***
Миша сидел за столом и тупо молчал после рассказа Андрея, долгих объяснений и его рассуждений о состоянии Славы. — Ты уверен, что всё так хуёво? — наконец спросил Джигли, облокачиваясь о столешницу. — Судя по вчерашней ночи, да. Если бы ты только знал, как я оборался, когда он орать начал. Но ещё больше я ахуел потом, когда его разбудил. Он вообще бесконтрольный был, меня самого потряхивало от всего этого. Я там поселюсь скоро походу. — Ему нужна помощь спецов, по-моему. — Да знаю я. Но он не хочет. Я предлагал вчера ещё ему, а он ни в какую. Только на психолога сраного и согласился. — Окей, — Джигли вскинул руки. — Если он так психанул из-за этой девчонки, это одно. Но Дима… — Он винит себя в его смерти, дурак, — пояснил Замай. — Это бред какой-то. Слава, конечно, мальчик у нас впечатлительный, но винить себя в смерти другого человека — это слишком даже для него. — А тут всё к одному, — пробормотал Андрей. — Всё к одному. — Ты знаешь, — спустя какое-то время задумчиво сказал Миша, глядя на Замая с прищуром. — У меня есть одна девочка. Подруга. Добрейшей души человек, она кого хочешь из петли вынет. Я за неё ручаюсь. Может быть, она ему поможет. Андрей заинтересованно посмотрел на мужчину. — Что за девочка? — Геля Селезнёва.***
Слава поставил чайник и присел на табуретку. В голове была какая-то сумбурная муть. Он плохо помнил свой ночной кошмар и по какому поводу Замай растолкал его посреди ночи… Кричал во сне? Кажется, да. Зато в памяти почему-то хорошо отложился силуэт рядом спящего друга. Слава проснулся, когда солнце еле-еле подавало признаки жизни на горизонте, сам не зная от чего, и увидел рядом Андрея. Почему-то в тот момент он ощутил приятное тепло внутри себя и искренне улыбнулся. Он не любил рассветы, не любил просыпаться так рано. Иногда тёмные очертания высоток, видневшихся из окна, еле подсвеченных холодными солнечными лучами, навевали на Гнойного необоснованную тревогу, особенно в последнее время. Но тогда, обнаружив рядом с собой Замая, он был спокоен. Андрей тихо посапывал, лёжа на боку, и Слава долго смотрел на него, чуть приподнявшись над подушкой. В тот момент он действительно был рад, что рядом с ним кто-то есть, что кому-то не всё равно. Машнову непреодолимо захотелось коснуться, прижаться к такому тёплому, тихо дышащему, живому Андрею, и он прикрыл глаза и медленно опустил голову на подушку. В слепой темноте нащупал под одеялом руку и осторожно вложил расслабленную ладонь в свою, придвигаясь ближе, почти вплотную. Замай глубоко, спокойно вздохнул во сне, высвободил свою руку из его пальцев и вдруг прижал мужчину к себе, уткнувшись носом куда-то под ухо. Машнов застыл, даже перестал дышать, боясь спугнуть Замая, но потом постепенно расслабился, растворяясь в моменте. Он чувствовал, что не одинок, чувствовал тепло и дыхание Андрея, он чувствовал поддержку. Никаких левых мыслей не возникало и возникать не могло. Слава совсем осмелел и прижался щекой к голове друга. — Спасибо тебе, Андрюха. Ты даже не представляешь, как ты сейчас мне дорог, — натурально растрогавшись, пробормотал он, закрывая глаза. Из воспоминаний вырвал свист чайника, и мужчина, спохватившись, быстро повернул конфорку. Из носика валил густой, влажный и горячий пар, поднимаясь к потолку. Слава на мгновение залип, но после встал с табуретки и налил кипяток в кружку. Пару раз тряхнул головой, пытаясь сосредоточиться, и всё-таки опустил чайный пакетик в воду, которая сразу же приобрела мягкий золотистый оттенок, постепенно окрасившись в тёмные тона. Слава оставил чай завариваться покрепче и покинул кухню. В комнате рядом со своей кроватью он заметил сложенный пополам тетрадный листок и взял его в руки. «Вечером загляну ещё, надеюсь, ты будешь не против. Замай.» Слава улыбнулся, теребя листочек в руках. Конечно же, он не против. Где-то