Книгочей

***

— В этот раз мне точно повезёт, и Петти приготовит завтра рагу из пятнистого кролика, — мечтательно произнёс Шон. — Да, ты столько об этом говоришь, что кроли скоро это между собой обсуждать будут, — хохотнул Уилд. — Да, ты просто его не ел никогда. Ничего не понимаешь. Это еда богов! — Ну, конечно, — закатил он глаза. — А в Харгеоне ты тоже самое говорил о пирожках в таверне Синий дол, а в Фëсте о паэльи, а в Бивне о… — Хорош, — остановил их Джим. — Сейчас оба всю дичь распугаете. Берите пример с Ника и ступайте молча. М-да. Вот такая у меня роль во всем этом балагане под названием охота. Раньше меня учили правильно ходить по лесу, знать места, убивать животных, и вот сейчас спустя год с небольшим я — самый обычный охотник. Да, было тяжело долго ходить, а затем стрелять, но человек - тварь живучая и ко всему привыкает. Вот и я привык к неспешной и осторожной длительной ходьбе с грузом. Ловили мы в основном кроликов или отстреливали шашек — птиц, похожих на перепелов. Иногда могло повезти, и мы убивали отставшего или потерявшегося ходраса — большую плотоядную свинью. Также в отряде я получал опыт обработки ран, ушибов и вывихов. Собирал травы и грибы для Хелен, сладкие ягоды — для малышни. Из значимых за год событий было привыкание к обращению к себе даже мысленно в мужском роде и поездка в Харгеон. Я и раньше многое слышал об этом прекрасном портовом городе, но увидеть его в живую было чудесно. Харгеон был ярким, шумным, пах свежей рыбой, фруктами и выпечкой. Ребятня беззаботно бегала по улицам и пристани, взрослые стояли у ларьков, путешественники пили в трактирах. Я там был в роли охранника, поскольку самый маленький и пить спиртное не буду, смогу присмотреть за товаром. На продажу наши везли овощи, шкуры животных, ткани, которые делали женщины селения из шерсти баранов, и так по мелочи. Заработали мы тогда около ста тридцати тысяч драгоценных, что было в пределах нормы. Мои сопровождающие потратили немного ещё в пути, а свою долю я приберег. Как бы не был красив Харгеон и интересны товары, а всякое может в жизни случиться. Да, и я не ребёнок, который может всё потратить на безделицу, которую в порту продают втридорога. Меня, правда, ждал сюрприз, когда мы вернулись. Спустя три дня, к нам с Хелен ввалилась чуть ли не вся деревня, чтобы поздравить меня с днем рождения. Суть праздника мне не нравилась, потому что одиннадцать — так посчитали местные — мне уже когда-то было, но вот атмосфера и подарки грели душу. Каждый сказал тогда пару красивых слов: дети — слегка скомкано, но от всего сердца, взрослые — с красивой притчей и тостом. Подарили же мне тогда зачарованный дневник с красивой ручкой. Зачарование заключалось в том, что листов в синей записной книжке было больше, чем кажется. В итоге, теперь я говорю со всеми через этот дневничок, что очень удобно. Знаете, сначала я думал, что мне будет тяжело постоянно молчать, но это не так. Никакого дискомфорта я не испытываю. Скорее небольшие неудобства. Но они преодолимы: надо лишь быстро открыть чистую страницу и написать фразу. И с каждым разом у меня получается это делать всё быстрее, при том что ещё и разборчиво. Могу с уверенностью сказать, что из моего окружения я самый грамотный из-за постоянной практики. Помимо разговоров, я также теперь веду записи лекций Хелен и свои собственные наблюдения. Пишу попеременно на всеобщем, русском и английском. Последние два использую только для своих мыслей, которых очень много. Конечно, большинство из них о фундаментальных понятиях этого мира. Здесь большинство наук крутится вокруг магии, а потому нет физики или геометрии в чистом виде. Всё, что изучает, познается через магическую составляющую или же это какие-то бытовые знания, по типу моего обучения на лекаря у Хелен. Нет, есть и высшее общество, где люди учатся