***
Следующие недели тренировок были неудачными. Они были намного лучше, чем та, которая заставила его протереть собой лёд так, словно он действительно был какой-то тряпкой, не только в моральном смысле. Четвертной флип так и не вернулся. Не было ни одной удачной попытки его приземлить, Юрий либо падал, либо недокручивал его, либо спотыкался. Он заметил, что Яков стал ещё более хмурым и закрытым. Если раньше он даже как-то срывался на них, заставлял прыгать столько раз, что в глазах темнело, то теперь он просто стоял, сложив руки за спиной, и наблюдал за тем, как все проводят разминку на финальной тренировке. Губы Якова сомкнулись в тонкую, прямую линию. На виске пульсировала жилка, а сам он, каждый раз, когда кто то заходил на прыжок, выглядел так, словно не дышал. Плисецкий похудел ещё больше, на фарфоровой коже красовались синяки под глазами, тонкие ключицы выпирали ещё сильнее, чем когда либо. Он чисто приземлил четвертные лутц и сальхов, в десять оборотов исполнил либелу, докрутил тройные с руками наверх. Плисецкий был доволен собой, но его очень корежила та мысль, что Яков был недоволен. Хотя он понимал, что его тренер никогда не отличался сильной похвалой к подопечным, он не прощал им и малейших ошибок — но сейчас на душе Плисецкого была то жуткое и противное ощущение, что Яков в нем разочаровался. Когда Юрий, отдышиваясь, проезжал мимо тренерского стола, он почувствовал над своим ухом дыхание тренера: — Какой контент планируешь заявить на Чемпионат Европы? — его голос был таким холодным, что по коже фигуриста пробежался неприятный холодок. Юрию казалось, что ответь он хотя-бы что то, Яков при любых обстоятельствах накричит на него. Но этот вопрос заставил задуматься. А если рискнуть? Уже завтра вылет, но еще будут тренировки на месте, там можно будет попрактиковаться вернуть эти грёбаные флип и риттбергер. — Как и прежде. — твердо сказал Юрий, сам не веря, что эти слова действительно сорвались с его уст. Яков застыл. Было видно, что тренер находился в шоковом состоянии и смятении, и Юре стало ещё более обидно из-за этого. Да, он сейчас был намного слабее себя прошлого, но неужели тренер не может поддержать, хотя бы не смотреть на него таким отстранённым взглядом? — Значит, заявляешь четвертные и прыжки во второй половине с руками наверх? — Да. — Плисецкий твердо кивнул, и тренер отвернулся, думая о чем-то: — Ты же знаешь, при твоей форме сейчас это может быть опасно. — А мне все равно. — Юрий ощущал себя так, словно за него говорил не его голос, а что-то внутреннее, что-то непонятное для его сознания: — Я хочу побеждать! Он сказал это уверенно, но чувствовал, как эти слова обвили его шею, грудную клетку жёсткими, терновыми щупальцами, не давая дышать. — Убиться захотел? — Яков говорил обрывисто, было видно, как тренер хотел сохранять хладнокровность и равнодушие, но у него этого не получалось. — Юра.. Когда он обернулся к Юре, Плисецкий заметил, что в глубоких, темных глаза тренера, которые смотрели на него колким, ледяным взглядом появились нотки отчаяния и сочувствия. И ему стало непривычно от этого: — Яков тоже человек. — думал Юра, и сейчас, помимо всего остального, его мучали загрызнения совести, ведь он уже успел подумать о своем тренере, как о меркантильном старике, которому плевать на все, кроме золотых медалей, а ведь оказывается он переживает не меньше спортсменов, ему тоже больно от падений Юрия, Милы. Просто он этого не показывает. — Я обещаю Вам, — голос Юры дрожал. — Я сделаю свой абсолютный максимум. В глазах Якова по-прежнему горел волнующийся огонек. Плисецкий каждой клеточкой тела ощущал, как тренер действительно гордится им и его стремлением несмотря ни на что выступать, побеждать, заявлять сложный контент, но при этом его одолевают бурные сомнения касаемые безопасности и здоровья фигуриста. — Хорошо, Юр. — Яков отошёл к раздевалке, и, остановившись прямо возле ее двери, проговорил: — Но помни. Если на середине проката почувствуешь, что не потянешь — не рискуй. И скрылся в раздевалке. Юрий ещё долго смотрел ему вслед, а после вновь покатил вдоль бортиков, разгоняясь на очередные прыжки.***
