдавил из себя Дилюк. — Я не презираю тебя, не ненавижу и точно не прогоню. Ты сказал, что не ждёшь ответного признания, но кое в чём я всё-таки должен сознаться. Кэйа мелко задрожал, и Дилюк крепче прижал его к себе. Несколько солёных капель скатились по его щекам и утонули в волосах, сердце заметалось в плену грудной клетки, словно отговаривая, но Дилюк всё же сказал: — Я верю тебе. Он почувствовал как стало легко дышать, несмотря на душившую горечь в горле. — Я верю тебе и всему, что ты говоришь. Каждому твоему слову. Прости меня за то, что это заняло так много времени. Теперь уже и Кэйа не сдерживал слёз и плакал, оставляя на чёрной рубашке Дилюка влажные следы. Он цеплялся за его плечи и шею, старался выразить через эти движения все накопившиеся эмоции, но на самом деле чувствовал слишком много, чтобы уместить это в слова или действия. Потому он лишь продолжал рыдать, не стесняясь больше ни сказанных слов, ни своей слабости. Дилюк же сморгнул ненужные слёзы, но пожар в груди и не думал утихать. Верить Кэйе спустя столько лет оказалось удивительно просто. Мужчина не забыл всей услышанной лжи, всей причинённой боли, но не хотел больше прошлыми ошибками Кэйи оправдывать собственное недоверие. Всё, что только что сказал Альберих, звучало до невозможности настоящим, сам Кэйа сейчас был настоящим, не скрывал своих чувств, и с таким Кэйей хотелось говорить без остановки. — Я не понимаю, почему именно я. Во мне нет ничего особенного, и ты мог бы получить взаимность от любого человека: тебе вряд ли бы кто отказал. Ты мог бы получить в ответ такие же сильные чувства, мог бы быть по-настоящему счастлив, и тебе не пришлось бы считать свою душу уродливой и грязной. Тебе не пришлось бы испытывать такую боль от чувства, которое должно приносить только счастье. Кэйа пылко возразил: — Я счастлив! Потому что смог, наконец, поговорить с тобой, потому что мы отправились вместе в это путешествие, потому что ты стал немного чаще улыбаться. Мне достаточно знать, что у тебя всё хорошо, чтобы быть счастливым. — Это не совсем так, ты же знаешь, — без улыбки произнёс Дилюк, — может быть, тебе действительно хватает моих улыбок, но не обманывай себя: тебе безумно больно. Если бы было иначе, ты бы не плакал сейчас навзрыд. С этим Кэйа спорить не смел. Он и впрямь не мог остановить поток слёз уже несколько минут, а внутри всё трепетало. — Знаешь, мне присылают бесчисленное количество писем, и во многих из них — признания в любви. Из уважения к отправителям я лично читаю каждое, и в каждом люди выражают свои чувства. Кто-то пишет словно настоящий писатель, кто-то использует даже в любовных письмах бранные слова, ну а некоторые описывают свои эмоции на десятки страниц. Но ни одно из этих признаний, каким бы искренним ни было, не заставляло меня плакать. Кэйа хотел было сказать, что признания в любви вообще не должны доводить до слёз, но услышанное заставило распереживаться ещё сильнее. Зачем Дилюк это говорил? — Потому что кроме слёз я ничем не могу выразить то, что сейчас чувствую сам. Пока ты не начал говорить, я думал, что наш разговор опять закончится недосказанностями. Я не знал, могу ли верить тебе даже в тот момент. Но когда ты начал говорить… Кэйа, честное слово, никто и никогда ещё не признавался мне в любви вот так. И я хочу верить в твои слова, как и во все, что ты сказал до этого. Потому что я не могу представить, что такие слова можно говорить не от всего сердца. И поэтому я доверяю тебе. Полностью, Кэйа, абсолютно полностью. Дилюк больше не плакал, но по-прежнему не мог бороться с охватившим его счастьем. Маленькие остатки сомнений и обид внутри бунтовали, молили перестать говорить и уйти, просили не доверять, чтобы не испытать ещё большего разочарования в будущем. Но Дилюк доверял только сердцу, которое колотилось в унисон с сердцем Кэйи, доверял своим рукам, которые бессознательно сжимали волосы Кэйи и его рубашку, доверял губам, которые незаметно в жесте заботы коснулись макушки рыцаря. — Я не могу ответить на твои чувства, — с искренней горечью произнёс Дилюк. Под повязкой глаз Кэйи закололо. — Но я могу быть рядом, как и обещал. Я не позволю тебе пойти на хребет одному. Я не буду сторониться тебя, ненавидеть или презирать. Я уже говорил, что мне не всё равно, потому что ты… дорог мне. — Разве не противно тебе прикасаться ко мне после всего, что ты услышал? Дилюк глухо рассмеялся. — Архонты, Кэйа, перестань думать о себе настолько плохо. Нет, мне не противно. Ты сказал, что хотел бы обнимать меня, не отпуская, да? Кэйа кивнул, насколько это позволяло лежачее положение, неожиданно смутившись. Он правда это сказал? — Боюсь, отпускать иногда придётся, но я не против подарить тебе столько объятий, сколько ты захочешь. — Заметив резкое движение рыцаря, который попытался встать, Дилюк продолжил: — В пределах разумного. Мне не противно касаться тебя, и тем более не противно обнимать. Мне нравится быть рядом с тобой. — Прекрати говорить настолько смущающие вещи! — воскликнул Кэйа. — Я всего лишь говорю правду. Проясню сразу: мне весьма приятно обнимать тебя, но я не вкладываю в объятия никакого романтического смысла. Мне нравится заботиться о тебе и поддерживать, и я искренне радуюсь, когда ты просто улыбаешься. — Разве это не похоже на то, что чувствую я? Дилюк резко покраснел. — Это другое! Он был так смущён внезапной схожестью их чувств, что не заметил, как Кэйа болезненно всхлипнул. — Я просто хочу быть рядом как твой близкий человек. Я не хочу как-либо называть свои чувства к тебе. Я просто хочу быть рядом, верить тебе и видеть твои улыбки. Кэйа хотел сказать, что рад этому больше, чем когда-то был рад новости о своём возможном спасении; но боль в глазу сдавила горло, проникла в голову и вырвалась наружу проклятым льдом. Альберих еле успел оттолкнуться руками от тела Дилюка и свалиться на пол рядом, прежде чем лёд покрыл разом половину лица. — Кэйа! — закричал Дилюк и бросился к рыцарю. — Не подходи! — ещё громче закричал Кэйа. Он заметил, что говорить стало трудно, пальцами осторожно коснулся своих губ и замер: половина его лица ничего не чувствовала. Даже язык, казалось, заледенел наполовину — ещё двигался, но медленно, словно бы застрял внутри банки с концентрированным соком закатников. — Нет, — жалко прошептал он. Лёд, будто насмехаясь над неспособным противостоять человеком, с треском пополз по беззащитному телу дальше — на шею и плечо, а затем и ниже, да так быстро, как никогда раньше. Дилюк смотрел с болью во взгляде. Только что он обещал быть рядом, а теперь не мог ничем помочь. Глаз Бога его сейчас был бесполезен — так и не накопил достаточно энергии даже для крохотного огонька. Никаких заклинаний, способных помочь в такой ситуации, Дилюк не знал. — Дилюк, отойди, я не знаю, что могу сделать, — из последних сил прошептал Кэйа. И во взгляде его было лишь смирение. — Прекрати! — закричал Дилюк настолько громко, насколько позволяли лёгкие. Опять, после всех их разговоров, Кэйа готов был умереть сам, но просил Дилюка держаться подальше. Боялся ранить. Замерзал сейчас Кэйа, но слабым и беспомощным себя чувствовал Дилюк: он ведь обещал, что растопит лёд, а теперь ни единой искры не появлялось на его пальцах. И тут его осенило: он ведь всё ещё мог согреть Кэйю другим способом. Дилюк потянулся свободной от перчатки ладонью к лицу Кэйи, но тот только отшатнулся. Лёд на его руке начал принимать до ужаса знакомую Дилюку форму — ту, при которой кристаллы льда впивались под кожу. Он больше не позволил себе медлить. Поднялся, поймал руку Кэйи в свою, постарался обхватить там, где лёд был особенно агрессивным. Он наблюдал, как под пальцами тает злая стихия, смотрел на лицо Кэйи, надеясь уловить там облегчение, но вместо этого снова увидел гримасу боли. Растаяв под пальцами Дилюка, лёд поспешил пробраться туда, где ему ничто не мешало. — Кэйа, — позвал мужчина. Но Кэйа не ответил: еле успевал дышать между хрипением, глаз его смотрел куда-то вдаль. Дилюк протянул вторую руку ко льду, надеясь ускорить таяние, но под ней лёд не исчез. От Кэйи добиться ответа было невозможно, и в панике Дилюк попытался вспомнить, что упустил. Он взглянул на левую руку, которая уже касалась рубашки рыцаря, разрушив преграду изо льда, и понял. Кэйа говорил когда-то, что чувствует тепло его тела. Не одежды. — Не дёргайся, — серьёзно сказал Дилюк, перед тем как снять с себя рубашку. От Кэйи чувствовался лёгкий холодок, и голой кожей он ощущался гораздо сильнее, чем до этого. Шёлковая рубашка Кэйи промёрзла с одной стороны насквозь, но молния по центру ещё оставалась нетронутой. Дилюк дёрнул бегунок вниз, расстёгивая одежду, стянул её с плеч Кэйи, буквально разбивая замороженную рубашку на части, и прижался обнажённым торсом к ледяной коже. От первого же касания в воздухе появился пар. Это не было элементальной реакцией, но лёд на теле Кэйи таял от резкого прикосновения кожи Дилюка. Всего за пару минут проклятие пало, оставив после себя лишь уже знакомые Дилюку тёмные прорези вен, которые тоже вскоре исчезли. Один только глаз под повязкой светился. — Как ты себя чувствуешь? — спросил Рагнвиндр, не спеша отстраняться. — Хорошо, — честно сказал Кэйа. Лёд исчез, и больше не было боли, пронзающей руку и мешающей дышать. Было только тепло Дилюка, ощущавшееся повсюду, и покалывания в правом глазу. — Хорошо, — повторил Дилюк. Он отодвинулся, чтобы видеть лицо Кэйи, но не прервал объятий. — Можно? — спросил он тихо, рукой касаясь ремня повязки. Кэйа вздрогнул, но не стал препятствовать, только кивнул медленно, закрывая здоровый глаз. Дилюк медленно подцепил ремешок, нащупал застёжку, и в тишине раздался щелчок. Повязка упала, раскрывая ужасную правду. Дилюк молчал. Кэйа впервые смотрел на него двумя глазами. Один был уже давно знакомым — фиолетовым с остроконечным зрачком. Необычным, но родным. А второй… Дилюк бы сказал, что глаза там вообще не было. — Ты им видишь? — Вижу. Хоть и не отказался бы вырвать его к бездне и остаться слепым на один глаз. Ресницы на правой стороне лица были белёсыми, будто седыми. Белок был заметно темнее, песочного цвета, а в нем плавал кусок льда. Дилюк сжал зубы, но от комментариев воздержался. — Не ври себе, — усмехнулся Кэйа, — это ужасно, и тебе не нужно делать вид, что всё нормально. Это правда было ужасно. Вместо правого глаза у Кэйи была обыкновенная ледышка безжизненного голубого оттенка, а вместо зрачка был чёрный кристалл льда. От него в стороны расходились тонкие чёрные полосы, словно бы чернила растеклись. Кэйа понимал, какое отвращение испытывал Дилюк, но продолжал смотреть ему в глаза. Всё, последняя тайна, больше ему нечего скрывать. — Он не ужасен, — улыбнулся Дилюк. — Не играй в благородного. — Ты знаешь, что я не играю. — Архонты, Дилюк! У меня вместо глаза проклятый кусок льда, который светится иногда по ночам и выглядит как ночной кошмар любого здравомыслящего человека! Не надо делать вид, что тебя это не пугает! И снова Дилюк лишь мягко улыбнулся. — Не пугает. — Не надо меня жалеть! Скажи уже, как есть, скажи, что тебе хотелось бы забыть этот ужас и не видеть никогда больше! И… что ты делаешь? Дилюк медленно поднял правую руку, всё остававшуюся в перчатке, коснулся двумя пальцами губ Кэйи и так замер. Даже сквозь плотную ткань он чувствовал дыхание рыцаря. Заставив его замолчать, Дилюк поднял голову, смотря теперь сверху вниз, ещё раз присмотрелся к проклятому глазу и резко подвинулся вперёд. Кэйа зажмурил глаза. Когда-то один из рыцарей Ордо Фавониус увидел его глаз. Кричал так истошно, что Кэйа едва не оглох. Тогда он сам ещё не был капитаном, и миссия та была плохо организована, и невольный свидетель пал в бою, не успев никому рассказать об ужасе, скрытом под повязкой. Кэйа искренне сочувствовал друзьям погибшего, но в глубине души против воли ощущал облегчение. Никто тогда не узнал. Только вот одного взгляда рыцаря в тот день оказалось достаточно, чтобы понять: такое никто не примет. Но вместо криков или ударов Кэйа ощутил жар тем самым проклятым зажмуренным в страхе глазом. Пришлось приоткрыть здоровый, чтобы увидеть, что Дилюк… Что делал? …целовал его проклятый глаз. Закрытый, конечно, но от этого не менее ужасный. — Прекрати, не надо, он ужасен! — запричитал Кэйа. — Нет, — твёрдо ответил Дилюк, щекоча губами веко. Переходить к стадии поцелуев он сейчас не планировал (а в идеале — вообще никогда), но как ещё он мог убедить Кэйю в его «нормальности»? Как ещё мог дать понять, что не бросит его ни при каких условиях? Это же Кэйа, слова до него не всегда доходили с первого раза. — Он весьма необычен. И так скажет любой, потому что во всём Тейвате не встречаются люди с подобной особенностью. Но я не считаю тебя ужасным из-за этого. Для большей убедительности Дилюк вновь поцеловал его веко, а затем ещё и ещё, наслаждаясь замедляющимся дыханием. Кэйа доверился ему весь, открылся полностью, и внезапно Дилюк ощутил острую необходимость сделать то же. — Сними её, — сказал Дилюк, поднимая правую руку. Ту самую, с которой он ни разу не снял перчатки в присутствии Кэйи. Не считая той ночи на винокурне, конечно, но тогда было темно и не считалось. — Ты не обязан, — почти сразу взъелся Кэйа. — Я знаю. Но ты хотел узнать, что я там прячу. А я доверяю тебе. Этого достаточно. Кэйа помедлил ещё несколько секунд. Конечно, ему было интересно. Поддавшись соблазну, он аккуратно стянул ткань с красивых пальцев. Свет звёзд не сразу осветил руку, и Кэйа не видел её. — У тебя чудесные руки, ты знаешь? — хихикнул он. Дело точно было не в выпитом вине. Дилюк не смутился, вопреки ожиданиям. — Неправда. Кэйа на ощупь гладил его пальцы, иногда лишь чувствуя тонкие царапины посреди безумно гладкой кожи. И что там можно было прятать? Стоило поднять руку на свет, как Кэйа понял. Тыльную сторону ладони пересекал широкий шрам. Рана давно затянулась, оставив после себя лишь грубые выпуклые рубцы, но показывать такое, например, на светских приёмах… было бы неуместно. Иная девушка могла и чувств лишиться от подобного кошмара. Кэйа с шумным выдохом перевернул доверенную ему руку, чтобы на ладони обнаружить точно такой же шрам. Видимо, когда-то оружие пронзило руку насквозь. — Кто это сделал? Теперь была очередь Дилюка резко выдохнуть в тишине. — Этого лучше не знать. Кэйа слабо улыбнулся, едва касаясь погладил шрам. — Разве не ты сказал, что доверяешь? — Я же показал его. История его появления весьма печальна, не хочу сейчас ворошить прошлое. Не хотелось напоминать Кэйе о том, что шрам этот появился в ту самую ночь от меча самого рыцаря. Защищаясь от пламенного гнева Дилюка, Кэйа тогда инстинктивно поднял меч, вытянул перед собой, надеясь, видимо, избежать огня, а сам Дилюк, распалённый ненавистью, взялся за меч голой рукой, чтобы второй занести собственное оружие. Уклоняясь от последовавшего удара, Кэйа ничего не заметил. Альберих был ни в чём не виноват — ни в той битве, ни в случайном ранении Рагнвиндра; только убедить его в этом было бы очень тяжело. Кэйа не стал настаивать, лишь продолжил медленно гладить ладонь со всех сторон, прижимаясь сильнее к горячему телу. Любопытство душило его, но рушить только-только родившееся доверие собственной дотошностью Кэйа не рискнул. Дилюк молчал, позволяя Кэйе греться о себя. Было ясно: всё теперь будет иначе, и непонятно, хорошо это или плохо. Но каждый из них стал сегодня чуточку счастливее. * Небо заволокло тучами, когда Кэйа уснул на плече Дилюка. Будить его не хотелось, и Рагнвиндр на руках отнёс уставшего рыцаря в его постель. А после долго стоял возле окна, размышляя. Всё прошло не так ужасно, как могло бы оказаться. Они не поругались, между ними не осталось секретов, и их отношения стали теплее. Возможно даже, сейчас они оказались как никогда ранее близки. Но вместе с тем Дилюк не знал, как теперь себя вести. Чувства Кэйи были настолько искренними и сильными, насколько это вообще было возможно. И от них хотелось кричать. Дилюк несколько раз оборачивался, смотрел на спящего капитана — тот смешно свернулся комочком и пытался во сне завернуться в одеяло, что вечно сползало на пол. «Какой же он милый», — промелькнула случайная мысль и Дилюк поспешил отогнать её подальше. Впрочем, мыслей о Кэйе всё равно становилось всё больше с каждой минутой. Дилюк не готов был дать даже примерное описание тому, что испытывал, но одно знал наверняка — при мыслях о Кэйе в груди разгоралось тепло, и Рагнвиндр очень хотел поделиться им с капитаном. Именно этим желанием он и оправдывал то, что спать лёг не в свою кровать. * Кэйа проснулся с лёгким головокружением. Он совершенно не помнил как уснул, да и вообще все события вчерашнего вечера казались спросонья нереальными. Они с Дилюком правда поговорили вчера? Просыпаться с ним рядом было необычно. Казалось, что это все ещё сон, и стоит зажмурить глаза, а после открыть их — и Кэйа обнаружит себя привычно одиноким. Но этого не произошло — он несколько раз моргнул, ущипнул себя для убедительности, а Дилюк всё ещё был рядом. О лучшем пробуждении Кэйа не мог и мечтать. Стараясь не мешать чуткому сну Дилюка, он перевернулся со спины на бок и замер, смотря, как утреннее солнце окрашивает его волосы во все оттенки красного. Кэйа тихо вздохнул, ощущая себя одной из многочисленных влюблённых в Дилюка мондштадтских девушек; но был не в силах спорить с собственным сердцем, которое едва не щемило от нежности. Не удержавшись, капитан невесомо прикоснулся пальцами к яркой прядке, спадавшей с плеча Дилюка на шею. Солнечный луч соскользнул с волос на лицо Дилюка, и он нахмурился во сне. Понимая, что Дилюк вот-вот проснётся, Кэйа предусмотрительно убрал руку. Спустя несколько секунд Рагнвиндр открыл глаза, убрал со лба спутавшуюся за ночь челку и в недоумении уставился на счастливо улыбающегося Кэйю. — Что ты тут делаешь? Кэйа испуганно дёрнулся назад, упираясь в стену, но в следующую секунду хитро прищурился: — Вообще-то это моя кровать. Дилюк перевёл взгляд на свою до сих пор заправленную постель и незаметно вздохнул. — Перепутал в темноте, — только и сказал он, невозмутимо поднялся и скрылся в ванной комнате. Кэйа мягко усмехнулся ему вслед — он прекрасно помнил, что через огромные окна луна и звёзды всю ночь освещали их временное жилище. Дилюк же, пытаясь возле зеркала причесать непослушные волосы, мысленно благодарил архонтов. За то, что Кэйа, в отличие от него, всегда спал так крепко, что даже залпами фейерверков Луди Гарпастум прямо под окном его было не разбудить. Судя по всему, ту часть ночи, в которой Дилюк неловко обнимал рыцаря за талию в попытке согреть, Кэйа успешно проспал. * Хозяйка (фактическая хозяйка) Ваншу застала их в столовой за поздним завтраком — практически все постояльцы уже разошлись по своим делам. — Планируете уехать после обеда? — уточнила она. — Да, — кивнул ей Дилюк, — я подойду к вам чуть позже. Женщина улыбнулась и спешно удалилась, не желая мешать гостям. Кэйа лениво отламывал кусочки от миндального тофу, но так ничего и не съел. Мысль о том, что скоро придётся уйти и продолжить