живописи, этикету, ораторскому искусству, но это только сливки общества. Простых граждан объективно больше, а поскольку каждый грамотен, то это скорее погрешность, выбивающиеся из общей статистики. Кстати, волшебников оказывается во всём Фиоре не мало. В каждом крупном городе находится какая-нибудь светлая гильдия. Исключение составляет Харгеон, потому что это порт, а следовательно нейтральная зона. Там не должно быть никого, кроме рунных рыцарей. Рунные рыцари — подконтрольные короне полумагические войска, которые находятся во всех городах. Именно в городах. В деревнях или поселках рунных рыцарей нет, ибо на все поселения Фиора их просто не хватит. Так что следят они за порядком только в городах. Если что-то происходит в деревнях, то с этим справляются, как правило, маги гильдий. Как вообще приходит в гильдию задание? В зарегистрированных поселениях создается специальный запрос, который отправляется в ближайший штаб рунных рыцарей. Запрос может быть срочный и не очень. Те, которые должны были быть выполнены ещё вчера, пишут деревенские на специальной бумаге и отсылают либо с гонцом, птицей или, если есть деньги, с помощью магического вестника. Если запрос не срочный, то его отправляют рыцарям на обычном бланке. Рунники проверяют данные и передают их дальше. В штабе есть специальная конструкция, которая сканирует запрос и отправляет его в генштаб. Да, чем-то это похоже на факс. В генштабе же идёт перепроверка данных и отправляется уже задание во все зарегистрированные светлые гильдии на специальные артефакты. Своим же нужно выслать официальный приказ, который нужно отправить по военному каналу связи в определенное отделение рунников. В общем дело это не быстрое, и гильдии к моменту отправки войск могут уже выполнить всю работу, а потому никто не спешит помогать жителям провинции. Да, и без того у рыцарей забот много. В городах постоянно что-то случается: от потери кошелька у бабушки и до потасовки между магами. Так что гильдии магов подконтрольные правительству очень нужны. Порой власти даже закрывают глаза на какие-то косяки гильдии, если её люди постоянно выполняют задания. Вот, тот же Хвост Феи известен своими магами, которые постоянно где-то что-то рушат, но берут с них минимальную компенсацию, так как они следят за порядком на территории Магнолии, лесов между их городом и Харгеоном и гор Хакобэ. В общем за ними крепится очень большая территория. Кстати, особенностью моего местообитания, то бишь Фиора, является приятный субтропический климат. Но так не во всех частях. Горные хребты почти постоянно заснеженные, из-за близости с морем, которое приносит свои осадки. Между прочим зон с постоянным климатом не так уж и много, да, и вообще в этом мире очень сложно что-либо предсказывать. Всё это не только из-за магов, которые взмахом руки могут призвать смерч или град, но и из-за свободного эфира. Эта субстанция очень непостоянная, в следствие чего могут возникать природные катаклизмы, вроде засухи или обильного снегопада. Я много думал об эфире, но так и не смог понять, что это. Частицы, что есть во всем живом, но при этом не спокойные и ни на что не влияющие, а очень даже активные. Какое-то время я думал, что эфир сродни положительному радиоизлучению, но мысль эту отбросил, так как было слишком много непоняток. Например, почему не происходит мутаций ведь эфир — опять же — вещь не постоянная. В итоге, я в свободное время пытаюсь самостоятельно понять, что это за энергия, записывая наблюдения и выводы в дневник. Из мыслей о столь далёкой магии меня вырвал сигнал подаваемый Джимом. Я на всякий случай достал ружьё. Если хоть кого-нибудь подстрелим, то сможем наконец пойти домой. К обеду у нас было пять кроликов и две шашки. Возвращались мы быстро, так чтобы на запах не пришли хищники или падальщики. В итоге, деревню мы увидели за час до ужина. Я