Вылет пришелся на самое утро. За окном вовсю горело солнце. Несмотря на зиму — вся улица была освещена его лучами, снег искрился сотнями хрусталиков. На ветке дерева, скукожившись, сидела стайка снегирей. Весь центр города уже был на ногах, проезжало огромное количество легковых машин, люди поспешно шли в сторону аэропортов и вокзалов. Юрий проснулся. Ему снова снился кошмар. Чемодан он собрал ещё вечером, на его собирательство он не потратил большое количество времени: нужно было взять всего лишь тренировочную форму, пару запасных коньков, костюмы, упаковку с тейпами, и многие другие средства для того, чтобы выжить в незнакомой стране. Чемпионат Европы проходил в Барселоне. Сегодня они вылетают. До общего сбора возле родного катка оставалось несколько минут. Юра присел на чемодан, смотря в полоток. Он выиграл Финал Гран-При. Он выиграл Чемпионат России. А что будет сейчас, в Барселоне? Сможет ли он вынести весь прессинг, рискнуть и приземлить все прыжки, заявленные в протоколе? Он шумно вдохнул. Покрепче завязал белый шарф на нее, крепко взял чемодан за ручку, и вышел из дома.***
В самолёте Юрий чувствовал себя сносно. Всем тренерским штабом они встретились возле его родного катка, пошли в аэропорт, сели на рейс. Он смотрел, как плывут по течению облака, как сменяются границы городов одна за другой. Рядом с ним сидела Мила, но они не сказали друг другу ни слова. Девушка спала, полностью игнорировав весь окружающий мир. На какой-то момент Юрию показалось, что он даже слышит голос Отабека. И какое разочарование его настигло, когда обернувшись, он увидел приближающегося Якова. — Сегодня приезжаем, тренируется, завтра короткая программа. Юрий кивнул. — Насчёт контента. — тренер не успел и договорить, как Плисецкий перебил его: — Я не передумал. Яков удалился, снова бормоча себе под нос: — Юра, Юра.. Фигурист снова начал смотреть в окно. В наушниках играет песня Драконов, а руки почему-то дрожат.***
Четвертной лутц. Падение. Плисецкий поднялся на ватных ногах. На следующий день они уже прибыли в Барселону, и тренировались на катке. Вся арена была усеяна огромным количеством людей, Чемпионат Европы в этом году был особо значимым событием, поэтому люди скупали билеты даже на банальные тренировки. И Юре хотелось взять и уйти. Он чувствовал себя отвратительно. Упав два раза, он ощущал себя зверушкой в клетке, которая отчаянно пытается выбраться, а на него смотрит огромное количество людей, прямо как в цирке. Все остальные прыжки он приземлил чисто.***
Прямо у калитки, когда Юра только-только надел чехлы на лезвия коньков, к нему подлетели журналисты. Он судорожно несколько раз вздохнул, чтобы не сорваться и не наорать на них. А ведь раньше бы сорвался. И наорал. Но сейчас все по-другому. Он слишком подавлен. — Юрий Плисецкий! — высокая женщина потянула его за рукав олимпийки, тыча микрофоном ему прямо в рот. — Как оцениваете свои возможности в короткой программе? Мы слышали, что у вас есть небольшие проблемы с подготовкой, но при этом вы заявляете такой же сложный контент, как и раньше, рискуете? Не боитесь? — Я не могу сейчас давать интервью. Извините. — буркнул фигурист, и, натянув темный капюшон на волосы, скрылся в кулуарах вместе с тренерами.***
На следующий день он увидел статьи о себе на официальных форумах о фигурном катании, как о очень токсичном фигуристе, который отказался давать интервью. Было ещё огромное количество статей, в которых говорилось, что Плисецкий с очень грубыми ошибками исполнил прокаты на тренировке. Плисецкий выступал в последней разминке. Он уже надел костюм, чувствуя себе по-прежнему не очень хорошо. Сейчас шнуровал коньки, понурив голову и думая об одном: — Когда это все закончится.. Когда мне станет лучше. Он ударил себя по щеке, пытаясь придать боевого духу, и отвлечься от грустных мыслей. — Последняя разминка лидеров! — скандировал громкий голос комменатора, и Юра высоко поднял голову, чувствуя, как сердце наровит вот-вот выпрыгнуть из груди.***