путешествие, внезапно сильно расстроила его. Он знал, что впереди ещё долгий путь, но до гавани Ли Юэ оставалось совсем немного, и это не давало ему покоя. Дилюк, не замечая его изменившегося настроения, быстро доел и встал из-за стола, собираясь расплатиться за проведённое на постоялом дворе время. — Давай останемся тут ещё на день? — Кэйа двумя пальцами сжал рукав рубашки Дилюка, не позволяя ему отойти. — У нас нет столько времени. — Разве? До твоей встречи с тем виноделом еще несколько дней. Даже не торопясь, мы успеваем… Дилюк нахмурился, опустил на Кэйю неуверенный взгляд. — Дело не в моей встрече — её можно легко перенести и даже отменить. Дело в том, доживёшь ли ты до подъёма на хребет, если мы постоянно будем где-то задерживаться. Теперь нахмурился и Кэйа — конечно, он понимал, что время сейчас было не на их стороне. Понимал, что даже несколько часов промедления могут стоить ему жизни. Но здесь, в уютном номере Ваншу, где он наконец смог признаться в своих чувствах… Здесь хотелось провести еще немного спокойных минут. — Я знаю, но это место стало для меня очень важным. К тому же сейчас мне гораздо легче — глаз не болит и почти не холодно… — Да ты же буквально вчера чуть не погиб! — Это было вчера! — Кэйа. Альберих замолчал, понимая, что в этом споре его аргументы заведомо проигрышны. Что у него было? Спонтанное желание подольше побыть рядом с любимым человеком в тепле и уюте? Против вполне обоснованного и рационального намерения Дилюка продолжить намеченный путь? — Ты понимаешь, что я буду чувствовать, если этот день позже станет причиной твоей см… — Дилюк запнулся, не решаясь произнести вслух. Кэйа понял его и без слов. — Не станет, — упрямо ответил он. — Откуда тебе знать? — Я не знаю, просто уверен, что всё будет в порядке! Кэйа вздохнул, поднялся из-за стола, понимая, что все равно ничего не съест — аппетит пропал совершенно. — Пожалуйста, Дилюк, — Кэйа посмотрел ему прямо в глаза, — я не могу это объяснить, но уверен, что нам стоит здесь задержаться. И я действительно давно уже не чувствовал себя настолько хорошо — с самого утра глаз не болит, и я почти не мёрзну. Честно. Дилюк молчал, не в силах принять столь важное решение. Он не раз имел возможность убедиться, что с проклятием Кэйи шутки плохи, и разум буквально кричал, что нужно как можно скорее отвернуться, чтобы не видеть этого полного надежды взгляда и, наконец, покинуть гостиницу. Только вот Кэйа всегда умел добиваться своего, и Дилюк понимал, что уже согласен — поэтому только для виду еще недолго молчал, надеясь в глубине души, что рыцарь сам откажется от своей затеи. Конечно же этого не произошло, и Дилюку оставалось лишь тяжело вздохнуть и кивнуть. — Один день. И отправимся мы завтра рано утром. И поешь нормально, если собрался гулять здесь целый день. Кэйа счастливо улыбнулся и едва сдержал порыв обнять Дилюка прямо посреди столовой. Дилюк же решил, что ради этой искренней улыбки он готов был бы задержаться здесь хоть на целую вечность. * Верр Голдет, казалось, была совсем не удивлена, когда Дилюк оплатил ещё одну ночь. Она ловко протянула ему чек, заготовленный заранее, и Рагнвиндр поразился — неужели она подготовила документы на случай задержки каждого из гостей? Стало понятно, почему её считают здесь главной, даже если формально Ваншу принадлежал её супругу. — Сегодня будет особенно ветрено, рекомендую вам прогуляться по гостинице, — улыбнулась женщина. Дилюк, заполнявший бумаги, хотел было спросить, зачем ему нужно торчать на ветру целый день, но тут взгляд его зацепился за знакомый орнамент на платье Верр Голдет, и он всё понял. И её пожелание гостям провести день среди ветров, и её уверенность в том, что эти гости останутся ещё на сутки. — Вы тоже из Мондштадта, верно? — спросил он. И мысленно укорил себя — он же далеко не первый раз останавливался здесь, конечно, ему стоило бы знать, что хозяйка гостиницы его землячка. — Родом и душой — да, телом же, как видите, теперь здесь. Никогда не знаешь, куда занесёт судьба, да? Она, казалось, совсем не была обижена незнанием Дилюка. — Точно, — согласился он, протягивая ей бумаги. — Говорят, в Мондштадте неспокойно было перед праздниками? Я так хотела навестить родных и друзей, но выбраться туда перед Новым годом просто невозможно. Дилюк припомнил события минувшего года — в город вернулся архонт, напал Ужас бури, из церкви похитили лиру… Да мало ли, что еще произошло — сейчас это казалось очень далёким. — Было, но сейчас всё в полном порядке, — поспешил успокоить он. Если по Ли Юэ пойдут слухи, что в городе свободы что-то не в порядке, у вечно занятой Джинн добавится хлопот. — Ну и славно! — выдохнула Верр Голдет. Она не спрашивала о деталях, и в этом лёгком принятии собственных слов Рагнвиндр остро ощутил родной мондштадтский характер. — Про вас, кстати, недавно очень много говорил один торговец, — сообщила хозяйка. Дилюк снова почувствовал укор совести — она, очевидно, знала, кто он и чем занимается, а он за столько остановок запомнил разве что её имя. И имя её кошки, конечно. — Говорил, что ждёт вас с официальным визитом, — продолжила женщина, — что же, расширяете бизнес? — Это всего лишь встреча для обсуждения вкусов вина, не более, — поспешил развеять слухи Дилюк. Господин Юн Линь, с которым и предстояла встреча, и так не вызывал у Дилюка слишком положительных эмоций, а уж тот факт, что он всем подряд рассказывал об их планах, создавая слухи… — Ну и хорошо. Главное, не поставляйте ему вашу фирменную Полуденную смерть, иначе мне придётся думать как устранить конкурентов. Рагнвиндр не удержался и коротко усмехнулся — в этой фразе мондштадтский дух Верр Голдет чувствовался в каждой букве. — Никакой Полуденной смерти, обещаю. — Так а что же, — резко перевела тему она, — вы путешествуете с другом? — Да, — так же резко кивнул Дилюк. По двум причинам. Во-первых, природное любопытство могло бы заставить Верр Голдет начать уточнять, точно ли Кэйа Дилюку только друг (ох уж эти свободные мондштадтские нравы!). А во-вторых, это было максимально похоже на правду — кем ещё, кроме старого друга, мог он считать Кэйю? — А вы совсем не похожи с ним, — заметила женщина. — Как и вы не похожи с вашим супругом, — не остался в долгу Дилюк, припоминая суетного и чрезмерно переживающего о репутации Ваншу Хуай Аня. Верр Голдет лишь коротко кивнула. — Никогда не знаешь, с кем вас переплетут нити судьбы. Иной человек в этой фразе не уловил бы скрытого смысла, но Дилюк чувствовал то, что она пыталась сказать. К концу разговора она задумчиво погладила Ванильку, мурчавшую возле бумаг, и коротко пожелала приятной прогулки, порекомендовав обязательно подняться на закате на самую крышу. Размышляя над этим, Дилюк вернулся в номер, где застал Кэйю возле зеркала с гребнем в руках. Тот выглядел крайне сосредоточенным, пытался, очевидно, убрать волосы в хвост, но то и дело терял несколько прядок. — Что делаешь? Кэйа обернулся, затем ещё раз попробовал собрать волосы на затылке растянутой от бесконечного количества попыток резинкой. Ничего не вышло, и он в бессилии опустил руки на колени. — Пытаюсь спастись от ветреной погоды. — Не думал хвост сделать повыше? — И на кого я буду похож? — Кэйа приподнял свободной рукой падающую на глаза чёлку, убрал её назад и скептически посмотрел на своё отражение. — Что у тебя за причёска вообще такая? Ты как будто когда-то решил подстричься, но на середине дела передумал. Кэйа хотел было заявить, что всё с его причёской в порядке, но отражение в зеркале говорило об обратном. — Не до волос было последние месяцы, — хмуро ответил он, рассматривая отросшую чёлку. С правой стороны она сейчас практически доставала до плеч, и, не будь глаз постоянно закрыт повязкой, Кэйа давно бы уже заметил это. Дилюк молча подошёл ближе и несколько раз провёл пальцами по голове Кэйи, окончательно сводя на нет все его попытки что-то сделать с причёской. — Тебе так даже больше идёт, — тихо сказал он. — Это что, комплимент? — Да, — легко согласился Дилюк, продолжая бессмысленно перебирать пальцами синие пряди. И прежде чем Кэйа успел бы что-то сказать или хотя бы осмыслить услышанное, Дилюк добавил: — Давай помогу, — и забрал у несопротивлявшегося Кэйи гребень. Минуты, казавшиеся часами, Кэйа наслаждался теплом пальцев, касавшихся то шеи, то ушей. Он закрыл глаз, уверенный, что даже если Дилюк нацепит ему на голову заколки с бантиками, вроде тех, что постоянно таскает с собой Кли, это будет смотреться прекрасно. — Готово, — Кэйа даже не услышал, а скорее почувствовал горячий шёпот возле уха и под еле заметный смешок Дилюка отодвинулся. Отражение в зеркале стало лучше. Кэйа мог лишь в очередной раз поразиться — за что бы Дилюк ни взялся, всё выходило идеально, и не важно было, занимался ли он при этом семейным бизнесом, защитой города или же причёсыванием непослушных синих волос одного из капитанов ордена. — Красиво, — только и сказал он, — я теперь похож на нашего Путешественника. Это было не совсем верно, но собранные в плотную косу длинные пряди и торчащие спереди короткие действительно отдалённо напоминали их общего знакомого. — Зато не на Паймон. Кэйа улыбнулся: ему сложно было представить себя с белыми (седыми?) волосами, торчащими во все стороны. — Уж спасибо. Он еще раз внимательно осмотрел себя со всех сторон в зеркале, довольно кивнул, и отросшая чёлка упала на лицо. Со вздохом Кэйа убрал её за ухо. — Могу отрезать их, если так мешают… — Нет, мне нравится, — улыбнулся Кэйа, слегка растрепал чёлку, зная, что на ветру это в любом случае произойдёт. Дилюк вдруг кашлянул, будто подавился, и поспешил за ответной улыбкой скрыть внезапно накатившее смущение. — Мне тоже, — как-то приглушённо сказал он в итоге, отходя в сторону. Кэйа в ответ промолчал, но про себя подумал, что ради комплиментов от Дилюка стоило давно что-то поменять во внешности. Пока они в тишине собирались на прогулку, Дилюк отчаянно пытался найти объяснение своему непонятному желанию усадить Кэйю обратно перед зеркалом и долго перебирать пальцами его длинные волосы. Рагнвиндр отчего-то знал, что если сжать их чуть сильнее и не больно оттянуть, касаясь чувствительной шеи, Альберих обязательно бы в смущении замер, а после изо всех сил старался бы не двигаться лишний раз и нервно кусал бы губы, чтобы случайно не застонать от удовольствия. Его кожа всегда была очень нежной (Дилюк просто знал это), и медленные прикосновения горячих пальцев чуть ниже уха вполне могли бы заставить его глубоко и шумно задышать, запрокинуть голову назад на подставленное в готовности плечо… От подобной представшей в фантазии картины Дилюк ощутил на щеках жар и долго не мог продеть пуговицы камзола в петли, хотя делал это тысячи раз. «Кэйа», — только и пронеслось у него в мыслях. Кэйа, дрожащими пальцами застегивая пальто, представлял абсолютно то же самое. * С террасы открывался вид на спрятанную в облаках вершину Драконьего хребта. Казалось, стоит раскрыть планер, прыгнуть вниз — и окажешься у самого её подножия. Чуть левее в тумане простирались бесконечные скалы Ли Юэ, и Кэйа знал — прямо за ними, усыпанный снегом, дышит свободой родной Мондштадт. «Не совсем родной, конечно», — мысленно поправил он себя. Дилюк проследил за его взглядом. Он мог с идеальной точностью указать направление, в котором нужно двигаться, чтобы пересечь горы и оказаться прямо на винокурне, только вот идти им предстояло в противоположную сторону. Кэйа поёжился от очередного дуновения ветра. Верр Голдет не соврала — погода была неспокойной, и казалось, будто они находятся на вершине логова Ужаса бури, а не на террасе Ваншу. Дилюк несколько минут молча наблюдал, как Кэйа отчаянно делал вид, будто порывистый ветер ничуть ему не мешает. Но Рагнвиндра было не обмануть — раз уж даже он испытывал неудобства от непогоды, что уж было говорить о Кэйе, который ещё и холода чувствовал не в пример больше, чем другие люди. Элементальная энергия всё ещё восстанавливалась, и создать огонёк Дилюк не мог; впрочем, он прекрасно помнил о другом способе согреть рыцаря. — Снимай, — сказал он, беря руку Кэйи в свою. Сам он перчаток больше не носил — показав Кэйе, что под ними пряталось, не видел больше в них смысла; а слухи о том, что он таким образом защищал окружающих от неконтролируемой собственной пиро способности, остались в Мондштадте. Кэйа послушно стянул шипастую перчатку, совсем не подходившую к длинному строгому пальто. Прежде чем он успел бы ощутить пальцами морозный воздух, Дилюк ловко поймал его ладонь и сжал в своей. По руке тут же пробежало тепло, такое необходимое и желанное; но куда отчётливее капитан ощущал тепло в груди. Оно, конечно, не могло согреть тело, но грело душу лучше тысячи костров. Держась за руки, они направились к лифту. Кэйа с любопытством поглядывал на прочих постояльцев Ваншу, подмечая, не смотрят ли они на гостей из Мондштадта. Ему бы не хотелось, чтобы про Дилюка поползли ненужные сплетни; однако же, все были слишком увлечены либо своими спутниками, либо начавшимся лёгким снегопадом. Небо потемнело, но никто не спешил возвращаться в свои номера. Со всех сторон доносились радостные возгласы, дети прыгали в сугробы, которые ещё не успели расчистить с террас, а одна шумная компания из Фонтейна даже устроила снежную битву. Проходя рядом с ними, Дилюк потянул руку Кэйи вниз, сам наклоняясь — над их головами пролетел снежок. Одна из участвовавших в игре девушек извинилась, впрочем, тут же возвращаясь к попыткам слепить снежок из пока что не липкого снега. — Не хочешь присоединиться? — спросил Кэйа, вспоминая их игру на мондштадтской площади. — Может, в другой раз. Из поднявшегося лифта выбежали трое детишек, чуть не сбив их с ног. Прежде чем Кэйа успел бы возмутиться их поведению, Дилюк разве что не затолкал его в лифт — прямо перед тем, как тот начал движение. — Замри, — сказал он, когда Кэйа хотел подойти к деревянному ограждению. Альберих послушно замер, смотря Дилюку в глаза. Он же, не прерывая зрительного контакта, медленно протянул свободную руку к голове Кэйи, стряхивая с волос небольшое количество снега. Кэйа готов был поклясться своим глазом бога: даже без прямого касания кожи сейчас он ощущал тепло, и потому почти неосознанно качнул головой, желая продлить касание. Глаз бога Дилюка на его поясе всё ещё не сиял элементальной энергией, привычного запаха костра и гари не витало в воздухе, и Кэйа не знал, почему сейчас ощущал такой жар, будто бы огненный феникс Дилюка прошёл сквозь него. Время вокруг словно бы остановилось. Под деревянным навесом не кружились снежинки, не было слышно ветра, и только движение лифта вниз напоминало о том, что время всё ещё шло своим чередом. Дилюк заправил в сотый раз выбившиеся из прически Кэйи прядки за ухо, но руку не убрал. Повинуясь неясному порыву, он только опустил ладонь чуть ниже, большим пальцем рисуя узоры на коже под повязкой. Одновременно они вспомнили далёкую, казалось, ночь в Мондштадте — когда точно так же Дилюк касался щеки Кэйи, ночь, когда сам Кэйа впервые рассказал правду о своём проклятии. Отличие было лишь в том, что в ту ночь Кэйа не чувствовал такого бешеного биения собственного сердца; Дилюк же и вспомнить не мог, что испытывал тогда. Зато очень хорошо понимал, что сейчас его собственное сердце против воли колотилось быстрее, чем в атаке крутился геовишап. «Это очень плохо», — успел подумать он, прежде чем опустил ладонь ещё ниже, скользя пальцами по острой скуле Кэйи. «Ужасно плохо», — решил он, когда Кэйа в ответ доверчиво опустил голову, и пальцы Дилюка снова оказались на его щеке. Время напомнило о своём ходе свистом ветра, следом в открытый лифт замело горстку снега, что осела тонким слоем на всём, чего касалась. Дилюк моргнул, стряхивая невесомые снежинки с ресниц, затем зажмурил на мгновение глаза, надеясь, что вот-вот откроет их, и всё вернётся на круги своя — например, он окажется в таверне, напротив Кэйа будет беззаботно болтать в руках бокал Полуденной смерти и искренне посмеётся с вопроса «не холодно ли тебе?». И, что самое важное, сердце наконец вернётся к привычному неторопливому ритму. Конечно, этого не произошло. Открыв глаза, Дилюк всё так же имел возможность видеть собственную ладонь, будто приклеенную к лицу Кэйи, его вопросительно-счастливый взгляд, его отросшие синие волосы, покрытые венцом из снежинок, его едва заметный румянец на щеках, пар, исходящий от каждого его короткого выдоха. За секунды, что лифт завершал свой путь, Дилюк успел подумать о многом. Во-первых, о том, что собственное сердце его, очевидно, предало. Во-вторых, о том, что виноват в этом, конечно, невыносимый капитан Ордо Фавониус. В-третьих, о том, что невозможно влюбиться в человека за сутки. Что же, Дилюк всю жизнь стремился сделать невозможное возможным. «Нет, я его не люблю. Не могу, это же Кэйа! Это просто мимолётное чувство», — думал Дилюк, пока лифт останавливался. Раздался звонкий смех, за которым последовало глухое «ой»: две девушки в цветастых лиюэйских накидках прижались друг к другу, смущённые донельзя такой нежной сценой. Они прикрыли ладошками лица, пропустили не менее смущённых Дилюка и Кэйю на нижнюю веранду и заскочили в лифт как раз перед его очередным подъемом. Дилюк быстрым шагом направился к столикам, возле которых собралось много гостей. Ему хотелось услышать чужие голоса, чьи угодно, лишь бы заглушить стук собственного сердца. Кэйа послушно шёл следом — рук они так и не расцепили. Голоса наконец сложились в чужие разговоры: за одним из столов путешествующий поэт из Фонтейна делился с публикой своими стихами, слушатели же тихо обсуждали его произведения. Дилюк зацепился за случайно услышанные слова, казалось, связанные с просторами Ли Юэ, и постарался уйти мыслями в незамысловатую поэзию. Получалось ровно до того момента, пока рядом Кэйа не чихнул от попавшего ему на лицо снега. Дилюк повернулся в его сторону и признал, что ни одной строчки из стихотворений поэта не запомнил. Снегопад усилился, теперь белые хлопья кружились вокруг плотной стеной, и стоящих в нескольких метрах людей сложно было рассмотреть. Дилюк потянул за собой Кэйю к каменной стене — там под лестницей можно было укрыться от непогоды. Остальную публику поэта это, казалось, не заботило — люди продолжали сидеть на покрытых снегом скамейках, игнорируя ветер. Оказавшись вдали от толпы, Дилюк позволил себе небрежно отряхнуться — всё же снег понемногу таял, а в мокрой одежде гулять не хотелось. При такой погоде гулять ему вообще не хотелось — несмотря на частые вылазки в дождь и вьюгу, имея возможность согреться у камина, Дилюк предпочёл бы ею воспользоваться. Кэйа рядом снова чихнул. — Может, вернёмся? — Нет, давай немного погуляем. Снег так красиво падает… — с мечтательной улыбкой протянул Кэйа. — Тебя так радует снегопад? Ты же буквально можешь создать его в любой момент. — Скорее уж лёд, — ответил Кэйа, имея в виду свои крио способности, но прозвучало в свете событий последних месяцев совсем не так. Дилюк, однако, его понял. — Всё ты можешь, — с гордостью в голосе заявил он и, прежде чем