Листья плюща над белым окном

Джейми медленно, едва переставляя ноги, как смертельно больной человек, поднимается к себе на этаж. В правой руке у нее бутылка виски, голова низко опущена, она смотрит себе под ноги и поэтому чуть не натыкается на Дэни, сидящую прямо на полу под ее дверью. На этаже темно, тусклая, засиженная мухами лампочка почти не даёт света, и съежившаяся на полу фигурка Дэни сначала кажется Джейми каким-то миражом, призраком, явившимся из потустороннего мира. Удивлённо моргая, она останавливается в нескольких шагах от Дэни и молча стоит, не веря своим глазам. Дэни прижимается спиной к ледяной стене и обхватывает подтянутые к груди колени руками, и даже в полутьме Джейми видит, что ей дико холодно, лицо Дэни кажется необычайно бледным, губы дрожат, и она молча смотрит на Джейми снизу вверх, а ее глаза подозрительно блестят, будто она может в любой момент заплакать. —Что ты здесь делаешь? — выдавливает из себя Джейми. Дэни открывает рот, чтобы ответить, но у нее словно нет сил говорить, и она лишь устало качает головой и ещё крепче стискивает колени руками. Джейми видит, как по ее щеке стекает сначала одна слеза, потом другая, и Дэни неловко, тыльной стороной запястья, вытирает их, отворачиваясь. — Вставай, — говорит Джейми, перехватывая бутылку левой рукой и шарит в кармане в поисках ключей. Дэни не двигается с места. — Вставай, пойдем, — Джейми наклоняется и протягивает ей руку, но Дэни не берет ее. Она все так же сидит, обхватив колени, судорожно кусает нижнюю губу и смотрит куда-то вбок. Чертыхнувшись, Джейми присаживается перед ней на корточки. — Дэни, — она пытается заглянуть девушке в глаза, но Дэни отворачивается, а слезы продолжают сбегать по щекам, блестя в полутьме. — Дэни, ты вся дрожишь, давай зайдём в квартиру, — уже мягче говорит Джейми и легонько прикасается к плечу Дэни. Та смотрит на нее с таким потерянным видом, что у Джейми внутри все переворачивается. — Хорошо, — шепчет Дэни так тихо, что это больше похоже на шелест. — Давай, вот так. Джейми помогает Дэни подняться, открывает дверь квартиры и пропускает девушку вперёд. Войдя в темную прихожую, она ставит бутылку на тумбочку, стоящую у двери, включает свет и стаскивает с себя куртку. Заметив, что Дэни все так же стоит, нервно оглядываясь по сторонам, Джейми сбрасывает ботинки и подходит ближе, заглядывая ей в лицо. — Тебе помочь? — она указывает на куртку. — Снять? — Нет, — Дэни судорожно трясет головой. Она очень бледна, и Джейми видит, как дрожат ее губы. Дэни снимает куртку, вешает на крючок и неуверенно оглядывается по сторонам, словно не зная, что ей теперь делать. — Я буду на кухне, — говорит Джейми, стараясь взять себя в руки, подхватывает бутылку и, не оглядываясь, идёт по коридору на кухню. Спустя несколько минут Дэни присоединяется к ней. В кухне темно, но Джейми включает бра, висящее на стене, озаряя пустой стол, на который она ставит два стакана и, открыв бутылку, наполняет оба до краев. Не говоря ни слова, Дэни садится на один из стульев, садится неловко, на самый край, сунув стиснутые кулаки между коленями, и видно, что плечи ее слегка подрагивают под тканью свитера. — Будем, — говорит Джейми, не глядя на Дэни и быстро, даже резко опрокидывает в себя содержимое стакана. — Пей, тебе надо согреться, — морщась, бросает она в сторону Дэни и наливает себе ещё на палец виски. Дэни делает осторожный глоток и обхватывает стакан обеими руками. — Как ты добралась до Блая? — Джейми бросает на нее быстрый взгляд и тут же отводит его. — Оуэн вызвал мне такси, — тихо отвечает Дэни, ставит стакан на стол и снова прячет руки между коленями. — И зачем ты приехала? — Джейми всем телом поворачивается к ней. Ее ноздри раздуваются, а в глазах плещется злость, смешанная с болью, и Дэни не может понять, на кого именно направлена эта злость. Джейми нервно барабанит пальцами по столу и ждёт ответа. Дэни умоляюще смотрит