Я ненавижу эти сны Красивые сёстры реальности Я ненавижу реальность Вместо нежности — пошлость и сальности "Высота", Сёстры ft Скриптонит
Аллилуйя, просто кончится одна иллюзия Аллилуйя, одна шумная недолгая иллюзия Аллилуйя, одна бесконечная иллюзия Аллилуйя, кончится падшая иллюзия. "О нашем поражении", Александр Непомнящий
Этой ночью Илья спал крепко и не хотел просыпаться. Ему снился странный, но приятный сон, в котором он сидел в старом кинотеатре и смотрел фильм про их с Петей несуществующую жизнь. Вот они знакомятся в клубе, только в этот раз нет ни Веры, ни ОМОНа, да и клуб не похож на тот самый — скорее, придуманный, подсмотренный в каком-то фильме. Петя выходит из теней и неоновых отсветов, грохочет музыка, но слов не разобрать. Илья пытается купить коктейль какой-то девчонке, но Петя опережает — покупает коктейль ему. От такого поворота Илья едва не роняет стакан, но Петя с ловкостью жонглера ловит его на полпути и смеется. Из клуба они уходят вместе. Фильм как будто включается на ускоренную перемотку, и Илья жадно всматривается в мешанину на экране, пытаясь выхватить самое главное. Вот они гуляют по ночной Москве, Петя восторженный и растрепанный, Илья берет его за руку и не отпускает. Петя тянет к себе и целует, целует, целует. Один поцелуй переходит в другой: они целуются на мосту на улице, потом под проливным дождем где-то в лесу, потом на чьей-то квартире, потом снова в клубе. Они вдруг отрываются друг от друга, и оказывается, что вокруг пляж — очень похожий на тот из видео с Ниной. “Ты идешь в воду?” — спрашивает Петя. Илья знает, что кивнул, но этого не видно на экране — он остался за кадром, потому что снимает Петю на телефон. Фильм действительно превращается в череду коротких видео, снятых как будто бы Ильей. Петя на них улыбается, что-то говорит, но Илья не вслушивается, а жадно всматривается в его лицо. — Счастье есть! — кричит знакомый женский голос. Петя важно поднимает палец. — Вот, слышишь? А ты мне что говорил? — Зачем мы здесь? — Потому что я хотел тебя всего. Себе. Бросай телефон, иди сюда. Картинки сменяются калейдоскопом, и вдруг Илья понимает, почему он это смотрит. На экране мелькают сообщения из мессенджеров — их с Петей бесконечная переписка. Люблю-скучаю, много-много смайлов, каких-то смешных картинок, иногда шифровка, похожая на те, что Петя писал своим коллегам: буду поздно, что купить, съездим на выходные к маме. От упоминания мамы Илья вздрагивает в своем кресле кинотеатра и нервно озирается. Экран идет помехами, как старый телевизор. Илья поворачивается полностью, кресло из кинотеатра под ним превращается в стул на колёсиках, а сам кинозал меркнет и уходит куда-то на второй план. Теперь он просто в темной комнате, но не один — напротив сидит Нина в свободном платье, которое она выбирала, показывая Пете фото в чате, и Петина мама, лицо в тени, не разглядеть. — Его нужно искать, — горячечно говорит Илья. — Он пропал, он не отвечает на звонки! Нина с мамой переглядываются и фыркают. — Какая чушь, он на задании! — говорит мама Пети незнакомым голосом. — Он пишет тебе. И мне, — вторит ей Нина и показывает телефон. — Это не он. Это кто-то за него. Я знаю, я… Нина смеется, красиво запрокинув голову. — Это он, он! Просто ты его не знаешь, а вот я знаю. Я его везде всегда узнаю. — Может, ему плохо. Может, его похитили. Или убили, — бормочет Илья, но его никто не слышит. — Ему нужно помочь. Нужно помочь... Нина поворачивается к Петиной маме, контуры которой расплываются в пространстве, и что-то говорит про свадьбу. В кармане у Ильи тихо тренькает телефон, он достает его и смотрит на экран. Заставка все та же — Петя с загадочной улыбкой смотрит в камеру и светит дорогими часами. Время на телефоне 00.00. Телефон оживает в его руке, входящий вызов, абонент “Илюша”. Илья резко вдохнул и открыл глаза. Настенные часы показывали восемь утра, он был в своей кровати, реальность вокруг не расплывалась и не превращалась в видео с телефона. Петя лежал рядом, нагло закинув на него руку и ногу, и, по счастью, не реагировал на внешние раздражители. Илья понятия не имел, что стал бы ему говорить, если бы разбудил просыпаясь из своего кошмара. Он слегка отодвинулся, что было не так-то просто сделать, и перевернулся на бок, чтобы смотреть на Петю перед собой. У него было какое-то дурацкое лицо, в разное время для разных людей он мог казаться то ангелом, то бесом, и Илья знал его в обеих ипостасях. Впрочем, и Петя его тоже, просто не всё помнил. Смотреть на расслабленного безмятежного Петю было странно, почти больно. Илья вспоминал вчерашний вечер, вечер до этого, и еще раньше. За короткое время всё столько раз перевернулось с ног на голову, что он перестал считать и устал удивляться. И совершенно не знал, что делать дальше. Семь лет назад Петя растоптал его жизнь, появившись в самый лучший ее момент — молодость, свидание с любимой девушкой, первый курс универа, когда всё-всё еще впереди. А теперь появился в самый черный и ненастный день, и поправил всё, что смог. Что делать с этим внезапно открывшимся знанием о том, каким он может быть добрым, смешливым, заботливым, нежным и горячим? Что делать с мыслями о том, как все могло было быть по-другому, — которые пролезли даже во сны? Петя был так чертовски прав, даже в своем беспамятном состоянии, когда смутно чувствовал между ними какую-то тайну и боль и всеми силами пытался ее загладить. Не хотелось делать ничего. Просто плыть по