разговор стал бы неловким, двинулся вдоль столов к мостику над заледеневшей рекой. — Неправда, — заспорил Кэйа, когда они оказались ровно на середине мостика, — вот смотри… Дилюк хотел было его остановить — на мосту снег подтаял, оставив на память о себе лишь лужи, а уж их способности Кэйи действительно превратили бы только в лёд. Но было поздно: воздух вокруг заискрился, над протянутой над мостом в пафосном жесте ладонью Кэйи появились кристаллы льда, и весь мост покрылся ледяной коркой, становясь похожим на каток. — И как мы отсюда спустимся? — Дилюк схватился одной рукой за бортик моста, стараясь не выпустить ладонь Кэйи, сапоги которого смешно скользили по созданному им же льду. Когда он едва не упал, Дилюк отпустил его руку, чтобы в следующую секунду поймать его за талию и притянуть к себе — чтобы не упал, конечно. И, конечно, Кэйа этот жест доброй воли не оценил — от неожиданности вцепился в Дилюка двумя руками, разве что не запрыгивая на него. — Не двигайся! — успел сказать Дилюк, прежде чем Кэйа повис на нём. Чтобы не уронить его, Дилюк убрал руку с бортика, обрадовался было, что «ценный груз» не упадёт, и только после этого понял — теперь-то их вообще ничего не держало. Словно уловив его мысли, лёд под ногами вдруг сделался особенно скользким, и Дилюк понял — упадут. Кэйю, казалось, это не волновало — он только рассмеялся, крепче вцепился в Дилюка, и под его смех мир вокруг завертелся. Раздался глухой стук — они всё же свалились на лёд, затем скатились по мосту к его подножию, а после послышались ровные удары чего-то острого по земле. Открыв глаза, Дилюк обнаружил себя лежащим на Кэйе; и этот факт его несомненно взволновал бы, если бы не маячившее где-то сбоку недовольное лицо одного из миллелитов, постукивавшего копьём по земле. — Добрый день! — радостно поприветствовал его Кэйа, ничуть не стесняясь их положения. По мнению Дилюка, стесняться стоило — они в обнимку скатились с моста (замороженного Кэйей, кстати!), так же в обнимку лежали на слегка подтаявшем снегу, да и скатились, судя по всему, прямо под ноги несущему свою службу миллелиту. Стражник изобразил крайнее недовольство, потребовал растопить лёд, чтобы другие люди не поскользнулись, и только убедившись, что едва начавшие восстанавливаться пиро способности Дилюка вернули мост в достойное состояние, отошёл обратно к своему посту, не забыв посоветовать убраться подальше и не шуметь. — Вот же зануда, — шепнул ему вслед Кэйа, и Дилюк кивнул. Он ненадолго задумался — в Ли Юэ люди, несмотря на все свои положительные качества, никак не могли позволить себе расслабиться и делать всё, что вздумается. Это было понятно — живя в стране законов и контрактов, невольно учишься им следовать, стараешься строго придерживаться правил… Дилюк, будучи по большей части законопослушным гражданином Мондштадта, всё же не мог не признать, что некой лёгкости и свободы действий в строгом Ли Юэ ему не хватало. Он исподлобья взглянул на Кэйю — тот пинал сугробы, смотрел в небо и пытался языком поймать снежинки. Вот уж кто точно, даже родившись не в Мондштадте, впитал в себя его дух свободы полностью. Из-за облаков показалось солнце, на секунду отразилось блеском в глазу Кэйи, и Дилюк резко остановился посреди дороги. После падения с моста они более не держались за руки, и Кэйа прошёл несколько шагов вперед, прежде чем вопросительно обернулся. — Что такое? Ты выглядишь так, словно наш дорогой архонт заявил о своём намерении до конца жизни не пить вина. Дилюк не знал, как он выглядел, но был настолько ошарашен внезапной мыслью, что, наверное, даже известие о завязавшем с походами в таверну Венти не поразило бы его сейчас. — Ты мост заморозил, — тихо сказал он. Кэйа подошёл ближе, чтобы вновь усилившийся ветер не мешал слушать. — Я помню, это было пять минут назад. Нет ничего удивительного в том, что крио способности могут заморозить что-либо. Глаз бога я получил давно… — У тебя его нет, — перебил Дилюк. Кэйа скептично изогнул брови. — Я при тебе его получил. Дилюк помотал головой из стороны в сторону, смахивая снежок, и посмотрел очень серьёзно: — Сейчас его у тебя нет. Ты же не брал его из номера. Теперь замер и Кэйа, перестав пытаться пинками разрушить небольшой сугроб под ногами. Он глупо посмотрел на своё пальто, на которое глаз бога вообще прицепить было некуда, затем пощупал для уверенности бёдра — под пальто глаза бога тоже не оказалось. Он и без этой проверки помнил, что оставил артефакт возле зеркала, уверенный, что на территории Ваншу, охраняемой миллелитами, сражаться ни с кем не придётся. Помнил; однако, ситуация казалась такой абсурдной, что он отчаянно пытался найти глаз бога хоть где-нибудь, лишь бы на себе. Дилюк сделал ещё шаг навстречу, оказываясь совсем близко, взял руки Кэйи в свои и молча осмотрел их, словно старался найти на них доказательства произошедшего. Кроме таявших на глазах снежинок он бы там ничего не нашёл, но даже после тщательного осмотра рук Кэйи из своих не выпустил. — Не так уж он и далеко, — беззаботно отозвался Кэйа, — ты же знаешь, что он работает даже на расстоянии. — Пары шагов, — хмуро сказал Дилюк, — а наш номер на высоте сотни метров минимум. Это был не глаз бога. Возразить Альбериху было нечем: он и сам знал, как работают дарованные архонтами артефакты. И знал с детства непреложную истину: как глаз бога неминуемо гаснет после смерти владельца, так и использовать элементальные способности вдали от артефакта невозможно. На расстоянии пары метров — бывали случаи; сам Кэйа однажды неудачно увернулся от атаки митачурла, и его топор разрезал цепочку, на которой обычно висел глаз бога. Капитан тогда свалился на пыльную землю вдали от источника своих сил, закашлялся, откатился ещё дальше от следующей атаки, но способности его не покинули. Стали заметно слабее — да, и даже простые атаки давались с большим трудом, вызывая сильную боль в висках, но не пропали. Глупо было сравнивать тот день, когда его глаз бога мерно поблёскивал на расстоянии пяти шагов, и сегодняшний, когда их разделяли десятки метров. — Как ты это сделал? — снова подал голос Дилюк. Кэйа пожал плечами. Затем освободил одну руку из горячих ладоней Дилюка, щёлкнул пальцами, и в воздухе закружились десятки льдинок. Кэйа часто так делал во время жары, чтобы охладиться, или, например, добавлял созданные им же кусочки льда в напитки, но никогда ранее он не мог делать этого без глаза бога. — Не знаю, — честно ответил он. — А чувствуешь себя как? Кэйа фыркнул, но под строгим взглядом прислушался к своим ощущениям. Всё было как обычно — в смысле, даже слишком обычно для случившегося. — Нормально. — Ледышки растворились в воздухе, оставив после себя лишь несколько светящихся искорок. — Я совсем ничего необычного не чувствую. Если бы ты не сказал, я бы и не заметил. — А глаз? Кэйа послушно постарался понять, могло ли вырываться проклятие столь странным образом. Но нет — после вчерашнего приступа он более не чувствовал боли в глазу, и казалось, будто древнее заклятие смилостивилось над ним и отступило. Если бы не вечный холод, он бы в это поверил. — Не болит, как и всё остальное. Да и лёд там был обычным. Ты же знаешь, что проклятый лёд выглядел бы иначе. — Знаю, но не могу придумать ни единого объяснения. — У меня его тоже нет. Но я в полном порядке, правда, — Кэйа мягко улыбнулся. В сторону моста направилась большая компания, и Дилюк отпустил руки Кэйи, отходя чуть дальше. — Давай вернёмся в номер? — Ты правда хочешь закончить такую чудесную прогулку из-за этой глупости? Проходящие мимо люди громко обсуждали предстоящий танцевальный вечер с национальными костюмами, и Кэйа прислушался, как мог — похоже было, что скучать не придётся. — Не хочу, — искренне ответил Дилюк, — только если ты действительно не врешь о своем самочувствии. — Не вру, — серьёзно ответил Кэйа. И они двинулись дальше, решив оставить размышления о произошедшем на более удачное время. * Гораздо позже обеда они поднялись в номер, мокрые и усыпанные снегом, который в итоге перестали пытаться стряхнуть с себя. Под очень внимательным взглядом Дилюка Кэйа осмотрел свой глаз бога, не обнаружил на нём ни трещин, ни повреждений, на всякий случай прицепил обратно к ремням на штанах, и только после этого они отправились в столовую. Время обеда давно прошло, и им пришлось спуститься на кухню, чтобы приготовить еду самим. Повар хотел было прогнать их с кухни, но, увидев Кэйю, подмигнул и испарился сам. — Вы знакомы? — поинтересовался Дилюк, чувствуя себя очень неуютно. — Он был похитителем сокровищ когда-то давно, — уклончиво ответил Кэйа. Рассматривая полки с продуктами, Дилюк смог только недовольно вздохнуть. Он давно знал, что связи капитана Альбериха не ограничиваются законопослушными информаторами из числа жителей Мондштадта, но злился сейчас не из-за появившегося знакомого Кэйи. Нет; причина была в другом — в том, как этот самый знакомый игриво подмигнул. — Это было очень давно, и он честно отбыл своё наказание. А после устроился сюда работать, не забыв, впрочем, о своём прошлом. В смысле, не забыл о старых знакомых, сам он сейчас законы Ли Юэ не нарушает. Дилюк кивнул — приятно было знать, что даже среди воров находятся подобные люди. Но это его подмигивание… — Вы как будто очень близки, — озвучил он свои мысли. — А ты как будто ревнуешь, — тут же попал в точку Кэйа. Ох, конечно, Дилюк не ревновал. Было бы с чего — подумаешь, какой-то обычно строгий местный повар расплылся в улыбке при виде Кэйи. Подумаешь, оставил своё место работы, любимое, между прочим, доверив его капитану. — Нет, — решительно заявил Дилюк. — Ах, а мог бы, — мечтательно протянул Кэйа, но тут же снова стал серьёзным. — Янь Сяо уже давно тут работает, и тебе стоило бы знать о нём. Он может поделиться изысканными ингредиентами, может рассказать последние новости из стана похитителей сокровищ; и тот факт, что он отошёл от дел, а ему всё ещё доверяют важную информацию, уже многое значит. Его судьбу лёгкой не назовёшь, но он нашёл своё место и своё призвание. И, кстати, подмигивает он всем знакомым — привычка такая. Даже смешно, учитывая, какой он обычно хмурый. — Да какая мне разница? — возмутился Дилюк, но в душе испытал неясное облегчение. Кэйа ничего не сказал, продолжая бродить вдоль полок и складывать в плетёную корзинку нужные продукты. Заметив, что в ней смешались заоблачные перчики, листья мяты, мясо кабанов и банки с сахаром, Дилюк осторожно спросил: — Что ты хочешь приготовить? — Кое-что вкусное, — Кэйа добавил в корзинку ещё и лапшу, — хочешь попробовать? Дилюк ещё раз сомнительно осмотрел собранные Кэйей ингредиенты, совсем не сочетавшиеся между собой, и кивнул. Всё же шашлычки Кэйа готовил отменно, а набор продуктов очень подходил для мясного блюда. Несколько раз на кухню заходили сотрудники Ваншу: ничего не готовили, но очень пристально осматривали помещение. Привели с собой даже миллелита, но тот, почувствовав пряный запах мяса со специями, поспешил удалиться, пока не истёк слюнями в ожидании нескорого перерыва. Спустя полчаса обед был готов. Дилюк недоверчиво покопался палочками в полной зелени тарелке, но прямо под плотными листами глазурных лилий отыскал на ощупь желанное мясо. На вкус оно было превосходным, отдавало, правда, сладостью — сахара Кэйа не пожалел. Но это всё равно было безумно вкусно — острота мяты и перчиков прекрасно сглаживала сладость сахара и терпкость глазурных лилий. Мягкая лапша к мясу тоже идеально подходила. — Решил поваром стать? — Просто люблю эксперименты, — отмахнулся Кэйа. — Тогда у тебя к ним талант. Только не говори об этом поблизости с Альбедо или Сахарозой. Кэйа рассмеялся, понимая, что алхимиков он заинтересовал бы только в качестве подопытного. — Рад, что тебе нравится. — На самом деле я хотел бы попросить тебя об одной услуге, — тихо сказал Дилюк, старательно пряча глаза в тарелке с едой, словно ещё несколько минут назад не изучил всё её содержимое. — Это о какой же? — заинтересовался сразу Кэйа. Дилюк не спешил отвечать — размышлял, не поторопился ли. Он опять вспомнил о желании создать своё вино, не похожее ни на одно из тех, что были ранее. Тяжело было бы об этом забыть, когда всё вокруг об этом напоминало — например, тот же Кэйа, уже где-то нашедший себе бокал вина и теперь довольно его осушавший. Как бы плохо Дилюк ни относился к алкоголю, предпочитая пить его лишь в крайних случаях, как бы ни презирал почти постоянное желание Кэйи выпить бокал-другой-третий; одно он знал наверняка — Кэйа во вкусе алкоголя разбирался гораздо лучше, чем кто-либо другой. И это было невероятной удачей, ведь его можно было попросить быть дегустатором тех десятков напитков, что будут предшествовать исполнению замысла Дилюка. Он знал, что с первой попытки ничего не выйдет. — Хочу, чтобы ты немного поработал для меня дегустатором вина. — О, архонты, я уж было решил, что ты не предложишь! — Кэйа театрально взмахнул руками, смахнул несуществующую слезу и быстро кивнул, даже не став слушать условия. — Не думай, что это развлечение, — поспешил осадить его Дилюк, — мне нужно создать один особенный напиток, и я хочу, чтобы его вкус был идеальным. Тебе придётся быть серьёзным. — Я могу быть серьёзным, ты же знаешь. На его лице всё ещё была улыбка, но взгляд был собранным и строгим. — Тогда решено. — Если ты скажешь, что это за напиток такой. Раз уж я буквально буду участвовать в его создании, мне нужно понимать, какого результата ты ждёшь. Дилюк надеялся избежать ответа, но понимал — Кэйа прав; он должен был знать. — Скажу, но позже. На этом разговор завершился. Спустя три выпитых Кэйей бокала вина и десятки неважных разговоров, они отправились в номер. По крайней мере, Альберих был уверен, что они идут туда, но возле нужного поворота Дилюк вдруг взял его за руку и повёл в обратном направлении — наверх, к самой высокой террасе. — Зачем нам туда? Сказать, что он решил последовать совету Верр Голдет и понаблюдать оттуда за закатом, Дилюк не решился, и ограничился коротким «надо». Солнце как раз приблизилось к горизонту, когда они поднялись на самую вершину постоялого двора. Здесь не было ветрено — голые ветви огромного дерева даже в отсутствие листьев прекрасно защищали от стихии анемо архонта. Кэйа, едва забравшись наверх, сразу подбежал к бортику беседки, чтобы рассмотреть закат во всей красе. Посмотреть было на что — солнце казалось особенно огромным, окрашивало бесконечные просторы Ли Юэ во все оттенки оранжевого и медленно пряталось за скалами. Снова начал падать снег, но под крышей от него легко было спрятаться. Как завороженный, Кэйа наблюдал за светящимися на солнце золотыми снежинками, и пока небо не начало темнеть, так и не отвёл взгляда от гор. — Такой красивый, — выдохнул он, имея в виду закат, — никогда не видел чего-то более впечатляющего. Дилюк, всё это время смотревший вовсе не на солнце, кивнул. — Безумно красивый, — согласился он, только говорил, очевидно, не о закате. Он смотрел на Кэйю. Стоя чуть позади, он мог без опаски быть замеченным наблюдать, как синие волосы Кэйи на фоне заката окрасились в рыжие тона, как в его глазу блестело сначала небесное светило, затем — тысячи звёзд, появившиеся на чёрном небе. Он чувствовал, как к щекам прилил жар, и мог лишь благодарить себя за решение подняться сюда именно на закате — в темноте Кэйа ничего бы не заметил. — Кто тебе рассказал об этом месте? Дилюк вздрогнул, когда Кэйа резко перевёл на него взгляд. — Будто бы я сам не мог о нём знать. Альберих рассмеялся — и его звонкий смех заставил сердце Дилюка дрогнуть. — Не мог. Я готов поставить все свои запасы вина на то, что ты никогда раньше сюда не поднимался. Сюда обычно приходят парочки, чтобы провести время наедине, а ты не похож на того, кто станет этим заниматься. Дилюк нахмурился. То есть Кэйа сюда с кем-то приходил? Иначе откуда знал? Игнорируя зарождающуюся в груди ревность, Дилюк подошёл тоже к деревянным ограждениям беседки, оказавшись совсем рядом. — Хозяйка посоветовала, — признался он, — но она не говорила, что ходят сюда только парочки. — А тебя так злит этот факт? — Нет. Меня не волнует, что она посчитала нас, похоже, парой, раз предложила мне отвести тебя сюда. Здесь действительно красиво. — Она всех считает влюблёнными, — нервно усмехнулся Кэйа. Разговор неминуемо шёл к чему-то очень неловкому. Дилюк тоже это почувствовал, и потому сделал несколько шагов к центру беседки, собираясь спуститься вниз. У противоположного края он обернулся. Кэйа двумя руками держался за деревянную перегородку, руки его покрылись снегом, беспрестанно падавшим с неба, а сам он печально смотрел вслед Дилюку. Словно не хотел уходить. Словно надеялся, что и Дилюк не уйдёт. И Дилюк не ушёл. Не успел подумать, не успел привычно проанализировать ситуацию — о каком анализе вообще шла речь, если рядом был Кэйа? Он лишь оттолкнулся от бортика, в три широких шага вернулся к Кэйе и обнял, пряча пылающее лицо где-то возле его шеи. — Дилюк… — Не говори. Просто постой так немного, — Дилюк знал, что если сейчас Кэйа хоть мимолётно поинтересуется причинами такого его поведения, ответа он не найдёт. Но Кэйа ничего больше и не сказал, только обнял в ответ, облокотился на деревянный столб, чтобы не поскользнуться случайно на заснеженной площадке под навесом, и молча прижимал тело самого дорогого человека к себе. Ему было интересно, почему Дилюк вдруг стал вести себя после его признания так глупо, но спросить прямо он не решался. Почему-то знал, что тот делал это не из жалости, а настоящих причин, возможно, и сам ещё не понимал. Дилюк их и правда не понимал, но уверен был в одном — эти бесконечные минуты, проведённые в объятиях Кэйи, не могли быть неправильными. Ему явно стоило поблагодарить хозяйку за такой ценный совет. Верр Голдет, убирая со стойки документы и пряча их на полках, чихнула. «Неужели на Ванильку аллергия?», — только и подумала она, поглаживая ладонью кошку. * В номере Дилюк с совершенно непроницаемым лицом вновь лёг спать не в своей кровати — так, будто это было в порядке вещей. Снегопад прекратился, и теперь через огромные окна вновь пробивался свет бесчисленных звёзд. Момент был пугающим. Для Кэйи потому, что он боялся сейчас что-то сделать не так, разрушить это полное нежности мгновение. Потому что боялся, что надежда, которую своими действиями дарил ему Дилюк, могла оказаться лишь плодом его воображения. Для Дилюка же потому, что с каждой секундой он пропадал в Кэйе всё больше. В его глазу отражались звёзды, их свет вплёлся в рассыпанные по подушке волосы, создавал на коже яркие блики, которые нестерпимо хотелось погладить пальцами. Убедиться, что это всего лишь падающий из окна свет, а не сам Кэйа вдруг стал скоплением звёзд и светился изнутри. За спиной Дилюка раздался грохот, следом комната окрасилась во все возможные цвета, а в глазу Кэйи теперь вместо звёзд отразился фейерверк. Слышно было, как на террасе радуются люди, как они смеются. Не позволяя себе сомневаться, Дилюк резко подорвался с кровати, схватил растерянного Кэйю за руку и потащил за собой