Листья плюща над белым окном

Выходные никогда ещё не заканчивались так быстро, думаешь ты, когда просыпаешься поздним воскресным вечером в объятиях Дэни Клейтон и некоторое время лежишь, разглядывая тёмный потолок, на котором извиваются струи спокойного осеннего дождя. Вы почти не спали этой ночью, да и днем никак не могли оторваться друг от друга, но силы однажды должны были кончиться, и поэтому последнее, что ты помнишь — ласковый поцелуй Дэни и мягкие прикосновения её пальцев к твоим волосам, когда ты отрубилась, уютно устроившись на ее плече. Вспоминая прошедшие 24 часа и то, чем вы занимались с таким упоением, ты чувствуешь, как горячий жар приливает к твоим щекам. Черт, тебе почти тридцать, и ты побывала во многих (если быть честной, очень многих) постелях, но никогда прежде ни с одной женщиной ты не испытывала ничего подобного. Тебе кажется, что насытиться Дэни просто невозможно — вот и сейчас, ощущая нежный аромат её волос и кожи, чувствуя руку, лежащую на твоём плече, и гладкое тело, прижатое к твоему от груди до бедра, ты внезапно вновь возбуждаешься, как чертов подросток, впервые узнавший,  что такое секс. Это чувство незнакомо тебе, потому что обычно, утолив свою жажду по женской ласке, ты спокойно прощалась с той, кто ее предоставил, и возвращалась в свою скучную приятную жизнь ровно до того момента, как тело вновь заявляло о своих потребностях, и, справедливости ради, надо сказать, что такие моменты случались не так уж часто. В молодости, открыв для себя секс и поняв, что женщины обращают на тебя внимание, ты с головой ринулась исследовать этот поначалу загадочный мир, но вскоре примитивное физическое удовольствие потеряло всю прелесть новизны, девушки быстро наскучили тебе, и ты стала чаще отказывать, чем соглашаться. Но теперь все иначе. Ты смотришь на Дэни, которая продолжает спокойно спать, потом осторожно поворачиваешь голову, взглядывая на часы, стоящие на прикроватной тумбочке. Почти восемь вечера. Через десять часов вы с Дэни должны быть в Блае, выполнять свою рутинную работу, ходить и разговаривать, как обычно, изображая, что между вами ничего нет, изображая, что вы не голодаете друг по другу, как сумасшедшие, и сейчас, лёжа здесь, в созданном вами обеими уютном мирке, представить себе, что за пределами этой квартиры есть скучная жизнь с ее налогами, магазинами и обязанностями, чертовски трудно. Ты мягко, стараясь не разбудить Дэни, приподнимаешь её руку, лежащую на тебе, кладёшь на подушку и садишься на кровати. В полумраке особенно отчётливо видны тёмные круги под глазами Дэни и ее запавшие худые щеки. Она выглядит утомлённой, и ты ощущаешь укол вины. Тебе следовало дать ей отдохнуть, а не брать раз за разом, пока у вас обеих не осталось сил, ведь Дэни и так досталось за все эти дни, а вместо того, чтобы позаботиться о ней, ты накинулась на ее тело, словно моряк дальнего плавания или солдат, у которого годами не было женщины. Но потом ты вспоминаешь, с какой страстью Дэни отдавалась тебе, как она стонала и извивалась, сжигая тебя заживо на этой смятой постели, и понимаешь, что хочешь все повторить. Повторить, черт возьми, ещё и ещё, пока это бешеное томление не иссякнет,  пока вы не насытитесь друг другом и ты снова не станешь собой и не сможешь ясно смотреть на мир, как делала это раньше. Ты задаёшь себе вопрос, на который пока нет ответа. А ты хочешь смотреть на мир так, как делала это раньше, Джейми? Золотые волосы Дэни разметались по подушке, длинные ресницы слегка подрагивают во сне. Ты осторожно касаешься лежащего на подушке рядом с ее лицом светлого локона. Боязнь разбудить Дэни борется с желанием увидеть, как она, просыпаясь, улыбается тебе. Будь ты проклята, если кто-то когда-то так тебе улыбался. Ты по-настоящему влипла,  Джейми, говоришь ты себе, глядя, как мерно поднимается и опускается обнажённая грудь Дэни. Ты никогда больше не сможешь лечь в постель ни с одной женщиной, потому что никто и никогда не вызовет у тебя подобных чувств. Тебе