на нее и долго молчит, будто не решаясь ничего сказать. Несколько раз она открывает рот, потом вздыхает, но так ничего и не произносит. Джейми залпом выпивает остатки виски. — Ты ведь знаешь, — наконец, едва слышно говорит Дэни. Темные брови Джейми сходятся на переносице. — Я знаю? — цедит она сквозь зубы. — Нет, я не знаю ничего, кроме того, что девушка, которая… которую… короче, эта девушка думает, что я ей изменяю! — Я так не думаю, — еле слышно шепчет Дэни, широко открытыми глазами глядя на садовницу. — Правда? — Джейми вскакивает со стула. — А что тогда это было? «Мы друг другу ничего не обещали»? Может, когда ты целуешься с человеком, в Америке это означает не то же самое, что в Англии? — Джейми, — Дэни обхватывает себя руками. — Ты все не так поняла! Дай мне объяснить! Но Джейми словно не слышит ее. Она ходит по кухне, упирая руки в бока, и выглядит до невозможности взбешённой. — Знаешь, — наконец, она останавливается и тыкает пальцем в Дэни. — Я всегда подозревала, что не рождена для всей этой фигни с отношениями. Я люблю свою простую и скучную жизнь, и мне не нужно все это! Я хочу обратно, черт возьми! Я хочу, чтобы ты никогда не приезжала в Блай и никогда не знакомилась со мной! Я хочу, чтобы этих трёх месяцев не было, понимаешь? Ее слова полны боли и горечи, и Дэни чувствует их так же остро, как если бы это были ее собственные боль и горечь. Она кивает: — Да, я понимаю. — Мне не нужно все это, — продолжает Джейми, запуская правую руку в свои кудри. — Я не умею быть с кем-то рядом, я всегда избегала этого, и не просто так! Дэни молчит. Она не знает, что сказать, и Джейми, наконец, немного успокаивается, садится на стул, ерошит волосы, а потом смотрит на Дэни. — Ты ждёшь от меня того, чего я не смогу дать, — тихо произносит она. А потом начинает говорить. Она говорит так долго, и Дэни не перебивает ее, хотя большую часть того, о чем рассказывает Джейми, она предпочла бы не знать. Это слишком невыносимо, слишком правдиво, слишком уродливо, чтобы не быть правдой. Джейми рассказывает о своем сиротском детстве после побега матери, о детском доме, затерянном в английской глуши, о побоях и издевательствах, о приемных семьях, где она вынуждена была терпеть домогательства отцов и глухую ненависть матерей, о том, как она сбежала в Лондон и начала вести жизнь, далёкую от безгрешной, о ночёвках в канавах и трущобах Лондона, об аресте и тюрьме; она говорит долго, бесстрастно и словно бы равнодушно, но боль, которую невозможно скрыть, прорывается сквозь ее притворно-безразличный тон, и к тому моменту, когда Джейми заканчивает свою историю, лицо Дэни мокро от слез, но она стойко держится до самого конца, и, едва лишь голос Джейми, глуховатый и скрипучий, утихает, как Дэни переводит дыхание и смотрит на нее с такой болью, что Джейми вынуждена отвести взгляд. — Так что, видишь, — с кривой ухмылкой бросает Джейми, отворачиваясь к окну. — Я не создана для всей этой херни. Я не могу ни с кем быть, тем более с тобой, и я поняла это с самого начала, когда впервые увидела тебя. Именно поэтому я тогда поехала в Лондон и… Воспоминание о засосе на шее Джейми мелькает перед внутренним взором Дэни, и она молча кивает, но на ее лице Джейми читает решимость, которой раньше не было, и через несколько долгих, мучительных и тягостных минут молчания Дэни вдруг выпрямляется и отрицательно качает головой. — Прости, но это самая большая глупость, которую я когда-либо слышала, Джейми, — говорит Дэни сдавленным от слез голосом. Джейми ошеломленно смотрит на нее. — Почему ты позволяешь призракам прошлого влиять на твое настоящее? — продолжает Дэни страстно. Ее голос крепнет, становится громче, и ее голубые глаза сияют необычайным блеском, когда она говорит. — Ты внушила себе эти глупости, что тебя нельзя любить, что ты ненормальная, что все люди вокруг как звери, но посмотри хорошенько, кто тебя окружает. Посмотри на Оуэна и