к окну; встал у самого стекла, так близко, что от дыхания оно начало запотевать. На раскрашенное цветами небо они смотрели молча, но рук не расцепили. Дилюк, если честно, просто забыл об этом, Кэйа же был вовсе не против. Он вспоминал, как в детстве Дилюк каждый раз делал точно так же — неважно было, насколько уставшими они были, если за окном разгорался праздничный фейерверк, Рагнвиндр вытаскивал Альбериха из постели и заставлял смотреть на салют до самого конца, словно никогда ранее никто из них его не видел. — Люк, — позвал Кэйа, по старой памяти используя детское прозвище. Дилюк повернулся к нему, застыл неподвижно, наблюдая, как подрагивали ресницы Кэйи. Его зрачок в форме звезды показался вдруг Дилюку завораживающе красивым, и он удивился, как не замечал этого ранее. Возможно потому, что привык к сопровождающему Кэйю хитрому прищуру, который вкупе с его ухмылкой некогда несказанно раздражал. Обращение к себе по старому детскому прозвищу Дилюк не стал комментировать. Конечно, когда-то, вернувшись из четырехлетнего путешествия, он под страхом смерти запретил Кэйе так себя называть, и по непонятным причинам Кэйа запрет не нарушал. Вероятно, и сам понимал, что обращение это осталось в далёком счастливом детстве, там, где не было тайн и предательства, а потому оставил его в прошлом. Но сейчас Дилюк был не против. Наоборот, ему казалось, что его сокращённое имя в исполнении Кэйи звучало так правильно, как только могло. — Что? — шепотом спросил он, чувствуя, как дрогнули пальцы в его руке. Кэйа и сам не знал, что хотел сказать. Всё, что хотел, уже наговорил прошлой ночью, и теперь никак не мог подобрать слов, чтобы выразить свои чувства. А выразить их хотелось нестерпимо, хотелось всю скопившуюся в душе любовь отдать Дилюку, ничего не требуя взамен. На десяток секунд фейерверк затих, а когда небо озарилось финальным залпом из тысяч белых огней, Кэйа подался вперёд. Он коснулся желанных губ своими, не прерывая зрительного контакта, и замер, не пытаясь сделать ничего более. Когда последние искры на небе погасли, уступая место ночной темноте, Кэйа отстранился и только теперь зажмурился, осознав, что именно только что сделал. «Какой идиот, так всё испортить!», — думал он, прислушиваясь к звукам вокруг — ждал, что в комнате послышится потрескивание пиро энергии. Но комната так и не наполнилась запахом гари или дыма. Дилюк чувствовал, как сердце вновь ускорилось, как, казалось, пробило грудную клетку и, чтоб его, пало к ногам Кэйи. Он коснулся пальцами собственных губ, горячих и слегка влажных, затем перевёл отсутствующий взгляд на губы Кэйи, словно пытаясь понять — он его действительно сейчас поцеловал? Ему не показалось? Очевидно, нет, потому как губы горели, а Кэйа избегал смотреть на него. — Не делай так больше, — глухим, не своим голосом сказал Дилюк. — Я не специально! — тут же распахнул глаз Кэйа, и теперь вместо звёзд там можно было разглядеть лишь сожаление, — Прости, я сам не знаю, что на меня нашло, я просто не смог остановиться, и… Дилюк бережно положил ладони на слегка подрагивающие плечи Кэйи, и тот вздрогнул, прекращая говорить. — Все хорошо, не переживай так. Просто не делай так больше без предупреждения. Кэйа наконец посмотрел на него. Он мог видеть покрасневшие щеки Рагнвиндра, блестящие на свету глаза и губы, и теперь заметил наконец — Дилюк не выглядел злым, он выглядел очаровательно смущенным. Дилюк и сам знал, что выглядел сейчас не лучшим образом, и потому, не выдержав пристального взгляда рыцаря, двинул ладонями по его плечам, спустился вдоль лопаток к талии и прижал к себе. Дилюк в жизни так часто и много ни с кем не обнимался. Кэйа, опустив голову на плечо, укрытое густыми мягкими волосами, думал, что Дилюк слишком добр к нему. «И что значит «без предупреждения»? С предупреждением можно что ли?», — задумался он, но проверять, конечно, не стал. Когда часть звёзд за окном скрылась за мрачными облаками, Дилюк несильно надавил на поясницу Кэйи, предлагая вернуться в постель. Альберих с легкостью поддался этому движению, и скоро ощутил кожей прохладу простыней. — Спокойной ночи, — сказал ему Дилюк, так и не убрав рук. — Спокойной, — отозвался Кэйа, почти сразу засыпая. Он ничего не сказал про абсолютно не обязательное (но желанное) присутствие Дилюка в его кровати, зная, что если сейчас проронит хоть малейшее подобие шутки, Дилюк разозлится в попытках скрыть смущение, и всё будет испорчено. А день был слишком хорош, чтобы омрачить его хоть чем-то. * Ранним утром, когда ещё даже солнце не успело осветить собой землю, они направились на юг. Восстановив силы, Дилюк на улице вновь создал огонёк, и на этот раз (Кэйа был уверен, что ему не казалось!) у него было нечто, похожее на ушки. — Теперь это точно фея, — заявил он. — Тебе кажется, — фыркнул Дилюк. Верр Голдет, ничуть не смущённая ранним подъемом, проводила их до лифта и в дорогу выделила горячий чай. Она недолго рассматривала огонёк, вздохнула, сожалея, что сама не обладала глазом бога и ничего подобного сделать не могла, но быстро вернула себе хорошее настроение. Ванилька потёрлась о ноги хозяйки, мяукнула на гостей и убежала подальше от лифта. Верр Голдет улыбнулась.  — Передавайте мои искренние пожелания процветания Мондштадту! — крикнула она, когда лифт начал плавно опускаться вниз. Более никто на пути им не встретился, только миллелиты провожали их пытливыми взглядами. На мосту, переброшенном через заледеневшую реку, Кэйа остановился и развернулся, а затем долго смотрел наверх, на причудливое здание Ваншу. Дилюк остановился тоже, окинул постоялый двор равнодушным взглядом и поторопил: — Нам пора. Мы в любой момент сможем вернуться сюда, когда завершим дела. Капитан кивнул, напоследок улыбнулся неподвижному зданию и повернулся к нему спиной, продолжая путь. Кэйа отчего-то знал, что сюда больше не вернётся. * Дальнейший путь был спокойным. Не встречались ни вражеские лагеря, ни одиноко передвигавшиеся по снегам попрыгуньи, даже диких лисиц не было видно. Ли Юэ тонул в снегах, и кроме них не за что было зацепиться взглядом. Несколько раз Кэйа предлагал чуть сойти с дороги в надежде столкнуться хотя бы с кучкой слаймов. Но каждый раз Дилюк упрямо хмурился и продолжал путь по заранее намеченному маршруту. — Тогда давай хотя бы поговорим, — оставил рыцарь попытки найти противников, — дорога невыносимо скучная. Кэйа забавы ради попытался ткнуть в фею пальцем, но та ловко увернулась и продолжила следовать за ним по пятам. — Зато безопасная. — И что в ней тогда интересного? — По-твоему, только сражения интересными могут быть? Кэйа серьёзно призадумался. — Нет, конечно, но сейчас вокруг нет буквально ничего. Разговор завершился, не начавшись толком, но вместо ожидаемого напряжения Кэйа чувствовал себя удивительно комфортно, идя с Дилюком по заснеженной тропе. Только снег хрустел под ногами, да изредка скрипели ветви цуйхуа на ветру. Спустя несколько часов дороги и один привал Кэйа перестал пытаться определить время. Небо было абсолютно белым, сливалось с землёй, и ни малейшего лучика солнца не пробивалось сквозь плотные облака. — Кажется, что мы идём по пустыне, — пожаловался он. — В пустыне точно нет ветряных потоков, — Дилюк указал вперёд, туда, где прямо возле тропинки одиноко поднимался вверх ветер. Глаз Кэйи загорелся от восторга. — Даже не думай, мы не будем… — попытался было Дилюк, но Кэйа уже устремился вперёд и с радостным воплем взмыл на раскрытом планере высоко в небо. Дилюк его примеру не последовал, остался на земле и продолжил путь чуть медленнее, чтобы среди начавшихся после равнины скал не потерять Кэйю из виду. Говорить ему он ничего не стал, потому что и сам испытывал желание свободно взлететь в воздух, на мгновение теряя в невесомости контроль над телом. Ему было свойственно поистине аристократическое нежелание участвовать во всякого рода глупых развлечениях, но в душе он и сам знал — эти самые глупые развлечения были вовсе ему не чужды. Кэйа покружил немного над дорогой, спланировал на одну из высоких скал, а уже с неё постарался вернуться на землю. Только вот слегка не рассчитал, и почти врезался в Дилюка, вовремя протянувшего ему руку. — Кто бы мог подумать, что тебя настолько обрадует обычный ветер, — заметил Рагнвиндр, рассудив, что про способности Кэйи оценивать траекторию полёта лучше промолчать. Нечего было затевать очередной спор. — Так ведь хоть какое-то разнообразие. Откуда в Ли Юэ вообще столько ветряных потоков? — А как без них подниматься на горные вершины? Это же не Драконий хребет, где можно проложить относительно прямую дорогу. — Понятное дело. Я про то, откуда они здесь взялись? Вряд ли сам Моракс их создал. Ставлю на кон бутылку Полуденной смерти, что это дело рук нашего архонта. — Спросим у него при случае, — пообещал Дилюк. Периодически обсуждая то погоду, то причудливые скалы, они добрались до развилки — и, судя по резко потемневшему небу, как раз к вечеру. — Опять спать на улице? — Гостиниц вокруг всё ещё нет, — пожал плечами Дилюк и направился к навесу. Не ахти какое пристанище, но всё же лучше ночёвки под открытым небом. Кэйа с грустью вспомнил мягкие кровати Ваншу, но ничего не сказал — ему никто не обещал путешествия со всеми удобствами. Спать снова пришлось в тесноте, но после двух подряд ночей, проведённых в одной постели, никто из них не чувствовал в этом неловкости. Утром их разбудил снег, посыпавшийся прямо на лица. Слышно было шуршание, затем раздался звук, похожий на мяуканье, и наконец их лиц одновременно коснулось что-то мягкое, окончательно пробуждая. Дилюк резко поднялся, потянулся сразу к клеймору, но поднявшийся следом Кэйа остановил его руку. — Тише, смотри туда, — шепнул он и кивнул головой в сторону деревянной опоры навеса. За тонким столбиком, уверенный, что его не видно, прятался лисёнок. — Тебя лисёнок напугал, — хихикнул Кэйа и медленно похлопал рукой рядом с собой, — кс-кс, иди сюда. — Это не кошка, — Дилюк убрал руку от оружия, чувствуя себя глупо. Выходило, что его действительно напугал крохотный любопытный лис. Зверёк высунул мордочку из-за дерева, сделал неуверенный прыжок к людям, и, не чувствуя опасности, подбежал совсем близко. Пока Дилюк со вздохом искал, чем бы его угостить, Кэйа приманил животное прямо к ногам. — Ну, хоть тебя не заморозил, — улыбнулся Кэйа, погладив доверчивое животное за ушком. — Не вини себя в том, что случилось. Кэйа хотел было сказать, что не может, но в этот момент Дилюк выудил из рюкзака свежий закатник, на который тут же переключило всё внимание животное. — Я его глажу, а он убегает к тому, кто его кормит, да ещё и моим закатником, — пробурчал Альберих. — Я нарву тебе хоть сотню закатников, когда будет сезон, и ни один лисёнок не посмеет их у тебя отнять. Кэйа не знал, чему радоваться больше — тому, что его ждёт огромный запас любимых фруктов, или тому, что собрать их предложил Дилюк. * Позавтракав в компании утреннего гостя, они вновь двинулись южнее. Впереди высоко вверх вздымался столб света от статуи архонта, и добраться до неё они должны были к вечеру. По крайней мере, после обеда они точно преодолели больше половины пути к ней; а дальше всё пошло не по плану. Они как раз поднимались по тропинке, огибающей скалу, чтобы не карабкаться по её отвесной стороне. Даже без взятых в дорогу вещей это было бы сложно, учитывая скользкую от снега поверхность, с вещами же нечего было и думать о таком подъёме. Снизу послышался шум, чей-то разговор на повышенных тонах, сверкнула на выглянувшем из-за облаков солнце сталь меча, отражаясь от белоснежного снега. Кэйа замедлил шаг, присмотрелся из-за камней и обнаружил на небольшой площадке под скалой лагерь похитителей сокровищ. — Смотри-ка, — шепнул он Дилюку, шедшему впереди, — разомнёмся? Дилюк перевёл вниз незаинтересованный взгляд. — Незачем лезть в драку без повода. Они нас не видят. — Эй, я всё ещё являюсь рыцарем, а избавлять мир от подобных неприятных личностей — мой долг. Дилюк лишь вздохнул, но продолжил идти вперёд. — В Ли Юэ этим занимаются миллелиты. Не забирай у них работу. — Да тут на десятки миль вокруг ни одного миллелита! — Кэйа чуть повысил голос. Дилюк наконец остановился, подошёл ближе к камням, пытаясь оценить ситуацию. Трое сидели возле палатки и грелись у костра, двое о чём-то спорили, ещё один наблюдал за территорией вне лагеря. Шестеро похитителей, явно не слишком способных, судя по их расположению и весьма беззаботному поведению. Против двух опытных обладателей глаза бога у них не было шансов. — Дел на десять минут, пойдём, а то я помру от скуки, пока мы доберёмся до гавани. Дилюк опять вздохнул, посмотрел печально на пустую дорогу впереди, а после перевёл взгляд на Кэйю, который в предвкушении разминал пальцы рук. На лице его застыло радостное выражение, а легкая улыбка явно намекала на то, что Кэйа уже был уверен в быстрой победе. — Хорошо, но давай, пожалуйста, без глупостей. У меня не самое хорошее предчувствие. Кэйа положил рюкзак на притоптанный снег и усмехнулся: — Конечно, никаких глупостей. Он перестал улыбаться, и теперь серьёзно осматривал лагерь. Беспокойство Дилюка передалось и ему — что-то было не так. Обычно такие лагеря охраняли хотя бы двое — чтобы быть готовым к нападению с разных сторон. Сейчас же только один похититель с луком лениво осматривал окрестности, и более никого видно не было. — А это что? — Кэйа показал в сторону палатки, где под навесом вместо ожидаемых сваленных в кучу припасов стояли одна на одной бочки. Дилюк их хорошо знал — в таких хранилось вино. — Странно это, — сказал он, положил свои вещи рядом с рюкзаком Кэйи и положил ладонь на меч. Эффекта внезапности не получилось — похитители сокровищ, уже несколько минут как бросившие свои перепалки, были настороже. Стоило Дилюку спрыгнуть со скал, оглушая ударом одного из них, как другие словно по команде бросились в бой. У них совершенно не было тактики — они просто разделились, атакуя по очереди противников. «Поразительная наивность», — подумал Кэйа, точным ударом выбивая клинки из рук одного грабителя и атакуя элементальной способностью второго. Рядом возник Дилюк, и тут же по лагерю пронеслось шипение таяния. Заметив, что у Дилюка остался всего один стоящий на ногах противник, Кэйа быстро двинулся в сторону лучника, так и стоявшего у края лагеря. Он пытался зацепить незваных гостей стрелами, но то ли был новичком, то ли день у него был неудачным — ни одна стрела своей цели не достигла. — А ну стой! — Кэйа заметил, как стрелок попытался скрыться ниже лагеря, с разбегу прыгнул следом… И оказался почему-то в окружении троих Фатуи, за спинами которых и прятался похититель сокровищ. «Теперь ясно, к чему было плохое предчувствие». — Дилюк! — Кэйа постарался позвать его как можно громче, но, не уверенный, что в шуме битвы его услышат, на всякий случай направил вверх несколько сверкающих на солнце ледяных кристаллов — сверху Дилюк должен был их заметить. Времени на размышления не было — агенты Фатуи, казалось, совсем не были удивлены появлению рыцаря из Мондштадта на месте своей встречи, а потому почти сразу Кэйа ощутил прохладу. Даже при вечно сопровождающем его ощущении холода, не заметить способности крио-бомбардира было невозможно. «Плохо», — успел подумать Кэйа, уворачиваясь от атаки и пытаясь хоть немного сдвинуться в сторону, выбраться из окружения врагов. Он ещё раз оглянулся: двое агентов очень неудачно имели крио-способности, третий же обладал гидро. Кроме того, за ними виднелся гео-заклинатель, бежавший со стороны равнины и уже начавший создавать щиты вокруг своих союзников. Ситуация была не из простых. «Бывало и хуже», — решил Кэйа и нанёс точный удар, замораживая ненадолго одного из врагов, чтобы в следующий миг переместиться к нему за спину и мощными атаками добить его. Остались самые неприятные противники, и Кэйа судорожно обдумывал тактику, стараясь не попасть под заполнившие поле битвы потоки холода. Прежде чем он успел бы что-то придумать, с неба прямо на крио-бомбардиров рухнула знакомая огненная птица, следом и сам Дилюк атаковал в прыжке. — Что-то ты долго, — усмехнулся Кэйа и использовал взрыв стихии. Дилюк ничего не сказал, продолжая поджигать врагов, которых следом пронзали острые льдины. Он улыбнулся: всё же в сражениях с Кэйей было гораздо спокойнее находиться на одной стороне. — Последний, — обрадовался рыцарь, когда двое агентов пали. — Не расслабляйся, — напомнил ему Дилюк, придирчиво оглядываясь по сторонам. Кэйа прислушался, и не зря — с равнины доносились боевые крики хиличурлов. Те неслись к месту сражения, размахивая дубинками. «Вот дурень», — недовольно обозвал Кэйа гео-заклинателя. Наверняка, услышав звуки битвы, он бросился на помощь, не разбирая дороги, и агрессивные хиличурлы последовали за ним. Повезло ещё, что среди них не было митачурлов, или, ещё хуже, магов Бездны. Битва и без них выходила какой-то неприятной, такой, что даже поверженные враги не вызывали радости. Понимая, что против щита заклинателя двуручный меч Дилюка будет эффективнее, Кэйа направился навстречу хиличурлам. Вальсирующие вокруг него льдины рассыпались, осев инеем на сырой земле. Стараясь игнорировать их противные крики, Кэйа вновь использовал элементальную способность, задевая сразу двоих. Их отбросило назад, и пока они приходили в себя, капитан без передышки атаковал мечом третьего. Когда с ним было покончено, Кэйа повернулся назад, едва успел перекатиться по грязной земле, спасаясь от удара. В воздухе вдруг заискрили разряды электро, и Кэйа осмотрелся по сторонам — никого, кто мог бы использовать его, поблизости не наблюдалось. Фиолетовое свечение в воздухе рассеялось, и Кэйа подумал о том, что где-нибудь под снегом могли прятаться электро кристаллы. «Одной проблемой меньше», — заключил он, вновь использовал выпад холода, добивая хиличурлов, и, поправив растрепанные волосы, гордо повернулся к Дилюку. Он тоже закончил, с сожалением осматривал теперь тела врагов, размышляя, не стоило ли оставить в живых хоть одного — для допроса, конечно. — Совсем как-то неинтересно вышло, — пожаловался Кэйа, делая шаг вперёд. — Я говорил, что это плохая идея, — сказал Дилюк, не отрывая взгляда от Фатуи. — Да ладно, у них наверняка найдётся что-нибудь интересное, раз уж они замышляли какое-то дело с винными бочками. Теперь это точно наша работа. Кэйа сделал ещё один шаг и Дилюк наконец посмотрел на него. Краем глаза справа от себя среди деревьев он заметил вспышку; Кэйа её увидел тоже — что-то сверкало знакомым уже фиолетовым светом. Альберих перевёл взгляд на Дилюка, уловил на его лице испуг, граничащий с ужасом, а следом услышал свист. Этот звук он хорошо знал, привыкший разрушать лагеря хиличурлов вокруг Мондштадта. Так свистели стрелы, заряженные элементальной энергией. Кэйа успел подумать о том, что целился стрелок явно не в Дилюка. Успел укорить себя — сам был виноват, что не заметил прошлого выстрела, а электро следы, оставшиеся от стрелы, списал на кристаллы. «Да откуда бы им тут взяться?» — подумал он перед тем, как стрела с лёгкостью