Листья плюща над белым окном

Это было действительно самое неловкое и ужасное собеседование за всю ее жизнь, но она прошла его! После двух месяцев изучения страниц с объявлениями в свежих номерах The Guardian, блужданий по офисам, наполненным равнодушными, одетыми в одинаковые серые костюмы секретаршами, бесед с их высокомерными начальниками, после навязчивых мыслей «а не вернуться ли домой в Штаты?» Дэни Клейтон, наконец, получила работу, о которой можно было только мечтать. Вздохнув, она перехватывает одной рукой лямки своего красного спортивного рюкзака и выходит из приемной мистера Генри Т. Вингрейва, который промучил ее добрых полчаса, пытаясь выяснить, достойна ли она стать учительницей третьего класса в его элитной частной школе-интернате в Эссексе. Школа располагалась в старинном поместье под названием Блай, и Дэни, которая всего полгода как переехала в Лондон из Штатов, увидев объявление о найме учительницы для младших классов, сразу же ухватилась за эту уникальную возможность. Деньги, привезенные с собой, растаяли, как прошлогодний снег, и она отчаянно нуждалась в работе, а возвращаться домой, туда, откуда она сбежала в пасмурную и сырую Англию, было для Дэни равносильно смерти. Как она подозревала, претенденток на место учительницы в дорогой частной школе было немало, и ее опасения совершенно подтвердились, когда мистер Вингрейв во время собеседования начал задавать весьма провокационные вопросы, почему-то особенно активно напирая на то, что она американка. Прожив в Лондоне полгода, Дэни смирилась с тем, что, в отличие от Америки, европейцы казались довольно мрачными и замкнутыми людьми, и привыкшая на родине к улыбкам и показной, но привычной и приятной вежливости, поначалу она чувствовала себя неуютно, однако очень быстро освоилась и уже не обращала внимание на то самое недоверчивое выражение, которое появлялось на лицах лондонцев, когда их обладатели слышали ее американский выговор. Но мистер Вингрейв не только проявлял недоверие по поводу квалификации и национальности Дэни, он ещё и весьма активно пытался выяснить причину того, что молодая женщина, покинув Америку, хочет, как он выразился, «похоронить себя в провинции» и посвятить жизнь воспитанию чужих детей, которые «отнюдь не подарок», по его же собственным словам. Но Дэни не поддалась на провокации Вингрейва, она прекрасно понимала, что на кону стоит ее жизнь в Англии, и поэтому, изо всех сил улыбаясь, сказала ему, что ей безумно нравится Лондон и безумно нравится Великобритания, и вообще она мечтает жить в провинции и скука ее нисколько не пугает, а воспитание чужих детей — мечта всей ее жизни. Эти милые хитрости вкупе с очаровательной американской улыбкой и отличными рекомендациями отчасти убедили мрачного мужчину в прекрасно пошитом синем костюме, и он, выдерживая долгие, изматывающие паузы, наконец, сказал, морщась так, словно его мучила головная боль, что «она, пожалуй, им подходит». Дэни до сих пор так и не понимает, чем лично она вызвала неудовольствие мистера Вингрейва, однако, стоит ей выйти за порог его кабинета, спуститься в лифте вниз и выйти на запруженную автомобилями улицу, как неприятное впечатление от собеседования полностью улетучивается, и она направляется в ближайший паб, чтобы пообедать и выпить пару бокалов пива. В Америке Дэни не пила пива вообще, тем более в обеденное время, но Англия изменила ее мнение об этом напитке, и, глядя на болтающих за столиками лондонцев, она с удовольствием усаживается за стойку на высокий барный стул и заказывает мясной пирог и пинту светлого пива, мысленно прикидывая, сколько времени у нее остаётся до отъезда в Эссекс и успеет ли она купить все необходимое. Мистер Вингрейв сообщил ей, что занятия в Блае уже идут, но, поскольку предыдущая учительница «оставила свой пост», а новой пока что нет, то третий класс сидит без уроков, и это означает, что Дэни должна как можно скорее отправиться на новое место работы. Он дал ей сутки на сборы и сказал, что «за ней приедут» к завтрашнему вечеру, так что у Дэни был целый день, чтобы подготовиться к переезду на новое место жительства. Впрочем, ей и не нужен был целый