Ханну, на детей, на Ребекку и Виолу, на меня… Ее голос срывается. — Посмотри на себя, Джейми, посмотри, как многого ты добилась в жизни, а ведь с тем прошлым, которое у тебя было… Ты столько раз могла погибнуть, пойти по кривой дорожке, ты могла стать преступницей или наркоманкой, но ты сильная, и ты вырвалась из этого замкнутого круга! — Чего я добилась? — фыркает Джейми и потирает ладонью лоб. — Я грёбаный садовник в британском захолустье, и самое интересное событие моей недели — это вечерняя кружка пива в пятницу в старом скучном пабе. Над которым я, черт побери, живу! Я одна во всем мире и — будем честными — единственные, кому есть до меня дело, это мои растения, да и то потому, что без меня они погибнут. Дэни неистово мотает головой, и ее пышные золотые волосы переливаются в свете лампы. При виде страсти на ее лице у Джейми перехватывает дыхание. — Это не так, Джейми! — говорит Дэни убежденно. — Ты нужна мне! Джейми смотрит на нее, и Дэни кивает, не сводя с нее сияющих голубых глаз. — Ты нужна мне так сильно, что иногда мне кажется, я не могу дышать, когда ты выходишь из комнаты! — Дэни, — шепчет Джейми потерянно и робко. — Я приехала, чтобы сказать тебе это, — брови Дэни приподнимаются, а лицо приобретает такое выражение, словно она сдерживает сильную боль. — Я хочу быть с тобой, хочу тебя, хочу во всех смыслах, и я никогда ещё не была ни в чем так уверена, как в этом. Ты можешь сопротивляться сколько угодно, но я знаю, что в глубине души ты чувствуешь то же самое, и я не позволю тебе испортить все из-за боязни призраков! Джейми молчит. Она молчит так долго, что Дэни кажется, будто прошло целое гребаное столетие. Она ждёт ответа, но его все нет, и каждая секунда тяжёлым камнем падает на ее обнаженные до предела, живые, кровоточащие чувства. Дэни не знает, что должно последовать за теми словами, которые она произнесла, она никогда и никому не говорила ничего подобного, и ей по-настоящему страшно, но уже ничего нельзя вернуть — слова сказаны, и теперь остаётся лишь ждать. Джейми молчит. Она сидит в напряжённой позе, обхватив себя руками и вцепившись в рубашку так сильно, что костяшки ее пальцев побелели. Дэни видит, как тени пробегают по ее лицу, как дёргается мускул на худой щеке, но Джейми молчит. Возможно, она придумывает, как лучше сказать, что не чувствует к Дэни ничего подобного, а возможно, считает, что самым правильным будет ничего не говорить. И Дэни понимает, что все кончено. В ее мечтах все было иначе, и, когда она представляла себе их с Джейми встречу в квартирке над пабом, она воображала нечто, подсмотренное, вероятно, в глупых фильмах про любовь, романтичное и сладкое, подобное картинкам в глянцевых журналах, но откуда ей было знать, как оно бывает на самом деле, если ещё никогда в жизни она не клала свое сердце под ноги другому человеку? Откуда ей знать, как он должен реагировать и почему он (она — Джейми!) сейчас сидит, вцепившись пальцами в рубашку, лицо отстраненное и вежливо-спокойное, и какими будут первые слова, произнесенные после того, что она услышала? Дэни знает, что эти слова останутся с ней навсегда, будут жечь ее раскаленным железом много лет, будут тем позором, на фоне которого любой другой позор померкнет, и она готова услышать что угодно, лишь бы не это подавленное молчание, как вдруг Джейми поднимает голову и смотрит прямо ей в глаза. И этот взгляд решает все. Дэни чувствует, как внутри у нее растекается волной даже не облегчение — нет, это нечто иное, это счастье, столь огромное, что его невозможно выносить, его нельзя описать, ему тесно внутри, и Дэни лишь может прерывисто дышать, глядя, как Джейми медленно встаёт со стула, приближается к ней, опускается на колени, не сводя с нее глаз, потом протягивает руки, кладет их на бедра Дэни и утыкается лбом в ее ноги. Дэни ощущает, как крепко пальцы Джейми сжимают ее плоть, но боли нет, она касается ладонями волос