пару раз мелодично звякнул телефон. Машнов положил листок бумаги на подушку и направился в сторону кухни. Шёл он не торопясь, но вдруг в голове что-то щёлкнуло, и мужчина почти бегом устремился к телефону. В голове эхом отдавалась мелодия рингтона. Дисплей горел, и мужчина схватил телефон в руки прежде, чем экран погаснет. До боли знакомый номер и имя… Сердце пропустило удар. «Выйди на улицу. Сейчас.» Слава вздрогнул и чуть не выронил телефон из рук. Но, придя в себя, он вылетел из квартиры пулей, успев лишь натянуть на ноги кроссовки. Она стояла у парадной в забавной вязаной шапочке и ковыряла носком ботинка рыхлый снег. Машнов, затаив дыхание, медленно и осторожно подошёл к девушке. — Привет, — Саша подняла голову и криво улыбнулась, а потом окинула его взглядом, рассматривая. — Выглядишь хуёво. Почему куртку не надел? Слава как-то неловко пожал плечами. — Не успел. Она кивнула и отвела глаза, глядя куда-то во двор, потом произнесла: — Нам долго идти. — Куда? — Ну, придём — узнаешь. Они медленно пошли вперёд. У Славы от одного только взгляда на бывшую девушку здорово щемило сердце, но он старался не показывать виду. Саша шла рядом, такая свежая, красивая, с розовыми щёчками… Машнов сам не уследил, как залюбовался девушкой. — Прекрати пялиться, — раздражённо шикнула Саша, заметив на себе взгляд. Слава послушно отвернулся, и некоторое время они шли в тишине. Гнойный честно пытался сконцентрироваться хотя бы на одной более-менее здравой мысли, но ничего не получалось, как бы сильно он ни старался. В голове был полный бедлам, Славе казалось, что мозг просто не выдержит, и он схватит самый настоящий инсульт прямо посреди улицы. Интересно, станет ли Саша вызывать «скорую», пытаться его откачать? Все же знают, что нужно делать при инсульте? Машнов попытался вспомнить сам, но из этого ничего не вышло, в памяти всплывали лишь какие-то диагностики и симптомы. — Я посмотрела твою «Исповедь», — приглушённый голос девушки вывел Славу из раздумий. — Зачем ты это сделал? Напиздел с три короба. Заебись хайпанул, да? — она фыркнула. — Там есть правда, — возразил мужчина. — В чём же, позволь спросить? — Я реально поехал кукухой и лежал в дурке месяц. — Это не из-за меня. Ты просто человек такой, — Она замолчала, а потом добавила: — Ёбнутый. У тебя тараканов в голове было много всегда. Просто ты в один момент не справился с ними. Это было ожидаемо. — Возможно. — И прекрати делать из этого трагедию, Слав. Это не смешно нихуя. Хочешь хайпа — сделай что-то другое, а не ной на камеру. — Так я написал альбом. — Я не слушала, да и не собираюсь. Мне хватило твоего бреда в «Исповеди». — Зря. Говорят, он даже лучше, чем «Солнце мёртвых». — Вряд ли, — она вздохнула. — Кстати, что ты делал там у бара? Решил опять вернуться в баттл-реп? Что это за мужик стоял рядом в капюшоне? Не Эрнесто Заткнитесь случайно? Лицо знакомое. — Ты угадала, — Слава засунул руки в карманы штанов и посмотрел в серое Питерское небо. — А чего это вы? Забаттлить решили или случайно пересеклись? — Куромушка покосилась на мужчину. — Можно сказать и случайно. Была тусовка по случаю выхода моего альбома. Замай его пригласил. Девушка рассмеялась. — Серьёзно? Это прикол такой? И он просто пришёл, даже не выебнувшись? — Он умер. — В смысле? — Саша нахмурилась, не понимая, прикалывается Слава или это какая-то дурацкая постирония. — Ты не знала? Его машина сбила позавчера ночью. Не следишь за новостями? Девушка замолчала, переваривая услышанное, а потом полезла в карман за телефоном и проверила информацию. — Пиздец. Жалко. Довольно нелепая смерть. Слава с запозданием кивнул и огляделся по сторонам. Он даже не заметил, что они уже давно идут по проспекту, надо же… Куромушка шла рядом уверенно — только в одной ей известном направлении. Машнов хотел бы спросить её о том, куда они