сразу побежал сдавать добычу Аманде, а затем к Хелен, которая потрепала меня по волосам и отправила мыться. Что удивительно, но ванная своя была в каждом доме. Бань тут не было, но если говорить о совместном купании, то в некоторых местах в Фиоре была практика горячих источников, как в какой-нибудь Японии. Мм… Если говорить о культуре, то здесь как с языком — смесь из азиатской и европейской. Это касалось имён, одежды, обуви, оружия и ещё многих других вещей. В Мейере на полях могли работать в простых кимоно или рубашках со штанами, а в одном из домов жила семья Маэда, члены которой носили азиатские имена, кроме самой младшенькой Лиззи. И это считалось нормой. Причём это не культура, которую впитал с беженцами Фиор. Членов королевской семьи звали на японский лад ещё до открытия границ, а потому мне тяжело сказать, откуда всё это взялось. Причём и фиорцы не были изначально народом с восточной культурой, потому что многие объекты вроде дворцов и храмов выполнены в Европейском стиле. И стоят они уже много лет. Впрочем, мне просто не хватает информации. Хелен, Вероника, Джим и мелкие знают только то, что слышали или когда-то читали, а ещё они все деревенские, которым и не интересно, что такое эфир и откуда взялся в их королевстве рамен. Нет, я не говорю, что они тупые — в этом мире невежд мало, — но они много чего не знают. Я же коплю теперь деньги на поездку в Харгеон, где можно будет найти книжный, а то от информационного голода совсем зачахну. Но человек предполагает, а Бог — располагает. — Хелен, — ворвался рано утром в наш дом дядя Коби. — Сара заболела. — Что с ней? — спросила Хелен, отодвигая тарелку с кашей и доставая корзинку с отварами. — Поднялась температура. Говорит, голова болит. А ещё кашляет. — Сухо? — Да, сухо, — ответил Коби, комкая края кофты, пока бабушка всё собирала. — Ник, посиди здесь пока, — сказала она, когда я вылез из-за стола. — Ничего, — ответила она на моё недоумение. — Если что, я тебя позову. Хорошо? Я кивнул и провёл ушедших взглядом. Что-то неспокойно на душе. Я сел на стул у входа и стал ждать. На симптомы отравления не тянет, да и никто из этой семьи вчерашнее мясо не ел. Если и обычная простуда, то очень резкая. Нехорошо. Может передаться. У Коби и Сары есть маленький ребёнок. Надо будет его проверить тоже, так как мать с ним постоянно возиться. Ещё надо осмотреть соседей. Справа живёт Джим со своими, но вчера он был на охоте, а остальные помогали бабушке Азу. А вот соседи слева никуда не уходили. И насколько я знаю Сара берет у них молоко раз в три дня. Вчера был такой день, так что надо и к ним в первую очередь зайти. Из этих мыслей меня вывел стук в дверь. Я открыл её. — А, это ты, Ник, — было первое, что сказала Шерри. — А бабушка Хелен дома? Я покачал головой и указал в сторону дома семьи Лотс. — А, спасибо! — проговорила она, и хотела уже убежать, но я перехватил её. — Ник, мне надо бежать. Маме плохо. Она сказала позвать бабушку. Пусти, — она вырвала руку и убежала. Плохо? Также как и Саре? Мне это не нравится. Из соседнего дома вышел старик Клатч, как его называли все. Он как-то покачнулся, закашлялся и, опираясь на трость, направился к нашему дому. Я достал блокнот и быстро написал координаты Хелен. Подбежать то я подбежал, но старик начал заваливаться, и мне пришлось аккуратно нести его к нам. В доме я его положил на специальную лавку, похожую на кушетку, расстегнул всё и принялся с помощью специального прибора — местного стетоскопа — слушать шумы в легких. В дом вбежала Хелен. — Ник? Ох, — заметила она моего пациента. — Что с ним? «Шумы как при бронхите и сухие хрипы на придыхании. Дать ему настойку?» — Да, достань всю, которая есть. «Сколько сейчас заболевших?» — Откуда?.. А, Шерри, точно. Это получается четвертый. Я кивнул и убежал к ящикам с лекарствами. Старик Клатч снова закашлялся. После