течению, уповать на волю божью. Тянуть, ломать комедию до последнего, воровать чужие, не предназначенные ему поцелуи, добрые слова и признания, урвать себе крохи тепла за годы одиночества. Причем, у того, кто в этом виноват, урвать! Да даже если просто так, не озвучивая корыстных целей — мам, можно мы его оставим? Илья осторожно выбрался из-под руки Пети, подвинул с себя его ногу. Сложнее всего было перелезть через него, не разбудив, и не споткнуться о валяющуюся одежду. Он натянул трусы и джинсы, хотел распределить оставшиеся шмотки по двум стопкам, но в итоге сложил в одну. Телефона нигде не было видно, и на мгновение по спине пробежал мерзкий холодок, но Илья быстро догадался выйти в коридор и проверить куртку — целый и невредимый, выключенный со вчерашнего утра. Он закрылся в ванной и включил воду скорее для перестраховки, потому что Петя явно намеревался проспать сегодня как минимум до полудня. Телефон долго загружался, а потом лавиной посыпались уведомления о непрочитанных сообщениях. Илья с досадой смахивал какие-то незнакомые имена — больше всего писали из рабочих чатов, спрашивали, где Петя и почему не отвечает, вбрасывали загадочное “тут такое…”, а некоторые даже сразу ругались. Стыдно сказать, но до этого всего Илье не было дела, главное, что Петина мама молчала, а Нина прислала пару грустных селфи и каких-то цитат прямо на картинках. Илья долго метался по перепискам, пытаясь пробить адрес, вбивал в поиск и так, и сяк. Мог же он кому-нибудь из друзей отправить геометку? В инстаграме, или других соцсетях он так не палился, к тому же там обычно хвастались местами, которые посещают — рестораны, клубы, бары, другие страны. Зачем отмечать свой дом? Илья вдохнул и выдохнул, пытаясь успокоиться. Нужно было подумать рационально: где может мелькнуть собственный адрес в личной переписке? В документах, каких-нибудь курьерских бумагах, почтовых отправлениях. Нужно было искать что-то вроде этого. Он открыл рабочую почту и начал пробивать поиском там. Нужное сообщение нашлось неожиданно — сканы паспорта в какой-то служебной переписке. Илья с сомнением пожевал губу, но все же решился пробить по картам. Прописка не обязательно совпадает с настоящим местом жительства, ведь так? Петя мог снимать квартиру, быть прописанным у родителей. Место неожиданно показалось ему знакомым — не визуально, а названиями. Илья вернулся в инстаграм Пети и нашел недавнее фото, где он со стаканчиком кофе стоял под ёлкой, а подпись гласила: “С первым снегом!”. И еще там действительно была метка с названием жилого комплекса. Илья на мгновение прикрыл глаза ладонью. Петя-Петя… С первым снегом, блядь. На фото Петя был чуть припорошен этим самым снегом, солнечно улыбался и щурился в камеру. Наверняка идея пришла в голову Нине и фотографировала тоже она. Странно только, что после ссоры он не удалил это. Или наоборот, ничего странного. Илья уже запутался в их сложных взаимоотношениях, в которые сам внес еще большую сумятицу. Над чатом с мамой Пети он завис. Хотел было написать от своего имени, но… не будет ли это ошибкой, так засветиться перед ней? Илья попытался представить ситуацию с другой стороны: вот в личной переписке появляется странное сообщение, мол, здравствуйте, такая-то, я друг вашего сына… Сразу можно подумать, что с этим сыном случилось вообще всё на свете и немного больше. Да и потом, как зовут маму Пети? Илья решился, напечатал первое, что в голову пришло и быстро отправил. “Мам! Можешь подъехать ко мне на квартиру через пару часов? Нужно поговорить” Ответ пришел так быстро, будто мама Пети держала телефон в руке и гипнотизировала чат в ожидании сообщения. “Петенька! Что случилось? Ты там в порядке?” “Да, мам, в полном. При встрече всё объясню. Не телефонный разговор” “Хорошо. Как там твой друг?” Илья действительно вдруг задумался, как он. “Уже гораздо лучше” “И хорошо. Сегодня гололед, будь осторожнее на дороге, береги себя!” Он усмехнулся, выключил воду и наконец вышел из ванной. Петя уже проснулся, сел на кровати и потирал заспанное лицо. Теперь, при дневном свете, были очень заметны последствия вчерашних укусов на шее и ключицах. Больше всего хотелось сесть рядом, провести пальцем по самым заметным, спросить больно ли, поцеловать утешающе. И сделать так еще раз. Илью мгновенно бросило в жар, он искренне порадовался, что Петя любит свитера с высоким воротом. Тот поднял на него настороженный взгляд. — Доброе утро? — Доброе. Собирайся, поедем к тебе. Петя печально улыбнулся. — Я почему-то так и знал, что сегодня мы начнем с этого. Илья тяжело вздохнул и присел на кровать, но подальше от самого Пети. — Тебе правда пора возвращаться в мир живых. Такое ощущение, будто я украл тебя из нормальной жизни. — Да ладно, бред какой. Тебе была нужна помощь. — А тебе? Петя промолчал и опустил глаза. — Тебе даже тот травматолог сказал, что память отшибло не потому что по голове настучали, а потому что проблем в жизни дохера и ты от них сбежал. Даже если у этого диагноза нет названия, то это всё вполне в твоем духе решения сложных вопросов. — У этого есть название, я вспомнил — диссоциативная фуга. — Да хоть ассоциативный менуэт, Петь. Ты все равно не сможешь прятаться у меня вечно. Петя посмотрел на него, а потом заржал, отмахиваясь руками. Илья начал смеяться вслед за ним. Напряжение между ними испарилось, как и не бывало. — Менуэт, блядь. Вот как с тобой разговаривать? — Ты первый начал со своей фугой. А если серьезно, то я прав. И ты