Джейми, нагибается, прижимает ее голову к себе, Джейми трясется, обхватывает ее талию руками, Дэни опускается ещё ниже, зарывается лицом в ее волосы, шепчет что-то, но не понимает, что именно, и так они сидят, слившись в одно целое, и ни одна не может пошевелиться, и кажется, что проходит целая вечность, прежде чем Дэни, наконец, вслепую обхватывает щеки Джейми ладонями, которые тут же становятся мокрыми, поднимает ее лицо, наклоняется, целует, покрывает ее лоб, нос, губы многочисленными поцелуями, Джейми сначала сидит, не шевелясь, закрыв глаза, словно мученица перед алтарем, а потом соленые губы Дэни находят ее губы, и все тело Джейми будто оживает, ее руки крепко стискивают ткань свитера на спине Дэни, она выпрямляется, Дэни притягивает ее ближе, губы их сливаются, и больше не нужно ничего говорить. — Прости меня, — шепчет Джейми в поцелуй. — Прости, прости меня, пожалуйста. Дэни мотает головой, собирая с ее лица соленые следы слез своими губами. — Это неважно, все это неважно, — повторяет она, снова возвращаясь к губам Джейми, притягивает ее к себе ещё ближе, Джейми приподнимается, ее ладони ложатся на лопатки Дэни, бедрами Дэни обнимает талию все ещё стоящей на коленях Джейми, и, когда поцелуй становится глубже, она отрывается от нее на секунду и крепко обхватывает шею садовницы. — Ты дрожишь, — шепчет Джейми, прижимаясь губами к ее виску. — Тебе холодно? — Согрей меня, — Дэни скользит руками по ее предплечьям, запрокидывает голову, и Джейми жадно впивается губами в ее шею, лаская нежную кожу. — Я согрею тебя, Дэни, согрею, — бормочет она, рывком прижимая Дэни к себе. — Постой, — задыхается Дэни, и Джейми тут же убирает руки, словно испугавшись чего-то. Дэни хочется притянуть их обратно к своему телу, ей физически больно, когда Джейми перестает ее касаться, но она должна сказать все, пока ещё не стало слишком поздно. — Я сделала что-то не так? — осторожно спрашивает Джейми, и Дэни видит в ее глазах неуверенность. — Нет, ты… Дело не в этом… Просто я никогда… — она переводит дыхание. — Я боюсь все испортить. Щеки Дэни краснеют, и Джейми кладет руку на ее затылок, с нежным смешком притягивает ее лицо к своему, заглядывает в глаза, касается так бережно и легко, что Дэни хочется плакать. Ее ещё никто так не касался. — Я тоже боюсь все испортить, Дэни, — говорит Джейми и целует Дэни. Дэни опускает голову. — Правда? — шепотом спрашивает она, вскидывая ресницы, и обхватывает щеки Джейми ладонями. Садовница кивает, не сводя с нее восхищённого, горящего любовью взгляда.  — Я просто хочу, чтобы тебе было хорошо, — она накрывает руки Дэни, все ещё лежащие на ее щеках, своими. — Я все сделаю, чтобы тебе было хорошо. Ее язык скользит по губам Дэни, словно подтверждая эти слова. Дэни облегчённо смеётся прямо в поцелуй, впускает Джейми в свой рот, закидывает руки ей на шею. Все сомнения и мысли улетучиваются, когда она ощущает, как дрожит тело Джейми, прижатое к ее телу. Руки Джейми возобновляют свое движение, они оглаживают бока Дэни, спускаются ниже, на ягодицы, нежно сжимают их, а ее рот такой горячий, что с каждым прикосновением языка Дэни все чаще вздрагивает. Она никогда не понимала, почему люди в фильмах стонут во время секса, и ей всегда казалось это нарочитым и неправдоподобным. С Эдмундом ей никогда не хотелось стонать и тем более кричать, но сейчас, когда Джейми прижимает ее к себе так нежно и крепко одновременно и целует до головокружения, она слышит лёгкие хныкающие стоны и вдруг понимает, что издает их сама. Джейми скользит руками ей под свитер, и Дэни вздрагивает снова. — Все нормально? — шепчет Джейми, отстраняясь на секунду, и Дэни кивает, притягивая ее обратно в поцелуй. Ей хочется исследовать эту неизведанную территорию, хочется узнать, как громко она может стонать под руками Джейми, потому что, боже, если садовница ухитряется заставить ее стонать одними поцелуями, то что же будет дальше?