***
Они сидели в маленькой кухоньке, пытаясь напиться. Рядом с Машновым на столе лежал уже заряженный телефон, но включать его мужчина не спешил. Вернее, боялся. Он знал. Прекрасно знал, что в директе будет сообщение от Димы, понимал, что это его, Славина, вина. Андрею он пока ничего не говорил — было страшно. Нет, он не боялся того, что друг его осудит, не боялся осуждения от кого-либо в принципе. Он просто боялся включать этот чёртов телефон. Ему казалось, что если включит, его и без того убитая нервная система просто-напросто не выдержит. Он точно знал, что от Димы ему пришёл ответ, но открыть и увидеть — это совершенно другое. Это не просто знание, это как точное и неопровержимое доказательство того, что всё это из-за Славы. Они допивали вторую бутылку. Андрей поминутно икал, закусывая, и молча смотрел куда-то в пространство остекленевшим пьяным взглядом. — Почему ты не едешь в Бишкек? — наконец спросил Гнойный, поднимая взгляд. — Потому что, — мужчина потёр щетинистый подбородок, — я теперь не могу уехать, когда тут такое. Да на хуй это всё, Слав. Все эти события мне и уехать толком не дают, а я уже и вещи собрал. Проснулся сегодня, собрался до конца; телик включил, пока завтракал. Ну, а там новости. Как я уеду? — И ты поехал сразу ко мне, — мрачно произнёс Слава и опрокинул в себя очередную стопку. — Я подумал… — Андрей замялся. — Нет, не подумал, я почувствовал, что к тебе надо. Не знаю почему. Я просто жопой чуял. Воцарилось тяжёлое молчание, после которого Машнов серьёзно глянул на Замая и вздохнул: — Зато я знаю почему, — он решительно подвинул свой мобильный к другу, и тот непонимающе уставился на него. — Включи, то есть открой. Блять, открой директ, короче. Андрей удивлённо моргнул, а потом взял телефон в руки и разблокировал его. — Только молчи, умоляю. Я сам ничего не видел ещё, да и не хочу. В общем, сделай это всё молча, хорошо? Замай с запозданием кивнул и снова уставился в экран, тыкая в него пальцами, после чего нахмурился, а потом вдруг вздрогнул, видимо, от осознания. Он не проронил ни слова, выключая телефон и кладя его на место рядом со Славой. Следующие полчаса они пили в полнейшей тишине и, если на спиртное до этого больше налегал Слава, то теперь они с Андреем поменялись местами. Гнойный уныло глядел перед собой и думал о том, что он не должен был засыпать ночью. Возможно, если бы он не вырубился, можно было бы как-то избежать того, что произошло? Но как? Слава не имел и малейшего понятия, но всё равно чувствовал свою вину. Пальцы сами собой сжимались и разжимались на столешнице от напряжения. — Слав, — тихо подал голос Замай и накрыл его руку, сжатую в кулак, своей в попытке успокоить. Тот поднял на него затравленный взгляд и еле удержался от порыва разрыдаться. — Слав, — повторил Андрей, — если хочешь, я могу просто удалить это, — он многозначительно покосился на телефон. Машнов помотал головой и зажмурился, в этот момент из его глаз всё-таки скатилась пара мелких слезинок. Замай лишь тяжело вздохнул, когда Слава вытащил свою руку из-под его и уронил лицо в ладони, громко всхлипывая. Хан смотрел на то и дело подрагивающего друга не в силах помочь. Он всё понимал, и ему было невыносимо жаль. Не верилось, что столько проблем и переживаний могли свалиться на одного человека за каких-то три дня. Замай встал с табуретки и, пошатываясь, молча покинул кухню.***
Уже через час Андрей завалил вусмерть пьяного друга на диван, накрыв его найденным в шкафу пледом. Нервная система Славы была настолько истощена, что теперь включился режим самосохранения, хорошо действующий вкупе с алкоголем. Машнов вырубился быстро, и Замай спокойно выдохнул, потому что пока несчастный измотанный Слава спит, он может не опасаться за его моральное состояние. Андрей присел в кресло и взял с тумбочки чужой телефон. Немного поколебавшись, он глянул на Славу, а потом всё же удалил ответ от Димы. После мужчина вернул телефон на прежнее место и устало прикрыл глаза, откинувшись на спинку кресла. Он сонно размышлял о том, что будет делать теперь со Славой. Что-то же делать он с ним точно должен. По-хорошему, Замаю стоило снова отвезти друга в больницу и оставить там восстанавливаться на месяц. Пока Гнойный приходил бы в себя под чутким надзором специалистов, Андрей мог забрать Филю на время к себе. План был неплохой и, как посчитал Хан Замай, правильный. Он приоткрыл один глаз и, прищурившись, уставился на Славу, который спал беспробудным сном, скрючившись на неудобном диване. — Пиздец, — тихо произнёс Андрей, глядя уже обоими глазами на изнурëнного друга. Сначала эта сучка Саша, теперь ещё и Дима под машину попал в попытке добраться до квартиры Гнойного. Если и с самим Замаем что-нибудь случится, это