сам в глубине души это понимаешь. Вместо своих проблем решил взяться за мои, потому что они более простые и понятные. Но ключевое — не твои. С чужими косяками всегда легче разбираться, ведь так? Петя задумчиво взлохматил волосы, которые и так напоминали воронье гнездо. А потом как бы невзначай почесал крупный засос на шее и поморщился. Илья отвел взгляд. — Но ты же и сам так сделал. Вместо разруливания своих проблем поехал меня искать. Ведь так? — Ну, так. — И какого ты меня обвиняешь в том же самом? — А я не обвиняю. Мы с тобой очень похожи, я только сейчас это понял. И на своем примере говорю тебе, что побег от своих проблем это не выход. Проблемы решаемы, даже когда кажется, что всё безнадёжно. — Проблемы решаемы, когда рядом кто-то есть и ты не один, — сказал Петя, глядя куда-то в пустоту, а потом встал с кровати. Когда он вышел из комнаты, Илья уронил лицо в ладони и несколько минут просидел так. В этот раз Петя собирался не так уж долго. Побрился, причесался, натянул свои шмотки, пожаловался, что брюки отстирались плохо — остались какие-то выцветшие полосы, прогнать бы в машинке еще раз. Позавтракали остатками вчерашних салатов, Илья нашел почти закончившуюся банку с кофе и залил его кипятком для Пети, а потом подумал и все-таки поменял кружки местами, отдав свой чай. Потом курили под форточкой, поглядывая в окно, не подъезжает ли машина. — Я вчера сделал что-то не то? Илья вздрогнул. — Нет. Всё было очень хорошо. — Бля, только вот этого не надо. Спасибо за ночь, секс был чудесным, но… — Я такого и не говорю. — Но обещаний своих не держишь. Видимо, отказ так резанул по раненому самолюбию, что Петя мгновенно превратился в более приближенную к обычному себе версию. Даже подбородок надменно приподнял, смотрел мимо, скользя взглядом. И это все еще без вернувшейся памяти, а дальше-то что будет? Илья вдруг испытал раздражение. Вообще-то из них двоих тут только один пытался сделать правильную вещь, а другой всячески это саботировал. Он поймал Петю за подбородок, заставив посмотреть в глаза, а потом шагнул к нему и поцеловал с полным осознанием, что это может быть в последний раз. — Я от своих слов не отказываюсь, — сказал Илья, отрываясь от его губ. — Но считаю это нечестным. Обещания нужно давать в здравом уме и трезвой памяти. И просить, кстати, тоже. — Тут я бы поспорил. — Знаю. А ты не спорь. Когда у тебя восстановится память, подумай еще раз, нужно ли тебе то, что ты просил. И тогда мы поговорим. Петя раздраженно выдохнул и поймал Илью, который пытался отойти хотя бы на шаг, чтобы дать им немного пространства, за плечи. — Ну что, что там может быть? Расскажи мне то, чего я не знаю. Нельзя было говорить ему правду. Он должен был вспомнить сам, а если нет, то и это к лучшему. Можно было сказать часть правды. — Петь. У тебя девушка есть. Всё очень серьезно, ты ее любишь и вы решили пожениться. Она беременна от тебя. Петя наконец отступил на шаг назад, растерянно убрал руки. — Вы поцапались, она хотела на аборт идти. Ты не успел ее отговорить, потому что пропал, и мне пришлось делать это за тебя. Это было жестоко, безжалостно и бесчеловечно. Илья не чувствовал удовлетворения, глядя на чужую боль и растерянность. Он так долго мечтал, чтобы Пете было больно, а теперь у него самого болело еще горше. — Нина, — вдруг сказал Петя. Он снова смотрел пустым взглядом мимо и хмурил брови. — Блондинка, голубые глаза, родинка над губой. — Да, — выдавил Илья и с трудом продолжил, — ты начинаешь вспоминать. Петя вскинул на него глаза. — Прости меня. — За что? — За то, что втравил тебя во все это. Ты не должен был… — Ничего, — Илья попытался улыбнуться. — Ты для меня сделал бы то же самое. Снизу раздался сигнал подъехавшего такси — как раньше, по-старинке. Илья снова вызвонил Алика и выключил телефон, а тот не смог дозвониться обратно. Всю поездку Петя вел себя очень тихо, то залипал в окно, то прикрывал глаза, словно устал смертельно. Илья периодически посматривал в его сторону, пытаясь по выражению лица угадать, что сейчас происходит у него в голове. Самое главное, сколько у него — у них, — осталось времени. Это очень напоминало сказку “Золушка”, когда она бежала из дворца под бой часов, а платье превращалось в лохмотья, лошади в крыс, карета в тыкву. Алик заметил их нервозность, прикрутил громкость радио и постоянно спрашивал, не нужно ли им по дороге заскочить еще куда-нибудь. Правда, въехав в Москву, он полностью сосредоточился на дороге и на навигаторе, который приятным женским голосом сообщал, где сейчас пробки и как лучше их объехать. На въезде в жилой комплекс они слегка заплутали — навигатор Алика не разбирался в корпусах, а Илья не знал, какой именно дом им нужен. Он попросил остановить где-нибудь у тротуара и расплатился за поездку. — Может, тебя подождать? — настойчиво поинтересовался Алик. — Мне не сложно, даже за простой не возьму. Со своих не беру, знаешь. — Нет, спасибо большое. Это надолго. — Ну как знаешь. Если что — звони. — Спасибо еще раз. Петя вылез из машины и настороженно осматривался, а потом пошел четко по какой-то известной ему траектории. Илья догнал его через пару шагов и спросил: — Узнаешь что-нибудь? — Тихо, не сбивай. Нумерацию корпусов я и не помнил никогда, но куда идти знаю. Они шли по идеальной расчищенной от снега дорожке в парке к такой же идеальной новостройке. Несмотря на то, что снега здесь было поменьше, чем в Лобне, всё выглядело прянично-сахарным и каким-то немножко