идут, но так и не решился. Тем временем девушка неожиданно свернула на улицу Маяковского, и Слава прибавил шагу, чтобы успеть за ней. Они прошли немного вперёд, и Саша сбавила шаг, подходя ближе к какой-то кафешке. — Зайдём? — она вопросительно глянула на Славу. Тот кивнул. В помещении было тепло, пахло свежей выпечкой и кофе. Девушка сняла куртку и, повесив её на вешалку для гостей заведения, направилась к витринам, под стеклом которых лежали всевозможные пирожки и пирожные. — Будешь что-нибудь? — она оглянулась на Гнойного. — Нет. — Точно? Я могу заплатить. Слава покачал головой. Куромушка на это лишь пожала плечами и опять отвернулась к витринам. Через несколько минут она забрала свой заказ и прошла мимо Славы к столику в углу зала. Машнов сел напротив Саши и только тогда заметил, что на подносе стоят две чашечки кофе. Девушка подвинула одну из них ближе к мужчине, а потом положила прямо перед ним один из пирожков. Слава вздохнул. — Ешь, мне не в падлу. — Спасибо, — Машнов слабо улыбнулся и взял в руки чашечку с напитком, следом делая небольшой глоток. — Как там Замай? — Девушка откусила кусочек круассана. — Я его видела недавно в центре. — Так напиши ему, если тебе интересно, или позвони. — Мне не настолько интересно, чтобы спрашивать у него о жизни. Слава усмехнулся, снова отпивая кофе, а потом сделал глубокий вдох, собираясь с мыслями. — Саш, — начал он. — Я могу спросить? — Можешь, — она кивнула, запихивая в рот остатки круассана. — Зачем ты пришла? — Честно? Я коротаю время. — Время? Но Саша ему не ответила. Она вдруг поднялась, глядя за спину Машнова, и с улыбкой махнула кому-то рукой. Слава обернулся. К их столику шёл молодой человек с букетом роз. — Иди домой, Слава, — холодно сказала девушка до того, как парень подошёл к их столику. — Я напишу тебе когда-нибудь. А потом Машнов молча поднялся с места и прошёл мимо молодого человека с цветами. Оглянувшись возле самого выхода, он увидел, как Куромушка буквально тает в объятиях парня. Девушка чуть встала на цыпочки и потянулась к его лицу губами. Когда они целовались, Саша открыла глаза и, увидев Машнова, незаметно для своего парня, сложила из пальцев фак и показала его Славе. Он плохо помнил, как добрался до дома. Ему даже показалось, что он бежал бегом до самой квартиры. В висках грохотал собственный пульс. Как реагировали люди вокруг на человека, бегущего по проспекту без куртки? А если кто-то узнал? Но это Машнова ни капли не заботило. В руках бутылки с алкоголем, ему даже по сути всё равно с каким. Расплачивался телефоном на кассе? В каком был магазине? Он не помнил. Как будто из памяти вырезали кусок. Во рту лишь горечь. Он садится на диван, на котором вот уже четвёртый день лежит постельное бельё, и никто его не убирает. Во рту горечь. От спиртного? Он не заметил, как присосался к горлышку бутылки. Больно. Кажется, должен зайти Андрей? Славе откровенно насрать на это. В соседней комнате стоит компьютер с микро, Слава помнит об этом. * * * Вечером Андрей нажал на ручку двери, и та мягко поддалась. Мужчина сразу же вспомнил, как он недавно так же открывал эту дверь, и хозяина не оказалось дома. Но теперь, слава богу, он знал, где искать, если что. На единственный сделанный Замаем звонок в полседьмого Гнойный не ответил. Андрей вошёл в квартиру и захлопнул дверь. — Слав, — позвал он и прислушался. А потом бегло кинул взгляд на вешалку. Куртка на месте. На кухне что-то зашуршало, и Замай, не разуваясь, отправился туда. Он сразу же обнаружил Славу, сидящего на табуретке. — Привет, — Он хотел было подойти, но тут Слава поднял голову, и Хан передумал. — Ёб твою мать! Да ты же в говнище! — Андрей внимательно смотрел в заплывшее лицо и помутневший взгляд. Машнов попытался сфокусироваться на мужчине, громко икнул, а потом выдавил из себя протяжно: — А-а-а? — М-да, старик, тебя