— На льду — Юрий Плисецкий, фигурист, представляющий Россию. — объявил диктор. Лезвие конька Плисецкого неуверенно ступило на соревновательный лёд. Он выехал вперед, что-то прошептал себе. Что-то личное, о чем должен знать только он. Его встречали оглушительным аплодисментами, толпа русских болельщиков скандировала его имя, держа огромные плакаты с его изображением и надписями, что-то вроде: «Юра, давай!» «Плисецкий, покажи всем!» А в голове у него по-прежнему звучали голоса журналистов, воспроизводились многочисленные падения и громкие заголовки статей. Юра выехал в центр, принял начальную позу. Заиграла музыка. Он всеми силами пытался скрыть свою нервозность, и от этого не получалось держать одухотворённое лицо, которое являлось основной загвоздкой программы. Первый прыжок — четвертной флип. Который он так и не мог восстановить. Юрий разозлился, каждой клеточкой тела ощущая, как продавливает лёд зубцом лезвия. Чисто! Трибуны заревели и зааплодировали. Где-то за бортиком подпрыгнул Яков. — Теперь каскад. — думал он. Несмотря на то, что на соревнованиях Юрию удалось исполнить тот прыжок, который ему не удавалось исполнить на тренировках, он по-прежнему нервничал. «Надежда всего мужского одиночного. Не подвести» — эхом отдавались эти слова у него в голове. Каскад тройной лутц-тройной сальхов с рукам наверх. Падение. — Черт! — прошипел он, поднимаясь. Он ощущал, каждой клеточкой тела ощущал, как зал напрягается. И впервые после падения Юре Плисецкому стало так страшно. Он катал, словно в темноте. Словно ничего не было видно. После он чисто исполнил тройной аксель, приземлил четвертной сальхов с помаркой, споткнувшись. Он докатывал. Последнее финальное вращение. Юра встал в финальную позу, практически не дыша, и не видя перед собой ничего. По лбу водопадом тек пот, он ощущал себя ничтожеством. Музыка закончилась. Юра, кусая губы, поклонился зрителям. Все апплодировали, орали, но на лицах многих болельщиков читалось недоумение. На лёд бросали игрушки, цветы. Юра, положив ладони на бока, устремился к Якову. Тренер встретил его, обнимая. — Говорил я тебе, давай упростим.. — Нет! — рявкнул Плисецский, направляясь в зону kiss & cry. Яков последовал за ним.***
86,45. — Баллов насыпали от души. — прошипел про себя Плисецкий. Он занимал пятое место на данный момент.***
На произвольную программу он выходил с ещё более мрачным настроением, и где-то в глубине своей души, Юра понимал, что если не откатает чисто, в какой-то степени это будет конец. Его по-прежнему громко встречали болельщики. Начало. Падение с четвертного лутца. Юра отъехал к борту, и он упал так сильно, что ему действительно захотелось плакать. Впервые. На соревновательном льду. Тройной лутц-тройной флип. Недокрут. Тройной аксель. Падение. Трибуны начали ахать. Прыжки во второй половине и вовсе не задались. Он упал с четверного флипа с руками наверх. Когда музыка закончилась, Плисецкий понимал: в какой-то степени это и вправду конец. Он с трудом переставлял ноги, а разочарованный и сочувственный взгляд Якова заставлял его ещё больше злится. Юрий Плисецкий впервые стал шестым на Чемпионате Европы.***
— Я ухожу. — сказал Юрий, собирая все вещи с родного катка. Яков стоял возле дверей, хмурясь. — Я тебе говорил, контент упрости.. — Это конец. Все. Конец. — говорил Плисецкий, и, закинув сумку-мешок на плечо, проронил: — Я завершаю карьеру. Спасибо, что были со мной, я никогда этого не забуду. — Юра! Но Плисецкий уже ушел.***
И впервые дома было так одиноко. Юрий выкидывал все книги про фигурное катание, все диски. Как тут в дверь позвонили. Он открыл дверь, и на пороге перед ним стоял Отабек. Он вошёл в комнату Плисецкого, и хмурясь, спросил: — Ну и как это произошло?