Цвет моего сердца

      — Ребята, — произнес Мистер Дуарт, — Я безумно счастлив, что именно вы занимались проектом дистанционной психотерапии. И я на данном этапе хотел бы знать, согласны ли вы остаться работать у нас в компании на данном проекте или, если вы захотите, на каком-то другом.       — Конечно, хотим, — проговорили все хором. В стороне остались только Нэя и Эмиль.       — Ребята? — я повернулась к ним, и обеспокоенно посмотрела на каждого.       — Мы бы очень хотели, безумно хотели бы продолжать работать над этим проектом, работать со всеми вами, — проговорила Нэя.       — Но сейчас нам нужно поехать домой.       — Что-то с мамой? — я тихо спросила у Нэи, и она кивнула.       — Она заболела и, в общем, мы должны быть рядом.       — Мне кажется, что для проекта на данном этапе будет достаточно одной команды, к тому же не хотелось бы просто вкидывать людей в ваш проект, чтобы потом всему их обучать, поэтому поступим вот как. Я закреплю две должности в проекте за вами ребята, и отправлю вас в отпуск, когда все дела уладятся, вы вернетесь к нам. — ребята переглянулись и радостно кивнули.       — Спасибо.       В общем-то их отпуск продлился почти полгода. Эмиль и Нэя прилетели невероятно радостные, и мы все действительно были рады их приезду. Маленькая Розе радостно захлопала ручками, когда перед ней вырос пушистый игрушечный котик.       — Давно не виделись, Розе, — прошептал Эмиль, ярко улыбаясь, а из-за его спины выглядывала радостная Нэя, заставляя дочь смеяться. Сейчас, думая и вспоминая, был один такой период в нашей жизни, о котором я бы хотела написать пару строчек. Шона, как обычно не вовремя, отправили в командировку, и я осталась одно с Розе. Я не хочу говорить, что она была очень капризной, но я очень уставала, буквально постоянно подрываясь к малышке, я почти не спала.       На третий день моих мучений на моем пороге появились Джейд, Тэд и Хуо, они забрали бутылочку с молоком и Розе в коляске и ушли гулять, ничего мне толком и не сказав. Я только успела ласково и устало им улыбнуться и поспать. Розе видимо тоже осталась полностью счастлива, потому что с прогулки вернулась еще более блестящей и радостной, чем до. Ночью того же дня пришли Аманда и Нэя. И я вновь выспалась. Проснулась я от начавшейся программы радио-психологии, нашей программы. У меня стояло уведомление на ее начало так, что она автоматически включалась сразу же после двух минут эфира.       — Сегодня у нас в студии только половина команды, как и вчера, — проговорил Сэм — один из студийных ведущих, — Люди обеспокоены.       — Не стоит переживать, — спокойным голосом проговорил Эмиль, — Сейчас та часть команды, которую вы не видите в студии, помогает нашей Трисс с маленькой дочкой.       — Вы, похоже, очень сдружились за время стажировки, верно?       — Ох, — вздохнул Эмиль, — Я бы не назвал это дружбой. На данном этапе, мне кажется, что мы больше, чем просто друзья друг для друга. Каждый раз, когда я смотрю на ребят, особенно сейчас, когда мы все пытаемся помочь Триссе, я вижу нас большой дружной семьей. — Я улыбнулась, слушая голос Эмиля, и кивнула сама себе. Семья.       Я лежала на кровати, рядом с маленьким тельцем своей дочери. Своей дочери. Было совершенно чудно говорить и даже думать об этом. Девять месяцев я все ждала и ждала, а теперь. Теперь поверить в это как-то невообразимо. Малышка что-то проворчала во сне, мотнув ручкой и скривив губки, но продолжила спать. До безумия хотелось провести пальцем по ее нежной щеке, крепко обнять, почувствовать тепло ее тела, но сейчас можно было только наблюдать за ее тихим сном. Шон вошел в комнату совершенно бесшумно, и я в который раз поразилась этому с тихой улыбкой на лице и немного