Цвет моего сердца

      Говорят, что, если у тебя получается делать что-то такое, что никто не умеет, твоя жизнь обязана в корни поменяться. Например, если вдруг в старшей школе ты вдруг научился, не глядя на кольцо, забрасывать трехочковый — ты станешь звездой сезона в баскетболе. Говорят, что всем это интересно, как у тебя так выходит, это будут спрашивать в интервью каждый раз. Но на самом деле им не интересно. Им лучше будет или правильнее сказать выгодно, чтобы ты загадочно улыбался, а не отвечал. Раскроешь секрет — тебя быстро сместят с пьедестала, а для них это пустое дело. Никакой сенсации. Так вот на самом деле твоя жизнь не изменится, мир не перевернется, и ты останешься прежним. Такое случилось со мной, и я не изменилась. Не изменился мир, кажется лишь мои взгляды на жизнь стали немного ярче прежних. Совсем чуть-чуть.       Теплое лето давно вступило в свои силы, и уже, если быть точным, через неделю должна была начаться осень. Но это никому не мешало. Деревья стояли еще в своих привычных глазу зеленых нарядах и мелодично шумели на ветру. В теплом воздухе витали сотни различных ароматов. Розы, астры, особенно чувствовался запах созревшего раннего винограда. Все наслаждались последними лучами летнего солнца, бурной, но одновременно с тем легкой атмосферой лета.       — Эй, эй! Девушка! — раздался возглас явно запыхавшегося человека.       — Вы это мне? — Я повернулась назад, отрывая взгляд от созерцания красоты. Конечно мне могло повезти, но, похоже, не в этой жизни. Было совершенно понятно, что обращались ко мне. Я не то, чтобы не любила общение.       — Вы видите здесь еще кого-то? — «Ох уж это насмешливое выражения. Шутник прямо. На сцену бы тебя…» — думалось мне, но внешне я оставалась совершенно спокойной. Просто люди иногда появлялись совсем не вовремя.       — С удовольствием бы не увидела никого, обернувшись, — пробурчала я, пытаясь исказить лицо в чем-то напоминающем улыбку.       — Что? — мужчина удивился и, сняв с себя цилиндр, почесал лысину.       — Я спросила, чем бы могла быть полезной, — услужливо ответила. И почему именно сегодня? Парк, а точнее, ботанический сад, круглосуточно был открыт и обычно абсолютно пустовал. Но нет. Не сегодня. Я осмотрела мужчину с ног до головы. Что за черт. На дворе 21 век, а он одет во фрак… Чертовщина не иначе.       — Хотел спросить вас, где можно найти Розамунд Фрейс. — Ах! Как мне хотелось сказать, что это я. Но, к сожалению, я совсем не была похожа на Розамунд. Мне нравилось в этой девушке все. Она была богиней для меня. Русые волнистые волосы, длинные ресницы и чудесные, таких я не видела ни у кого, глаза. Зеленые, словно изумруды, и при солнечном свете они все больше и больше походили на настоящие драгоценные камни. Она часто говорила, что ужасно толстая, так говорили ей ее одноклассники. Но боги! Это не капли не было похоже на полноту. У нее были длинные тонкие ноги и маленькая стопа, казалось, что даже туфля золушки была бы ей велика. Тонкая талия и чуть полноватые бедра. Частенько наблюдая за ней, можно было увидеть не сходящую с ее лица улыбку. Искреннюю улыбку. И легкую походку. В общем не влюбиться в нее или не восхищаться этой женщиной было невозможно. Я глубоко вздохнула и глазами указала на оранжерею.       — Постойте, — я остановила его. Любопытство взяло надо мной верх. — Отчего на вас надет фрак и все это, — я прожестикулировала, — словно вы из 18 века. — Надо ли сказать, что я была чересчур любопытна…       — Я актер, — почти прошептал он, явно испытывая удовольствие от этой фразы. Я кивнула, хотя было совершенно ясно, что надолго он там не задержится. Мужчина был совсем не похож на актёра. Может на механика? Возможно, но точно не на актера. Было в нем что-то такое, что отталкивало.       — А, простите ради бога. Но зачем же вам эта странная нашивка в виде сердца. Разве это, ну… в духе того времени?       — Господи помилуй, какая нашивка, — он осмотрел свой фрак и выдохнул, словно ничего не нашел. Но она была там. Я видела! Но посмотрев на то место, где я видела ее секунду назад, ничего не заметила, — Ах девушка. Я понял, — подмигнул он. Это выглядело довольно смешно, — Вы должно быть заигрываете со мной. — Нет ну это уже слишком! Я может не красавица, но настолько низко не паду.       — Простите, — сказала я, плотно сжав зубы. — Но вы слишком большого о себе мнения. Au revoir, — фыркнула я. Мои босоножки немного звенели, точнее не они сами, а застежка в виде ключика. И этот звон успокоил меня. Я остановилась и вновь, который раз за день, посмотрела на обновку. До чего хороши! Надо признать, настроение мне могли поднять только такие непримечательные вещи. Вскоре я уже совсем забыла про крайне неприятную встречу и вприпрыжку направилась по саду. Удивительное это было место. Собственно, самый обычный ботанический сад, но до чего он казался великолепным, когда ты работаешь в нем. Каждое утро, неважно был это выходной, праздник или, не дай бог, хотя мне бы не было и дела, смерть папы римского, наши ворота. Мне было приятно говорить наши, словно я замешана в чем-то удивительно таинственном. Ворота открывались для посетителей и сотрудников ровно, все сверялось по секундам, в семь утра. На другой стороне города, я там жила, в это время слышался первый звон колокольчиков на двери чудной кофейни «Гардения». Я не знала, кто заходит туда точь-в-точь вовремя, но я уже уважала этого человека. Конечно, сейчас я вставала задолго до этого чудесного мгновения, словно маленького ритуала моей скучной жизни, но каждый день в своей голове ровно в семь утра я слышала звон. Уважением к человеку я была проникнута по нескольким причинам, пока что вам неизвестным, но не буду томить. Во-первых, пробовали ли вы заходить первым в кофейню? Оглушающая тишина. Я ее не выносила. Мое нутро не терпело шума, но в моей тишине были звуки чего-то особого, личного, интимного. Во-вторых, и это, пожалуй, последняя причина, моя любовь не только к чудной кофейне, но к кофе в общем. Только человек выходил из кофейни, в мое окно, я его никогда не закрывала, залетало дуновение ветра, конечно по обыкновению ничем не пахнущее, но вот ароматы, которые оно подхватывало. То было неземное блаженство. Стоило моему носу почуять запах латте или капучино, эти напитки незнакомец заказывал чаще всего, как мой живот урчал, а глаза распахивались. Весной вместе с запахом кофе чувствовалась сирень, потом жасмин, это были цветы одни из немногих мной любимые, если не сказать обожаемые. К, сожалению, и моей огромной скорби, запах еще более мной почитаемого ириса или, например, одурманивающий запах акации никогда не доносился до моего окна. Они всегда оставались рядом с незнакомцем, потому что каждый день, цветения этих двух растений я слышала возгласы восхищения. Постепенно это, если попытаться вспомнить поточнее, началось с того времени как мне было семь я стала отвечать этому человеку. Наш диалог, вряд ли даже можно было назвать таковым, представлял собой приветствие и прощание. Без имен и конкретности. Я ничего не знала об этом человеке, как и он обо мне, но в тоже время он казался мне близким.        — Чудесное утро! — восторженно говорил мужчина, — Еще чудеснее запах вашего кофе. Американо? Что-то новенькое.       — Моя жена говорит, что я кофейный консерватор.       — И пусть… разве виновны вы в том, что капучино вам больше по душе? Если вам будет легче, я скажу, что запах вашего вчерашнего кофе был гораздо более бодрящим, что важно для процветания не только активности, но и радости… — Потом мужчина уходил. А теперь, после того как я устроилась на подработку, не стало этого ритуала. В сердцах я надеялась, что мужчина все-таки предпочтет чудесный капучино, посыпанный корицей и ванильной стружкой. В саду я могла часами ухаживать за кустиками акаций. Собирать семена, обрабатывать от паразитов, и растения радовали меня чудесным благоуханием. Уход за ирисами представлял для меня истинное наслаждение. Этот цветок никогда не растрачивал своего запаха понапрасну, но, присев рядом с ним, вы окажетесь в его плену.       — Трисс! — окликнул меня кто-то. Я повернулась и трижды, бог любит троицу, прокляла весь мир, в мыслях конечно. Это был Грегор Мендель. Нет, не тот, который в генетике, а тот, который бывший ухажер моей мамы. По совместительству хозяин сада. Вполне себе хороший человек, сказала бы я о нем, если бы он не был мне посредственной родней. Он был ужасен. Ужасен, начиная от поросячьего лица, заканчивая хрюканьем вместо смеха. Сальные волосы, брюхо, но у него были финансы и этого было достаточно. Вы назовете мою мать меркантильной женщиной, но вы будете не правы. Она умела любить. Умела. До того, как ее ни один раз предавали, растаптывали ее чувства, оскорбляли. Я не виню ее в том, что она стала холодной и не к кому не проявляла особой ласки, мне хватало того, что она делала ради меня. Грегор собственно не жил с нами, никто из обитателей нашей квартиры не выдержал бы его. Включая меня, маму, кошку Матильду, которая жила с нами уже двенадцать лет и пса Ферида, ему было 17, некогда веселый бигль стал теперь грустным, но всегда мог утешить в случае чего.       — Трисс, постой! — все громче кричал мистер Мендель. Трисс, Трисс Трисс — все что я слышала от него. Я думаю, надо наконец представиться. Меня зовут Беатрисс. Да, я знаю. Невероятно глупое имя. Отвратительное, ужасное и оно, к сожалению, невероятно подходило мне. Я была вылитая Беатрисс. Неблестящие, словно мёртвые волосы, цвета… Я не знаю какого они цвета. Коричневый? Да, пожалуй. Непропорционально маленькие губы и противоположно большой нос, серо-коричневые глаза. В общем, типичная Беатрисс.       — Трисс! — не унимался Мендель.       — Что случилось, мистер Мендель? — Я смотрела на него презрительно. Ужасно. Так я не смотрела даже на пауков, которых, как и других насекомых, терпеть не могла. Но он, это огорчало меня ещё больше, Мендель был то ли совсем глупым, если не сказать тупым, то ли хорошо притворялся. На мой взгляд он не реагировал абсолютно и был со мной ещё вежливее.       — Брось, Милочка, — от милочки мне захотелось стошнить, — для тебя просто Грегор, — Хорошо хоть не папочка… — Я вот чего тебя звал. Твоя мама звонила, сказала, тебя спрашивал какой-то мужчина.       — Мужчина? Понятия не имею. Потом узнаю. — Я приторно улыбнулась и увидела на пиджаке Менделя нашивку в виде сердца. Они сговорились! Точно! Все придумал этот Мендель! Но зачем? Сегодня же не 1 апреля? И не мой день рождения? А, впрочем, теперь я знаю их замысел, поэтому им всем меня не провести. — Красивая нашивка, правда… почему такая тёмная? — сказала я и скрылась. У того актёра, нашивка была ярких цветов, а у Менделя почти чёрная, я еле разглядела её на чёрном пиджаке. Раз им вздумалось потешаться надо мной я просто не буду попадаться им на глаза.       В саду появились посетители. Это были или совсем старые люди, которые искали здесь оправдание своего одиночества или женщины в положении. В городе редко можно было найти каплю свежего воздуха, зато здесь, в этом тихом уголке растений, его было предостаточно. Мне нравилось это место, несмотря на тех, кто им владел. Мне нравилась тишина этого места, нравилось пение птиц, прилетавших сюда иногда, нравилось чувствовать сотни неизвестных ароматов, а затем раскрывать каждый из них. Ноги несли меня по давно изведанной мной тропинке, я выучила её до того, как начала здесь подрабатывать. Лабиринт. Чудесное место, в нем конечно можно было заблудиться, но вряд ли бы кто стал меня искать. Я вошла, и на душе стало легче. Лабиринт находился в самой отдаленной части сада, до него обычно никто не доходил и терял невероятно многое. Тут чувствовал себя настолько отдаленным от людей, что сам того не замечая, начинал дышать в своём темпе. Здесь было легко. Точно также, как бывает в любом месте, которое считаешь лишь своим. Я прошла недолго, остановилась и подняла глаза к небу. Собирались тучи.       — Дождь? — подумалось мне- и точно. Совсем скоро осень, а я уж и позабыла об этом. В последние недели августа невероятно мягкая погода. Солнце светит уже не так, как в начале июля, а более мягко, с особым трепетом. А дождь… Дождь в августе это нечто совершенно невероятное. Капли всегда маленькие и тёплые, точно топленое молоко и как приятно стоять под этим дождём. После того, как я вновь осмотрелась, я была уже почти в конце лабиринта. Здесь стояла большая беседка, застекленная старыми окнами разных цветов. Пару лет назад там было совсем пусто, но мне сразу понравилось это место. Как бы не было сентиментально, мне невероятно понравилась атмосфера уюта, витающая вокруг. Сейчас внутри было пару мягких пуфиков, я позаимствовала их из бабушкиного дома. В стоящих вазонах, их здесь было множество, росли самые разные растения. Только самые излюбленные мной. Кустики сирени, жасмина и акации также имелись и располагались в углах, пятигранной беседки. В тех