день, потому что все ее имущество умещалось в двух сумках и рюкзаке, а съехать с квартиры для нее означало, что она должна отдать ключ от номера в хостеле хмурому клерку, сидящему на первом этаже за заплеванной конторкой. Дэни нравится эта новая жизнь, которую она построила в Англии. После долгих лет существования по указке сначала матери, потом жениха, когда она была вынуждена соответствовать чужим представлениям о том, как надо и как не надо, оказаться в полном счастливом одиночестве и делать только то, что хочется самой, было невероятно. За те полгода, что она прожила в Лондоне, она почти что достигла полного умиротворения, и, наверное, однажды действительно достигла бы его, если бы не постоянные звонки матери, которая то срывалась на угрозы, то рыдала в трубку, обвиняя Дэни в том, что та ее бросила, то, напиваясь в стельку, умоляла ее вернуться, и тогда, сохраняя спартанское спокойствие, Дэни методично объясняла матери, что она ни от чего не сбежала, и вообще ей нравится Лондон и возвращаться она не намерена. И вот теперь, 12-го сентября 1987 года она стоит перед висящим на стене телефонным аппаратом в коридоре дешёвого лондонского хостела и, закусив губу, пытается взять себя в руки, чтобы позвонить и сообщить матери о новой работе, которая, скорее всего, задержит ее в Англии надолго. Дэни знает, что последует за этим сообщением — новые рыдания, упрёки, крики, требования помощи и так далее, и это, наверное, самая тяжёлая часть предстоящего ей дела. Даже переезд в Англию не пугал ее так, как этот злосчастный звонок. Мимо нее проходит молодой человек с густой бородой, в джинсах и ветровке, с рюкзаком на спине. Это сосед справа, и, судя по выговору, он шотландец. Дэни пару раз слышала, как он разговаривает по телефону, а за полгода она уже немного научилась разбираться в местных акцентах. Она провожает его взглядом и решительно снимает трубку, чтобы поговорить с матерью. Спустя сутки Дэни уже едет в шикарном черном автомобиле, очевидно принадлежащем самому Вингрейву, по предместьям Лондона. Вокруг тянутся красивые зелёные поля, воздух чист и свеж, потому что надвигается осень, и Дэни с удовольствием смотрит в окно. За рулём автомобиля, везущего ее к новой жизни, сидит весьма приятный мужчина средних лет, индус с неправдоподобно густыми, словно не настоящими усами, полностью закрывающими рот, и лёгкой сединой в волосах. Он почти ничего не говорит, пока они пробираются по шумным улицам Лондона, но, как только городские дороги сменяются сельскими, беседа завязывается сама собой, и Дэни слышит тот самый сакраментальный вопрос, который уже не удивляет ее спустя полгода жизни в Англии: — Давно вы приехали? Вздохнув, Дэни привычно отвечает: — Примерно шесть месяцев. Мужчина, которого зовут Оуэн, вероятно, улавливает в ее голосе скуку и благожелательно улыбается, обернувшись. — Простите, праздное любопытство. Нечасто к нам в провинцию приезжают американцы. Дэни облокачивается на спинку переднего сиденья. — Почему же? — спрашивает она весело и глотает зевок (со сном у нее все полгода в Лондоне были проблемы, и Дэни надеется, что сельская жизнь поможет ей снова начать спать нормально). Оуэн пожимает плечами. — Наверное, потому, что американцам обычно крайне скучно в английской деревне. — Вы шутите? — Дэни улыбается. — Но здесь так красиво! — Я уже не замечаю этого, — сухо отвечает Оуэн. — Как по мне, деревня везде деревня — скука, грязь и сплетни, и больше ничего. Из долгого рассказа Оуэна, который следует за тем, Дэни узнает, что из себя представляет Блай. Поместье, принадлежавшее некогда многочисленной семье Вингрейва, было отдано им под школу для детей-сирот вскоре после гибели его единственного брата. С тех пор Вингрейв сам лично не бывает в поместье, а только отдает указания, назначив директором некого Питера Квинта, который, по словам Оуэна, «тот ещё мудак». Сам же Вингрейв никогда не приезжает в Блай, передавая свои распоряжения через директора, так что по сути главным в школе является именно Питер Квинт. — Вам придется решать все вопросы с ним, — с искренним сожалением говорит Оуэн, сворачивая с шоссе на проселочную дорогу, ведущую к