страшно и легко одновременно, и ты хочешь только одного — быть с Дэни как можно дольше и знать, что она также сильно хочет быть с тобой. Но послезавтра — и тебе уже больно от одной этой мысли — ты проснёшься в своей постели одна, окутанная запахом Дэни, ее присутствием в каждой клетке твоего тела, в каждом уголке дома, как будто она ещё здесь, и все же — хотя твоё тело будет помнить её прикосновения и поцелуи — её уже не будет. И эта мысль заставляет тебя вздрогнуть от предчувствия, что из подобных ситуаций прежними уже не выходят. Ты никогда ещё так сильно не рисковала: ни своим сердцем, ни душой, ни телом, ни вообще всем, что у тебя есть. Милая американка с задорной улыбкой и грустными глазами почему-то стала для тебя самым важным человеком на свете, и могла ли ты вообразить это в тот момент, когда несколько месяцев назад вошла в кухню поместья Блай, умышленно натянув на лицо маску пренебрежительного равнодушия, чтобы с помощью этого выражения сразу же оттолкнуть, дать понять, что тебе не нужно общение или симпатия других людей, и увидела ее? Могла ли ты подумать, что смешная девушка в свитере цвета сирени сорта Wonderblue спустя три месяца будет спать в твоей постели, трогательно положив руку под щеку, как это делают только дети? Могла ли ты представить, что будешь любоваться ею в ночной тишине, сдерживая слишком громкое дыхание, оттого что сердце твоё готово выпрыгнуть из груди, когда ты смотришь на нее? Пока ты натягиваешь майку и шорты прямо на голое тело, Дэни поворачивается во сне, кладет голову иначе, и ты видишь красный след от твоих зубов между ее шеей и плечом. Ты точно помнишь момент, когда он появился, но не думала, что кожа у Дэни настолько чувствительна, хотя надо признать, последний оргазм, во время которого ты впилась зубами в ее шею, был поистине ошеломительным. За эти два дня Дэни с таким искренним рвением изучала все твоё тело и его реакции, что теперь ты не можешь представить, что к тебе когда-то прикасался кто-то другой. Что ты позволяла кому-то, кроме Дэни, касаться тебя… Ничего, думаешь ты с приливом нежности, глядя на след на шее Дэни, она все равно обожает свитера с высоким горлом. Зато теперь, каждый раз, когда ты посмотришь на нее, ты одна во всем мире будешь знать, что на ее теле остался твой след — знак, что вместе вы пережили нечто недоступное большинству людей на Земле, то, о чем ты не смела и мечтать на протяжении всей твоей горькой и тяжёлой жизни. То, что по какой-то странной случайности вдруг стало правдой... Зайдя на кухню, ты ставишь на плиту кофейник, зажигаешь огонь и садишься на подоконник, чтобы покурить. Открыв окно, ты вдыхаешь свежий запах осени и дождя, смотришь на мокрые стены домов, на неподвижно стоящие деревья и горящие лампы в окнах соседей. Тебе хочется, чтобы этот день никогда не заканчивался, чтобы он растянулся на сотню лет, и это тоже новое для тебя ощущение: раньше каждый твой день был похож на другой, как горошины в стручке, и, закончившись, он лишь влек за собой следующий, точно такой же. Но здесь, в самом сердце осени, рядом с Дэни, ты хочешь одного — чтобы все это не закончилось слишком быстро… — Дай и мне, — хриплый голос Дэни раздаётся позади тебя. Ты поворачиваешь голову. Дэниель Клейтон, обернувшаяся, как тогой, одеялом, с голыми плечами, блестящими под светом лампы, стоит перед тобой, щурясь после крепкого сна. Ее волосы беспорядочными волнами падают на плечи, розовые губы припухли от поцелуев, на шее алеет след от твоих зубов, сонные глаза смотрят на тебя немного смущённо. И она никогда ещё не казалась тебе такой красивой. Ты молча протягиваешь ей сигарету. Дэни подходит ближе, встаёт рядом с окном, затягивается и выдыхает струю дыма в окно. Ты смотришь на нее и не можешь скрыть своего восхищения тем, как она выглядит, как двигается, как сияют её голубые глаза. Дэни делает две затяжки и возвращает тебе сигарету. — Почему ты меня не разбудила? — хриплым голосом спрашивает она и садится на подоконник