в постельку надо как-то, — произнёс Замай и вздохнул, опираясь на дверной косяк, а после добавил с досадой: — Ну что ж ты так, Слав, ёбаный в рот? — Мне так… Фу, — Гнойный поморщился и выдавил из себя почти несвязно, — плохо. — Ой, блядь, — Андрей страдальчески закусил губу и вскоре почувствовал, как та, зажатая между зубами, начинает пульсировать и набухать. Слава сидел, снова опустив голову, и изредка болезненно-громко икал. А потом его стошнило прямо на пол. Блевал он долго, Андрей даже удивиться успел: как можно было выпить столько, чтоб тебя выворачивало в течение пяти минут? Всё это время Замай просто стоял в стороне, смотрел, но через минуты две не выдержал и отвернулся. Чем он сейчас может помочь? Ничем. Не тащить же его в туалет — по дороге весь пол уделает. Ничего, Андрей просто уберёт за ним потом. Не впервой подтирать за кем-то. Когда Машнова перестало рвать и последние спазмы прошли, Замай наконец приблизился к нему, стараясь не вляпаться в лужу на полу, и помог подняться на ноги. Славу сильно качало. Он уткнулся мокрым лицом Андрею куда-то в плечо и еле-еле переставлял ватные ноги. — Андре… А-а-андре-ей! — Да ну тебя на хуй, Слав. Они дошли до ванной, и Замай буквально втащил Гнойного в маленькое помещение. Заставив Машнова поднять руки над головой, он стянул с него футболку, а вот со штанами пришлось повозиться. Слава не мог стоять ровно даже возле стены, и Андрею пришлось нагнуться, облокотить о свою спину Гнойного и уже только тогда спустить с него штаны по щиколотки. Потом была война с ногами. Андрей был вынужден сам поднимать его ступни и освобождать ноги от спортивок. Когда с раздеванием было покончено, Замай не без усилий погрузил друга в ванну, согнув длинные ноги в коленях. Прохладная вода била слишком сильным напором, и Слава закричал от неожиданности. Кажется, он даже не смог понять, что происходит. Андрей, стараясь не обращать внимания на крики, щедро полил пьяного друга из душа, смывая рвоту с лица, а потом выключил воду. Машнов тут же откинулся на бортик ванны и тяжело задышал, хватая ртом воздух и отплёвываясь. Сморщившись от тяжёлого запаха перегара, Андрей сорвал с крючка полотенце и быстро вытер Гнойного как мог. Потом, кряхтя, достал его из ванны и буквально на себе притащил в спальню. Казалось, Слава совсем потерял остатки сил и теперь не мог даже элементарно перебирать ногами. Сгрузив почти бессознательное, слабое тело на кровать, Замай накинул поверх одеяло и вышел, прикрывая за собой дверь. На кухню идти откровенно не хотелось, но пришлось. Он долго убирал блевотину, а после мыл полы. Потом закинул в стиральную машину Славины вещи и поставил чайник. Из комнаты Машнова не доносилось ни звука. Андрей примерно час просидел за столом, временами тупо залипая в одну точку. В голове крутилась лишь одно слово: «Пиздец». Чайник вскипел, и мужчина заварил себе найденный в шкафчике растворимый кофе. Молока в холодильнике не было, не было даже его заменителя, и Замай щедро сыпанул в кружку дополнительных две ложки сахара. Что ж, хоть так. Он подождал, пока напиток немного остынет, и отхлебнул. Без молока — сущее говно, но пить тем не менее можно. За кухонным окном валил снег, а в вентиляции завывал ветер. Андрею показалось, что в квартире стало как-то темно и холодно. Или это просто вечер наступил? Он посмотрел на наручные часы и покачал головой. Надо было решить: оставаться у Славы на ночь или ехать к себе. Замай оставил этот вопрос на потом. Кофе у него в кружке был ещё не выпит, а значит, торопиться с раздумьями пока не нужно. Андрею вообще ничего не хотелось, на него вдруг навалилось какая-то усталость, и если бы он сейчас встал с табуретки, то, наверное, сразу же сел бы обратно. Мужчина смотрел в окно и ни о чём не думал, к усталости медленно приплеталась ещё и тоска. В квартире