почти искусство

//очаровательная мерзость. что ты называешь мерзостью? боже, что за чушь? как она может быть очаровательной? что-то глубоко грязное, что-то всем открытое, что-то сладкое, но то, чем тебя высыпет наутро. дорогое, недоступное, но безвкусное. и лишь ценители подобного ощутят, что не так уж и мерзка эта драгоценность, но что-то в ней есть, за что ты эту мерзость любишь и ненавидишь. очаровывает. благовонит. радостью причиняет боль и оставляет её на всю жизнь. и с ней было так же...// Дима зашёл в дом, где стал появляться реже обычного. но я до последнего отказывалась верить, что моя идеальная картинка идеальной семейной жизни рушится. я кивала, улыбалась, но он почему-то был настроен серьезнее и равнодушнее обычного. -Сашка спит? -да. - я кокетливо поправляю халат, все же надеясь изо всех сил его хоть чем-то завлечь, но в ответ получаю дурацкий недоуменный взгляд гражданского мужа. -у меня есть кое-что. и ты прекрасно знаешь, наверное, о чем я. выглаженный пиджак после шоу у Шихман все так же одиноко покачивался на ручке двери, пока Дима не швырнул в него свой рабочий. я иду за ним, нервно допивая бокал шампанского. Дима включает телевизор и набирает в поисковике ютуба канал "super". конечно, первым видео было интервью с Серябкиной, звонок, а я и глянуть боялась, мне стало страшно дышать. нет, нет, нет... она не стала бы говорить. нет. -глянем вместе? семейный просмотр! Дима язвит; уже, вероятно, видел. в голове сотни молитв вперемешку с нецензурной бранью. давит и душит, я перестаю дышать насовсем, все теребя поясок халата и поджав под себя ноги в ожидании. всем известно, что лучшим решением было бы успокоиться и молча ждать. я же взглядом водила на запыленный чемодан в углу, уже представляя, что первым делом положу ему, истеричному, в дорогу. он нажимает. грустная музыка, слова невпопад, голос, до боли знакомый, и промотанные в голове обещания. что? ещё раз? я не расслышала. проматываю заново, глаза в расфокусе. они специально на ее голос наложили кадры из прощального клипа, я знаю, специально. Дима смотрит в упор в ожидании оправданий. он и не смотрит на видео, и я не смотрю. " -ты обещаешь? -что обещаю? -никому не говорить. - мольба в моих глазах, робкий взгляд и рука, что вот-вот ее ударит. - пожалуйста. никогда... -будет тяжело. но я искренне обещаю." и обидно, и я сама виновата, что обещание рассыпалось, будто его и не было, будто мне показалось, приснилось. все рассыпалось. оборвалось. и последнее доверие утрачено. но я первая начала войну, верно же?... 6 блядских минут мы смотрели. он на расстерянную меня, я на экран, не вникая в суть и лишь иногда улавливая фразы вне контекста. и стоило? -никогда бы не поверил. это же правда, да? я молчу, губа дрожит, руки не слушаются. -я понял. ночь на улице, он все же покачнул тот бежевый чемодан, собрав вещи и наконец покинув дом. в конце концов, ему просто нужен был повод. я знала, что ему давно есть, куда идти. я осталась совсем одна сидеть в тишине. тянусь за пачкой, закуриваю, а мысленно падаю на пол. ничего не осталось. я сама же всё разрушила. я сама же себя убила. позвонить? сбросит. наверное, она пьет. позвонить?... перемотка. "будет трудно, но я искренне обещаю..." по рывку срываюсь и начинаю искать телефон. в бешеном ритме забывая дышать. а когда? а некогда отрываться на такие мелочи. нахожу. в дрожь бросает. холодный ветер обдувает пятки, мимо носятся машины, а в голове сотни флэшбеков. я чувствовала ее присутствие где-то рядом. как ангела-хранителя. что-то дорогое в форме сердца бьётся о пол. по ту сторону отвечают, долго не думая, и я, глотая воздух, не дожидаясь родного голоса, по зову сердца, спрашиваю первая: -зачем? медленный, явно тяжело давшийся ей вздох был мной услышан. его я узнаю из тысячи. он будет со мной надолго. она так вздыхала, когда разочаровывалась. вздох разочарования, обиды и невозможности что-либо сделать. точнее, незнания, что уместно было бы сказать и сделать. когда мы были вместе, она в таких ситуациях выходила покурить, а затем возвращалась и делала вид, словно ничего не было. но сейчас она уже не вернётся. -что "зачем"? -ты обещала, Оль... -ты тоже обещала. много чего обещала. - Серябкина стала настойчивее, грознее; вечно моя Оленька стала Ольгой Юрьевной. - что звонишь? одна осталась? неужели и наконец-то? -пожалуйста, не язви. я должна была извиниться первой, но я первой напала. и за это тоже стоит извиниться. -прости меня. Саша проснулась. увидев, что в комнате меня нет, она послушно побрела сама по каким-то делам. я безответственная мать. -как говорится, "греши и кайся"? -ты меня простишь? и каждое слово даётся все сложнее. Я слышу, как она говорит через забитый соплями от слез нос, как подрагивает голос. -прощу. -приедешь? -а что? больно? - шепот и насмешка сквозь слезы; кажется, я действительно сломала в ней ту Олю. молчание было утвердительным ответом. она вздыхает, а я в голове буквально представляю, как она сейчас сидит, потирает бутыль вина, ибо не предпочитает пить из бокалов, а на фоне ветер вперемешку с какой-то сопливой музыкой. я ждала. я совсем одна. -а знаешь, Лена, поболей. все проходит... и это пройдет...