Цвет моего сердца

      Когда Розе было почти три года к нам приехал старший брат Шона с женой и дочерью. Я, в принципе, была знакома с семьей своего мужа, но его брата я видела впервые. Рик был почти не похож на Шона. Волосы у него были светлее, черты лица немного грубее, выдавали его только глаза.       — Приятно познакомиться, дорогая, — он обнял меня, — Ты такая маленькая, — он улыбнулся.       — Просто ты слишком высокий. — мы рассмеялись. Его жена Бет тоже оказалась чудесной женщиной, чем-то очень похожей на фарфоровую куклу, которую можно найти в магазине. Их дочь Ора, племянница Шона, была восхитительной красоты девочкой и чудесной двоюродной сестрой, которая играла с Розе и помогала мне почти со всем.       — Трисс, — потянула она, когда я уложила Роз спать.       — Да? Что случилось?       — Нет-нет, ничего не случилось. Я просто хотела спросить, кем ты работаешь.       — Я психотерапевт. — девочка посмотрела на меня недоуменно, а я задумалась о том, как ей объяснить, — Видишь ли, обычные врачи лечат тела человека, его раны, косточки, ткани, глаза, а психологи и психотерапевты лечат сознание и внутренний мир.       — Душу, — девочка смотрела уже с большим пониманием, и я кивнула.       — Если так можно сказать, то да.       — И как вы его лечите?       — Ну смотри. Представь себе картину, что человек идет по тропинке. Он идет, идет, а потом перед ним появляется машина, из-за которой он уже не может идти дальше. В таком случае он обращается к психологу или психотерапевту.       — Вы как регулировщик на дороге?       — Ну, — я задумалась, — Наверное.       — И что же тогда делает психолог?       — Обычно мы предлагаем три пути. Первый — обойти машину, то есть подумать, так ли важна для нас эта проблема и, если нет, просто оставить как есть. Второй — вызвать эвакуатор и убрать машину. Третий — найти другой путь, который привет вас к конечной цели. Хочешь попробовать? — девочка радостно кивнула и легла на диван.       — Я видела это в мамином фильме! — я рассмеялась и кивнула.       — Итак, для чего же вы пришли ко мне, клиент?       — А какая нужна ситуация?       — Ну, например, я поссорилась со своей мамой неделю назад, а теперь я хочу с ней помириться. Такие ситуации довольно часто появляются у нас в практике.       — А-а, — потянула девочка и кивнула сама себе, — Такое у меня тоже есть. Вот, например, вчера, — увлеченно начала Ора, — Моя подруга попросила меня дать ей мою любимую заколку с бантиком. И я, потому что я хорошая подруга, конечно же ее дала, только вот, когда она отдала ее мне назад, бантика на ней уже не было. И я так разозлилась, поэтому мы поссорились.       — Ну что ж. Эта заколка была тебе дорога?       — Конечно!       — А почему? — я с интересом посмотрела на девочку, она задумалась и пожала плечами.       — Она красивая.       — А воспоминания? О чем-нибудь особенном, что происходило, когда она была на тебе или с тобой? Может тебе подарил ее кто-то особенный? Вот, например, те духи, — я указала на флакон, стоящий на тумбе, — Подарил дорогой мне человек. — Девочка задумалась, но потом покачала головой.       — Нет, ничего такого. Она просто красивая.       — В таком случае. Давай приступим к решению. Первое — обойти, то есть просто забыть, но мы уже обозначили, что вещь тебе дорога — значит этот путь нам не подходит. Второе — вызвать эвакуатор. Скажи, если мама заклеит твою заколку, станет лучше? — девочка замахала головой. Я улыбнулась и кивнула. — Тогда попытаемся отойти от машины и посмотреть на нее. Скажи, ведь твоя подруга знает, что эта заколка тебе дорога?       — Конечно, — уверенно кивнула Ора.       — В таком случае она наверняка обращалась с ней очень бережно. Тогда, предположим, что твоя подруга боится собак, и собака пробежала рядом с ней, когда твоя заколка была на ее кукле. И она совершенно случайно уронила свою куклу. Скажи, в таком случае разве она виновата?       — Нет, — сделав серьезное лицо сказала девочка. Возможно она задумалась об этом, а возможно наоборот, не могла этого понять, — То есть она не виновата, и я зря на нее рассердилась?       — Возможно, — я пожала плечами, — Но сейчас мы просто взглянули на машину с другой стороны, чтобы найти путь, нам нужно точно узнать, что произошло в тот день.       — Мой папа был рядом, — подумав, сказала Ора.       — Тогда, нам нужно спросить в чем было дело.       — Ах да, вчера. У нас во дворе крот вырыл яму, а Тиа споткнулась, уронив куклу. Она поднялась, сказала, что ей совсем не больно, а потом начала плакать из-за куклы. — Рик улыбнулся припоминая, — Девочки, — он развел руками и, кивнув нам, вышел в сад.       — То есть я совсем зря на нее рассердилась. Совершенно зря! — Ора расстроилась, а я покачала головой, дотронувшись до плеча.       — Мы нашли новую дорогу, по которой ты можешь идти. Теперь скажи, какая твоя конечная цель?       — Помириться с Тианой. Я приглашу ее к нам домой и извинюсь. Это будет правильно? — девочка вопрошающе посмотрела на меня, заставив улыбнуться.       — Ну, психологи обычно не говорят, что плохо, а что хорошо, но как тетя я невероятно тобой горжусь! Но вообще, в таких вопросах всегда нужно задавать себе вопрос, что мне дороже, друг или вещ. Вот, если бы мои духи кто-то разлили, или разбил бы флакон. И это был бы мой дорогой человек. Я бы расстроилась, может рассердилась бы, но потом подумала бы над тем, что мне дороже человек или духи.       — Но ведь они от очень дорогого человека.       — Верно. Но в то же время. У меня множество воспоминаний об этом человеке. И эти духи, — я оглянулась на флакон. Воспоминания, как после кошмаров я перечитывала письмо, написанное Зеем, и опрыскивала комнату духами, не заставили себя ждать, — я использовала их много раз, и каждый раз я была счастлива, создавая воспоминания. Поэтому тот человек, который подарил мне их был бы невероятно счастлив, знай он это. И он будет гораздо счастлив, будь со мной рядом хороший друг и воспоминания, а не флакон, стоящий в пустом доме.       — Я понимаю, — улыбнулась девочка, — Но почему, когда вещь нам ценна и дорога, она так быстро портится и ломается?       — Ох, ну… На дорогие нам вещи мы часто обращаем внимание. Мы смотрим на них, разглядываем, поэтому замечаем каждую маленькую деталь. Когда вещь- просто вещь, мы не ищем в ней что-то, а просто используем, поэтому и не замечаем каких-то маленьких недочетов, возникающих со временем.       — Это очень странно и непонятно, — вздохнула Ора, присаживаясь рядом со мной. Я пожала плечами.       — Наверное. Но ты поймешь. Когда придет время, и ты станешь размышлять о как-нибудь глупостях такие важные вещи будут приходить тебе в голову, а ты и внимания не станешь обращать.       — Психологи чудесные. Они помогают.       — На самом деле, прислушивайся люди к себе и к окружающим чуть больше, нам и помогать-то не было бы с чем.       — Мама, — из комнаты выглянула каштанистая голова Розе, и мы с Орой улыбнулись. Она пробежала босыми ножками по комнате и залезла на мои колени, крепко обняв меня за шею. Я посмотрела на ее сердце и улыбнулась приятному белоснежному.       — Что-то случилось, малышка? — Розе покачала головой.       — Ты теплая, — она обняла меня еще крепче, и я тоже обвила ее маленькое тельце руками.       — Нужно переодеться и покушать, а потом будешь играть с Орой. Хорошо? — Роз кивнула, улыбнувшись.       — Ора хорошая. А папа, Бет и Рик будут играть? — она посмотрела сначала на меня, а потом на Ору.       — Будем, конечно! — тихо проговорил, подкравшийся Шон, забирая дочь к себе на руки. Смотрелись они чудесно. Роз радостно засмеялась, обвивая шею отца тоненькими ручками и дергая ножками.       — Мама, мама! — воскликнула дочь, и я посмотрела на нее, — Знаешь, что я сегодня нашла? — Шон опустил Роз, и она убежала к себе в комнату, шурша какими-то бумагами. Когда она прибежала назад в ее руках был немного потрепанный ежедневник.       — Где ты это нашла? — спросила я, заправляя волосы Роз ей за ушко.       — Когда приезжали дедушки, они оставили в моей комнате мишку, — она показала ручками размеры медведя, — А сегодня я нашла замок. Внутри мишки была эта книжечка. — Роз ярко улыбалась, подавая мне ежедневник. На гладкой обложке красивым маркером моим собственным почерком было написано только «Зей», а рядом с именем красовались маленькие звездочки и полумесяцы.       — Зей, — я почти задохнулась, когда увидела его имя. Это был ежедневник Зея.— Какие дедушки? — я посмотрела на Шона, и тот немного замялся.       — Ты тогда целый день просидела в студии, а к нам приехали Картер и Маркус. Дедушка Ка подарил мне красивый букетик ирисов, а дедушка Ма дал большого медведя. — я только кивнула, откладывая ежедневник до вечера, точно так же, как и разговор.       — Ладно Картер, но Маркус — это последний человек, которого я не то, чтобы хотела видеть, но даже ожидать не могла, — я возмущенно фыркнула, удобнее устраиваясь в объятьях Шона.       — Они с твоей мамой помирились.       — Она сказала, что ты не поймешь, поэтому просила не рассказывать. Маркус оставил свою визитку на тот случай, если в тебе цитирую «проснется необъяснимая, хотя очень даже, жажда моей крови и желание получить наконец объяснение всего происходящего.» Картер держался с ним довольно дружелюбно, хотя у Маркуса стоял синяк под глазом, поэтому, думаю, твой дядя уже на нем отыгрался.       — И Зей, — я кивнула, как-то даже страшно улыбаясь.       — Я позвоню ему завтра. Как Розе?       — О, ну, Картера она уже видела и чрезвычайно обрадовалась ему, жалуясь на то, что бабушка все никак не хочет приехать и поиграть с ней, хотя постоянно обещает ей это по телефону. А Маркус покорил ее сердечко. Она целый день крутилась рядом с ним и просила рассказать про то время, когда ты еще сидела у бабушки в животе.       — Да что он может знать! — снова фыркнула я.       — О, да нет. Он рассказывал, и знаешь, мне кажется, это было очень искренне. — я, явно сомневаясь, посмотрела на Шона, но тот только пожал плечами, — Я пойду спать, а ты можешь начать ежедневник. — я кивнула и погладила обложку. Шон поцеловал меня в висок, и я улыбнулась.       — Люблю тебя, — Шон остановился и снова посмотрел на меня.       — Ну как ты можешь быть такой! — когда он повернулся, он был весь красный.       — Ты все еще смущаешься! — я тихо рассмеялась, чтобы не разбудить дочь, и обняла его, все еще сидя на диване. Он провел рукой по моим волосам, и я улыбнулась, вглядываясь в его глаза. — Сыграй мне завтра что-нибудь на гитаре, хорошо?       — Конечно, — он опустился и поцеловал меня.       Кажется, я не часто пишу вам что-то о Шоне, но это вовсе не потому что мне нечего, скорее наоборот, потому что слишком много всего. На самом деле несмотря на то, что Зей и Шон — главные в моей жизни парни, их в этой истории не так много. Скорее всего из-за того, что я безумно хочу сохранить это в личном, где-то глубоко в сердце, которого я не вижу.Ежедневник был совсем таким, каким я его помнила, оставался только вопрос откуда он у Картера и Маркуса. Но сейчас меня это беспокоило меньше всего.       «Что ж. Раз уж Трисс подписала этот ежедневник, то пусть он будет о ней. Целый ежедневник о Трисс. Вот уж я подниму ее самооценку. Что ж. Трисс. Для меня она самая чудесная девочка, о которой я беспокоюсь больше, чем о себе. Поэтому, боюсь, моей будущей жене и детям придется делить мою безграничную любовь вместе с Трисси, потому что она человек, которого я не отпущу из своей жизни. И дело не в ее ранимости, а в том, что она как надувной круг в открытом океане, невероятно мне помогает. И ее улыбка. Вы видели ее? Она может заставить светиться весь Лондон.»       Всего было около сорока записей, которые практически проглотила. Но последняя. В общем, была у Зея такая способность, выбивать людей из колеи одними словами, и эта его последняя запись, она явно справилась со своей задачей.       «Сегодня кто-то в больнице сказал, что думать о смерти — совсем не смертельно. И это… Это же глупо? Похоже на цитату какой-нибудь безумной книги. Но я подумал о том, что случится, если я умру раньше них. Подумал о всех, а потом Трисс прибежала, а я встал как столб и стою.