Блаю, — И дай вам боже терпения, потому что это не человек, а демон. — Неужели? — рассеянно переспрашивает Дэни, вглядываясь в лобовое стекло вперёд, туда, где среди вековых дубов высится громада старинного поместья, какие она раньше видела только на картинках в книгах. — Да, и ещё он очень падок на… — Оуэн деликатно кашляет. — На красивых женщин, скажем так. Дэни нехотя отвлекается от созерцания поместья Блай. В словах Оуэна нет ни капли пошлости, и то, что он сказал, звучит даже не как комплимент, а просто как констатация факта, поэтому она сосредотачивается на самой сути его высказывания. — Что это значит? — Это значит, что предыдущая учительница… — Тут Оуэн запинается, вероятно, решив, что может ляпнуть нечто лишнее. — В общем, она не просто ушла… Дэни вспоминает слова Вингрейва о своей предшественнице. — Но мистер Вингрейв сказал, что… — Да, — кивает Оуэн. — Эту ложь он повторяет всем соискателям. Но все дело в том, что она не ушла. Он молчит несколько секунд, выворачивая руль, и машина, вильнув, сворачивает на аллею, засаженную красивыми дубами. Густые тени от ещё не облетевших листьев покрывают ее всю, и Дэни даже забывает о Питере Квинте, когда видит в конце этой аллеи гордый облик поместья Блай. — Какая красота! — восхищённо говорит она, не сводя взгляда с фасада поместья. Оуэн пожимает плечами. — Я привык, так что уже не замечаю всего этого. Красота тоже приедается, наверное. Но Дэни не может оторвать глаз от великолепного поместья, увитого плющом и напоминающего ей о той Англии, которую она пока ещё ни разу не видела. — У меня ощущение, что я попала в романы Генри Джеймса, — говорит она, чуть ли не перегибаясь через сиденье, чтобы разглядеть весь дом целиком. Оуэн хмыкает в усы. — Привидений здесь нет, но страхов хватает. Погодите, поговорим через полгода, когда вы увидите не только фасад, но и то, что творится за ним. Но Дэни его не слушает. Она не может поверить своим глазам. Машина останавливается перед фонтаном, венчающим подъездную дорожку, и Дэни, не дожидаясь, пока Оуэн заглушит мотор, выскакивает на улицу. Здесь заметно холоднее, чем в Лондоне, и воздух ощущается совсем по-другому, он более плотный, сырой и отчётливо пахнет чем-то деревенским, свежим, то ли листьями, то ли прелой травой, и Дэни с наслаждением вдыхает его полной грудью. За ее спиной слышится хлопанье дверцы багажника. Дэни оборачивается. Оуэн стоит рядом с машиной, держа ее сумки в обеих руках. — Ой, спасибо, я могу сама, — улыбается она, но мужчина отрицательно качает головой. — Нет уж, я вас довёз и сумки могу отнести. Я знаю, что в Америке вы все за равноправие, но тут у нас старая добрая Англия, и мужчина не позволит женщине таскать тяжести. К тому же мне нужно представить вас… А, кстати, вот и она. Он переводит взгляд куда-то за спину Дэни, и она, обернувшись, видит невысокую темнокожую женщину, выходящую из дверей поместья. Одета она просто и скромно — в длинную чопорную юбку и глухую водолазку, закрывающую шею, и от нее исходит ощущение уюта и тепла. — Добрый день, — она приветливо улыбается, протягивая руку Дэни. — Я Ханна. Ханна Гроувз. Я управляю домом. Дэни жмёт руку Ханны, отмечая, что она теплая и приятная на ощупь, словно женщина излучает некий внутренний свет. — Дэни Клейтон. — Мы вас давно ждём, — Ханна смотрит на Оуэна, и в глазах ее появляются смешинки. — Но кое-кому не мешало бы подучиться водить машину. Оуэн хмыкает. — Я повар, а не шофер, — добродушно говорит он и проходит мимо Ханны и Дэни, неся сумки. — Повар? — удивляется Дэни. Оуэн кивает через плечо. — Меня мистер Вингрейв попросил вас довезти, а вообще я тут работаю поваром, да. Кормлю целую ораву детей и терплю придирки одной красивой и вредной женщины. Эти слова явно адресованы Ханне, и Дэни видит, как она едва заметно улыбается. Похоже, этих двоих связывает нечто большее, нежели отношения управляющей и повара. Необычная пара, думает Дэни, следуя за Ханной и Оуэном в дом. — Дети сейчас на занятиях, вы познакомитесь с ними позже, — говорит Ханна, открывая массивную дверь. — По сути, все дети на нас четверых — это вы, я, Виола и Ребекка. Я слежу за ними во внеучебное