этого приступа ему дали микстуру. — Остальным я уже дала. «Мне это не нравится. Они не живут близко и не контактировали друг с другом.» — Я знаю. Может лишь совпадение. Я промолчал. Четверо больных явно не совпадение. Кстати… «Кто четвертый?» — Абрам. Кто-то вроде лесничего. Его днями дома не бывает. И он пришёл вчера с охоты позже нас. Возможно, болезнь пришла из леса. Но тогда я, Джим, Шон и Уолд в зоне риска тоже. Никто пока от них не прибегал ещё, но следует приготовиться и самому, на всякий случай выпить настой. Благо его много, не так давно делали. К концу дня заболевших было десять человек. Друг с другом большинство, как это не странно для столь маленькой деревни, связано не было. Общая вода и недавнее мясо точно не были причиной заражение теперь уже непонятно чем. Из леса эта дрянь не пришла, потому что двое вчера весь день работали дома и никуда не выходили. Их семьи тоже ни с кем не контактировали. Всё это плохо. Очень плохо. «Надо послать запрос рунным рыцарям», — написал я Хелен. — Мы уже отправили один. «Срочный?» — Пока нет. Если к утру состояние первых не улучшится, то тогда уже срочный. Рискуем. Но если и правда улучшится, придется выплачивать компенсацию за ложный вызов. Сейчас же мы с Хелен смотрим за стариком, а семьи заболевших за своими, так что в принципе положение нормальное и всё может выправиться. Но чуда не случилось. К утру заболело ещё четверо. Глава забил тревогу, потому что это уже одна четвертая деревни и в этот раз болезнь перекинулась на ребёнка, его сына. — Не успеют, — тихо сказала Хелен, разводя травы в воде. Я осторожно коснулся её руки. Она опустила глаза и вздохнула. — С болезнями всегда так. Магов лечения очень мало, и к тому моменту, когда прибудет хотя бы новичок в целительстве, больше половины слягут. Если вообще кто-нибудь придёт… В такие моменты я жалею, что в Фиоре запрещена магия Жизни. Слова Хелен подтвердились. На запрос никто не откликался, в то время как начали болеть уже домами. Но самое поганое, что бабушка начала кашлять. У неё поднималась температура, но она продолжала всех лечить. Со мной она старалась не контактировать, и после каждого пациента мы оба мылись до покрасневшей кожи. Забота о Клатче и хозяйстве полностью легла на меня, пока Хелен ходила по домам. Настойки слабо помогали кашляющим, лишь на время нормализуя дыхание и притупляя боль. А утром четвертого дня произошёл первый смертельный случай. — Кха-кха, — прокашлялась в платок Хелен. — Послали ещё одного срочного вестника. Будем надеяться, что на этот раз кто-нибудь придёт. Кха-кха, Ник, приготовь ещё настоев, а то что-то я устала. Эх, старость не в радость, хе-хе, — храбрилась она, подавляя очередной приступ кашля. «Что будет с Марплом?» — Не знаю. Сейчас Норд советуется с остальными. Моё мнение — надо сжечь тело, но семья покойного… Я их понимаю, но сейчас не время для того чтобы копать могилы и вызывать священника. «Ты права. Похороны во время болезни устраивать нельзя. Особенно с вызовом постороннего. Мы и так рискуем высылая вестника, а тут живой человек.» — Я им это и сказала, но что толку, если от горя поступят по-своему. Священника не вызвали, но стали копать яму. Но когда закончили, понадобилась новая. Старик Клатч ушёл из жизни вторым. Он долго хрипел, казалось, пытаясь выкашлять собственные лёгкие, но в итоге, начал задыхаться и умер. Прямо у меня на руках. И в без того бедственном положении Хелен пришлось отпаивать меня чем-то и успокаивать. Я знаю, что был не виноват, в том что не вылечил то, что даже мой учитель не смогла побороть, но мне было плохо. Я не квалифицированный врач и мир иной, но я был ответственным за его жизнь. Жизнь, которую не спас. Дальше стало только хуже. Начали поголовно заболевать дети. Причём кашляли они с кровью и температура скакала как ненормальная. Смотреть на бледных