у Гнойного было действительно паршиво, на душе у Замая тоже. Но он взял себя в руки, допил почти остывший кофе в несколько глотков и тяжело поднялся со своего места. Когда Андрей споласкивал кружку, в голове у него промелькнула мысль, что Слава, должно быть, заразил его своей апатией. Хан горько усмехнулся и поставил посуду на сушилку, выключил воду. А потом просто прошёл в комнату, улёгся на диван и закинул руки за голову. Слава в соседней комнате с того момента, когда Замай уложил его, не издал ни единого звука. Андрей прикрыл глаза, и под веками тут же возник Гнойный, лежащий в ванне в почти бессознательном состоянии, закрывший глаза и мелко подрагивающий. Мужчина почувствовал тот запах перегара так, как будто бы он никуда не делся, как будто бы он не избавился от его источника, как будто Машнов сейчас лежит в сантиметре от него, бухущий. Замай резко распахнул веки, но назойливая картинка никуда не делась, а наоборот сменилась другой. Теперь он представлял Славу, лежащего возле той табуретки на кухне в луже собственной рвоты, не имеющего сил подняться на ноги или хотя бы встать на карачки. По телу сама собой прошлась волна дрожи, Замай зажмурился и напрягся, но его фантазия уже разыгралась не на шутку и подкидывала всё новые образы, один страшнее другого. В какой-то момент Андрей настолько глубоко впал в состояние отчаяния, что ему захотелось заорать, но он лишь тяжело вздохнул и болезненно сморщился, с силой поджимая губы и шумно вдыхая через нос. Хватит. Он рывком поднялся и сел, спустив ноги на холодный паркет, а потом вскочил и прошёлся по комнате, заодно включая свет. Как-то потерянно огляделся по сторонам. Стало ли лучше? Он не мог ответить однозначно на этот вопрос. В голове зародилась мысль свалить из квартиры и чем быстрее, тем лучше. Но что-то Замая останавливало. Он вновь огляделся и снова прислушался. А потом бездумно, можно сказать — на автомате, пошёл в соседнюю комнату, служившую хозяину квартиры звукозаписывающей студией. Как только Андрей включил свет, сразу же увидел на компьютерном столе пару бутылок и ещё одну на полу, непочатую. Мужчина с какой-то ненавистью схватил пустые бутылки из тёмного и прозрачного стекла и еле удержался от желания запульнуть их в стену. Но потом поставил их на место и поднял с пола полную бутылку. Повертел в руках, а потом пошёл в туалет и избавился от содержимого стеклянной тары. Водка. «Слава, ну нахуя понижать градус было?» пронеслось в голове. Он выкинул бутылки в мусорное ведро и вернулся в комнату. На столе стояла кружка, стопка и пустая тарелка, Андрей отнёс всё это на кухню и там поставил в раковину. Потом вывел компьютер из сонного состояния и сразу же понял, что Машнов занимался записью. Программа была не закрыта, и Замай ясно видел две заполненных дорожки, не считая бита. Он надел наушники и включил запись. По ушам ударил не бит, как ожидал Андрей, а скрежет, отдалённо напоминающий мелодию. И сразу же мужчина услышал голос друга. — Со-ло-ма, — медленно проговорил по слогам Замай и нахмурился, вслушиваясь в текст. «Я живу в мире, в котором тебе будет лучше без меня». Андрей поджал губы, а потом тяжело вздохнул. «А я покупаю себе «Чудо» с картофелем и жду чуда, Но пацан на кассе говорит, что на альбоме Соломы у тебя были лучшие парты, сука! А то я не знал! Было бы проще, было бы проще, было бы проще». Замай остановил запись, не снимая наушников, свернул программу и нашёл на рабочем столе папку с файлами. Он не знал, что хочет отыскать в ней, но каким-то чутьём понимал, что это не всё. И он нашёл. В папке было лишь три файла. Но и этого Замаю хватило, чтобы всё понять по названиям треков. Сердце мужчины сжалось в пульсирующий, маленький, но плотный комок. Он нажал на последнюю добавленную в папку запись и закрыл глаза. — Бля, — прошептал Андрей и вздрогнул, когда