разорвала ткань рубашки и пронзила кожу. Он не закричал лишь потому, что всё тело словно онемело. Как сквозь туман Кэйа видел, что Дилюк бросился к деревьям, одним мощным ударом выбил оружие из рук хиличурла, вторым отбросил его на дерево, с которого посыпался снег, третьим же окончательно его добил. Кэйа не слышал звуков битвы, только мерзкое потрескивание электро совсем рядом с ухом. Он попробовал поднять раненую руку, но та не слушалась совершенно, а от напряжения, казалось, вот-вот лопнули бы мышцы. Кэйа хорошо знал, как опасны такие травмы. Многие рыцари считали, что лучше получить рваную рану от топора митачурла, чем поймать стрелу. Смысл в этом был — топор обычно элементальной энергией заряжен не был, и после попадания оставлял лишь рану с кучей крови (и сломанные кости, иногда). Стрелы же были куда неприятней: кроме самой раны они ещё и вызывали элементальные реакции прямо в этих самых ранах. — Кэйа! Дилюк, расправившись с монстром, направился к всё ещё неподвижно стоящему рыцарю. Собственное имя донеслось до Альбериха сквозь треск, и шок отступил, оставив после себя лишь боль. Кэйа попытался вдохнуть как можно больше воздуха, постарался дотянуться до раны здоровой рукой, хотя бы вытащить стрелу, но не смог даже пальцем пошевелить. Получилось только опустить взгляд на руку — там, чуть выше локтя, из неё торчала стрела, всё ещё покрытая фиолетовыми искрами. Он вспомнил, как в собор однажды принесли Беннета — ему не повезло попасть под такую же стрелу, и Барбара тогда провела с ним несколько часов, прежде чем справилась с последствиями. Сейчас Барбара была слишком далеко, и Кэйа подумал о том, что разбираться со всем придётся Дилюку. «Как будто я ему мало проблем доставил», — промелькнула мысль, прежде чем мир вокруг поплыл. Кэйа опустился на одно колено, постарался опереться на здоровую руку, но та по-прежнему отказывалась совершать хоть малейшие движения, и с мучительным, полным боли стоном капитан упал. О том, что упал он не на сырую землю, а на руки Дилюка, он не узнал — сознание покинуло его. * Первым, что он почувствовал, открыв глаза, была острая боль. От неё хотелось сжать зубы, хотелось кричать, хотелось просто отрезать непрестанно ноющую руку ради возможности нормально дышать. Нестерпимо хотелось пить, и Кэйа осмотрелся по сторонам в надежде увидеть если не стакан с водой, то хотя бы снег — растопить его и будет вода. Он проверял — на вкус она почти такая же. Стакан нашёлся на прикроватной тумбочке, и Кэйа осушил его одним глотком, проливая часть на шею — пальцы плохо слушались. Глубоко вздохнув, Кэйа осмотрелся теперь медленно. И понял, что совершенно не знал, где находится — это точно был гостиничный номер, о чём можно было судить по его скромному убранству. — Это что, гавань? — спросил он у самого себя. «Нет, до гавани нам ещё несколько дней пути», — вспомнил он. Теперь он точно был растерян. Как ни пытался, не мог вспомнить ни одной гостиницы в том месте, где они были с Дилюком до его позорного ранения. Отогнав от себя неприятные воспоминания, Кэйа приподнялся, насколько позволяло слабое состояние. Напротив кровати у стены он увидел их вещи — значит, Дилюк тоже остановился здесь. Конечно, Кэйа знал, что Рагнвиндру благородство не позволит его бросить умирать непонятно где, но всё равно улыбнулся. Самого Дилюка в комнате не наблюдалось, как и не видно было ни его меча, ни верхней одежды. Помня о нежелании Дилюка вступать в битвы без необходимости, Кэйа мог лишь догадываться, куда и зачем он ушёл. Размышления его были прерваны острой вспышкой боли в руке. Кэйа посмотрел на заботливо наложенную повязку, накрыл её здоровой ладонью и резко сжал. Лучше бы он этого не делал. Со всеми своими ранениями, коих было достаточно за время службы в ордене, Кэйа предпочитал справляться сам, считал, что рану нужно просто закрыть — зажать рукой, чтобы остановить кровь, чтобы впиться ногтями рядом в надежде отвлечься от боли. Потом добраться до дома и перевязать, в самом крайнем случае — обратиться за помощью к Барбаре. Сегодня этот способ не сработал — от давления частицы электро, которые, очевидно, всё ещё были внутри, активировались и послали по всему телу разряд тока. Кэйа даже мог различить фиолетовое сияние под плотными бинтами. Тяжело дыша, он упал обратно на подушку и почувствовал, как по лицу расчертили дорожки слёзы. Он даже не злился на себя за слабость — ему было действительно невыносимо больно. Стараясь не задевать более повреждённую руку, Кэйа повернулся на бок и закрыл глаза. Второй способ справиться с раной — уснуть, чтобы не болело. Это Кэйа тоже проверял не раз, и это действительно работало. Сон пришёл мгновенно. * Второй раз он проснулся на закате, о чём ему сообщили занавески на окне, раскрашенные в оранжевые и золотые тона. Рука по-прежнему болела, но теперь эта боль стала привычной, и Кэйа больше не заострял на ней внимание, предпочитая смириться. Пройдёт рано или поздно. — Как ты себя чувствуешь? — раздался совсем рядом тихий голос. Кэйа повернулся и слегка дёрнулся от неожиданности, зашипев. Дилюк лежал совсем рядом с ним, так близко, что Кэйа мог разглядеть собственное отражение в его глазах. — Что ты тут делаешь? — спросил он, морщась от хрипоты в голосе. — Собирался поспать. — В моей кровати? Дилюк в ответ только кивнул, и Кэйа заметил, что щеки у него слегка покраснели. — В нашей, — просто сказал Рагнвиндр, — у них были номера только с двуспальными кроватями, так что тебе придётся терпеть моё соседство. Кэйа снова осмотрел комнату, теперь замечая, что кровать действительно была одна. В прошлое своё пробуждение он не обратил на это внимания. — Потерплю, — улыбнулся он, — а чувствую я себя отвратительно. Даже говорить тяжело, не то, что двигаться. Поначалу он хотел соврать — привычно отшутиться, что раз живой — значит, повода для волнения нет. И лишь в последнюю секунду передумал, решив быть честным. Всё же он обещал таким быть. — Больно? — Очень, — вновь честно признался Кэйа, — но уже лучше, чем сегодня утром. Он собрался встать, чтобы попить воды — в горле всё пересохло. Попытавшись поднять здоровую руку, Кэйа понял, что не может ею пошевелить, но на этот раз не из-за отсутствия сил. Он посмотрел вправо и только сейчас заметил — всё это время Дилюк держал свою руку поверх его. Он убрал ладонь, позволяя Кэйе дотянуться до желанной воды, а после снова сжал его пальцы в своих, словно это для него было чем-то необходимым. Кэйа задумался. Последнее время он чувствовал только боль от ранения, вечный холод практически не замечался им, но сейчас, прислушавшись к себе, Кэйа понял — было тепло. — Это было не сегодня, — сообщил Дилюк, — сегодня я всё утро был здесь. — Тогда вчера? Сколько я вообще проспал? — Три дня. Сам Дилюк, каким бы уставшим ни возвращался, глаз сомкнуть не мог от волнения. Только перед рассветом ему обычно удавалось задремать, сжимая пальцы Кэйи в своих. — Подожди, как это три дня? Так долго? Ты должен был меня разбудить! — Кэйа поднялся, упорно игнорируя боль в руке, и принялся снимать с себя рубашку. — Что ты делаешь? Тебе нужен отдых, — Дилюк мягко потянул его за здоровую руку обратно на кровать. — Какой отдых? Мы из-за меня столько дней потеряли! Мы так не успеем на твою встречу… — Я её перенёс. — Зачем? Дилюк посмотрел на него как на полного идиота. — Это не официальное мероприятие, на которое нужно явиться точно в срок. Перенести на несколько дней или даже недель эту встречу можно. — Не стоило из-за меня так… — Кэйа, ты спал трое суток и до сих пор не можешь нормально двигаться! Когда ты начнёшь заботиться о себе и принимать тот факт, что ты не на устройстве хаоса работаешь, а на собственных силах, которые нужно восстанавливать? Кэйа лишь вздохнул и опустился на подушку, понимая, что три дня сна совсем не вернули ему сил — он всё ещё чувствовал себя измотанным, словно битва с похитителями сокровищ была несколько часов назад. — Я, надеюсь, хотя бы не кричал во сне? — Не кричал. Дилюк умолчал о том, что Кэйа кричал в его снах — так громко и отчаянно, сжимая в руках простыни, что Рагнвиндр готов был забрать всю его боль себе, лишь бы не видеть этих страданий. А потом просыпался, долгие минуты проверял, дышит ли Кэйа. Дышал — через рот, прерывисто и тяжело, но дышал. Только после этого Дилюк позволял себе снова закрыть глаза, продолжая прислушиваться. На самом деле долгий крепкий сон нужен был и ему. Дилюк испытывал облегчение от того, что Кэйа очнулся и, вроде бы, неплохо себя чувствовал. После нескольких почти бессонных ночей, после пережитого испуга он теперь мог думать только об одном — о том, что всё худшее позади. Когда Кэйа пошатнулся после попадания стрелы и упал ему на руки, Дилюк был совершенно растерян. Рыцарь тихо лежал у него на руках, его грудь слабо вздымалась, давая понять, что он жив, но этого было мало. Дилюк знал — нужно найти лекаря, вытащить стрелу, зашить рану, и, конечно, избавиться от попавших в тело элементальных частиц. С этим могла бы прекрасно справиться Барбара, только вот она добралась бы до них в лучшем случае через несколько дней. Дилюк не знал, где искать лекаря, не знал, как справиться с подобной раной самому, и потому просто бессмысленно побрёл по заснеженной тропе с Кэйей на руках. Он понимал, что терял важные минуты, но абсолютно ничего не мог придумать. Он шаг за шагом отдалялся от места битвы, на развилках наугад выбирал направление, надеясь, что земли Моракса окажутся благосклонны к гостям и на пути появится хижина с лечебными травами. Хижина не появилась, но на горном выступе словно из ниоткуда возникла гостиница. Дилюк не поверил своим глазам — кому в здравом уме придёт в голову построить гостиницу в таком месте? Она была совсем небольшая, окружённая низким деревянным забором, а на столиках для гостей скопился толстый слой снега. Впрочем, внешний вид волновал Дилюка в последнюю очередь — ему просто нужно было тёплое тихое место. Из здания вышел хозяин, заприметивший возможных гостей через окно. Он представился мистером Чжу, недоверчиво осмотрел странных посетителей, явно не ожидавший, что один из них будет без сознания. Впрочем, увидев торчащую стрелу, он быстро собрался, проводил Дилюка в номер и даже принёс аптечку, оставив гостей одних. Дрожащими руками Дилюк отломил прочный наконечник, подмечая, что правильно о нём говорили — сам по себе он казался грубо изготовленным, но в нужный момент становился смертельно опасным. Вытаскивая стрелу, Дилюк молился лишь о том, чтобы не сделать ещё хуже. Ему повезло — кровь быстро остановилась, хоть и залила собой порванную рубашку и простынь. Саму рану он почти не трогал. Дождался только, пока кровь превратится в корку, обработал кожу предоставленной мистером Чжу мазью и перевязал бинтами, которые затем менял каждое утро. Элементальные частицы он трогать не рискнул — просто пальцами их было не вытащить, а никого с анемо способностями рядом не оказалось. Оставалось лишь верить, что они сами рассеются через некоторое время. Предстояло самое трудное — ожидать. Каждое утро Дилюк просыпался в надежде, что Кэйа проснётся и сразу скажет что-нибудь глупо-смешное. Каждый вечер Дилюк ложился рядом, вслушивался в дыхание самого близкого человека и долгие минуты перебирал в пальцах его волосы, надеясь, что всё обойдётся. Дилюк как никто другой знал, насколько Кэйа живучий, но даже это не избавляло от поселившегося в сердце беспокойства. За прошедшие три дня он вынужден был признать — Кэйа был не просто важен для него, он значил что-то гораздо большее. — Я так переживал за тебя, — внезапно признался он, двигаясь ещё ближе и укладывая голову Кэйи себе на плечо. Он старался не задевать перебинтованную руку, пока бережно водил горячими пальцами по спине, шее и рёбрам рыцаря, стараясь почувствовать тепло его тела, осознать окончательно, что он живой. — Не стоило, — помотал головой Кэйа. Он не стал вырываться из внезапных объятий, не стал спрашивать, зачем эти объятия вообще сейчас нужны. Ответ он и так знал из детства, в котором после каждого серьёзного ранения Кэйи Дилюк пробирался по ночам в его комнату и обнимал ночи напролёт, пока лекарь не сообщал хорошие новости. Кэйа знал, что Дилюку это всегда было нужно. — Я не знаю, что бы делал, если бы ты не проснулся, — продолжил Дилюк. Больше говорить не хотелось. Хотелось только лежать на мягких подушках, путаться руками в волосах Кэйи, чувствовать на груди его размеренное дыхание и никогда больше не видеть, как он без сил падает посреди боя. — Тебе нужно поесть, — отвлёкся от мыслей Дилюк. — Только если ты меня покормишь, — ухмыльнулся Кэйа. — Ладно, — серьёзно кивнул Рагнвиндр. — Да я же не серьёзно! * Кормить Кэйю действительно не пришлось. Здоровой рукой он вполне справлялся с принятием пищи, принесённой улыбчивой сотрудницей постоялого двора в номер. Выходить из комнаты Кэйа наотрез отказался — решил, что его болезненный вид впечатлительных горничных до смерти перепугает. Это Аделинда только обречённо вздохнула бы на такой его вид, а местных тревожить не хотелось. Жаренное в воке мясо приятно обжигало рот своей остротой, а особый чай Ли Юэ не менее приятно остроту сглаживал. — Никогда ещё мясо не казалось мне настолько вкусным, — заметил Кэйа, забирая себе вторую порцию. В конце концов он не ел три дня. — Твои фирменные шашлычки всё равно лучше. — Может, мне начать готовить их как закуску для твоей таверны? — Придётся работать на меня постоянно — их раскупят за считанные минуты. Кэйа рассмеялся. — Прекрати, в них нет ничего особенного. Их раскупят только потому, что ты до сих пор не добавил в меню нормальных закусок. Зря, кстати — люди станут покупать больше напитков, если у них будет закуска. — Почему это? — Потому что с закусками они смогут больше пить и дольше не пьянеть, конечно. — Ох, откуда бы мне знать об особенностях питания пьяниц. — Эти пьяницы позволяют тебе зарабатывать деньги. Тебе стоит проявить чуть больше клиентоориентированности. И вообще, почему ты споришь с каждым моим словом? Дилюк призадумался. — Я не хочу с тобой спорить. Ты недавно сказал, что наши с тобой методы работы похожи. Я думаю, что мы вообще во многом похожи — я согласен с большей частью того, что ты говоришь. Пока это не относится к алкоголю, конечно. На это Кэйа лишь улыбнулся, выцепил из тарелки казавшийся особенно вкусным кусок и с блаженством на лице съел его. — Рад, что ты наконец это признаёшь. Как видишь, быть похожим на меня не так уж плохо. Это не сделало тебя плохим человеком. — Я не говорил, что ты плохой человек. — Вот видишь, ты опять споришь. — Только с твоими необоснованными обвинениями. Кэйа возмущённо отодвинул от себя тарелку. — Я тебя ни в чём не обвинял! — Знаю. Ты обвиняешь себя. Фактически, называешь себя плохим человеком. Не спорить с этим я не могу. — Можешь спорить, сколько угодно, но в душе ты всегда будешь с этим согласен. К еде Кэйа вернулся без былого энтузиазма. Он прекрасно понимал, насколько нехорошим человеком казался Дилюку после всего, что сделал. И ещё лучше понимал, что в глубине души Дилюк всегда будет нести осторожность, будет готов к предательству. — Как мне доказать, что я тебе доверяю? Что я должен сделать, чтобы ты поверил, что я искренне сожалею о своих прошлых словах и поступках? Какие слова я должен подобрать, чтобы ты перестал винить себя во всём подряд? Я уже говорил, что ещё несколько месяцев назад действительно не доверял тебе, и моё отношение к тебе было не самым тёплым. Но сейчас я здесь, я решил отправиться с тобой в это опасное путешествие, потому что ты мне небезразличен, потому что я тебе верю, потому что я ценю каждый момент, проведённый с тобой, радуюсь каждой твоей улыбке и готов сделать что угодно, чтобы ты был счастлив! Почему же ты продолжаешь считать, что не заслуживаешь этого счастья? — Ты говоришь так, будто влюбился, — нервно рассмеялся Кэйа. Ответом ему была тишина. Дилюк в молчании доел свой ужин, так же молча отнёс тарелки горничным, а по возвращении в номер забрал с крючка пальто и двинулся к двери. — Куда-то идёшь? Кэйа, скрестив ноги, сидел на кровати и лениво игрался с собственными прядями, безрезультатно пытаясь заплести их в косу. — Нужно кое о чём подумать, — честно сказал Дилюк, избегая, впрочем, конкретики. — Останься, ночь на улице… — Не сейчас. Пожалуйста, Кэйа, прямо сейчас мне необходимо побыть одному. Кэйа обиженно насупился, но быстро кивнул — он наизусть знал характер Дилюка, и отлично помнил, что тот крайне редко пользовался своим правом на личное пространство, и обычно этому предшествовали не самые радостные события. — Конечно, я не буду мешать, — пообещал он, — просто скажи, могу я что-нибудь сделать? Или, может, я уже сделал что-то не то? «Влюбил меня в себя, возможно», — чуть не выпалил Дилюк. И хмыкнул неслышно — ну нет, до таких откровений он не снизойдёт, к тому же, это всё ещё было недоказанной теорией. — Нет, дело не в тебе, — соврал он из лучших побуждений, — отдыхай спокойно, я вернусь чуть позже. Кэйа в его голосе уловил ложь — просто потому, что с самого детства Дилюк лгать не умел. — Ладно, — с грустью сказал он, представляя последующие часы в размышлениях о том, что именно он сделал не так. Он не учёл тот факт, что и Дилюк его знал лучше, чем кто-либо другой. Сжав в руке стакан с водой, Дилюк на мгновение запретил себе думать рационально, потому что с Кэйей это всё равно никогда не имело смысла. На одно короткое мгновение он подумал о том, что сделал бы, если бы между ними не было пропасти в четыре года, если бы Кэйа не умирал, если бы Дилюк не знал о его чувствах. Представил, что сделал бы давно, когда они были самыми важными друг для друга. Мгновения было даже слишком много — даже спустя годы и пережитые события, сердце Дилюка всё ещё знало верный ответ. Он неслышно подошёл к кровати, сел на самый её краешек и, не позволяя себе думать, резко наклонился, касаясь губами виска Кэйи в коротком, но нежном поцелуе. Он знал, отлично знал, что Кэйю всегда успокаивали прикосновения. Объятий за последние дни между ними и без того было много, ласковые поглаживания пальцами и того больше приелись. Поцелуй в висок, очевидно, значил гораздо больше, чем спонтанные поцелуи в макушку на ночь, когда и кожи не касаешься, ощущая губами только мягкость волос. И всё же это ещё можно было списать на пылкое желание доказать собственное доверие. Резко отстранившись и вихрем вылетев из номера, Дилюк успел подумать о том, что тому же Путешественнику своё доверие поцелуями он бы доказывать точно не стал. * Мистер Чжу заботливо поинтересовался, не нужно ли гостям чего-нибудь ещё, кроме ужина. Дилюк вежливо ответил, что их всё устраивает, извинился и проскользнул мимо хозяина на улицу — морозный воздух был необходим. Он завернул за угол здания, прошёл вдоль столиков к скале, забрался на самую вершину и там уселся прямо на снег. Отсюда открывался чудесный вид на озеро Лухуа, видны были бесчисленные скалы, острыми пиками разрывавшие небо; Дилюк подумал, что легенды о брошенных Мораксом копьях, ставших скалами, вполне могли оказаться не