время, а вы с Виолой и Беккой ведёте занятия по установленному графику. Дэни рассеянно кивает, осматриваясь по сторонам. Дом просто великолепен, он похож на ожившую иллюстрацию из романов Диккенса: широкая лестница, массивные деревянные перила, резные светильники, множество картин, столиков и драпировок. Кажется, что они находятся в музее, и Дэни, открыв рот, оглядывается, а Ханна и Оэун не торопят ее, видимо, понимая, что испытывает девушка-американка, впервые оказавшись в старинном английском поместье. — Потрясающе, — говорит Дэни, когда буря эмоций слегка улеглась. — Я никогда раньше не была в настоящем особняке, да ещё в таком, где живут люди, а не устроен музей или типа того. — Вы все увидите, дорогая, — Ханна благожелательно улыбается. — А сейчас давайте Оэун отнесет вещи в вашу комнату, а я представлю вас мистеру Квинту. Дэни вспоминает о словах Оуэна о «редкостном мудаке» и внутренне напрягается. Пока Ханна ведёт ее на второй этаж, она рассказывает, что всего в школе учится двадцать пять детей в возрасте от семи до двенадцати лет, и Дэни будет работать с третьим классом, а с четвертым занимается Виола Ллойд. Младшие же, по словам Ханны, — это забота Ребекки Джессел, именно она ведёт уроки в первом и втором классах. Помимо Дэни, Виолы и Ребекки, в школе также преподают мистер Тилман, учитель музыки, и мистер Харрис, он занимается физическим развитием. Кроме того, рассказывает Ханна, в поместье работают два помощника повара, электрик, грузчик, несколько горничных и садовник. Она называет имена всех этих людей, но Дэни почти ее не слушает, завороженно рассматривая окружающее ее великолепие. Неужели здесь когда-то жила всего одна семья? Но когда она задаёт этот вопрос Ханне, та грустно улыбается и говорит: — О да, мисс Клейтон, были времена, когда семья Вингрейв была здесь очень счастлива. Лорд и леди Вингрейв и их двое детей всегда приезжали сюда на каникулы, а в Лондоне у них был ещё один дом. Потом случилась эта катастрофа, и мистер Вингрейв… Генри, он перестал сюда приезжать. Говорит, не может видеть этот дом, зная, что в нем нет его брата и детей. Дэни не спрашивает, что произошло с Вингрейвами, потому что Оуэн уже снабдил ее информацией, рассказав о жуткой авиакатастрофе, случившейся пять лет назад, когда частный самолёт семьи потерпел крушение при посадке, возвращаясь из Индии в Англию. Погибли все четверо Вингрейвов и пять членов экипажа. Ханна, которая растила детей лорда и леди Вингрейв с младенчества, до сих пор не может вспоминать об этом, поведал Оуэн Дэни, когда вез ее в Блай. — После того, как вы закончите с мистером Квинтом и отдохнете, я покажу вам кабинет и расскажу о работе более подробно, — говорит Ханна, кладя ладонь на ручку ближайшей к лестнице двери, когда они с Дэни поднимаются на второй этаж. — Спасибо, — Дэни улыбается. Ханна кажется ей очень милой и спокойной женщиной, и если все остальные в этом поместье такие же приятные, как повар и домоправительница, то это будет просто замечательно. Но стоит Дэни зайти в кабинет мистера Квинта, как эти мечты рассеиваются словно дым от сигареты. Ханна, вошедшая перед ней, сухо говорит: — Мистер Квинт, это новая учительница, мисс Клейтон. И, не дожидаясь реакции, выходит, оставляя Дэни наедине с высоким худощавым мужчиной лет тридцати пяти с красивым, но самодовольным лицом и пронизывающим острым взглядом голубых глаз. Первое впечатление Дэни о Питере Квинте — что это крайне неприятный человек. Несмотря на красоту и ухоженность, несмотря на безупречно сидящий на нем костюм и на то, как он протягивает руку, вставая из-за стола, когда-то явно принадлежавшего Томасу Вингрейву, несмотря на растягивание губ, которое он, очевидно, считает улыбкой, Дэни невольно ежится под этим ледяным взглядом. — Добро пожаловать, мисс Клейтон, мы вас ждали, — говорит он с чудовищным шотландским акцентом. Дэни приходится напрячь слух, чтобы разобрать, что он сказал. — Здравствуйте, — отвечает она и поспешно выдергивает пальцы из его горячей сухой ладони. — Прошу, садитесь. Мистер Квинт устраивается за своим столом, откинувшись на спинку кресла, и внимательно изучает Дэни, даже не скрывая