Машнов в наушниках вдруг стал срываться на истерические хриплые крики. Всё это больше было похоже на какую-то дикую какофонию, но Замай мог без труда различить в этом дерьме голос друга. «Дамы и господа, здесь обсуждается вопрос жизни и смерти. Моей жизни и смерти!» — рявкнул Слава в уши Андрея. Мужчина затаил дыхание и вздрогнул в очередной раз, когда строчка стала вдруг для него узнаваемой. Он вспомнил подъезд и закрытую дверь квартиры-музея, которую он собирался выломать на полном серьёзе, если Гнойный его не впустит. Да, он уже слышал это, стоя в подъезде. «Нет, это не похоже на музыку» — звенело в ушах эхом. Больше строк в этом кошмаре он разобрать не мог, да и не пытался. Андрей снял наушники.***
Когда Слава неровной походкой вышел из своей комнаты и направился в сторону туалета, было уже около двух часов ночи. Андрей сидел на диване, обутый в кроссовки, и даже не среагировал на шевеление справа. — Замай? — Машнов, заметив его, остановился. Тот повернул голову и с нечитаемым выражением лица как-то глухо спросил: — Что случилось, Слав? — Что? — Я нашёл тебя на кухне пьяным. Так что? — Не знаю, — Слава пожал плечами. — Я выпил. — Ты наебенился в говно. — И? — Гнойный поднял бровь. — Не то чтобы мне похуй, — выдохнул Замай и встал с дивана, направляясь к другу. — Но, скажи мне, ты решил что сделать? Ты решил ужраться? Что случилось-то, Слава? — мужчина чуть повысил голос, останавливаясь рядом. — Ничего. — Ты знаешь, я ведь не ночевал дома двое суток, — Андрей театрально почесал щетину и кивнул, выкатив глаза. — Да, не ночевал, представляешь? Мне дохуя вот надо волноваться за тебя, как будто ты мой сын или, я не знаю, полюбовник? Как дураку сидеть с телефоном руках, ждать ответа на звонок, приезжать, а потом за тобой подтирать на кухне… Мне оно надо, скажи? — Подтирать? — не понял Слава. — Блевотину твою. Ты заблевал весь пол. Но это не столь важно, знаешь. Ты мне одно скажи, нахуя? Нет, я, типа, могу просто забить. Тебе лучше будет так? Блять, если бы ты знал только, кем я себя чувствую. Я и сам не понимаю, нахуя я здесь сижу, но просто ты ж ведь снова нажрёшься или ёбнешься где-нибудь на улице. И я вот думаю, оно мне надо? Слава долго молчал, не глядя на Андрея, а потом вымолвил: — Ну, если ты всё ещё здесь, значит, надо. Прости за неудобства. Замай кивнул и поджал губы, поднимая подбородок. — Я пойду, — Он прошёл мимо друга и снял с крючка свою куртку. — Стой. Прости, реально глупо получилось. — Глупо? — Андрей развернулся и пристально посмотрел на Машнова. — Куда ты идёшь? — Домой. — Оставайся, не дури, Андрюх. Ночь на дворе. — Не хочется. Но ты мне скажи всё-таки, что случилось? Тебе нужна помощь? — Замай остановился возле самой двери, на нём уже была куртка. — Нужна. — Я могу тебе помочь чем-то? — Да, — сразу же выпалил Слава. — Хорошо, — Андрей кивнул. — Тогда что происходит? Слава помолчал немного, но всё же ответил честно: — Я виделся с Сашей. — Как это? Сегодня? — опешил Замай. — Да. Слушай, пойдём, снимай куртку, я тебе всё расскажу, хорошо? Когда они сели на кухне, Гнойный нехотя, но в красках рассказал Андрею всё, что произошло. Замай слушал внимательно, почти не вставляя своих реплик в рассказ друга, а выслушав, прокомментировал всё это одним ёмким словом: «Пиздец». — Но это же не повод нажираться до беспамятства, — сказал Андрей, поднимаясь с табуретки. — Сигареты есть? — Нету. — Отличный повод бросить, — криво усмехнулся Замай. Они просидели на кухне до утра, разговаривая и пытаясь понять друг друга. Андрей пришёл к выводу, что Славе срочно нужно наведаться к психологу. И чем быстрее, тем лучше. Он даже смог убедить в этом Машнова, и Слава записался на приём к десяти часам. В половину девятого Гнойный привёл себя в порядок и вышел из квартиры, направляясь в клинику и оставляя Андрея отдыхать на диване.