Сын маминой подруги

Об одном прошу – утешь душу грешную Об одном молю – спой мне колыбельную Я велю всем птицам замолчать Лишь бы ты была со мною нежной, как и прежде Krec&Ассаи, "Нежность"

Ночь получилась ужасной. Илья отвык спать с кем-то в одной кровати, сонное расслабленное тепло под боком не успокаивало, казалось инородным. В тюрьме сантиметры личного пространства ревностно оберегали, а если где-то поблизости кто-то шевелился или ворочался, то организм тут же наполовину просыпался — это уже под кожу въелось, так просто не вытравишь. Всегда нужно быть готовым к любому пиздецу и уметь стряхнуть сон в любую минуту. А лучше вообще спать вполглаза и ко всему прислушиваться. Илью так это всё заебало: он мечтал приехать домой и продрыхнуть несколько дней в своей комнате в одиночестве, и тут на тебе, пожалуйста. Петя таких проблем не испытывал — отвернулся к стене и сразу же спокойно засопел. Не орал больше, не дергался, даже почти не шевелился, словно его из розетки выключили. У него такие ночи с кем попало в одной кровати случались частенько, тут даже и гадать не нужно. Странно было только, что он так резко успокоился, что эта импровизация так хорошо удалась. Интересно, если кошмары Пети появились не после их драки, то кто успокаивал его в обычные ночи? Нина? Мимолетные фифы из инстаграма? Или какой-нибудь друг, напарник, который как будто немного больше, чем друг? Илья выдохнул как можно тише, открыл и снова закрыл глаза, устроился на спине и запретил самому себе шевелиться. Пробовал посчитать овец, подумать о каком-нибудь спокойном летнем пейзаже, сосредоточиться на собственном дыхании. Не сразу, но это сработало. Он забылся беспокойным сном, из которого выныривал, стоило Пете рядом чуть шевельнуться, и засыпал обратно, падал в мешанину каких-то фантасмагорических событий, которые и разобрать не мог, не то что запомнить. Под утро вдруг уснул крепко — сны перестали мучить, — но по привычке проснулся за две минуты до “побудки”. Открыл глаза, первым делом покосился на настенные часы, а потом повернул голову и недоуменно уставился на безмятежно спящего рядом Петю. За ночь он придвинулся ближе и почти уткнулся Илье в плечо своим аристократическим носом. Одеяло почему-то сбросил ниже и теперь неловко обнимал себя одной рукой в попытках согреться. Илья осторожно укрыл его и слегка отодвинулся, чтобы не разбудить. Вставать не хотелось, хотелось еще поваляться. Он старался не пялиться на Петю, как будто тот мог во сне почувствовать этот взгляд, вскинуться и начать донимать его своими бесконечными вопросами. Но на самом деле ему хотелось развернуться к нему нос к носу, пристально изучить расслабленное лицо — говорят, что во сне люди настоящие. Пиздят, конечно, но никаким другим способом Петю было не разгадать. Что ты за фрукт, Хазин? Оказалось, что и телефон твой хранит далеко не все секреты. Илья не мог не думать о вчерашнем вечере. Происходящее вокруг и так полностью укладывалось в жанр фантасмагорического бреда, а теперь еще и с оттенком стыда. Но если игнорировать жар, подступающий к щекам, и попытаться мыслить трезво, то можно прийти к интересным выводам. Выходит, Петя всё это время оценивал ситуацию вокруг, примерял разные сценарии и так, и эдак, и в голове своей ушибленной пришел к мнению, что они бывшие любовники. Но у него бы и мысль не свернула в ту сторону, если бы в реальности у него не случалось похожего опыта. Больше всего хотелось взять телефон и еще раз покопаться в разных мессенджерах, заметках, фотографиях. Сам Илья залип на Нине, искал прицельно ее и узнавал невольно их историю, а всё остальное шло мимо. Но вдруг там, среди дурацких селфи, фоток с пьяными и обдолбанными дружками, около дорогих тачек, в зеркалах клубов пряталось что-то еще? Мог майор Хазин сфотографироваться со своим любовником? Вряд ли бы стал так подставляться, хоть и идиот, а не совсем конченый. Даже чаты с другими барыгами он подчищал, а рабочие переписки вообще походили на какой-то шифр морзянкой. Ах, если бы найти на Петю такой компромат, то… То что? “Здесь вообще-то не зона”, — мысленно сказал Илья сам себе. Получилось почему-то с мерзкими хазинскими интонациями. Действительно. Здесь не зона, а воля, кто с кем хочет, тот с теми и ебётся. К тому же главными отношениями в жизни Пети всё равно была Нина, так что какая разница. Только немного беспокоила мысль, что возможно, был кто-то, чье место в его голове и всей абсолютно дурацкой истории невольно занял Илья. Какой-нибудь мальчик, познакомившийся с Петей в клубе, получивший немного внимания и заветного порошка. А может, он тоже влюбился в это порочное обаяние, как Нина, только серьезного ему ничего не светило. Илья так явственно представил этого парнишку, что почти уверился, что может найти этому всему подтверждение в телефоне. Петя заворочался во сне и поморщился, наверное, задев рукой болючее место на виске. Фыркнул, повернулся на другой бок и снова отбросил одеяло. Илья слегка прикрыл его обратно. Он смотрел на открывшуюся спину с выпирающими позвонками — Петя спал, как свернувшийся в клубок кот или ящерица, — и думал почему-то о другом. Когда-то очень давно, еще на первом курсе, одна скучная лекция у них переросла в жаркий диспут. Уже было и не вспомнить предмет, зато пламенный монолог молодого преподавателя вдруг всплыл из подсознания. Они разбирали какого-то плодовитого автора, с кучей произведений, дневников и писем кому попало, вроде бы не Пушкина — уж его-то Илья бы точно запомнил. Но казалось, что чел всю свою жизнь как будто и записал, полностью самого себя обессмертил. Тогда какой-то ленивый одногруппник выдал, мол, а зачем его вообще анализировать, прочитать всё, что написал этот пиздабол, да и всё. После этого завязалась жаркая дискуссия о концепции смерти автора, постмодернизме и том, зачем на самом деле нужен анализ, но закончилось всё какими-то философствованиями на тему “а что мы вообще знаем о других людях?”