легендами. Впрочем, история Ли Юэ его сейчас совершенно не волновала. Волновал только Кэйа. В конце концов, когда-то давно он умел любить, и чувство это всё ещё было для него слишком узнаваемым. Ему не хотелось верить, что за прошедшие недолгие после признания Кэйи дни что-то могло измениться настолько сильно. Дилюк сам себе невесело усмехнулся — только в Ваншу он уверенно заявил, что ответить Кэйе не может, да и действительно не хотел этого. А сегодня он был готов прямо сейчас вернуться обратно в номер, высказать рыцарю всё, что он думает о его пропитанной флиртом манере общения, а после он бы целовал его до самого рассвета. Сделать это ему мешала лишь собственная гордость. И желание всё же разобраться в своих чувствах, чтобы не наделать ошибок. Наблюдая, как в вечерних сумерках потихоньку пропадают очертания скал, сливаясь в одну густую тьму, Дилюк спорил сам с собой. Одна его часть говорила, что так не бывает — невозможно полюбить кого-то за несколько дней. Всё дело было в том, что Кэйа постоянно флиртовал — настолько умело, что хотелось ему ответить тем же. Дилюк помнил, как давным-давно, когда ещё был жив отец, а служба в ордене с Кэйей казалась сбывшейся мечтой, он впервые влюбился. Конечно, в красавицу Джинн. Он тогда несколько месяцев ненавязчиво вертелся возле неё, ловил каждую её улыбку, вслушивался в нежный голос, прежде чем признал, что действительно полюбил её. Этой новостью он поспешил поделиться с Кэйей, безоговорочно веря: друг в таких делах смыслит гораздо больше. Альберих выслушал новость со скучающим выражением лица, буркнул нечто похожее на «тоже мне, открытие», а потом заявил, что давно знал. И не только он — и некоторые рыцари, и мастер Крепус, и даже горничные в поместье. Не знали, как оказалось только сам Дилюк и, очевидно, Джинн. Она об этом так никогда и не узнала. Дилюк, видя, что кроме службы в ордене её ничто не волнует, после нескольких попыток завоевать её внимание, сдался. «А вот Лизе удалось», — подумал он с улыбкой. Дилюк помотал головой, словно отгоняя воспоминания, и вновь задумался о Кэйе. Всё, что он сейчас к нему чувствовал, было, несомненно, любовью. Сзади послышался хруст — по заледеневшему снегу кто-то шёл. — Простите, — раздался за его спиной тонкий голосок. Дилюк обернулся и заметил горничную из отеля. Она побелевшими от мороза пальчиками цеплялась за скалу, совершенно выдохшаяся, и Дилюк протянул ей руку, помогая подняться. — Что вы тут делаете? Девушка отдышалась, поправила платье и протянула Дилюку корзинку. — Здесь по ночам красиво, но красота эта обманчива. Холод вас быстро одолеет, так что я принесла вам горячий чай и немного закусок. — Вы так внимательны к гостям, — восхитился Дилюк, принимая угощение. Холод действительно ощущался, правда, по сравнению с проклятием Кэйи казался приятным морским ветерком в знойный день. Горничная потупила взгляд. — На самом деле это не моя идея. Я видела, как вы ушли, и хотела принести плед, но ваш глаз бога согревает вас куда лучше. А чай и еду меня попросил передать вам ваш спутник. Он, кстати, чудесно готовит! С удивлением Дилюк приподнял крышку корзинки — там кроме чая находились шашлычки. «Мы же только поужинали, дурень!», — подумал поначалу Дилюк. «Как ты вообще нашёл в себе силы готовить?», — подумал он следом. — Спасибо вам, — поблагодарил он горничную. Она кивнула, улыбнулась своим мыслям и осторожно спустилась вниз, отказавшись от помощи Дилюка. Он достал чай, что приятно наполнил тело теплом. Шашлычки он съел быстро, удивляясь собственному аппетиту. Дилюк подумал о том, что, должно быть, провёл здесь достаточно много времени: внизу не было видно больше пейзажей Ли Юэ, всё было настолько тёмным и мрачным, что даже озеро стало неузнаваемым. Небо заволокли тучи, ни единой звезды не было видно. Допивая горячий напиток, Дилюк вновь вернулся к мыслям о Кэйе. Он несколько долгих минут убеждал себя, что всё не может происходить настолько быстро, что так не бывает и не должно быть. Уходя со скалы, Дилюк вынужден был признать — с Кэйей никогда ничего не бывало так, как должно. «Я безнадёжно влюблён в него», — решил Дилюк, подходя к домику. Мир не рухнул от осознания собственных чувств, да и сами они казались на удивление правильными, словно бы с самой первой минуты знакомства с Кэйей всё шло именно к этому. И Дилюк не имел ничего против. Оставалось самое сложное — рассказать самому Кэйе. * Рассказать скоро не удалось — когда Дилюк вернулся в номер, Кэйа уже спал, и будить его не хотелось. Дилюк тихо лёг рядом, уже привычно переплёл их пальцы и не смог отказать себе в удовольствии оставить на щеке Кэйи короткий поцелуй. Рыцарь не проснулся, только неосознанно прижался ближе, и Дилюк почувствовал себя донельзя счастливым. На следующий день поговорить не получилось — с самого утра Кэйа тяжело и нервно дышал, постоянно пытался сжать рану, но в последний момент опускал здоровую руку и болезненно сжимал зубы. Ему было очень больно, и Дилюк места себе не находил, понимая, что ничем не мог помочь. Признание он решил оставить на более удачный момент. Ещё через день он вышел к хозяину гостиницы, собираясь оплатить несколько дополнительных ночей. Пусть до гавани идти было совсем немного, Кэйа по-прежнему был слишком слаб даже для такой короткой дороги. Мистера Чжу не оказалось на месте, но вместо него за стойкой сидела горничная. Она куталась в цветастый плед, а руки её подрагивали от холода. — Вы замёрзли? — вежливо поинтересовался Дилюк. — Последние несколько дней мне кажется, что на улице теплее, чем здесь. Может, простудилась, — ответила она и потянулась руками к кружке с горячим чаем, от которой поднимался пар. Дилюк прислушался к ощущениям — сейчас он был без глаза бога и мог чувствовать температуру воздуха такой, какой она являлась на самом деле. Только сейчас он заметил, что в помещении действительно было жутко холодно, и даже растопленный камин не помогал согреться. В холоде этом было что-то знакомое. «Кэйа», — осознал Дилюк. — Надеюсь, простуда не серьёзная, — поспешил он успокоить девушку, — мы уйдём завтра утром. Горничная, казалось, была расстроена услышанным. Однако лишь кивнула, пообещала передать мистеру Чжу известие об уходе гостей и вернулась к чаю. По пути к номеру Дилюк заглянул на кухню, прихватил две порции ужина и один большой закатник для Кэйи. В номере холод ощущался ещё сильнее, и опасения Дилюка подтвердились. — Как ты себя чувствуешь? — спросил он, усаживаясь на самый край кровати. Кэйа оторвался от чтения тонкой книжки, найденной в ящике прикроватной тумбочки, задумался и пожал плечами. — Сносно. Точно лучше, чем вчера. — А холод? Кэйа снова задумался, потер сжатыми в кулак пальцами проклятый глаз и снова пожал плечами. — Холодно, как обычно, но ничего больше я не чувствую. Кажется, будто проклятие устало со мной играться и решило пасть само. Дилюк в ответ нахмурился. — Твоё проклятие не замораживает тебя, но оно всё ещё действует. В гостинице жуткий холод — и, как бы мне не хотелось этого говорить, причина его в тебе. Кэйа грустно улыбнулся. — Я рад, что оно пока что не действует на меня, но я точно не хочу, чтобы пострадал кто-то ещё. Нам нужно уйти отсюда. — Но твоя рука… — В порядке. Да, она всё ещё болит, но я могу идти и даже сражаться. Дилюк строго посмотрел на него. — Никаких сражений. Я тоже не хочу, чтобы из-за нас пострадали другие люди, поэтому нам стоит уйти отсюда завтра же утром. Но если в дороге нам встретятся похитители сокровищ или ещё кто-нибудь, пообещай, что в бой не вступишь. — Не очень и хочу, если честно. Обещаю. — Тогда решено. Нам нужно будет выйти как можно раньше, и, возможно, получится дойти до гавани уже к ночи. Кэйа кивнул. Проводить время с Дилюком в небольшом номере постоялого двора, разговаривая обо всём на свете, ему нравилось, но от похожих друг на друга дней накатывала скука. — Ложись спать, — позвал Кэйа, — нужно будет много сил, чтобы наконец добраться до гавани. Дилюк прибрал разбросанные по комнате вещи — не до порядка было все прошедшие дни, пока совсем рядом мучился от боли Кэйа. Ещё раз навестил стойку, где застал-таки хозяина, убедился, что более ничего ему не должен и вернулся, сразу выключая свет. Но спать он не лёг. Сел на кровать со своей стороны, долго в темноте разглядывал очертания их сумок, стоящих возле двери, и, когда глаза начали слипаться, решился. — Кэйа? Сзади послышался шорох, рыцарь приподнялся на здоровом локте, смотря Дилюку в спину. — Не спится? — Пообещай, что не будешь сейчас ничего спрашивать, потому что для ответа у меня слов не найдётся. Дилюк развернулся, посмотрел внимательно на лицо капитана, стараясь уловить его эмоции. Через небольшое окно свет почти не пробивался (не то, что в Ваншу!), и оставалось лишь гадать, улыбался Кэйа или был серьёзен. — Хорошо, — сказал он, и в голосе его улыбки не было. Дилюк ещё раз предался воспоминаниям о том, как долго обычно шёл к признанию собственных чувств; с Кэйей всё было не так. Альберих врывался по вечерам в его таверну, словно ураган из хитрых улыбок и двусмысленных шуток, таким же ураганом он ворвался и в сердце Дилюка. А может, давно уже там был. «Если ты чего-то хочешь, не проще ли иногда себе это позволять?», — вспомнилась фраза, которую Кэйа часто повторял ему в детстве, когда желание быть примерным членом ордена и примером для подражания перевешивало собственные желания Дилюка. Он решил, что стоило последовать совету Кэйи хотя бы сейчас. Лучше поздно, чем никогда, верно? Кэйа в темноте тоже видел плохо, и потому успел лишь сделать глубокий вдох, прежде чем ощутил на губах уже знакомое тепло. Он вздрогнул всем телом, задел раненой рукой краешек кровати, но на боль не обратил никакого внимания — да он не заметил бы, даже если бы Аждаха появился сейчас из-под земли. Ничто в целом мире не смогло бы отвлечь его от нежного прикосновения горячих губ, невесомо касавшихся его собственных. Непослушными пальцами Кэйа вцепился в плечо Дилюка, словно не веря, что он сам, по собственной воле сейчас целовал его. И, очевидно, был настроен серьёзно, потому что в отличие от Кэйи после невинного касания не остановился и слегка прикусил зубами его губу, тут же толкаясь в открытый для шумного вдоха рот языком. Не то что бы Кэйа очень много об этом думал — он же был уверен, что его любовь навсегда останется безответной. Впрочем, всё равно сентиментально позволял себе помечтать — о том, каким мог бы быть их первый настоящий поцелуй. Почему-то ему казалось, что он будет медленным, тягучим и спокойным. Дилюк его и здесь сумел удивить, потому что целовал совсем иначе. Так, словно сам ждал этого безумно долго — быстро, немного грубо, прикусывая чувствительные губы и язык, своим исследовал его рот, и было в его действиях столько пылкости, что Кэйа засомневался — с человеком ли целуется, не с самой ли пиро стихией? Он ведь шутил, называя Дилюка ледышкой, а тот оказался самым настоящим пламенем, сжигающим сейчас Кэйю дотла. Кэйа признал: ни одна, даже самая искусная его любовница не целовала его вот так — страстно и горячо настолько, что горело всё тело, охваченное приятной слабостью. Капитан мог лишь радоваться, что лежал на ровной поверхности — не был уверен, что устоял бы на ногах. Когда дышать обоим стало сложно, Дилюк отстранился, но стоило им вдохнуть ставший горячим воздух, как набросился снова поцелуем на влажные губы. На этот раз он был чуть нежнее, не кусался, только вот его нежность прекрасно компенсировали его руки, которые, казалось Кэйе, были везде — и на шее, привычно не скрытой одеждой, и на запястьях, и то и дело гладили спину и рёбра, и жарко от этого стало настолько, что стало вновь тяжело дышать. Настолько, что когда в очередной раз Дилюк переплёл их языки и пальцы, Кэйа от избытка чувств застонал прямо в поцелуй. И тут же пожалел, потому что Дилюка это, казалось, вернуло в реальность, и он снова отстранился, на этот раз окончательно. — Ох, — только и смог выдавить из себя Кэйа, тяжело дыша. Ему, конечно, безумно хотелось спросить, что всё это значит, но он уже пообещал не задавать вопросов, пусть это и было не совсем честно. Вопросы могли подождать: у Кэйи были проблемы поважнее — например, сбитое дыхание, покалывающие губы и (ему даже не надо было проверять) очевидное возбуждение. Кэйа не был из тех людей, что заводились от поцелуев. В конце концов, флирт давно стал его визитной карточкой, а улыбки и касания тех, кому он позволял такие вольности крайне редко заставляли его терять контроль. Но поцелуй с Дилюком был совсем не похож на любой прошлый его опыт — казалось, даже сейчас, когда понемногу дыхание приходило в норму, Кэйа ощущал его жар на собственных губах. И Кэйа готов был поклясться, что никогда ещё не хотел близости с кем-либо настолько нестерпимо. — Спокойной ночи, — хрипло сказал ему Дилюк и лёг на подушки, отворачиваясь. Сегодня он не держал Кэйю за руку, не обнимал его, и рыцарь даже расстроился бы — если бы не всё ещё никуда не девшееся давление в штанах. «Да кто так делает? Раздразнил и спать лёг?», — возмутился Кэйа, но ничего предпринимать не стал. Во-первых, знал, что Дилюка лучше сейчас не трогать (хоть и пообещал себе обязательно поговорить с ним об этом завтра), а во-вторых, боль в руке снова напомнила о себе после случайного удара о кровать, и теперь заполнила собой всё тело. Дилюк засыпал, прижимая пальцы к пылающим губам. * Утром он не проронил ни слова, пока переодевался после сна в дорожную одежду. Вновь сыпал снег, и, выходя на улицу, Дилюк набросил на голову обшитый тёмным мехом капюшон. Кэйа шёл рядом, бросая вопросительные взгляды. Он тоже укрылся от снега под широким пальто, тоже прятал лицо от снежинок за мехом, только привычно белым, и думал, что они с Дилюком, должно быть, очень странно смотрелись на фоне друг друга. Огонёк-фея метался из стороны в сторону, и поначалу Кэйа думал, что это из-за ветра и снега; но после вспомнил, что пиро стихии непогода была не страшна. Очевидно было по этим беспорядочным метаниям огонька, что его владелец крайне сильно нервничал. Понятно это было и по его быстрому шагу, такому, что Кэйа едва поспевал следом. Недосказанность так и преследовала их. Статуя архонта осталась за их спинами, путники миновали подъём по лестнице и небольшую деревушку, полную шума и веселья. И она уже осталась позади, солнце начало клониться к закату, а никто из них так ничего и не сказал. Выйдя к спуску, Кэйа не выдержал. Впереди уже видны были фонари гавани Ли Юэ, легко можно было разглядеть корабли в порту, казалось, даже слышны были голоса местных жителей. Впереди их ждала очередная гостиница, деловая встреча и последующая дорога обратно, на хребет, и Кэйа не хотел провести всё это время в молчании. — Подожди, дай мне отдышаться, — попросил он, останавливаясь на скалистом выступе. Под ногами слышно было, как волны разбивались о камни, и Кэйа действительно был не уверен, что не свалится вниз, если не отдохнёт хоть немного. Дилюк послушно встал рядом, сохраняя дистанцию. Его мучила совесть — гонимый собственным смущением, он практически позабыл о том, что Кэйа всё ещё был слаб; и злился на капитана — мог бы и раньше сказать о том, что ему тяжело. И на себя злился — ведь стоило с самого утра идти медленнее, не избегать разговора, честно сказать о своих чувствах, раз уж он теперь был в них уверен. Только вот сказать почему-то было сложно, слова комом вставали в горле, и каждый раз, собираясь заговорить, Дилюк лишь ускорял шаг в молчании. — Какими бы ни были причины твоего вчерашнего поступка, — Кэйа старательно избегал слова «поцелуй», — ты не обязан объясняться, если не хочешь. Если это было мимолётным порывом, если это было спонтанным решением… Ты волен поступать так, как считаешь нужным. Но я не хочу, чтобы это настолько всё испортило. Не хочу, чтобы мы снова играли в незнакомцев, связанных лишь общим делом. — Это не было мимолётным или спонтанным, — признался Дилюк, пока язык действовал быстрее разума. Кэйа в удивлении выгнул брови, посмотрел с подозрением, но не стал ничего уточнять. — Хорошо, — он сделал едва заметный шаг ближе, — чем бы это ни было, если ты хочешь забыть об этом, я не буду напоминать. Дилюк знал — даже если и хотел бы забыть, не смог бы. — Не хочу, — вновь честно сказал он, — но всё ещё не могу подобрать слов, чтобы объяснить. — Тогда не объясняй, только не игнорируй моё существование, — улыбнулся в ответ Кэйа и вернулся с выступа к дороге. Дилюк ничего более не сказал, уловив в голосе Кэйи удовлетворённость всем услышанным. Иногда капитан умел быть поразительно тактичным, хотя Дилюк был уверен — сам Кэйа давно уже догадался об истинных причинах того поцелуя, и теперь готов был терпеливо ждать. Дилюк пообещал себе, что слишком долго тянуть не будет. Спуск оказался скользким, и спустя несколько едва не случившихся падений Дилюк взял Кэйю под локоть, аккуратно наступая на самые, казалось, безопасные места. Там, где вся дорога была покрыта тонким льдом, Дилюк просто растапливал его, идя по промёрзшей земле. — Ты очень удобный спутник, — улыбнулся Кэйа, когда они спустились к воротам. — Так и знал, что ты меня взял только из-за этого, — тоже улыбнувшись, притворно обиженно ответил Дилюк. — Это ты меня с собой взял, — напомнил Кэйа. Ответить Рагнвиндр ничего не успел: к ним уже подошёл миллелит с обычными вопросами. Поняв, что никакого ценного груза путники не везут, миллелит потерял к ним интерес и пропустил в город. Не было смысла задерживать гостей, прошедших все формальности ещё на границе с Мондштадтом. На мосту они оба ненадолго залюбовались огромными кораблями, стоявшими в порту. Кэйа заприметил за мостом ещё и одинокий маяк, уже освещавший морскую гладь, и решил обязательно затащить туда Дилюка на прогулку — если время позволит, конечно. Но не успел он даже намекнуть на своё предложение, как впереди раздался сокрушённый голос: — Всё пропало, господин Рагнвиндр! * Дилюк легко узнал винодела, с которым виделся на празднике в Мондштадте. Сейчас он был с ног до головы укутан в зимнюю одежду, но лицо его было слишком запоминающимся — на нём легко читались любые эмоции. Проведя последние несколько лет в постоянных попытках разоблачить за масками беззаботности и веселья истинные чувства Кэйи, Дилюк эту открытость не мог не заметить. Господин Юн Линь что-то объяснял, путался в словах и заикался, и, вежливо предложив поговорить в тёплом месте, Дилюк направился по мосту в гавань. Кэйа, хмуро осматривая пока что незнакомого ему человека, поплёлся следом. Выбор их пал на чайный домик, и только после большой кружки горячего напитка Юн Линь заговорил, постоянно оглядываясь по сторонам. — Мне так жаль! Как же такое могло произойти? Дилюк терпеливо ждал. Кэйа тоже ждал, но даже не пытался скрыть своего нетерпения. — Пока я был в Мондштадте, здесь всё поменялось! Вы ведь слышали, что случилось с нашим архонтом? Ужасная история… А Цисин! Они заняты порядком, но их совсем не волнует мой скромный бизнес! Пока они доберутся до моего прошения, всё будет кончено! — Так что же такого