напротив тебя. Она такая красивая и так смотрит на тебя, что ты просто теряешься… Боже, она слишком прекрасна, чтобы любить такую, как ты, Джейми. Это какой-то затяжной сон, это просто не может быть правдой… Вскоре ты проснёшься, и пробуждение будет очень, очень болезненным… — Хотела дать тебе поспать, — говоришь ты и тушишь сигарету в блюдце, стоящем на подоконнике. — А вдруг бы я проспала до самого утра? — Дэни недовольно хмурится. — И уже надо было бы возвращаться в Блай… Мы потеряли бы целую ночь… — Эй, — ты обхватываешь себя руками и смотришь на ее хмурое лицо. — Я должна заботиться о тебе и все такое. Ты до сих пор выглядишь так, словно не спала вообще.  — Но и ты почти не спала, — взгляд Дэни становится томным, и ты готова поклясться,  что ее щеки слегка порозовели. Видимо, она тоже отчётливо помнит, чем вы занимались этой ночью — занимались так, словно завтра никогда не наступит. — Я привыкла мало спать, — ты усмехаешься и пожимаешь плечами. — Если просплю часов пять-шесть подряд, то это удачная ночь. Ты не говоришь ей, что той первой ночью, когда вы занимались любовью, ты спала гораздо лучше и крепче, чем когда-либо. Ты не хочешь пока что думать, как вообще заснешь, когда Дэни здесь не будет. — Сколько сейчас времени? — Дэни потягивается и прикрывает зевок ладонью. — Почти восемь, но я не помню, во сколько мы заснули. Хочешь кофе? Ты встаёшь с подоконника и снимаешь с плиты горячий кофейник. Дэни кивает. — Да, спасибо. — Ещё осталась еда из паба, кажется. Да, ты помнишь, как сегодня днем вы, пресыщенные любовью, выбрались из постели на кухню, как ели, посмеиваясь друг над другом, потому что на обеих напало жуткое чувство голода, и как потом вернулись в кровать, чтобы начать все сначала, но ты в упор не помнишь, во сколько все это произошло. Кажется, будто выходные слились в один безумно прекрасный момент, который промелькнул перед глазами и закончился. — Я не голодна, — отвечает Дэни, садясь за стол и не сводя с тебя пристального взгляда больших голубых глаз. Ты берёшь две кружки и наливаешь в каждую кофе, ставишь одну перед Дэни, а потом опускаешься на стул напротив неё. — Почему ты так смотришь? Дэни обхватывает кружку двумя руками, отпивает глоток и, усмехаясь, качает головой. — Просто смотрю. Нельзя? — Можно. Вы пьёте кофе в тишине, смотрите друг на друга, и ты думаешь о том, что и молчать рядом с Дэни удивительно комфортно. Ее присутствие как будто делает вещи правильными, такими, какими они и должны быть. Удивительно, думаешь ты, как это бывает на свете… — Я хотела спросить тебя насчёт завтра, — говорит Дэни немного погодя, и по ее лицу пробегает тень смущения. Она вскидывает подбородок, словно хочет казаться более уверенной. — А что насчёт завтра? — ты ставишь кружку на стол. Ты хорошо понимаешь, о чем она говорит, но почему-то хочешь ещё немного полюбоваться этим прекрасным оттенком персикового на ее щеках. Смущать Дэни невероятно приятно, и ты знаешь, что, даже если перейдёшь черту, у тебя есть безотказное средство, чтобы загладить свою вину. — Как мы будем себя вести… в Блае? — Дэни приподнимает брови и закусывает нижнюю губу. — Потому что я не хочу смотреть на тебя издалека и думать, что вдруг ты волшебным образом забыла все случившееся в эти выходные, и я не хочу гадать, мечтаешь ли ты поцеловать  меня так же сильно, как я тебя, и я не хочу раздумывать, уедешь ли ты вечером к себе в Блай и буду ли я лежать одна в кровати и тосковать по твоим поцелуям, Джейми. У тебя в животе вспыхивает огонь. Дэни говорит твёрдо и спокойно, и ты на секунду не можешь даже рот открыть от удивления и восхищения. — Так скажи мне, Джейми Тейлор, — она, не мигая, смотрит на тебя. — Как мы будем себя вести в Блае? — Я не собираюсь делать вид, что ничего не произошло, — хрипло говоришь ты и отводишь глаза в сторону. — Но ты же понимаешь, что мы должны быть осторожны. Ханна и Майлз уже знают, но я бы не хотела, чтобы слухи дошли до Квинта или Вингрейва. Так что на людях нам