ненастоящим. Илья поежился — странно, но не хотелось оставлять Петю одного в этой рождественской открытке. Петя свернул к одному из домов, отряхнул ноги на крыльце и нажал на кнопку звонка. Стеклянная дверь распахнулась, Илья вошел вслед за ним. Из маленькой подсобки выглянула благообразная бабуля-консьержка: — Ой, Петенька! Что-то я давно тебя не видела, в командировку уезжал, что ли? Петя слабо улыбнулся и слегка заторможенно кивнул, а потом помотал головой. — Здравствуйте, Алла Константиновна. Нет, у друга был, вот, засиделись мы… Скажите, у вас запасные ключи мои еще оставались? — Господи, ну конечно! Опять потерял? Петя, ну что же такое, третий раз замки меняешь, какой ты рассеянный! Охая и причитая, она вынесла им связку ключей, смерила Илью сканирующим взглядом и проследила, пока они не зашли в лифт. Петя уверенно нажал на пятый этаж и прислонился к стене, снова прикрывая глаза. Илья дернулся к нему. — Плохо? — Голова раскалывается, и всё плывет немного. Такое, как в тумане. Илья подошел ближе, взял его под руку, Петя навалился на него плечом и пробормотал какие-то сдавленные благодарности. Двери лифта бесшумно открылись. — Длинный ключ в верхний замок, два оборота. У Пети мелко тряслись руки, поэтому Илья отпер дверь сам и втащил его вовнутрь. — Сигнализация? — Не работает. Давно. Кажется. В коридоре собственной квартиры Петя немного пришел в себя, наощупь включил свет, снял ботинки и поставил в угол к разбросанным кедам и кроссовкам, бросил пальто в сторону шкафа. Ушел куда-то влево, оказалось, что на кухню. Илья тенью следовал за ним, хотя свою миссию он уже выполнил и нужно было уходить. Он не мог оставить Петю в таком состоянии, потом извелся бы, сам себе не простил. — Я твоей матери написал, она скоро подъедет. — А? Хорошо, спасибо. Петя набрал в чашку воды из-под крана и выпил залпом, а потом тяжело оперся локтями на высокую столешницу и закрыл лицо руками. — Тебе лучше лечь, я думаю. Они осторожно прошли в сторону спальни, где Петя упал плашмя на кровать и снова зажмурился. Илья открыл окно на проветривание и поплотнее закрыл шторы — темные и тяжелые, это хорошо. — Может, тебе таблетку обезбола какого принести? Где у тебя аптечка? — Не надо. Посиди со мной, пожалуйста. Илья присел рядом, забравшись на кровать с ногами, Петя взял его за руку, и они переплели пальцы. Таяли их последние минуты вместе. — Почему же ж так херово, почему всё не может быть просто нормально? — тихо произнес Петя, но Илья расслышал и улыбнулся. Раздался звонок в дверь. — Я пойду открою? Это твоя мама. — Да, хорошо. Скажи, что я тут. Илья кивнул и вышел из комнаты, не оглядываясь. В коридоре он быстро обулся, надел куртку и натянул капюшон на глаза, и только потом открыл дверь. На пороге стояла невысокая женщина в дорогой шубке, почти как у Мартыновой. От неожиданности она отшатнулась. — Ой. А Петя? — Там. Я уже ухожу, до свидания. — А вы тот самый друг?.. Илья просочился мимо нее и сбежал по лестнице, еще раз буркнув “до свидания”, даже не обернувшись. Свою часть он выполнил — всё сделал правильно. Теперь и ты смилуйся, отпусти. Он выскочил из пряничной новостройки, пробежал по сахарному дворику легкой трусцой. Самое главное — выбежать за пределы этих чужих благообразных улочек, а там дальше уже и не догонят. Один перекресток, второй… В боку закололо, и он остановился, тяжело дышал, уперевшись руками в колени. Потом разогнулся и спросил у первого встречного дорогу к метро. Парень был в наушниках и его проигнорировал, но какая-то идущая следом девушка в огромной желтой куртке указала направление. Илья шел, пока не увидел знакомую букву “М”. В метро стало как-то получше — здесь всё знакомое, можно разобраться. Несколько остановок, пересел с ветки на ветку, шагал, стоял ждал поезда и ехал, пока не понял, что ноги вынесли опять на свою конечную к электричке. Сел в вагон, поехал дальше, а потом снова шел по своим улицам, считая шаги и глядя под ноги. В голове было пусто. Карман всё еще тяжелым камнем оттягивал чужой телефон. Быть может, Петя простит ему эту кражу на грани клептомании — Илья просто забыл, что это чужое. Дошел до своего двора — заснеженного, но самого обычного, не сказочного. Панелька, убогая детская площадка, чахлые кустики. Поднялся по заплеванной лестнице мимо неработающего лифта, отпер свою дверь, бросил вещи в углу. Выключил забытый свет на кухне. Прошел в свою комнату и уставился на разобранную кровать. Подумал, застелил покрывалом, лег сверху, отвернулся к стене, обхватил себя руками и закрыл глаза. В голове была только Петина улыбка. “Почему ты не пошел на художественную специальность? Я не могу понять — почему? Почему мы расстались?” *** На девятый день после похорон мамы Илья пошел в церковь. Тётя Ира что-то говорила ему про еще один обычай поминать спустя девять дней, но они должны были считаться со дня смерти — у них всё с самого начала пошло не по правилам. Поехать на кладбище он пока был не готов, не мог себя заставить, а потому вернулся ровно в ту же часовенку при больнице. На утреннюю службу опоздал, купил несколько свечей, одну поставил за упокой, как положено, а три остальные воткнул за здравие, особо ни о ком не думая. Потом Илья наткнулся на священника, решил спросить его про поминки и нарвался на отповедь про недопустимость языческих верований. На улицу Илья вышел одухотворенный и просветленный. Очумело помотал головой, выкурил пару сигарет уже за территорией церкви и пошел в