произошло в ваше отсутствие? — ненавязчиво поторопил Дилюк. — Фатуи! Кэйа нахмурился, бросил быстрый взгляд на Дилюка, сидящего рядом, но тот никак не выразил своей ненависти к организации из Снежной. — Пока я праздновал в Мондштадте, они забрали себе контроль над всеми моими людьми! Шантажом забрали! — Юн Линь уткнулся в кружку, чая в которой почти не осталось. Дилюк жестом попросил ещё одну порцию. — И что же теперь будет с вашим делом? — Если бы я знал! Формально я всё ещё являюсь владельцем бизнеса, но ни шагу не могу ступить без их ведома. А уж что они планируют с тем вином… — Что планируют? — заинтересовался Кэйа, припоминая спрятанные в лагере похитителей сокровищ бочки. Теперь было понятно, что там делали агенты Фатуи. Юн Линь вздрогнул, словно ранее присутствия Кэйи не замечал. — А это кто? — с опаской спросил он у Дилюка. — Моё доверенное лицо. — При всём уважении, господин Рагнвиндр, я не могу вести разговор при посторонних… Кэйа приготовился было оставить их наедине, но Дилюк под столом на секунду сжал его руку и сказал: — Вы хотели, чтобы я дегустировал ваш напиток. Как я говорил ранее, сам я больше не занимаюсь такими вещами, но человек рядом со мной разбирается во вкусах алкоголя лучше, чем кто-либо другой. Только к его мнению в этом вопросе я прислушаюсь. Так что если вы хотите вести со мной дела, вам придётся смириться с его присутствием. Голос его звучал мягко и дружелюбно, но строгий взгляд ясно давал понять — возражения не принимаются. — Да что вы, я и не думал спорить с вашим выбором! — замахал руками Юн Линь. — Дело в том, что эти пронырливые агенты повсюду, и я теперь опасаюсь каждого незнакомца. Если вы ему доверяете, значит, и я. Кэйа довольно усмехнулся. — Так что они замышляют с вашим вином? — напомнил Дилюк. — Не здесь, — понизил голос винодел и наклонился над столом, — в Ли Юэ у каждой стены есть глаза, уши и контракт. Нам нужно будет встретиться позже в безопасном месте. Послезавтра. Я вам сообщу место встречи. — Почему бы прямо сейчас не выйти за пределы города? — Потому что мне нужно убедить Фатуи, что наши с вами переговоры идут не самым приятным образом. Будет очень кстати, если вы по дороге в гостиницу скажете что-нибудь плохое своему спутнику о нашей встрече — вас обязательно услышат, поверьте мне. «Вот это интриги!», — подумал про себя Кэйа, но вслух ничего не сказал — за соседний столик как бы случайно опустился человек из Снежной. Дилюк его тоже заметил. — Тогда, полагаю, наша встреча окончена. Очень жаль, что мы не пришли к соглашению. — Очень, очень жаль! — печально вздохнул Юн Линь и вернулся к чаю. * Как и просил винодел, по дороге они несколько раз перекинулись не самыми вежливыми мнениями о прошедшем разговоре. Краем глаза Дилюк видел преследовавших их по пятам агентов, но стойко выносил их присутствие. — Ты отличный актёр, — похвалил его Кэйа, когда они уже без сопровождения оказались в просторном холле постоялого двора. — У тебя учился. Осмотрев табличку на входе, Кэйа рассмеялся. — «Белый жеребец», серьёзно? Неужели не нашлось ничего более приятного по названию? — Должен же у тебя хоть где-то быть конь, — пожал плечами Дилюк, и, пока Кэйа возмущенно смотрел ему вслед, подошёл к работнице. — Нам нужен номер как минимум на три ночи. Сю Хуа, о чём говорил бейджик на её одежде, посмотрела за спину Дилюка и скромно опустила взгляд. — Дело в том, что мы сейчас обслуживаем большую часть гостей по предварительному бронированию комнат. Праздники, совсем скоро фестиваль морских фонарей, понимаете… — Свободных номеров не осталось? — уточнил Рагнвиндр. — Нет-нет! — работница сложила руки на груди в подобии молитвенного жеста, — номера есть, но кровати остались только двуспальные. Постоялый двор через дорогу от нас организовал акции для влюблённых, и все парочки отправились к ним, а у нас останавливаются в основном те, кто путешествует в одиночку или с друзьями… — Ничего страшного. — Сама не понимаю, как это им удалось в суматохе всё провернуть… А нам теперь так стыдно перед гостями! — Мисс Сю Хуа, — перебил её Дилюк, — я же сказал, что всё в порядке. Нам подойдет любой номер. Девушка замерла на мгновение, выдержала паузу, словно ожидала, что гость рассмеётся и попросит раздельные номера, но в итоге вежливо кивнула. — С видом на море? — уточнила она. Дилюк оглянулся назад, туда, где Кэйа с неподдельным интересом рассматривал книжные полки, и заказал номер с видом на море. Знал, что рыцарь ему все уши прожужжит о том, что нельзя приехать к морю и не смотреть на него каждое утро из окна. — Я смотрю, тебе понравилось спать рядом, — заметил Кэйа, когда они поднялись на последний этаж и зашли в комнаты. Прямо возле окна стояла огромная просторная кровать, и было очевидно, что предназначалась она не для одного человека. — У них просто не было других вариантов. — А если бы был? Дилюк оставил провокацию без ответа, хотя ответ был очевиден для обоих. Ужин прошёл под традиционные мелодии Ли Юэ, исполняемые целым оркестром на круглой сцене. Блюда были превосходны и внешне, и на вкус, и во всём здесь чувствовалось богатство. — Хорошо быть аристократом, — протянул Кэйа мечтательно, наслаждаясь хрустом золотистого краба. — Ты и сам не бедствуешь, судя по тому количеству моры, что оставляешь в таверне. — Мог бы давно уже сделать скидку постоянному клиенту. — Да тебе каждый десятый бокал бесплатно достаётся! Кэйа рассмеялся, подцепил палочками последний кусочек и от удовольствия прикрыл глаза. — Пора бы уже дарить каждый седьмой. — А чего не пятый сразу? — беззлобно уточнил Дилюк. — Ну, архонтов же семь, — Кэйа пожал плечами, словно такой ответ был абсолютно очевидным. Не пытаясь понять его логику, Дилюк вернулся к еде. Музыка постепенно стихала, напоминая об окончании ужина. Гости неторопливо расходились, обменивались впечатлениями, и среди шума их голосов Дилюк отчётливо расслышал собственное имя. Он прислушался, надеясь, что Кэйе не придёт в голову именно сейчас рассказать что-нибудь из жизни. Однако Альберих и сам напряжённо вслушивался в разговоры. — Это точно мастер Дилюк! — раздался уверенный звонкий голос. — Ты слышала? Горничные сказали, что слышали его разговор с мисс Сю Хуа, и он взял номер на самом верхнем этаже! — Неудивительно, он может себе такое позволить… — Нет же, ты не понимаешь! — тоненький голос девушки, которую ни Кэйа, ни Дилюк не видели, стал ещё более высоким. — Чего это? — Это же номер, в который заселяют, ну, влюблённых! — Но я не видела с ним девушки… — Да ты только на того Предвестника целыми днями любуешься, конечно, ничего ты не видела! — Да нет, просто с ним девушки и не было, — раздался третий голос, тихий и мелодичный. — Что же, он там один поселился? — Да ты глаза протри, он же прямо сейчас вон там сидит не один! Кэйа сделал вид, что очень заинтересован опустевшей сценой, Дилюк же потянулся к недопитому соку. — А я его знаю! — обрадовалась та, у которой был самый звонкий голос. Их разговоры стихли в общем шуме, и Кэйа, не удержавшись, прыснул. — Тебя что же, совсем не волнуют сплетни? — Так даже лучше, — спокойно ответил Дилюк, — если эти милые дамы разнесут слухи по всей гавани, у Фатуи не останется сомнений в том, что наш визит сюда вовсе не деловой. — Во всём ищешь выгоду, да? Уходя, они заметили девушек за одной из колонн — те внимательно смотрели им вслед. Кэйа подмигнул им, прежде чем подняться на лестницу. * Лёжа на кровати и наблюдая за стремительно сгущавшимися тучами, Кэйа никак не мог уснуть. — Что мы будем делать завтра? Конечно, он хотел бы просто погулять с Дилюком по городу, дойти до того самого маяка, но понимал, что теперь им стоит быть настороже. — А чего бы ты хотел? Кэйа вздохнул. — Ничего особенного, просто пройтись по улицам. Но у нас ведь теперь много дел… — Хорошо, пойдём. — Что? Кэйа даже поднялся с нагретого места (теоретически нагретого — тепла простыней он не мог почувствовать). — Говорю же, пойдём. Наверняка ты уже придумал список из сотни мест, в которые обязательно надо заглянуть. — Конечно, но разве мы можем просто отдыхать? — А что нам ещё остаётся? Если мы попытаемся выследить агентов и что-то от них узнать, то только навлечём на себя подозрений. Раз уж сегодня нам удалось, предположительно, ослабить их бдительность, а те девушки так удачно рассказали о нашем «совместном отпуске» всем вокруг, разве не стоит нам просто подтверждать слухи? Нам даже делать ничего не надо — просто гулять по городу и изображать «счастливых влюблённых». — Изображать? — Кэйа почувствовал, как в сердце кольнуло. Слышно стало, как Дилюк тяжело вздохнул. — Возможно, не изображать. Просто отдыхая вместе, мы уже создаём нужное впечатление. — С каких пор? — Не знаю, но Верр Голдет прекрасно поняла, что мы всё же чуть больше, чем друзья, путешествующие вместе. Кэйа рассмеялся — да так, что слёзы выступили на глазах. — То есть ты признаёшь, что мы «больше, чем друзья»? — Чуть больше. — Да я так и сказал, — не стал спорить Кэйа, более чем довольный ответом. Он помнил — торопить Дилюка нельзя. — Так и что же, — продолжил он, — нам нужно просто гулять, держась за руки? Выбирать друг другу подарки в сувенирных лавках? Может, сразу на свидание меня позовёшь? — Зову. — И целоваться на террасе Цисин, рискуя быть выгнанными из гавани… Что? Кэйа часто заморгал, отодвинулся вбок, чтобы своей тенью не закрывать лицо Дилюка и внимательно на него посмотрел. — Кэйа, мне тебе официальное письмо написать? — О, не утруждайся, — отмахнулся рыцарь, — и вообще, что это за «зову» такое? Совсем не романтично. Не пойду! Теперь поднялся и Дилюк, пытаясь понять, насколько Кэйа был серьёзен. Судя по его обиженному — действительно обиженному! — лицу, он был крайне серьёзен. «Впрочем, это и впрямь звучит так, будто я ему одолжение делаю…». Незаметно сжав ладони в кулаки и зажмурившись, Дилюк всё же спросил так, как будто действительно не знал ответа на свой вопрос: — Кэйа, ты пойдёшь со мной на свидание? Кэйа сделал максимально незаинтересованный вид, на какой был способен при беспорядочно колотящемся сердце. Конечно, он пойдёт, но сначала заставит Дилюка поволноваться — в конце концов, и его расположение нужно заслужить. А ещё ему просто нравилось видеть смущение на обычно спокойном лице, но причина была вовсе не в этом. — Дай-ка подумать… Пойду ли я на свидание с человеком, который на моё признание ответил «я знаю», потом несколько ночей провёл в моей постели, затем сам поцеловал меня и после поцелуя не разговаривал почти целый день, а теперь предложил играть в романтику на публику? Дилюк занервничал, понимая, что Кэйа прекрасно выделил все его ошибки из событий последних дней. Те, которым сам Дилюк не нашёл бы объяснения. Он сжал губы, думая, что стоит признаться сейчас, чтобы объяснить и прошлые нелогичные поступки, и всё же добиться положительного ответа сейчас. Но Кэйа хихикнул, нарушив тишину. — Конечно, пойду, Дилюк. Спокойной ночи. На этот раз Кэйа повернулся к Дилюку спиной, намекая, что разговор окончен, и до утра продолжать его он был не намерен. Рассматривая в окне сверкающие тучи, Дилюк пытался начать вновь ровно дышать. Вышло далеко не сразу. На этот раз он не стал тратить ночью силы, потушил огонёк и обнял Кэйю, утыкаясь лицом ему между лопаток и сцепляя руки в замок на его животе. Когда Кэйа накрыл его пальцы своими, Дилюк понял — в итоге он всё сделал правильно, пусть и не с первого раза. * Утром он не находил себе места. Хотелось всё сделать идеально — так, чтобы Кэйе точно всё понравилось, но была одна существенная проблема. В погоне за местью Рагнвиндр отказался от Альбериха, бросил его на растерзание Мондштадту, а вернувшись, уже не узнавал его. И конечно, теперь он понятия не имел, что Кэйа любил и что ненавидел. Он успел только заказать завтрак в номер, изучив меню вдоль и поперёк, когда Кэйа проснулся и тут же заметил его волнение. На принесённые горничной свежие закатники и игристое вино он лишь нежно улыбнулся. — Знаешь, Дилюк, хоть ты и позвал меня на свидание, но позволь мне всё же быть главным в этот день. Потому что я знаю, что в Ли Юэ тебе понравится, а куда ты идти не захочешь. Не порть этот день попытками мне угодить. И, если честно, если ты что-то сделаешь от души, то я в любом случае буду рад. — Мне жаль, — искренне сказал Дилюк. — Я действительно не представляю, чем мог бы тебя порадовать. — Если ты пообещаешь быть рядом до конца моих дней, то у тебя будет достаточно времени, чтобы узнать меня заново. Дилюк вздрогнул от этой фразы, почему-то думая, что времени этого у него будет ничтожно мало. Он отогнал от себя плохое предчувствие, списав его на волнение. — Обещаю, — серьёзно ответил он, а затем поймал пальцы Кэйи, уже потянувшиеся к вину, и ласково коснулся их губами. Лёгкий завтрак из сочащихся соком закатников и тостов с вареньем они съели не вставая с кровати, и Дилюк стойко проигнорировал оставшиеся на простыне крошки. В любом случае во время их прогулки в номере поменяют постельное бельё, и можно было позволить себе насладиться всеми прелестями лиюэйского гостеприимства. День пролетел незаметно. Закутавшись в лёгкие, но тёплые шарфы с мондштадтскими узорами, они отправились на улицу. Погода стояла чудесная — ветра не было, снег не падал, а от ночных туч не осталось ни единого облачка. Яркое солнце слепило, отражаясь от золотистых крыш домов, и Кэйа каждую минуту с улыбкой щурился. Дилюк мог лишь послушно следовать за ним, наслаждаясь спокойствием дня. Они посетили маяк, поднялись к тому месту, где ранее жители праздновали сошествие архонта, пробежались по всем сувенирным лавочкам и мало-мальски интересным закусочным. К вечеру пришли в порт, долго смотрели на корабли, мечтая однажды на одном из них вместе посетить Инадзуму. Целый день они ловили на себе заинтересованные взгляды, обоснованные, вероятно, их постоянно сцепленными руками; но ни Кэйа, ни Дилюк не обращали на них внимания. Только один раз Дилюк столкнулся в толпе со взглядами двух Фатуи, направленных на гостей гавани, но быстро о них забыл, узнав в агентах сотрудников банка Снежной. Он уже видел их вместе в прошлый свой приезд в Ли Юэ, и знал, что они часто гуляют по городу вместе. Возможно, эти двое всего лишь заметили в пёстрой толпе кого-то, настолько же увлечённого своим спутником, коими были сами. Казалось, в гавани не осталось ни единого уголка, в котором бы они не побывали за этот день, но по возвращении усталости ни один из них не испытывал. * Поужинав в Глазурном павильоне, они вернулись в номер и несколько минут лежали на кровати, раскинув в стороны руки. — Чудесный день, — заключил Кэйа, прежде чем отправиться в душ. Прохладная вода отлично снимала напряжение с уставших от активной ходьбы мышц, а после душа он долго смотрел в зеркало, пытаясь уложить волосы так же красиво, как это сделал бы Дилюк. Вышло не очень и, решив не мучить себя, Кэйа по привычке перетянул их резинкой возле шеи. Он сам сменил повязку на раненой руке, надел широкую рубашку, даже не стараясь застегнуть все пуговицы, и ещё раз взглянул на себя в отражении. Несмотря на привычно глубокий вырез, он выглядел по-домашнему, хотя обычно в таком виде предпочитал посещать Долю Ангелов. Впрочем, сегодня он собирался развлечь себя только чтением какой-нибудь небольшой книжки, а затем от души выспаться. Стоило ему вернуться в комнату, как он понял — у Дилюка на вечер явно были другие планы. Рагнвиндр отложил книгу, похлопал ладонью по свободному месту рядом с собой, приглашая. Кэйа неловко потоптался возле кровати, не уверенный в том, что правильно понял. Конечно, спать им в любом случае пришлось бы вместе, но был ещё даже не поздний вечер. Дилюк так и сидел в верхней одежде, и спать сейчас явно не собирался. — Иди сюда, — сказал он, и Кэйа послушно устроился рядом в нескольких сантиметрах. Облокотиться на подушки не вышло — они были раскиданы по кровати в полном беспорядке, и как бы Кэйа ни старался найти удобное положение, всё было тщетно. То сразу начинала ныть спина, то раненая рука отдавала глухой болью, от которой хотелось шипеть, то просто было неуютно. Понаблюдав за бесплодными попытками рыцаря улечься, Дилюк слабо улыбнулся и, положив ладонь ему на плечо, мягко уложил себе на грудь. От Кэйи чувствовалась лёгкая прохлада, но Дилюк был ей даже рад — она прекрасно контрастировала с его собственным жаром. — Спать ещё рано, — буркнул Кэйа. Он немного поёрзал, укладываясь поудобнее — так, чтобы обязательно тесно прижаться к крепкой груди Дилюка и слышать биение его сердца, что с каждой секундой ускоряло свой темп. — А мы и не будем спать, — отозвался Дилюк, путаясь пальцами в волосах Кэйи. Лишь услышав его смешок, Рагнвиндр понял, насколько отвратительно пошло звучала такая фраза, и поспешил исправиться: — Просто отдохни в тепле, тебе это полезно. Кэйа хотел было сказать, что тепла ему более, чем достаточно — огонёк, зависший в метре над его головой, согревал, казалось, всю комнату. Однако в последний момент передумал. Дилюк так редко позволял себе подобный близкий физический контакт! Раз уж у него этим вечером было хорошее настроение, Кэйа собирался насладиться им сполна, и потому погасил желание пошутить над двусмысленностью фразы. — Как скажешь, — согласился он в итоге, — но отдых мне не нужен. Мы и так целый день отдыхали, не с чего уставать. — Твоя рука всё ещё повреждена. Да и ты, вроде как, в отпуске, а рыцарям Ордо Фавониус по должности положено в нём бездельничать. В его голосе так и сквозило пренебрежение к ордену. — Только Джинн это не говори, — вздохнул Кэйа. Он почувствовал себя обязанным поспорить с этой фразой — хотя бы потому, что многие, кого он знал из ордена, даже в отпуске старались чем-нибудь помочь Джинн. Той Джинн, которая сама в отпуске была последний раз ещё в то время, когда магистром был Варка. Но спорить не стал — в конце концов, у Дилюка было право презирать орден. Дилюк же глубоко вдохнул прохладный воздух, охлаждённый присутствием Кэйи под боком, помолчал несколько секунд и скомкано извинился, неожиданно даже для себя. — Я не имел в виду, что все в ордене бездельники. Конечно, он, как никто другой, был осведомлён о чрезмерном чувстве долга Джинн. О том, что Лиза, являясь, по сути, лишь библиотекарем, во время своих отпусков разбирала одно за другим поручения. О том, что Эмбер и Ноэлль свои отпуска просто пропускали, работая. О том, что Кли, чей отпуск в силу её возраста правильнее было бы назвать каникулами, тоже старалась в меру сил помочь. И уж конечно, Дилюк знал, что для Кэйи отпуска имели чисто символическое значение. Сам не раз видел его возле Бездны или посреди лагеря хиличурлов в те дни, когда ему полагалось бы отдыхать на пляже. О, нет, он не следил за ним, точно нет. — Конечно, даже среди нас есть достойные люди, — пожал плечами Кэйа. — Вроде тебя. Кэйа рассмеялся. — Ты мне льстишь. Альберих мог бы добавить, что достойным он был разве что среди капитанов — и то, только потому, что среди них единственный обладал достаточными лидерскими качествами. В остальном он считал, что многим им уступает. — Нет, просто