***
Спустя пару месяцев, смотря на свои окровавленные руки, Хигучи горько сожалела, что была однажды пригрета светом иллюзий о хорошей жизни. Стонущая от нестерпимой боли, девушка сложилась пополам и проклинала день, когда ей довелось впервые увидеть этого жестокого, беспощадного, не имеющего ни грамма сострадания человека. Ленты Расемона безжалостно растерзали Ичие, имевшую несчастье так глупо облажаться во время тренировки. — Я больше не могу! — взвыла девушка, прикладывая к губам ладонь с открытой раной. Тело изнывало от пульсирующей боли и призывало сдаться прямо сейчас. — Встань! — крикнул Акутагава, подойдя к своей подчиненной ближе. Парень смотрел на неё сверху вниз и еле удерживал себя, чтобы не пнуть девушку в живот. Сгорая от ненависти к себе, что его ослепила, он пытался подавить ком в горле. В груди клокотала ярость, но не на едва погасшее солнце, а на самого себя. На это ужасное воспроизведение, жалкую пародию или неудавшийся портрет своего бывшего наставника, который его предал. Семнадцатилетняя девочка, найденная в хищных лапах зимы, не заслуживала такого обращения к себе. Покорно смирившаяся со своей участью и дрожащая от страха, она валялась у его в ног, ставшая прямым олицетворением его бесчеловечности. «И чем же ты лучше меня?» — назойливый голос Дазая засел у Акутагавы в голове, не желая покидать его ни на минуту. С горечью Рюноске ловил свою схожесть с предателем, от чего на душе становилось паршиво. И тогда он решил во что бы то ни стало создать из себя оригинал, перестав быть лишь фальшивой копией. Сокрушительная империя, созданная Осаму, падет под властью Акутагавы. Он обещает. С этой мыслью он вышел из тренировочного зала, оставив за дверью громкие всхлипы девушки.***
Со всепоглощающим криком отчаяния Ичие разбила ногой зеркало в туалете, в который зашла, чтобы опустить руки под холодную воду. Только вот это совсем не помогало. Горе застыло на её щеках солёной дорожкой. Эмоционально выхолощенная и морально истощенная, Хигучи упала на пол, разбивая колени об осколки стекла. Но боль уже не была такой кричащей и изнуряющей, в сравнении с изрезанными руками. Одно существование в этом мире — зверская пытка над её покалеченной душой. Умение Акутагавы издеваться над ней можно было назвать варварством, а подвергать всевозможным унижениям — отдельным видом искусства. Разумом Ичие готова была бежать, сломя ноги, подальше отсюда, но сердце искало причину остаться. Преодолевая внутреннее сопротивление столько времени, она стала эквивалентном самопожертвования и непоколебимой верности. «Беги!» — шептал здравый смысл. Борясь с тошнотой от металлического привкуса во рту, Хигучи шла по коридору, пытаясь найти хоть один повод и дальше стоять на краю обрыва, так и не решаясь спрыгнуть. И чем ближе она подходила к выходу, тем более удушливее становился самообман. Целительный свет уже выглядывал из-за двери, как кто-то сзади схватил Ичие под локоть и снова поманил в чарующую тьму, преграждая все пути к спасению. Акутагава протянул ей маленькую коробку золотистого цвета со словами: — В Портовой Мафии, если кто-то завербовал новобранца, то несёт за него ответственность и в честь этого отдает ему одну из своих вещей. — Хигучи открыла крышку и обнаружила внутри коробки черные очки. — Возьми их. Не хочу больше видеть твои омерзительные слёзы. Слова разлетались эхом по коридору, навсегда впечатываясь в сознание и память девушки. В темноте друг напротив друга стояли два силуэта, связанные одним холодным днём однажды и на всю жизнь. Вот она, причина остаться — Акутагава Рюноске, когда-то согревший замерзшее солнце.