сторону дома. И всё равно даже нудная лекция от батюшки была лучше, чем очередь в ЖЭКе по вопросам вступления в наследство при отсутствии завещания. Илья непроизвольно скривился от воспоминаний. Лучше временно выбросить это из головы, тем более что сегодня был редкий солнечный день и снег перестал идти, можно было прогуляться подольше. Он медленно брел по району, свернул в сторону школы, но в итоге сделал крюк, чтобы не идти прямо под окнами. Вышел на старенькую спортивную площадку, за которой был небольшой спуск — после уроков здесь было не протолкнуться от школьников, которые катались прямо на портфелях или кульках от сменки. За предыдущие дни снег несколько раз таял, потом выпадал снова, а после вчерашних заморозков там должна была быть уже ледяная горка. Илья раздумывал, не прокатиться ли самому — должны же там валяться какие-то картонки или камеры от колес, — как вдруг послышалось будто его окликнули. Он обернулся и застыл на месте. В нескольких метрах от него стоял Петя Хазин собственной персоной и с надеждой смотрел в его сторону. Он был не в пальто, а в какой-то дурацкой куртке-парке на пару размеров больше, спортивных штанах и видавших виды ботинках. Даже шапку надел ввиду морозов. Петя махнул ему рукой. — Илья! Поговорить надо! Илья повернулся обратно и стартанул с места. — Илья, да ну бля! Стой, я правда поговорить! В голове лихорадочно мелькали варианты: он бегает быстро, но дыхалки надолго не хватит, так что из преимуществ только знакомые места, нужно попетлять между домами, а потом за гаражи. Петя явно не поклонник здорового образа жизни, может и отстать, если поднажать в самом начале. Не успел он задуматься, записать погодные условия в плюсы или в минусы, как поскользнулся на месте и повалился в снег. Показалось, что за его спиной испуганно вскрикнули. Илья упал до того неловко, что проехал на заднице вплоть до горки, где катались дети — они же и раскатали лёд совсем рядом, надо было думать и смотреть под ноги, только кто ж знал. Он попытался затормозить или схватиться за что-то, как вдруг услышал сдавленный мат и шлепок об землю. Петя катился с куда большей скоростью, врезался в только начавшего замедляться Илью, и они оба покатились вниз по склону. Всё действо, наверное, не успело занять и нескольких секунд, они проскочили самый крутой участок трассы и свалились куда-то в сторону. Илья почувствовал, что больше никуда не падает только когда уткнулся плечом и спиной в сугроб, а потом на него налетел Петя и едва не вышиб дух своим приземлением. Хазин матерился, отплевывался от снега, пытался подняться и ржал как ненормальный. Мимо с улюлюканьем прошли школьники-прогульщики, кто-то даже заснял их на видео. Илья обреченно раскинулся в сугробе. — Блядь, вот как ты все-таки прав, все наши встречи происходят в опасной близости к травматологии. Ну, кроме самой первой. Вспомнил, значит. Илья с удовольствием постучался бы головой о что-нибудь твердое, но под головой был только мягкий снег. — Тогда кто-то из ваших мне запястье вывихнул при задержании. Петя резко перестал смеяться. — Блядь. Нам правда нужно поговорить. И об этом тоже. — Да я уже понял, что придется. Петя все-таки смог с него слезть, встал и даже галантно подал руку. — Ты как, живой? — Нормально, в сугроб влетел. Ты? — Порядок. Только шапку посеял где-то по дороге. И хрен бы с ней, не будем искать. У меня там машина наверху, пойдем? Можем поехать не к тебе, а где-нибудь на нейтральной территории посидеть? Илья пожал плечами. Петя пристально вглядывался в его лицо в поисках чего-то только одному ему ведомого, а он уже наигрался в эти игры. Пусть все будет так, как он захочет, какая уже разница. Они побрели по склону вверх, мимо тех самых школьников, которые ржали над ними, а теперь сами катались на картонках и сталкивались, громко вопя. Один из мальчишек подбежал к ним и отдал Пете его заснеженную шапку. — Ты как меня нашел? — Случайно. Заехал к тебе домой, долго звонил в дверь, вышла тётя Ира и сказала, что ты пошел в церковь. Ну я в навигаторе ее нашел, поехал и случайно тебя тут увидел. Машина стояла недалеко, у тротуара, где начиналась футбольная площадка. Не та крутая спортивная тачка, которая была во всех в соцсетях, та поди и застряла бы в таких сугробах, но тоже вполне приличный Мерседес. Илья плюхнулся на сидение рядом водителем и равнодушно смотрел, как Петя возится с ремнем, включает зажигание, забыв, случайно выключает и сдавленно матерится. Ужасно непривычно было видеть его нервничающим. Хотя что в их ситуации вообще было привычным? Илья в очередной раз понял, что не знает о Пете, пожалуй, ничего, кроме каких-то общих фактов. Петя снял возвращенную шапку, закинул на заднее сидение и знакомым жестом взлохматил волосы. Илья заметил, что на правом виске остался только шрам, который сейчас выглядел немного смешно, с дырочками от шва, а с годами им можно будет даже хвастаться, мол, была сложная операция, мимо просвистела бандитская пуля… Хорошо, что всё разрешилось именно так. Петя заметил его пристальное внимание и несмело улыбнулся. — Так мы все-таки… — Давай домой. — Понял. Машина шла плавно, только поскрипывал снег под колесами — дороги в Лобне чистили так себе, во дворах особо не заморачивались. Илья гадал, о чем на самом деле Петя хочет поговорить. Определенно, теперь он помнил всё — и всю свою жизнь, и непосредственно события до больницы, и приключения в Лобне. Хотя, по идее, не должен был; оказалось, что заболевание