своего интереса. Впрочем, в его взгляде Дэни не усматривает ничего оскорбительного или пошлого, он скорее пытливый, нежели раздевающий. Дэни привыкла к мужскому восхищению, но в том, как смотрит на нее Питер Квинт, есть только вежливый и слегка брезгливый интерес, словно она не человек, а диковинная зверушка с двумя головами. — Как вы добрались? — любезно спрашивает он, складывая руки в замок. Он явно любит поиграть в большого начальника, думает Дэни: все эти жесты, эта самодовольная ухмылка, эти руки, сложенные перед лицом, этот неуместно дорогой костюм… Стряхивая с себя желание отвести глаза от неприятного собеседника, Дэни расправляет складки на юбке и кивает: — Благодарю, хорошо. Мистер Шарма приехал вовремя, и поездка была чудесная. Господи, Дэни, прожив шесть месяцев в Англии, ты и говорить начала, как англичанка. Мистер Квинт едва заметно усмехается. — Я рад, — коротко говорит он. — В свою очередь, позвольте вас поприветствовать в стенах поместья Блай. Я исполняю обязанности директора, так что все важные вопросы вы будете согласовывать со мной. Мистер Вингрейв предупредил вас о наших крайне строгих правилах? Дэни поднимает бровь. — Да, я подписала все необходимые бумаги… — с лёгким недоумением говорит она. О чем он? О каких ещё «строгих правилах»? Или он ожидает, что, став учительницей в частной дорогой школе, она сразу начнет пить и курить прямо на уроках? Питер Квинт снисходительно кивает. — Прекрасно. Тогда, надеюсь, что ваше пребывание здесь пойдет на пользу и вам, и школе Блай. Вы должны приступить к занятиям завтра, миссис Гроувз все расскажет. Он изо всех сил притворяется доброжелательным, но Дэни чувствует, что она ему не нравится. — Дело в том, мисс Клейтон, что предыдущая учительница покинула нас по причинам, связанным с ее, скажем так, неблагонадежным поведением… Дэни поднимает брови. Слова Квинта противоречат тому, что она услышала от Оуэна, хотя повар и не объяснил толком, что же все-таки случилось с предыдущей учительницей, но было ясно, что исполняющий обязанности начальника нагло лжет. — Мне ничего об этом не известно, — говорит Дэни с невинным видом и складывает руки на коленях. Питер смотрит на нее, слегка прищурившись. — Я просто хочу, чтобы вы знали, что здесь, в Блае, мы следим за поведением сотрудников. Мистер Вингрейв снабдил меня всеми полномочиями, и я… — Я вас поняла, — кивает Дэни. — Уверяю, я заинтересована в этой работе и не собираюсь нарушать никаких правил. Мистер Квинт кажется удовлетворённым ее ответом, и на этом разговор заканчивается. Выйдя из кабинета, Дэни вновь попадает в общество миссис Гроувз, которая, никак не комментируя ее встречу с Питером, тут же принимается рассказывать Дэни о поместье, демонстрируя ей бесконечные коридоры, называя фамилии художников, чьи картины висят на стенах, открывая какие-то двери, ведущие в комнаты и подсобки. — Сюда мы пока что не пойдем, — Ханна указывает рукой на левое крыло. — Там идут занятия. Вы увидите свой класс и детей вечером, когда они спустятся. Дэни хочется расспросить Ханну о Питере Квинте и предыдущей учительнице, которую она сменила, но она не делает этого: миссис Гроувз кажется настолько увлеченной рассказом о Блае, что перебивать ее было бы некрасиво. — А теперь я покажу вам вашу комнату, — говорит Ханна и нажимает на ручку какой-то двери в конце коридора второго этажа. Дэни заходит внутрь. Комната великолепна, как и все остальное в этом поместье: она большая, светлая, с удобной широкой кроватью, комодом и шкафом и отдельной ванной комнатой. — Нравится? — Ханна улыбается, глядя на качающую головой Дэни. — Ещё бы! Это потрясающе! — Дэни подходит к окну и выглядывает в него. Вид из окна не может не радовать: обширный ухоженный газон, за которым виднеются деревья парка, и красивые кусты роз, обрамляющие усыпанные серым гравием дорожки. Дэни распахивает окно. — Ваши вещи, — Ханна указывает на сумки Дэни, стоящие на кровати. — Вы можете распаковать их, а потом приходите вниз, в кухню, и Оуэн накормит вас. — Спасибо, — Дэни искренне улыбается, глядя в красивое благожелательное лицо Ханны. Та мягко кивает и, выходя, закрывает за собой дверь.