выгнутой бровью, он в ответ лишь усмехнулся, как обычно пожимая плечами. Кровать немного прогнулась, и меня обняли со спины чужие руки. Шон поцеловал меня в висок и лег рядом. Я немного отодвинула собственную голову так, чтобы она притыкалась к его груди, и тихо выдохнула. Малышка снова шевельнулась, все также продолжая спать, и ее маленькая бирюзовая шапочка почти слезла с ее головки, покрытой еще еле заметными коричневыми волосиками. Мое сердце затапливала до краев сотня эмоций, но главной, пожалуй, была любовь. Я немного повернулась и посмотрела в сердце Шона, усмехнувшись. Вот уж чье сердце всегда было полно эмоциями. Словно огромная цветовая палитра его сердце переливалось. Оранжевый, светлый и контрастный, почти неоновый красный, фиолетовый и золотистый, розовый, оно переливалось почти всеми известными мне яркими цветами хоть немного близкими к красной палитре. Все-таки, Шон-удивительно энергичный, возможно поэтому настолько же и счастливый человек. По крайней мере о его эмоциональной радости говорили все эти цвета. Я улыбнулась. Лучше всего смотрелось для меня сплетение почти пастельного сиреневого и золотого. Любовь ко мне и дочери в его сердце занимала просто чудовищные размеры, я усмехнулась этому, прикладывая ладонь к собственному сердцу. У меня было также, и в этом я была уверена, это было первое, в чем я была уверена касательно своего сердца. Я любила их.       Было довольно интересно наблюдать за тем, как растет Роз. Я с трепетом смотрела на то, как изменяются черты ее лица, как она все более осознанно начинает осматривать все вокруг и как меняется ее взгляд на нас Шоном. Было интересно смотреть на то, как постепенно отрастают ее шоколадные волосы и какими длинными и тонкими становятся пальчики. Мне нравились глаза Розе. Они не были моими коричневыми и не были оттенка светлого хаки, как у Шона. У нее они были янтарно-зелеными. И эти два цвета так причудливо переплетались между собой, что иногда казалось, что, смотря в ее глаза, я смотрю на пшеничное поле, часть которого была все еще по сочному зеленой, а другая уже прекрасно золотой и спелой. На самом деле Розе очень напоминала чертами мою маму, а способностями она точно пойдет в Шона. Очень часто я замечала, как она заворожённо смотрит на гитару, стоящую в футляре в дальнем углу комнаты. А когда Шон укладывал ее на диван и начинал что-то наигрывать, Розе приходила в дикий восторг. Розе стала моей отдушиной и спасением, потому что только после ее рождения мне перестали сниться те ужасные кошмары. Иногда я усаживалась с ней в саду. И я долго-долго, рассказывала ей все про Зея. Она слушала меня внимательно, поглядывая снизу-вверх на веточки акации и что-то тихо и по-детски рассказывала мне в ответ.       Розе была чудесной, хотя может быть это было только моим мнением, как ее матери, на этот счёт я ничего не могла сказать. Просто иногда я замечала, как ее взгляд становился совершенно отрешенным, словно мысли ее были где-то далеко-далеко от этого самого места. Словно она осмысливала такие вещи, которые никто бы и понять не смог. Я только улыбалась. Занятно было наблюдать за тем, как она пытается встать, потом сесть, как пытается сказать что-то осознанное. Это было занятно, но тем не менее безумно странно. Потому что ты точно знал, какой она была, а потом, порывшись в собственных воспоминаниях, ты переводил на нее взгляд, и она была совсем не похожа на себя. И это было безумно.       Я вспоминала строчки дедушки из бабушкиной тетради, а потом смотрела на Розе, и где-то совсем не глубоко у себя в душе я находила согласие с его словами. Иногда я посматривала на спящую дочь потом на саму себя или Шона, стоящего на кухне. И ярко, совсем как сумасшедшая, улыбалась.