под названием “диссоциативная фуга” действительно существует, стоило только загуглить. Но по описанию в википедии было ясно, что, когда к пациенту возвращалась основная часть памяти — его реальная жизнь, — он забывал всю жизнь придуманную. Видимо, Петя и тут решил отличиться. Но даже если он вспомнил — на кой черт вернулся? Живи и радуйся, что встретился со своим врагом и пережил это. Нетрудно было догадаться, что мстить Илья больше не будет. Или всё дело в телефоне? Тут и правда неловко получилось. Илья долго думал куда его деть, это был одновременно соблазн продолжать копаться в чужих файлах дальше и отличный повод для новой встречи. Он уже почти настроился вернуться в дом Пети и оставить у консьержки на проходной, но решил, что это будет как-то тупо, словно преступник возвращается на место преступления. Так уже было с люком. Тогда повезло, вот и не стоит испытывать судьбу еще раз. Телефон он слил на местном радио-рынке. Нет, сначала в качестве перестраховки он позвонил Витале и спросил нет ли у него знакомых, которым совершенно случайно по дешевке можно загнать айфон предпоследней модели. Не хотелось опять попасть в какую-то подставу или получить по башке в переулке — после тюрьмы Илья стал пуганым. Знакомые у Витали, как ни странно, нашлись на точке ремонта всякого высокотехнологичного железа. Илья как можно более честно пересказал наспех придуманную легенду про слишком дорогой подарок от друга, который купил айфон поновее, но тем чувакам было плевать. Еще он предупредил, что на трубе могут стоять всякие следилки, потому что друг типа мент и всё такое. На него странно покосились и сказали, что даже это не проблема. Спросили только, не нужно ли куда перенести данные с этого телефона. Илья подумал о фотографиях Нины на фоне заката и о дурацкой фотке на заставке, где Петя со своими часами, и отрицательно покачал головой. За телефон он выручил пятьдесят тысяч и, наверное, это всё можно было подвести под статью о краже. Но если рассуждать логически, то и его встречу с Петей под клубом можно было расценить, как попытку покушения, которая чудом не стала убийством. С деньгами у Ильи сейчас было туго, как и с предполагаемой работой. Начальник Витали с кладбища, Пал Палыч, сразу поскучнел, когда услышал про семь лет отсидки. Сказал, что перезвонит — Илья оставил свой домашний номер, — но и дураку было ясен смысл этих слов. Если уж даже сторожем на кладбище не берут, то дело дрянь. Проблемы эти были неприятны, но решаемы. Можно было устроиться грузчиком в ночную смену, или разнорабочим в кафе к тёте Люде, как та и предлагала. Но Илья пока решил дать себе время подумать — покуда есть еще деньги на пожрать и заплатить за квартиру. Перед тётей Людой он и так был должником до конца жизни — она еще и помогла ему с документами в местном полицейском участке, ведь он как полный идиот забыл отметиться со справкой об освобождении. Илья чувствовал себя ужасно виноватым, ужасно благодарным и ей, и всем тем добрым людям, которые ему помогли или хотя бы попытались, но после всего случившегося хотел немного побыть в одиночестве. И, конечно же, именно сейчас ему на голову снова свалился Петя. Илья не сразу заметил, что они сидят в машине под его домом и Петя тупо смотрит перед собой, не выключая двигатель. Тронуть бы его за руку, или за плечо, чтобы вывести из этого отчаянного состояния… Илья даже потянулся было, но быстро опомнился и открыл дверь со своей стороны. Петя посмотрел на него. — Ну пойдем, поднимемся? — Да, да. Он заглушил машину. Илья подумал, что в другом мире другой Петя бы сказал ему “я боюсь”, честно глядя в глаза, а он вместо ответа поймал его руку и молча поцеловал пальцы. Но это была уже не та вселенная. В этой оставалось только неловкое тяжелое молчание и нервозность. Илья отпер дверь, разулся, снял куртку и повесил на крючок, прошел в зал, не глядя на Петю. Не на кухню — пусть поймет, что разговор не душевный, да и без чая и сигарет будет куда короче. Чем быстрее начнут, тем быстрее закончат и вернутся к своим жизням. Петя покорно прошел за ним, сел подальше, на край дивана, снова играя в личное пространство. Вместо свитера на нем была темная мешковатая пайта, на шее всё еще можно было разглядеть тот самый большой засос, если присмотреться. Илья глубоко вздохнул, будь в этой комнате настенные часы, еще б и на них выразительно посмотрел. Пауза затягивалась. — Чаю, как ты понимаешь, не предлагаю. Водки тоже. Говори, что хотел, и уходи. Петя нервно развел руками. — Даже не знаю, с чего начать. — Начни с начала. — А вот сначала не получится. Давай с середины. Я тебе соврал — на самом деле я вспомнил тебя. На мгновение Илье стало дурно, словно мир опять перевернулся вверх тормашками и их без того безумная история раскрасилась новыми наркотическими красками. Значит, всё это время Петя врал ему и симулировал потерю памяти? Почему же тогда… Илья с трудом заставил себя вслушаться в дальнейшее. — Тогда, две недели назад возле клуба, когда ты подошел и назвал меня по имени, представился сам. Ну конечно же, я тебя узнал. Но сказал, что нет. Соврал. Испугался, не знал, что делать, придумал только уйти в игнор. Типа, игнорируй это и оно исчезнет. — Идиот. — Вообще-то Илья думал гордо молчать, что бы ему тут не заливали в уши. Просто с языка сорвалось. Петя нехорошо усмехнулся. — Нет, не идиот. Просто ссыкло. И мудак. Давай это вообще примем за аксиому и корень всех бед — я мудак. Доказательства, вот они все. Я