Мы гуляли по парку и о чем-то говорили, а я все думал о том, что станет с тобой после того, как я умру, хотя невероятно глупо, ведь мне всего семнадцать, — значит, он написал это за два года до того, как я начала видеть сердца, — но я все же думал об этом. И вот сейчас я пишу послание тебе, Трисс. Улыбнись прямо сейчас, если я все также дорог тебе, хотя может это я очень высокого о себе мнения. — я улыбнулась. Улыбнулась действительно искренне. — Как ты там поживаешь? Я же не снюсь тебе в кошмарах? (хотя иногда, когда ты будишь меня слишком рано, я очень хочу, чтобы это было так) Надеюсь нет, потому что ну какой же из меня кошмар, я же просто душка! В общем. Я безмерно тебя люблю, Беатрисс Филиус. Я просто требую, чтобы ты нашла себя в жизни, а потом нашла себе мужа. Понятия не имею, хочешь ли ты вообще детей, но мне кажется, что ты бы чудесно воспитала дочь. Интересно, как бы ты ее назвала? Береги себя. Мне пора, ты снова злишься, что я задерживаюсь.» — это письмо было каким-то таким смятым, но тем не менее очень нужным.       — Спасибо, Зей. Я пытаюсь, но спустя столько лет я все еще безумно скучаю.       Встреча с Маркусом состоялась на следующий день, точнее вечер. Все утро и день мы с Розе наслаждались игрой Шона. Мы делали это не очень часто, но у нас бывали вот такие дни, когда мы могли целый день слушать истории друг друга, слушать тихие мелодии Шона или просто дни, когда мы все были дома. И эти дни были особенными для меня. Не только потому что мы все были вместе, но и потому что это было одной из тех вещей, о которой я мечтала. Не имея возможности проводить вот так время со своими родителями, я безумно хотела этого в своей семье, и сейчас, проводя вот так вот целый день, я была по-настоящему рада. Нужно ли говорить, что встреча с отцом началась с моего дичайшего приступа смеха? Маркус сидел за отдаленным от входа столике, в красивом костюме и с укладкой, но…       — Я думала синяк должен был уже сойти? — я спросила это так обыденно, словно каждый вторник мы ужинали вместе с Маркусом в этой самой кафешке. И это даже немного удивило меня. Что-то было в этой идее.       — Картер сказал, что будет бить меня в один и тот же глаз каждый раз, когда синяк будет сходить. На протяжении двух месяцев.       — Вау, — я удивилась, улыбаясь. Смотря на него сейчас, хотя не на него самого, а на его сердце, я не видела много грязных пятен, которые не то чтобы ожидала, но, наверное, хотела в нем увидеть. В сердце их практически. не было       — Итак, ответы на вопросы или ты обновишь мой синяк? — Маркус улыбнулся, кусая пончик. Я улыбнулась ему в ответ, замечая, что вот такой Маркус, домашний что ли, был мне гораздо ближе того, который сидел у нас на пороге.       — Ну-ну, обновление синяков я оставлю дяде, пожалуй. А вот ответы на вопросы, хотелось бы.       — Ну. Твоя мама меня простила, совершенно глупое решение, но она и слова не хочет слышать. — Я только кивнула на это, хотя я думала, что буду зла. Но я не злилась. Маркус был искренен, и мне почему-то захотелось спросить у него то, что меня беспокоило.       — Это из-за меня?       — Что из-за тебя? — спросил Маркус, откладывая пончик и смотря прямо мне в глаза.       — У вас испортились отношения.       — Ты что, нет конечно, — мужчина покачал головой. — Мы тебя безумно ждали, невероятно. Незадолго до того, как тебе исполнилось три года мне предложили проект в одной компании, и я согласился. Нам бы не помешали деньги, но все пошло не так, контракты оказались неправильными, фирма стала убыточной и директора кинули все на работников и на меняв их числе. И я стал слишком раздражительным. Я не хотел тебя отталкивать. И мне бы безумно хотелось, чтобы у тебя было более счастливое детство, но сейчас я доволен. Потому что ты стала невероятно сильной. И тот парень, Зей. Я гордился тем, что у тебя такие чудесные друзья. А сейчас у тебя великолепная семья. Заботливый муж, каким очень хотел стать я сам, и дочь, очень похожая на тебя. В детстве у тебя были такие же забавные кучеряшки, как у Розе сейчас. И тебе очень нравилось сидеть у меня на коленях, чтобы я наматывал их себе на палец и делал тебе локоны. — Маркус рассмеялся, — В общем, я рад, что все случилось так, как случилось, что касается меня, это сделало тебя сильной. Мама попросила, чтобы ты прилетела на свое день рождения домой.       — Я приеду, — и несмотря на то, что все эти годы я упорно настаивала на том, что не поеду, сейчас я сказала это уверенна. Может, потому, что поняла, что бежать уже некуда.