будет полный крах. В голову закралась мысль позвонить сестре Славы и посоветоваться с ней, но мужчина оставил это на потом. Сначала нужно поговорить с самим Машновым о дальнейшем развитии событий. Андрей опять прикрыл глаза и решил, что нужно на первых порах самому попытаться внушить Славе, что он ни в чём не виноват. Не виноват же, действительно. Это не он был за рулём той иномарки, не он сбил Ромащенко. Но убедить Машнова в этом, пока он находится в состоянии саморазрушения и винит себя во всех смертных грехах человечества, будет сложно. Хану вдруг вспомнился отрывок из песни Славы: «Я — чудовище, что погубило мир. Разрушил, убил, предал. Отправил на тот свет врагов и всех любимых следом». Теперь всё располагало к тому, чтобы эти строчки стали для автора действительно роковыми. Просидев ещё полчаса, Андрей всё-таки подумал немного вздремнуть и заодно отдохнуть от назойливых мыслей, которые липким тревожным комом засели у него в голове. Так и с катушек слететь недолго.***
— Андрей, — Слава приподнялся на диване и сонно смотрел на друга, который, видимо, уснул прямо в кресле и теперь, запрокинув голову, натужно храпел. — Андрей! — уже громче. И опять ноль реакции. Машнов опустил босые ноги на прохладный пол и посмотрел в окно, за которым уже близился закат. В комнате было сумрачно и немного уныло. Слава шмыгнул носом и уронил голову на ладони, зарываясь пальцами в спутанные после сна волосы. Он всё ещё чувствовал себя пьяным, но от этого было ни капельки не легче. Сейчас Дима лежит, наверное, в холодильнике в чёрном пакете, уже заштопанный, и дожидается, когда же его предадут земле или огню. Слава упёрся подбородком в сложенные друг на друга кисти и опять повернулся к окну. Было, откровенно говоря, более чем паршиво. Храп Андрея на секунду стих, а потом возобновился, но теперь уже с новой силой. Было ощущение, что Замай задыхается во сне. Машнов тихо встал и подошёл к креслу, чуть склонившись над другом. Андрей хрипел, задрав голову и приоткрыв рот, было видно, что спать в таком положении не очень удобно. Слава не хотел будить мужчину, но другого выхода, чтобы остановить этот жуткий храп, он не видел. Очень аккуратно он положил руку на голову Замая и немного повернул её, надеясь всё-таки не разбудить. Андрей тяжело вздохнул во сне и съехал немного вниз, теперь уронив голову на плечо и обхватив себя руками, попытался уместить на кресле ноги. Когда это у него не вышло, он поморщился, недовольно мыча сквозь сомкнутые губы, и нехотя приоткрыл глаза. — Блять, как же башка раскалывается, — прохрипел он и повернул голову в сторону Славы, который всё ещё стоял рядом. — Ложись на диван, я освободил, — сразу же предложил тот. — Нет уж, я выспался. Нахуй, у меня всё тело ломит. — Андрей мучительно скривился, садясь в кресле ровно, и тут же охнув, схватился за затёкшую шею. — Ну встань, разомнись тогда. Ты храпел во сне так, будто задыхался. Мне пришлось тебя разбудить, сорри. — Ничего, — вяло отмахнулся мужчина и не без труда поднялся на ноги, тут же покачнувшись. — Ох ты, блять. Ладно, хуй с ним, пойдём на кухню, покурим хотя бы, а то, кажется, я сдохну сейчас. Надо прийти в себя срочняком. На кухне Замай сразу же направился к раковине и, открыв кран с холодной водой, подставил руки под струю, а потом несколько раз плеснул себе в лицо. Они долго курили в открытое окно и молчали. От свежего воздуха Славе было легче, несмотря на гусиную кожу, которой сразу же покрылись руки. Мозг сейчас отказывался думать о чём-либо вообще, таким образом сохраняя своему хозяину нервные клетки. — Слав, я тут подумал, — тихо начал Андрей, с каждым словом изо рта которого вырывались клубы дыма. — Может быть, будет лучше сейчас снова лечь в больничку? — Чего? — Слава нехотя оторвался от созерцания унылого вида из окна и вопросительно посмотрел на Замая. — Я говорю, что, может быть, будет лучше сейчас пока лечь в больницу? Просто столько всего навалилось, и, я думаю, так будет лучше для тебя. Всё-таки там специалисты и всё такое. Гнойный посмотрел внимательно Хану в глаза, а потом ответил как-то безэмоционально, но вполне серьёзным тоном. — Я очень рад, Замай, что ты так обо мне печёшься, но никуда я не лягу больше. Нахуй, належался уже. Я и так недавно только с учёта слез, не хочу всё по новой, устал. — Тут Слава задумался, а потом добавил. — Могу ходить к психотерапевту, к психологу, но лечь — не лягу. — Хорошо, — Андрей кивнул и, прежде чем продолжить, немного помедлил. — Слушай, давай ты всё-таки вернёшься к себе, хорошо? Не дело это, правда. — Ладно, — недовольно протянул Слава, видимо, действительно понимая, что это ни к чему хорошему не приведёт, и выкинул окурок в открытое настежь окно. Андрей облегчённо улыбнулся.