просто… не думал, что всё зайдет так далеко. И тогда, семь лет назад не думал. Илье не хотелось слушать дальше, его уже как-то потряхивало. — Поверишь, если скажу, что никому больше наркоту не подбрасывал, ни до, ни после тебя? — Нет. Больно уж рука наметанная. — Ладно-ладно, до тебя действительно было дело. Но всё немного не так, как ты думаешь. В нашем отделе невозможно пробиться, просто нормально выполняя свою работу и не высовываясь. Еще и чморить начнут, если ты не как все, а как все — ты понимаешь. И потом, я же на особом счету, папенькин сынок, назначенец. Относятся, как к крысе, в хорошие дни — как к мальчику на побегушках, и только если докажешь, что свой, и вываляешься в говне по уши, тогда отстанут, потому что все такие там измазанные ходят. Я подбрасывал, да. Но таким же, как я — чьим-то сынкам и дочкам, которые сами вечно на чем-то, просто сегодня без ничего, или успели скинуть до прихода рейда. Они потом откупались, до суда дела не доходили. Никто не пострадал, кроме родительских кошельков и гордости. И я всё время себя уговаривал, что не делаю ничего плохого, что они такие же как я и кое-кому такой адреналинчик будет даже полезен. Это было как будто понарошку. А с тобой получилось по-настоящему. — Да ты просто берега тогда потерял, Петенька, — хрипло сказал Илья. Петя дернулся, как от удара. Кивнул. — И это тоже. Когда в отделе видишь, как ведут себя, сам начинаешь козлить. Да я и так не святой, а гнилой от и до. Нравилось чувствовать свою власть, когда боятся и уважают. Вот и зацепилось, — он запустил пальцы в волосы и продолжал, не глядя на Илью: — Я тогда захотел всё откатить. Когда узнал, что у тебя всё дело к суду идет, и никакого адвоката, понял, что надо что-то делать. Это и для меня был шанс соскочить, я эту работу ненавидел со страшной силой. Если бы доказали мою причастность, уволили бы нахуй с позором. Свобода! Но обо всем узнал отец. Я маме сказал, а она ему проговорилась, в общем, неважно… Он орал, сказал, что я ебанулся, что меня посадят и что на зоне с такими как я делают — ты понимаешь. И что если я сотворю эту хуйню, сам же свой косяк попробую убрать, он за меня не вступится. Это его главный аргумент был всю жизнь — “я за тебя просить не стану, ты мне не сын”. Петя поднял на него глаза. — Я понимаю, что это всё меня нихуя не оправдывает. Что я трус, дерьмо и всю жизнь тебе сломал. Но было так. Илья с трудом разлепил губы, во рту пересохло. — Это было очень давно. Какая разница теперь. Улыбка Пети была кривая, как у умирающего человека, который пытается приободрить безутешных родных и друзей. — Нет, Илюша, разница есть. Ты и сам говорил, что мы с тобой очень похожи — теперь и я вижу это. Для нас с тобой то, что случилось семь лет назад важно, и почему случилось, и как. Кто виноват и что делать. Ты же за этим приходил? Я сломал тебе жизнь, и ты пришел спросить, что тебе теперь с ней делать. Илья вскочил с места и нервно прошелся по комнате. — Послушай, давай вот без этого. Не будем доводить всё до травматологии второй раз. Ты сломал жизнь мне, я едва не убил тебя — мы квиты. Око за око, зуб за зуб, баш на баш. Едем дальше. Петя пожал плечами — похоже, такая отповедь его наоборот успокоила. — Ну не убил же. — Господи, ну какой же ты простой, а. Я думал, что убил тебя. Серьезно. Ты был весь в крови нахуй, я сбросил твое тело в люк — я уже думал, что это тело. Спиздил твой телефон. Носился с ним по городу, отвечал за тебя твоим друзьям, родителям и девушке. Это нормально, по-твоему? — Не очень, но можно сказать, что я это заслужил. — Блядь. Блядь, блядь, сука! — Илья вцепился в волосы и обессиленно рухнул на диван. — Ты просто псих, Хазин, ты знаешь. — Да. Без диагноза, но немного поехавший. Некоторое время они оба молчали. Илья повернулся к нему и повторил: — Я спиздил твою трубу. Серьезно, на радио-рынке у нас продал. Можешь на меня заяву накатать, кстати. Петя презрительно фыркнул. — Ну, скажешь тоже. Труба это вообще меньшее, что ты мог сделать после того, что сделал я. — Ты меня как будто не слышишь. Я тебя чуть не убил. Как там твой травматолог сказал — еще пара сантиметров и было бы уже всё. — Чуть-чуть не считается, знаешь такое? Мне как будто всю жизнь чуть-чуть чего-то не хватало, чтобы быть нормальным любящим сыном, хорошим человеком, собой. Буквально в паре сантиметров от цели останавливался. Не пошел на специальность, на которую хотел — вот буквально уже на экзамен шел, документы нес. Зассал, подумал, что тупой и не смогу, а там папа уже со всеми договорился, всё на мази, зачем мучиться? Чуть твое дело не развернул в обратку — опять испугался. С Нинкой, вот, мог бы уже десять раз предложение сделать или своим про ребенка рассказать. А каждый раз чуть-чуть что-то мешало. Даже сообщение это, которое наговорил, не отправил. Тебе вместо меня пришлось. Я знаю, Илюш, спасибо. Илья замер. — Интересно, как маленькое чуть-чуть всё перевернуло, правда? Кстати, с телефоном смешная история получилась. Пока я был тут и ко мне никто не мог прозвониться, у нас там произошли некие пертурбации… если коротко, то моя контора поцапалась с той, что немного повыше. А поскольку я работал и там, и там, то моей жопе могло достаться по полной. Но ты и тут мне помог — Денис Александрович уволил меня уже через моих, а теперь он сам под следствием. Как и половина моего отдела. И тут я такой выхожу из сумрака. А вся нужная инфа с телефона на облако дублировалась, так что ничего не