и дрожащих от очередного приступа своих друзей было невыносимо. Всё что я мог, это давать им лекарства и показывать картинки с милыми рисунками. Мой дневник медленно, но верно пополнялся записями о болезни вперемешку с мордочками котят и зарисовками птиц, которых я видел в лесу. Времени на очередную истерику просто не было. Хелен с каждым днём было всё хуже, заболевших всё больше. Мне приходилось постоянно кому-то что-то давать, обтирать, готовить новые лекарства и еду, для нас с бабушкой и тяжело больных, слушать что говорит каждый, потому что это может помочь излечить или же это будут последние слова, что произнёс мои знакомый, друг, наставник. Я мало спал и ел, но продолжал работать. Нагрузка с каждым днём всё повышалась, теперь нужно было выносить на улицу мертвых, потому что никто больше не мог. Да, я был последним здоровым человеком в Мейере. Каждый день я находил время и писал письма в штаб рунников, но ответа не было. Неужели нас забыли? Дольше всех с этой дрянью боролись дети. Дольше всех и мучительнее всех. Они лихорадили и сплевывали кровь. Родители пытались помочь им и мне, но сил ни у кого не было. Если помощь и придёт, то выживут единицы. Но пока всё тихо. С каждым днём всё тише. Я почти не спал и постоянно бегал от одного дома к другому. Когда никто, кроме меня, не мог встать с постели, я стал ещё ходить по курятникам и коровникам. Болезнь скотину не трогала, но животным и так нужен уход. Я же успевал только воды налить да корма положить. Дальше сами. Ночью, пока все спали, я копал ямы для тех, кто ушёл. Перед глазами всё плыло от усталости, ноги гудели и руки дрожали, но мне надо, если не похоронить, то хотя бы куда-нибудь скинуть тела. Звучит ужасно, но живые важнее мёртвых. Это понимаешь, когда люди медленно загибаются, а рядом лишь ты. Больше, кроме меня, помочь больным никто не мог. Из жизни уходили все мои знакомые. Перед смертью я просил их рассказать что-нибудь и записывал их мысли. Дети пересказывали сны или что-то забавное, спрашивая зачем мне это. Я же говорил, что чтобы, когда они выздоровят, перечитать, а то во время лихорадки память столь непостоянна. Они верили и слабо улыбались. Взрослые же пересказывали всю свою жизнь. До хрипоты и мерзкого кашля они говорили о том как веселились в детстве, ездили на фестивали, влюблялись, женились, заводили детей. Я слушал и писал. Писал, писал, писал. Для чего? Не знаю… Одна Хелен продолжала меня учить, ничего о себе не рассказывая. Теперь она лежала дома и никуда не выходила. Могла только иногда помочь с травами или выпить лекарства сама. — Ник, беги отсюда, — хрипло говорила она. — Когда запросы перестанут приходить, они могут взять, кха-кха, деревню в оцепление. Я буду писать, пока… А ты иди. «Куда ты меня гонишь? Я вас не оставлю. Кроме вас у меня никого нет. Кроме тебя…» Хелен устало улыбнулась и отвернулась от меня. — Иди в Магнолию. Там на окраине живёт ле… Кха-кха! Лекарка Полюшка. Она тебя посмотрит. И если что… Кха-кха! У меня в ящике лежит письмо. Передай ей, когда найдёшь её. — Почему до этого не говорила про лекарку? Ты писала ей? Она придёт? — получилось хрипло и больно с непривычки, но иначе бы она меня и слушать не стала. — Не придёт. Полюшка, не справилась бы. Она уже не молода. — Ну, и плевать! — отмахнулся я. Действительно, уже что-либо поздно делать, когда в живых то… Впрочем, не стоит хоронить раньше времени. — Я тебя не брошу! — зло произнес своим ужасным голосом. Хелен задрожала всем телом. — Я люблю тебя, бабушка. Я тебя не брошу. Как же больно было говорить с непривычки, но она ведь на меня не смотрела, а мне нужно было это сказать. Сказать, почему не оставлю. Сказать, что буду рядом. До конца. Ведь она стала всем для меня здесь. Родная, дорогая, лучшая в мире бабушка и учительница. — Я тебя тоже, внук, — тихо произнесла она и заснула.