местах, где было меньше всего света, висело несколько полок с книгами. Всю эту беседку я считала своим детищем и в случае чего, всегда могла остаться здесь. Я закрыла глаза и глубоко вздохнула. Глупо, но только сейчас я почувствовала прилив сил. Здесь было чудесно. Как только я закрыла дверь, по стеклу сначала совсем тихо, с накатывающей силой, забарабанили капли. Я не любила дождь осенью. Но дождь в конце августа дарил мне наслаждение. Зазвонил мобильник и я, даже не посмотрев, кто, выключила телефон. Сейчас, в эту секунду, я поняла, как устала. Усталость накатила на меня сразу после того, как неожиданно пришедшая энергия исчезла, веки сомкнулись. Спрашивали ли вы себя, почему во сне чувствуешь себя так отстраненно. Немного глупо, но все же совершенно восхитительно. Ты почти ничего не чувствуешь, на тебя накатывает волна за волной тяжесть всего дня, но в тоже время ты чувствуешь такую легкость. Противоречиво. Чудесно. Когда я проснулась, была уже глубокая ночь. Это было понятно по темноте в беседке. Именно той ночной темноте, а не той, которую дарят дождевые тучи. Ночью приятная тьма. Я устало протерла глаза и села на пуфике. Голова гудела, а в глазах чудовищно рябило. Что-то барабанило по дверям, явно не дождь, но глаза отказывались фокусироваться. Через пять минут бесполезного моргания глаза пришли в норму и начали слезиться. Руки и ноги затекли, а шея болезненно ныла.       — Чёрт возьми! Беатрисс! Открой эту чертову дверь! — Я перевела взгляд на дверь. «Нужно открыть дверь,» — подумала я и не пошевелилась с места. Все же дневной сон — проделка дьявола. Из-за криков сознание моё постепенно просветлело, и я встала с пуфика, чуть не упав. Смейтесь! Но это чертовски страшно не чувствовать свою ногу пару секунд. Я трижды, хотя наверняка больше прокляла того, кто потревожил мой покой и доскакала до двери. Она открылась наружу и, видимо, ударила моего гостя по лицу. Что ж поделом.       — Ну? — Спросила я. Глаза ещё не пришли в норму, и незнакомец согнулся, так что я не могла увидеть кто это. Зато, когда человек поднял лицо я сразу поняла, кто передо мной. В мире мог быть только один человек, выглядевший смешно с видимо разбитым носом, и это был мой друг. Зейн, я звала его попросту Зей. Ему тоже подходило его имя, с которым парню, к моему несчастью, невероятно повезло. Он был пределом мечтаний любой девушки, этакий плохой парень. Светловолосый с выбритым виском и темно зелеными глазами. Но для меня всего лишь друг, самый лучший и дорогой. Мы были знакомы с ним так долго, что я даже не пыталась считать его кем-то другим.       — А, это ты, Зей.       — Кто кроме меня интересно знает про твою глухомань.       — Ой да брось, — Сказала я ему, пропустив и махнув рукой, — тебе же здесь тоже нравится.       — Это правда, — кивнул он, снимая плащ и ботинки. — Звонила твоя мама, — Зей смотрел мне прямо в глаза. Он знал, что для меня мать — больная тема.       — Ясно… Чего хотела? — уже тише ответила я.       — Сказала, что ты не поднимаешь телефон.       — Брось, она никогда не говорит так. — Я горько улыбнулась, приземлившись рядом с другом и положила голову ему на плечо.       — Она сказала, что твой чертов телефон снова выключен, у неё много работы и нет времени разбираться с твоими капризами.       — Круто, — прошептала я.       — Да ладно? Капризы? Серьёзно? Когда она последний раз вообще видела тебя?       — Зей… — Зей не любил мою мать. Но он не знал всего. Не знал, и я не хотела обременять его глупой информацией.       — Ладно, просто ляг мне на колени. Так будет удобнее. Я искал тебя во всех местах. Но надо было сразу идти сюда.       — Я пойду сюда, даже если захочу совершить самоубийство, — совсем тихо, в полудреме сообщила я.       — Тупица, — произнёс парень, поглаживая мои волосы.       — Дурень, — ответила я.       — Я бы не пошёл сюда. Никогда бы не заставил тебя испытывать ужасные эмоции в этом прекрасном месте. Ты бы ведь ревела, если бы я умер?       — Нет, конечно. Глупый. Куда бы ты пошёл?       — В дом твоей матери, прямо к ней. Сначала я бы высказал ей все. — Я мягко улыбнулась. Морфей затягивал меня.       — Зей, знаешь, что?       — Что?       — Я бы все-таки плакала. Наверное, у меня бы даже началась депрессия. Ты дорог для меня, Зей.       — Я знаю, Трисс. Я знаю.