придётся изображать, что все по-старому. Но когда никого рядом не будет… Мечты о том, как Дэни будет приходить к тебе тайком после уроков и как ты будешь прижимать ее к стене оранжереи, трогая везде, где хочется,  возбуждают почти до боли. Черт! Ты заводишься даже от мыслей о ней, хотя вот она, почти обнажённая, сидит прямо перед тобой. У тебя настоящие проблемы, Джейми Тейлор. На лице Дэни ты читаешь удовольствие и радость. Она кивает. — Хорошо, но я бы хотела попросить тебя ещё кое о чем. Она поправляет одеяло, туже затягивая его вокруг груди. Ты видишь, как конвульсивно дёргаются ее плечи. — Ты можешь пообещать, что всегда будешь говорить мне все, как есть? Будешь говорить правду, какой бы горькой она ни была. И если ты захочешь уйти или разлюбишь меня, то ты скажешь об этом честно, а не убежишь, как тогда, после случая с Майлзом, когда ты захотела оттолкнуть меня, якобы чтобы не создавать проблем. Обещай мне это, и я больше ни о чем никогда тебя не попрошу, Джейми. Ее слова вызывают внутри тебя вихрь различных противоположных друг другу чувств. С одной стороны, это смешно — думать, что ты можешь разлюбить Дэни, а с другой стороны тебе больно, но эта сильная, красивая девушка заслуживает правды, и ты сжимаешь руки в кулаки. — Поппинс… — ты смотришь на нее. — Во-первых, клянусь, ты можешь просить меня о чем угодно, и во-вторых, я обещаю, что всегда буду говорить тебе только правду. Лицо Дэни смягчается, тень боли исчезает с него без следа. Она верит тебе, и ты готова прыгать от радости. Бедная глупая старушка Джейми. — Хорошо, — отвечает Дэни и смущённо опускает ресницы. — Спасибо. — Знаешь, есть одна правда, которую я бы хотела сказать тебе прямо сейчас, — внезапно выпаливаешь ты, и дыхание застревает у тебя в горле. Дэни смотрит на тебя с лёгким испугом.  Ты кладёшь руки на колени, чтобы их дрожание не выдало тебя с потрохами. Ты никогда ещё так сильно не боялась, потому что то, что ты собираешься сейчас произнести, ещё не срывалось с твоих губ, но иначе нельзя: слова мечутся внутри тебя, и остановиться уже невозможно. — Эта правда в том, что, похоже, я люблю тебя, Поппинс, вот такие дела, — говоришь ты, замирая от страха, а потом вскидываешь глаза и видишь, как на лице Дэни страх сменяется бесконечной нежностью и любовью. Она мягко улыбается, и это лучший ответ на твои слова. — Джейми, — шепчет она и порывисто встаёт со стула. Ты тоже встаёшь, и через две секунды вы уже в объятиях друг друга, Дэни прижимается к тебе так крепко, что это почти больно, ее руки обхватывают твою талию, ты стискиваешь ее шею, и она беспорядочно целует тебя в висок, в ухо, потом в щеку и, наконец, в губы. — Я тоже люблю тебя, — задыхаясь, говорит она, прерывая поцелуй, и черт тебя побери, если это не лучший момент во всей твоей грёбаной жизни. Это вершина всего, и слова любви, которые ты никогда раньше не произносила, теперь живут не только в тебе, и ты хочешь сказать их снова, но Дэни не даёт тебе такой возможности, потому что ее губы закрывают твой рот, горячие и страстные, они целуют так, словно это последний раз, когда вы вместе. И потом, когда вы, пытаясь целоваться и шагать одновременно, идёте до кровати и одеяло, в которое закутана Дэни, падает на пол, а следом летят твоя майка и шорты, все ощущается не таким, каким было раньше, а более значимым, как будто что-то изменилось, как будто сейчас это подтверждение твоего признания, и Дэни особенно нежна, когда она целует тебя, все твоё тело, целует так долго, что тебе кажется, ты умрёшь от счастья и нетерпения, и потом, когда она, насытившись любовью, засыпает у тебя на плече, ты лежишь, представляя тысячу разных ситуаций, в которых хотела бы побывать вместе с Дэни, и никак не можешь уснуть. Тебе кажется, что если ты сейчас заснешь,  то вот это прекрасное, то, что есть между вами, исчезнет, потому что все хорошее рано или поздно исчезает, и поэтому ты смотришь, как она спит, доверчиво прижавшись к тебе, а ты до самого утра охраняешь её сон.