Цвет моего сердца

      Приземляясь и смотря в маленькое окошко, я, неожиданно для себя самой, ощутила трепет. Я смотрела на знакомые места, мелькавшие внизу, и легонько улыбалась. Что-то в моем сердце трепетало. Такси нашлось невероятно быстро. Помнится, когда я уезжала, машину было не найти. И в моей голове вспыхнули все воспоминания разом. И мне стало больно. За весь полет я не проронила ни слова. Со стороны, наверное, казалась отстраненной. Шон держал дочь на руках и перебирал ее волосы у себя в ладонях. Я смотрела на них, а потом мой взгляд возвращался на улочки родного города. Я узнавала все места. И почему-то казалось, что ничего не поменялось. Совсем ничего. Наверное, из-за того, что самые важные места остались такими же, как в моей памяти. Все осталось прежним. И каким-то до боли родным, хотя я надеялась, что этого не произойдет. Я не хотела испытывать ностальгии. Воспоминания причиняли мне боль. Мне причиняла боль любимая в прошлом кофейня и вывеска знакомого клуба. Все это вызывало во мне то, чего давно не должно было бы быть в моем сердце. Я до сих пор так и не знала точно, почему согласилась приехать сюда. Не знала, почему спустя столько лет уговоров решилась на приезд сюда. Не знала, почему оказалась здесь сейчас. Такси остановилось прямо перед садом, и я по привычке, хотя и их я надеялась забыть, повернулась к маленькому домику, где сидела миссис Книбель, но ее там не было. Конечно. Ведь прошло столько лет. Но это отсутствие на столике спиц и клубка ниток с какой-нибудь книгой, сильно ударило по мне. Сильнее чем все то, что я вспомнила прежде. Теперь я вспомнила об утратах. Которые, к сожалению, никто не в силах восполнить. Ноги сами несли меня по старой дорожке, по лабиринту. К беседке. К нашему месту. Увидев стеклянную беседку, совсем запыленную и старую, я глубоко вздохнула. Это место… Казалось совсем другим. Не потому, что прошли годы. А потому что здесь была только я. Я смотрела на эту беседку своими глазами лишь второй раз. Лишь второй раз я была здесь без него.       Дверь скрипнула, но поддалась напору. От прежнего места ничего не осталось. Внутри стоял затхлый воздух и на солнечных лучах, пробивающихся сквозь стекла, летали пылинки. Как странно. Все забыли о нем. Об этом чудесном месте. Новый хозяин сада, кажется, даже позабыл, что эта территория также прилегает к нему. Новый хозяин. Подумать только, сколько всего приключилось за эти годы. Я стерла руками пыль с полки и задумчиво посмотрела на пальцы. Теперь… Теперь все было по-другому. Я опустилась на колени рядом с горшком, где раньше рос кустик акации, и улыбнулась. Здесь столько всего произошло! В том числе и того, что уже никак не изменишь. В этом саду, в этой беседке… Жаль только все пропало, а книги все-таки стоит забрать. Они все также дороги мне, как и раньше. Если честно весь этот город был дорог мне. И кофейня, и этот сад, и эта отдельно взятая беседка. Для них всегда находилось место в моем сердце. Но сейчас все это причиняет только боль. Ужасную.       — Трисс? Пойдем, — позвал меня Шон, улыбаясь и протягивая руку. — Рози хочет тебе кое-что показать.       — Хорошо, — тихо сказала я, вновь оглядываясь на беседку. Она связывала меня с кусочком прошлого. Дочь подбежала ко мне и я, вновь взглянула на ее сердце. С самого ее рождения, каждый раз. Это стало привычкой. Привычкой моих глаз, смотреть в область ее сердца. Вместо привычной за эти 3 года белизны меня встретил целый спектр ярких цветов. Какое чудесное! Совсем как было у него. Я горько улыбнулась этим мыслям и посмотрела дочери в глаза. — Что случилось, милая?       — Пойдем, мама. Пойдем скорее! — тащила она меня, неуклюже передвигая ножками в новых туфельках. Ее каштановые волосы переливались и немного вились, выбиваясь из шапки, а чудесное желтенькое пальто смотрелось на ней просто чудесно. Я глубоко вдохнула и в удивлении открыла глаза, подняв голову. Как чудесно! Они не погибли, о них не забыли, а дали новую жизнь в этом чудесном укромном уголке. Как радостно. Я улыбнулась, слушая шум молодых деревьев — Смотри, мама, там твое имя.       — Мое? Что за глупость, — но там действительно было написано мое имя «Трисси».       — Этот сад твоя мать начала засаживать, как только ты уехала.       — Она ведь сама сказала мне уезжать! — Я посмотрела на мужа с упреком, что прозвучал в его фразе. Даже несмотря на то, что наши с мамой отношения наладились со временем, я все равно таила обиду за те ее слова.       — Потому что так написал он. — Шон наклонил голову и немного грустно улыбнулся.       — У него есть имя! — я выкрикнула это сама того не осознавая. Меня это задевало. Спустя столько лет.       — Да. Это все задумка Зейна. Все здесь — его идея, каждая маленькая деталь.       — Какие глупости! Он… — Я посмотрела на Шона. — Не может быть. Его все-таки не отключили тогда? Он выжил? Ему дали время! О боже! Я пять лет жила с мыслью о том, что его нет! Что он погиб. Он жив! Какое… счастье… Мне было так больно, знаешь ли ты как мне было больно все эти годы? Как больно было то, что я не поняла, не поняла его боль. Не поняла, что его гложет. Шон! Я так рада. — Муж ярко улыбнулся, вытерев слезы, скатывающиеся по щекам и ярко улыбнулся.       — Я очнулся совсем недавно. Тебе не сказали, что меня не отключили только потому что не было причин. Не было никаких шансов, Трисси. — Я обернулась. Передо мной, под самой высокой акацией в коляске сидел Зей, а сзади стояла мама и ярко улыбалась мне. Зей! Мой милый, единственный друг. Он сидел, улыбаясь, и плакал. Он был жив.       — Все эти годы. Каждый день я думала о том дне. О том дне, когда ты ушел. Ты бросил меня! Оставил совсем одну. Ты мой единственный друг! Знаешь ли ты как мне тебя не хватало? — я опустилась перед ним и положила голову ему на колени. Он начал водить руками по моим волосам, и я вспомнила все что было очень давно. Так давно, что уже стало забываться в памяти. Ощущение его присутствия.       — Все минуты своей комы. Еще тогда, когда я увидел тебя. Когда было поздно что-то менять. Тот взгляд. Твои глаза так много сказали мне в тот момент. Я так счастлив сейчас. Ты знаешь? Конечно знаешь. Ты даже тогда, на волоске от моей смерти смогла спасти меня. Тот твой крик и твои слезы, скатывающиеся по моей щеке. Я сразу проснулся, только оказалось мне потребовалось для этого почти пять лет. Не злись на маму за то, что она попросила тебя уехать. Не злись ведь это я. Я написал, чтобы ты не была рядом со мной. Написал, чтобы Шон приглядел за тобой. Прости. — он оглянулся, а потом весело расхохотался, — Я так не хотел, чтобы твое сердечко стало коричневым от боли. Я очнулся полгода назад. Мне не хватило времени, чтобы восстановить беседку, знаешь… Мы могли бы сделать это вместе. Как считаешь?       — Я думала, что ты мертв целых пять лет. Пять лет я гадала, что скажу на твоей могиле. Что мне жаль? Что мне больно? Я хотела прилететь каждый день. Мне так не хватало тебя! Каждый день. Каждый божий день я вставала с мыслями о том, как я могла не заметить. Почему я не успела. Я не могла уснуть из-за кошмаров. Но самый главный из них был вовсе не сном. Я потеряла друга. Друга, который. О господи! Ты знаешь сколько раз спасал меня? Молчи, пожалуйста! Как больно мне было оттого, что я не стала. Не стала для тебя тем, кто бы спас тебя. Я… Я лишила тебя такого человека.       — Трисси. Но ведь ты знаешь, что это неправда. — я закрыла лицо руками, а он обнял меня, — Я так рад за тебя. У тебя чудесная девочка. И муж что надо. А? Шон? — лукаво улыбнулся Зей, — Ну-ну… Плакса. Ведь и я сейчас заплачу. Я скучал. Спасибо. Спасибо, что сохранила мне жизнь. Спасибо за то, что всегда оставалась рядом. Я был плохим другом.       — Я так рада, что они не отключили тебя!       — Твой ужасный вид заставил их передумать — хихикнул парень и поднял мое лицо. Он повзрослел несмотря на то, что был прикован к кровати почти пять лет. Его черты лица стали более статными и взгляд немного поменялся. Но в целом это был тот самый Зей. Дорогой мне Зей. И в это самое мгновение, как я увидела его, совершенно другого, но в тоже время совершенно идентичного себе старому, в моей голове вспыхнули фейерверки. И вместо боли мое сердце затопила безудержная радость и счастье. Счастье жизни.       — Этот сад прекрасен, спасибо.       — Я рассчитывал, что ты сейчас будешь здесь одна со своей семьей. Будешь вспоминать обо мне и улыбаться. Надеялся, что забудешь все плохие грустные моменты. Твое сердце такое красивое спустя столько лет.       — Ты… — я посмотрела на него удивленно.       — Я всегда видел лишь его. Забавно, ведь единственное сердце, которое не можешь увидеть ты, твое собственное. Скажу тебе по секрету. Теперь. Твое, Трисси, сердце всегда было белоснежным. Невероятно белого цвета. Совсем как этот цветочный сад. Сад акации. Такое чистое, совсем как эти чудесные цветы. Но сейчас. Знаешь, что я вижу в нем? Сейчас я вижу в нем каждую посаженную луковицу ириса, каждый кустик гортензии и жасмина. Потому, Трисс, что этот сад и есть твое сердце. Твое чудесное храброе сердечко. Сердечко, скрашенное замужеством и материнством. И я так счастлив, Трисси, что оно такое. Что оно не стало коричневым или серым. Спасибо, за то, что оно осталось таким. Потому что твое сердце всегда дарило мне надежду. Надежду на завтрашний день. — Он ослепительно улыбнулся и посмотрел на меня совсем как раньше. Я не скажу ему, потому что он посчитает все это глупостью. Не скажу ему того, что с тех самых пор, как я начала видеть сердца, его сердце всегда было самым ярким. Самым теплым. Я никогда не скажу ему, может только в самой старости, когда рядом будут сидеть наши половинки и будут бегать наши дети, что и его сердце всегда дарило мне надежду. Не скажу, с каким усердием открывала для себя значение цветов, чтобы расшифровать его собственное сердце. Я никогда не скажу ему, с каким огромным трепетом я писала все это в дневнике день за днем. И никогда он не узнает, что я посвящу этот дневник ему. Никогда я не признаюсь в том, что я назвала свою дочь в честь него.       С наилучшими пожеланиями к вам, Беатрис.       Другу Розейну, образ которого должен воплощаться в каждой жизни.