говорю, что вижу, — Дилюк почти нежно помассировал голову Кэйи, распутал пальцами сбившиеся в клок волосы возле резинки и ещё раз вздохнул, — давай поговорим о чём-нибудь другом. Он не то что бы был против продолжить обсуждать несостоятельность рыцарей ордена, но Кэйа всё ещё оставался его частью, а потому обсуждать это не хотелось. Дилюк и без того был раздражён воспоминаниями об Ордо Фавониус, а продолжить спорить и случайно нагрубить или, например, в порыве старой злости оскорбить кого-нибудь из рыцарей, не причастных к событиям многолетней давности, Рагнвиндр не хотел. Чего он хотел — так это просто лежать рядом с Кэйей, чувствовать его дыхание на своих ключицах и бессмысленно не спеша перебирать в пальцах его волосы. — О чём? Этот вопрос поставил его в тупик. Кэйа поднял голову, смотря теперь Дилюку прямо в глаза в ожидании ответа. Их лица были настолько близко, что казалось, стоит им заговорить — и они коснутся друг друга губами. Кэйа был не против такого развития событий, но не двигался, боясь испортить их только-только зародившуюся близость. Дилюк тоже был не против, но так же не шевелился, и почти не дышал. Раздался скрип деревянных балок — снаружи снова разбушевалась метель. Дилюк отчаянно попытался зацепиться мыслями за этот звук, но это было бесполезно — думать он мог только о лежащем на нём Кэйе (которого он сам так опрометчиво пригласил). Прежде чем что-то сказать, Дилюк вдруг подумал, что это было нечестно. Кэйа не скрывал своих желаний — в его взгляде Дилюк явственно различал желание двинуться вперёд, коснуться и раствориться в поцелуе. Кэйа ведь давно уже принял свои чувства и теперь слепо следовал им, не забывая, впрочем, сдерживаться ради комфорта Дилюка. В своих чувствах он был невозможно честным. «Был бы ты так честен во всём…», — промелькнула мысль, которую Рагнвиндр поспешил отогнать. Не об этом сейчас стоило думать. Да и не получалось: взгляд Кэйи напротив него мешал сосредоточиться хоть на чём-нибудь. — Чего ты хочешь? — одними губами прошептал Кэйа, так, чтобы ни в коем случае не коснуться ими лица Дилюка. «Тебя», — сразу же мысленно ответил Дилюк. И от этой мысли ему стало дурно. Сердце заколотилось ещё быстрее (Кэйа не мог бы этого не почувствовать), размеренное дыхание сбилось на шумные беспорядочные вдохи и выдохи, и пальцы неосознанно сжали волосы Кэйи сильнее в бездумной попытке прижать его ещё ближе. Огонёк наверху суетливо заметался из стороны в сторону. Дилюк закрыл глаза, постарался представить самые тяжёлые моменты из прожитой им жизни, чтобы прогнать наваждение и вернуть себе контроль над телом и, похоже, разумом. Это не помогло, а лишь возымело обратный эффект — лицо Кэйи, такое близкое и красивое, словно выжжено было под веками, и с закрытыми глазами Дилюк только сильнее захотел оказаться ещё ближе. Не позволяя себе передумать, Дилюк выдохнул, обдавая губы Кэйи горячим воздухом, и сразу же двинулся вперёд. Сделал тот самый последний шаг, понимая, что назад повернуть будет нельзя; но он и не хотел больше. Целовать Кэйю вот так, чувствуя всё его тело собственным, прижимаясь так крепко, словно желая вплавиться, было непривычно. Его вообще целовать всё ещё было непривычно — не так уж много раз они успели это сделать. Но сейчас всё было совсем не так. Сжимая в одной руке волосы Кэйи, а другой — оглаживая его спину, Дилюк чувствовал себя как никогда ранее нетерпеливым. Возможно, дело было в том, что своенравный капитан послушно двигал головой, когда Дилюк сжимал его волосы на затылке чуть сильнее и старался прижать ближе к себе; и хотелось как можно дольше наслаждаться его покорностью. Возможно, в том, что Кэйа закинул ногу поверх бедра Дилюка, затем как-то неудачно повернулся, и теперь их ноги переплелись, создавая ещё больше контакта между ними. Внутри всё горело, дыхание сбилось окончательно, сердце колотилось как бешеное, и жарко было так, словно они находились в пещере пиро-орхидеи. Дилюк убрал руку со спины Кэйи, резко потянулся ладонью к его груди, впервые радуясь, что вырез на ней был настолько широким. Касаясь его кожи, Дилюк надеялся ощутить отрезвляющий холодок, но вместо этого обжёгся. Он не понимал, как кто-то, обладавший крио способностями, мог быть настолько горячим. Кэйа, почувствовав возле сердца ладонь Дилюка, окончательно потерял контроль. — Дилюк, пожалуйста, не смей останавливаться, — то ли приказал, то ли попросил он, продолжая зацеловывать желанные губы. Останавливаться Дилюк не собирался, легонько прикусил зубами губы Кэйи, напоминая, что сам способен решить, что ему делать. Ни на секунду не отрываясь от поцелуя, он непослушными пальцами расстегнул пуговицы на рубашке рыцаря, кажется, даже отрывая парочку, помог капитану снять её и отбросил на пол. Как же хорошо, что на нём не было капитанской формы: её Дилюк в нетерпении скорее всего разорвал бы на части. Он всё же прервал поцелуй, надавил ладонью на грудь Кэйи, заставляя его отстраниться и подняться. Вид был чудесный. Кэйа сидел на его бёдрах в одних штанах, тяжело дышал, а лицо его покраснело. Волосы растрепались, несколько длинных прядей падали ему на лицо, а припухшие губы были влажными от недавнего поцелуя. Дилюк не первый раз видел его без одежды, но только сейчас заметил, что кожа у него была на удивление чистой. Редкие тонкие шрамы покрывали грудь, и лишь один крупный рубец начинался под рёбрами и скрывался под резинкой штанов. Дилюк не удержался — провёл по нему кончиками пальцев, и Кэйа выгнулся в спине. — Ты такой чувствительный, — усмехнулся Дилюк и снова потянулся за поцелуем. Кэйа, однако, себя поцеловать не дал — опустился чуть ниже, к шее, оставил цепочку невесомых поцелуев, а следом попытался оставить на белоснежной коже свой след. Дилюк ему позволил, но когда Кэйа неосознанно прижал его руки к кровати, не позволяя двинуться, пришлось напомнить ему, кто здесь главный. Он легко освободил свои руки, обнял Кэйю за талию и ловким движением перевернулся, теперь оказываясь лежащим сверху. — Ты же не думал, что я под тебя лягу? Кэйа подавился воздухом от возмущения. Вообще-то, именно так он и думал. — Не переживай, — увидев растерянность на его лице, Дилюк поспешил снова мягко поцеловать, — я обещаю, что тебе понравится. Кэйа хотел было поспорить, но горячие руки и губы, исследовавшие его тело, были слишком убедительны, и он послушно расслабился. — Хорошо, только сними с себя наконец одежду. Я хочу чувствовать тебя, а не дорогие шелка. — Сними её сам, — Дилюк и не подумал отрываться от изучения нежной кожи самыми кончиками пальцев. Кэйа был безбожно очарователен, пока пытался совладать с одеждой Дилюка и одновременно с собственным дрожащим от предвкушения телом. Он упорно старался не показывать слишком явного желания, но, стоило ему коснуться наконец свободного от ткани тела под собой, как желание сдерживаться испарилось. Не ощущая ни капли стыда или, тем более, смущения, Кэйа перебрался чуть ниже и принялся покрывать мокрыми поцелуями каждый шрам на груди Дилюка — а их было бесчисленное множество. Вскоре этого ему стало мало, недостаточно было и сжимающих его бёдра горячих рук. Хотелось избавиться от одежды окончательно, поддаться желанию и наконец воплотить в реальность все спрятанные глубоко внутри фантазии. Кэйа решил, что вполне может себе это позволить, а потому, потянувшись за очередным поцелуем, беззастенчиво потёрся твёрдым членом о бедро Дилюка. Между их телами всё ещё было слишком много лишней ткани, но и этого было достаточно, чтобы Кэйа томно простонал прямо в губы Дилюка. Слишком громко. — Тебя услышат, — заметил Дилюк. — Ну и пусть, — заспорил Кэйа, потянувшись к своим штанам с явным намерением избавиться от них, — пусть хоть боги в Селестии слышат, как мне с тобой хорошо. Насчёт богов Дилюк был не уверен, но когда Кэйа, цепляясь пальцами за хитрую пряжку, принялся расстёгивать и его ремень, а затем наконец избавил от последнего элемента одежды, стало плевать и на соседей по гостинице, и на богов уж тем более. Пусть позавидуют. — Тебе не холодно? — вскользь поинтересовался Дилюк, понимая, что они остались на кровати полностью обнажёнными, а огонёк давно уже рассыпался искрами — слишком возбуждённый, неспособный даже дышать ровно, Рагнвиндр опасался случайно поджечь комнату. — Мне жарко, — простонал в поцелуй Кэйа, — так жарко, что кажется, будто я горю. Холода он действительно больше не замечал — всё, что имело сейчас значение, это горячие настойчивые губы, оставившие на его шее ещё несколько багровых отметин, не менее горячие руки, сжимавшие спину и бёдра до синяков, которые наверняка останутся наутро. Кэйа даже представил, как в лучах рассветного солнца обнаружит в зеркале на своём теле тысячи доказательств проведённой ночи, и одна только эта мысль едва не заставила его кончить. Вернул в реальность его щёлкнувший на затылке ремешок повязки — Дилюк ловко расстегнул застёжку и теперь сжимал её в руке. Кэйа зажмурил проклятый глаз, но, как и несколько ночей назад, вскоре ощутил на веке горячие губы. Он из последних сил попытался спрятать его, потянулся к лицу ладонью, но Дилюк ловко перехватил его запястье и прижал к простыням. — Я хочу видеть тебя всего, — заявил он, нависая сверху, и его волосы защекотали щёки капитана, — ты так прекрасен, Кэйа, ты бы знал… Окончание фразы утонуло в новом поцелуе, на этот раз таком, как и хотел Кэйа — медленном и тягучем. — Как знаешь, — не стал он противиться и в ответ на внезапный укус возле ключицы дёрнулся вверх. Он почувствовал, как между ними не осталось ни миллиметра, от неожиданности опустился вниз, но Дилюк сразу же прижал его к кровати своим телом. Теперь деваться было некуда. Кэйа неуверенно обхватил вспотевшей ладонью их соприкасавшиеся члены, двинул пальцами по чувствительным органам и тут же был вознаграждён рычанием Дилюка ему на ухо. Альберих бы посмеялся над тем, что даже в такой момент Рагнвиндр оставался верен своим каким-то убеждениям и рычал вместо того, чтобы стонать от удовольствия; только вот он даже дышать нормально был не в силах. В голове всё плыло — контраст собственной, казавшейся холодной, ладони и обжигающего тепла их членов сводил с ума. Дилюк вновь недолго позволил ему вести. Когда его губы закололо от продолжительного поцелуя, а сдерживать стоны стало совсем трудно, он мягко убрал ладонь Кэйи и приподнялся. — Закрой глаза, — на выдохе попросил он. Кэйа, честное слово, посмотрел обиженно. Стоило снимать с него повязку, если всё равно просил закрыть глаза? Бросив сердитый взгляд, рыцарь показательно медленно глаза всё же закрыл. — Они прекрасны, и, поверь, я ещё успею насмотреться в них, но сейчас тебе лучше послушать меня, — Дилюк по очереди поцеловал закрытые веки. Может, он не так хорошо знал, чем порадовать Кэйю во время прогулок по городу, но откуда-то точно знал, что ему понравится сейчас. Кэйа ждал. Очень скоро внутренняя сторона его бёдер покрылась узором из красно-синих пятен, а комната заполнилась жалобными всхлипами. Дилюк чувствовал, как Кэйа отчаянно пытался двинуться, ёрзал под его руками, и, если бы не сильная хватка, ему бы это удалось. Кэйа вмиг пересохшими без поцелуев губами жадно глотал воздух, давился собственными несдержанными мольбами о большем, сжимал до треска простыни, абсолютно позабыв про раненую руку. Глаза хотелось открыть, посмотреть на наверняка особенно прекрасного сейчас Дилюка, но Кэйа смог лишь зажмурить их сильнее, когда обжигающие поцелуи переместились от ног к ягодицам. — Ты будто создан, чтобы раздвигать передо мной ноги. Кэйа мог бы поспорить с этой фразой в любой другой момент, но точно не теперь, когда тело предательски выгнулось разве что не до хруста в позвоночнике, реагируя на язык Дилюка, оказавшийся вдруг совсем в неожиданном месте. Надо было открыть глаза сразу, тогда бы он был к этому готов чуть больше. Нестерпимо медленно (что далось ему с трудом) обведя судорожно сжимавшееся отверстие языком, Дилюк поднялся и потянулся к прикроватному столику. Кэйа там расставил с десяток пузырьков косметических средств, и Дилюк молил архонтов, чтобы хоть одно из них оказалось на основе масла. Взятый наугад флакон получилось открыть со второго раза, и внутри, к большому облегчению Дилюка, оказался идеально подходящий ситуации то ли крем, то ли бальзам… Для чего он нужен был на самом деле, Дилюк знать не хотел. Пролив несколько капель на постель, он всё же смог оставить достаточное количество импровизированной смазки на пальцах. Прежде чем Кэйа успел бы хоть немного восстановить дыхание, его губы снова оказались в горячем плену, а не менее горячие пальцы осторожно толкнулись по одному внутрь. Кэйю потряхивало от каждого, даже самого незначительного движения. Дилюк знал, что у Кэйи ранее подобного опыта не было (не то чтобы он наводил справки), и потому мог лишь удивляться тому, как легко пальцы скользили внутри. Что же, так было даже лучше — можно было поиграть на остатках гордости Кэйи от души. Дилюк откровенно дразнил его: то проталкивал несколько пальцев одновременно так глубоко, как только мог, то вынимал их разом и самыми кончиками гладил покрасневшую кожу снаружи. Поначалу Кэйа только постанывал в поцелуй, путался пальцами в рыжих волосах, за них же притягивая ближе, но вскоре резко отвернулся и вцепился зубами в своё же запястье. Конечно, Рагнвиндр не оценил его попытку быть тише — всё равно ведь было поздно после прошлых громких звуков, которые, наверняка, слышал весь постоялый двор. Но сам он не стал убирать от лица его руку — вместо этого прикусил кожу под ухом, пробежался лёгкими поцелуями по шее и ключицам, спустился к груди капитана, принимаясь оставлять метки и на ней. Когда он задел зубами его соски, Кэйа всё же убрал искусанную руку от лица, понимая, что дальше сдерживаться нет смысла. Едва он это сделал, Дилюк ускорил движения пальцев, старался каждым толчком вызывать стон громче предыдущего. Он и сам хотел бы быть чуть сдержаннее, хотел бы довести Кэйю до крайней стадии удовольствия, чтобы бесстыжий рыцарь мог бы лишь умолять о большем, но сегодня выдержки у него не было. Была только цель — зацеловать всё его идеальное тело, оставить бесчисленное количество следов и слушать, слушать непрерывные жадные стоны, похожие больше уже на всхлипы — явный знак, что Альберих хотел большего. Кэйа запрокинул голову назад, позволяя Дилюку терзать зубами чувствительную до предела шею. Ему было всё равно, сколько следов там останется, как их прятать на следующий день, хотелось только, чтобы острые зубы не переставали кусать кожу, чтобы горячий влажный язык не переставал зализывать укусы, чтобы сухие губы коснулись каждого миллиметра покрытой следами шеи. Дилюк не нуждался в словах, чтобы понять, чего Кэйа от него хотел. Он сильно сжал его бедро одной рукой, двинул в сторону, незаметно меняя положение, а следом резко толкнулся тремя пальцами внутрь податливого тела — так глубоко, что Кэйа закричал, сжал его поясницу ещё крепче, и мог лишь бессвязно шептать «ещё, Люк, прошу, ещё». На более длинные слова он был уже не способен. Дилюк замер на короткое мгновение, вдыхая морозный воздух, пропитанный ароматом лилии каллы. Он даже не стал задумываться, почему Кэйа ими пах в стране, в которой один такой цветок найти — уже редкость. Он царапнул ногтями его лопатки, поймал сдавленный стон, поднял взгляд и столкнулся с бездной в глазах Кэйи. Бездна эта затягивала его. Перед тем, как возобновить движения, Дилюк осознал, что никто из его прошлых партнёров так на него не смотрел. Конечно, Дилюк умел выбирать, и долгое время его всё устраивало… пока сегодня он не узнал, каким чувственным может быть секс с по-настоящему любимым человеком. Дилюку казалось, будто его душа давно уже покинула тело и навечно стала принадлежать капитану. Казалось, что по венам текла не кровь, а раскалённая лава. Дилюк хотел бы проверить, насколько долго Кэйа сможет сохранить рассудок, хотел бы довести его до грани, чтобы Кэйа забыл обо всём на свете и в полубессознательном состоянии только бы просил не останавливаться; но сжалился над ним. Альберих и так не мог ни единого слова произнести, только задушенно хныкал и по буквам шептал его имя. Дилюк вытащил из него влажные пальцы, вытер остатки масла с них о собственный член, а после без предупреждения плавно толкнулся внутрь податливого тела. Он знал, что больно Кэйе не будет после такой долгой растяжки, разве что непривычно поначалу. Они цеплялись друг за друга так, словно утром собирались оба умереть. Дилюк потерял счёт своим засосам на шее рыцаря. Та уже была покрыта ими почти полностью, сложно было найти свободное место, но, не переставая рвано вбиваться в разгорячённое тело, Дилюк кусал его шею поверх багровых и фиолетовых следов. На поцелуй в губы Кэйа даже не ответил — просто не смог пошевелить припухшими от прошлых поцелуев губами, ватным языком, только легонько чмокнул в ответ и запрокинул назад голову, позволяя Дилюку целовать шею. Когда голос Кэйи стал мешаться с хрипом, Дилюк почувствовал приближение долгожданной разрядки и попытался отстраниться. — Нет, нет, — жалобно заскулил Кэйа, прижимая напряжёнными ногами Дилюка к себе, не позволяя ему покинуть его тело. Дилюк его понял, и, крепко стиснув пальцами сорвался на совсем уж животный темп. Кэйа не мог больше стонать — голос подвёл, сев ещё несколько минут назад, и потому теперь капитан лишь шумно дышал, периодически всхлипывая. То ли умолял подарить, наконец, желанное удовольствие; то ли, напротив, молил не останавливаться. Толкнувшись настолько глубоко, насколько вообще было возможно, Дилюк резко остановился, сжав зубы, и следом Кэйа ощутил внутри себя жар такой силы, что в глазах потемнело. Вцепившись в плечи Дилюка ногтями до крови, Кэйа с долгим стоном кончил, пачкая собственный живот, а после растворился в ощущении полного блаженства. Когда он смог снова соединять слова в предложения, когда открыл глаза, Дилюк уже покинул его тело и теперь лежал рядом, тяжело дыша. Им обоим нужен был прохладный душ, но Кэйа не мог даже головы поднять, не то что куда-то идти, а Дилюк впервые позволил себе слабость и также никуда не пошёл. Достал, правда, откуда-то полотенце и лениво стёр следы жаркой ночи с их тел и простыней. А потом притянул Кэйю под своё одеяло, даже не думая искать одежду. * Окончательно придя в себя и осознав, что произошедшее не было плодом его воображения, несколько минут Кэйа просто молча лежал, накручивая на палец прядь огненных волос. Он был абсолютно счастлив, и этим счастьем хотелось делиться со всем Тейватом. Дилюк прижал его чуть ближе к себе, легонько поцеловал в уголок губ и шепнул тихое «спи». — Я люблю тебя, — так же шёпотом сказал Кэйа. Он замер, как и после прошлого признания чувствуя, что сердце сжалось в комок и опять грозилось вот-вот перестать биться. Сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться. Дилюк лишь нежно провёл пальцами по напряжённой спине капитана. — Я тебя тоже люблю, — ответил он спустя секунды, показавшиеся Кэйе вечностью. Кэйа улыбнулся: наконец-то ответ Дилюка был правильным.