пропало. — Везучий ты чёрт, Хазин. — В первый раз такое, вот честно. Обычно наоборот — одно говно вагонами, а у меня сломанная лопата. Теперь они сидели друг к другу ближе, все еще на расстоянии вытянутой руки, но теперь это не казалось пропастью. И выгонять Петю после всего сказанного не хотелось. Он почему-то стал похож на того, беспамятного, который так понравился Илье. Как смотрел на него, склонив голову, как говорил мягко и искренне. — Знаешь, я тогда, семь лет назад, пил страшно. На твоей страничке в вк по ночам сидел. Читал твои стихи и заметки, рассматривал рисунки и фотки. И думал, ну боже, какой же я идиот. Почему меня вообще в тот “Рай” занесло. Какая-то хромая судьба. — Петь, перестань… — Нет, послушай, пожалуйста. Мне же реально это некому рассказать, только тебе. Хотя… Я вот Нине про нас рассказал. Илья непроизвольно отшатнулся. — Что? — Всё. От начала до конца. В общих чертах, конечно. — И про… — И про то, кто переписывался с ней, и что это ты был у нее в больнице, и что мы с тобой спали вместе. Да. У меня от нее секретов нет. Теперь я не хочу, чтобы были. Илья закрыл глаза ладонью и простонал. — Блядь, какой же ты простой, как пять рублей… И чего она сказала? — Сказала, что я охуел. По-моему, она себе меня немного не так представляла, — Петя хрипло рассмеялся. — Но она хочет с тобой познакомиться. — Хазин, о чем мы сейчас говорим? Чего ты вообще хочешь? — Честно? Илья даже глаза открыл и увидел, какой Петя серьезный и торжественный в этот момент. — Я хочу сохранить вас обоих. В своей жизни. Рядом. Себе. — Ты охуел. — Целиком и полностью. Я прекрасно понимаю, насколько безумно и самонадеянно это всё звучит, ты бы сказал: в твоем духе. Но без вас мне не жить, и это не шантаж самоубийством. Только с вами рядом я чувствую себя собой. И этот человек мне очень нравится. Хотя бы смотреть в зеркало не стыдно. — А мы, значит, должны работать громоотводом, чтобы ты по остальным людям своим негативом не херачил? — Нет. Вы просто самые ценные и важные люди в моей жизни. Я знаю, что не заслуживаю вас и вы, в общем, мне ничего не должны, но я не могу не попытаться. Илья снова прикрыл глаза, голова слегка кружилась. Он не особо понимал, что происходит. Петя коснулся его руки — несмело, как будто спрашивая разрешения. Он не двинулся с места. — Я тебя чуть не убил. — А я чуть не убил тебя. Мы квиты, ты сам сказал. И еще ты сказал, что когда я всё вспомню, я могу прийти за твоим обещанием. Я всё вспомнил, подумал, пришел. Он раздраженно выдернул руку из-под Петиной руки, хотя тот ничего не делал. — Что ты как… это же не сказки и не древние былины какие: я послал, ты пришел, отдай то, не знаю что. Я… я простил тебя. Всё закончилось, иди с миром. У меня больше нет ничего к тебе. Только безразличие. Петя улыбнулся и наконец в этой улыбке было больше смеха и хитрости, чем боли. — Это неправда, Илюш. Если бы у тебя ко мне ничего не было, ты бы не стал меня слушать. И ты не из тех, кто целуется и спит с безразличными им людьми. И так доверяет. Вот чего у тебя ко мне нет, так это ненависти — иначе ты бы меня не отпустил. И это просто чудо какое-то нахуй, даже не знал, что так бывает. Илья хрипло рассмеялся и отвернулся, пытаясь сморгнуть внезапно подкатившие к глазам слезы. — Знаешь, я всё это время думаю о том, что ты мне сказал. Почему я не пошел в художку? Филфак я же терпеть не мог, мама заставила. И сейчас так хочется снова рисовать. И в музей пойти, может, новые выставки какие привезли. И в театр, и в кино. И скоро же новый год — наверняка будут ярмарки. Очень теперь жить хочется, понимаешь. У тебя бывало такое? Петя улыбнулся как-то странно. — Только когда Нину встретил. Как будто мне свет в коробке включили. До этого ничего не интересовало — только тусовки и кокс, даже секс был не в удовольствие, а как-то так. На работе выживал, а после гасился чтобы не думать. Ничего не хотелось, всё было в тягость. Когда с ней гулял первое время даже стыдно было, что ничего толком не знаю. Ни кино, ни сериалов. На сериалы меня она подсадила. — "Наркос". — И “Во все тяжкие”. Я очень, очень не хочу назад, Илюш. Тем более, когда так ясно показали, где выход. — У вас ребёнок будет, Петь. — Я знаю. И хочу, чтобы ты был тоже. Он протянул руку, и Илья не смог ему отказать, потому что Петя был прав. Он не был безразличным. Каким угодно, но не пустым. У него к Пете было очень много всего и, пожалуй, могло быть что-то еще. Они встретились на полпути друг к другу и неловко обнялись. Петя уткнулся Илье в плечо, а тот ему в шею. От кожи слабо тянуло парфюмом, который снился ему ночами все эти долгие девять дней — хотя вот это уж точно было невозможно. Петя осторожно устроил их, оперевшись на спинку дивана, и сомкнул руки у него на поясе. — Кстати, про театр! Я как-то ходил в модный Гоголь-центр на странный спектакль, “Форель разбивает лёд”. Нихрена не понял, но впечатлился. Он какой-то литературный, ебанутый совершенно, эмоциями шарашит, хоть и не можешь понять, что происходит. Может, сходим вместе, ты мне расскажешь о чем, если поймешь? Илья рассмеялся. — Почему ты думаешь, что я пойму? Потому что филолог? Так я даже первый курс недоучился. — Потому что ты уже это сделал. Разбил лёд. И всё налипшее на мне замерзшее говно. — Ты поэт, Петя. — Да нет, я говорю, как чувствую. Илья на самом деле тоже чувствовал. Пускай вокруг была еще середина зимы, но лёд вокруг них уже треснул от удара, и скоро вода побежит бурным потоком. А они в ней.