. Кажется, в тот раз у них даже не преподаватель был, а какой-то практикант, потому и лекцию не дочитал, отвлекшись на остроумные комментарии с задних парт. — Человек непознаваем, даже для себя самого, — говорил он, скользя взглядом где-то между рядами. — Вот вы говорите, что всё понятно про человека, если почитать его письма и дневники, но уже между этими двумя с исторической точки зрения документами могут быть расхождения. Вы и сами видите, что в один день он “ноет” и в тот же день пишет чудесный рассказ, который считает ни на что не годным. Адекватная ли это оценка? А можно ли считать адекватной оценку современниками — а ведь там и льстецы, и завистники, и люди совершенно не разбирающиеся в литературе? А кроме того, у каждого человека есть что-то, что он оставляет только для себя. Что не выйдет никуда ни письмом, ни признанием, ни мыслью. — А если бы были как щас, статусы вконтакте? В разных концах аудитории снова загыгыкали. — А даже если статусы! Представьте, кстати, литературный анализ лет через сто: будут ли обсуждать статусы? А личные сообщения? — Посты в ЖеЖешечке! — Смс-ки! — Переписку в аське! — Смысл мемов! Ололо пыщ-пыщ! — Но послушайте, всегда ли мы пишем даже самым близким людям то, что на самом деле чувствуем? Всегда останется что-то для себя. Между собой и… не хочу говорить “Богом”, пусть будет “сердцем”. Собой и собой. Всегда есть это пространство, куда никому нет хода и которое останется необозримым, человек всегда ведет с собой мысленный диалог и даже если он бездарный графоман, который меняет статусы вконтакте каждые полчаса, то сказать, каков он на самом деле, мы не можем. Илья не понимал, почему вдруг вспомнил этот момент так ясно. В тюрьме воспоминания скорее напоминали зацикленность: помнить о воле, о Вере, о всем хорошем, что было в жизни, не забывать, прокручивать, как старую пленку, раз за разом. Неудивительно, что, когда он вышел, всё померкло и истерлось — удивительно, что вот такие моменты казались чем-то неважным, глупым и безразличным. А теперь вот оно как. Да, Илья был согласен с тезисом и если бы мог вернуться во времени, то вскинул бы руку и рассказал о том, что даже покопавшись в чужом телефоне, разобравшись по чужим перепискам, что там с родителями, девушкой и работой, невозможно узнать его хозяина. Легко судить по одному поступку, еще легче навешать ярлыков, прочитав о самом сокровенном, и презрительно скривить нос, мол, тут всё понятно. Во-первых, человек действительно непознаваем, что бы там ни думали. А во-вторых, заметки, переписки, фото и видео это были как будто маячки во времени, между которыми текла жизнь. Нина и Петя игриво перебрасывались фото и смайликами, а потом было что-то, куда Илье ходу не было, и вот уже Петя строчит гневные сообщения, не попадая пальцами по буквам, и орет в голосовых. Вот мама буквально умоляет его приехать, а вот спокойно сбрасывает список “не забудь купить”. Что было между этими точками? А что было в голове у Пети, когда он всё это писал? Думалось, что сейчас, без памяти, своего всемогущего телефона, работы, связей, Петя был немножечко тем, кто сидел у него в этом неопознанном пространстве, в своем личном кармашке за пазухой — такой есть у всех людей, просто не все знают. Но что если иногда он бывал и таким? Заботливым, слегка дурашливым, серьезным и готовым помочь не словом, а делом, беззащитным. Если раньше Илья немного жалел Нину с ее несомненно искренними чувствами — любовь зла, полюбишь и козла, — то теперь даже немного понимал. Если Петя в своей обычной жизни был хоть иногда, хоть чуточку таким, то сразу ясно, что она в нем нашла. Илья осторожно сполз с кровати, стараясь не шуметь, вышел в коридор и аккуратно прикрыл дверь. В ванной он посмотрел в зеркало и с удивлением заметил, что слегка улыбается. Дурацкое, глупое состояние, когда кажется, что всё не так плохо. Как давно он этого не ощущал? Лицо, впрочем, всё еще худое до изможденности, заросшие щеки — Петя прав, нужно побриться, — взгляд исподлобья, надо пытаться смотреть ровнее, следить за этим. Ну и улыбка эта глупая. Он помотал головой, наклонился к крану, плеснул водой в лицо и снова посмотрел в зеркало. И вдруг вспомнил, что сегодня за день. *** Петя проснулся и тут же развил бурную деятельность: шумно плескался в ванной, крикнул Илье, чтобы поставил чайник, а затем пробежал, роняя с волос мокрые капли, и поставил сам, потом начал выбирать из своих шмоток, помятых и грязных, и чужих, потрепанных и не по размеру, что же надеть. Илья в этом всем участия не принимал, оделся сам и сел на диване. Смотрел на выключенный телевизор, на сервант, у которого за прозрачными дверцами теперь висели художества маминых учеников, а не его. Удивительно, что стены в его комнате она не трогала и вообще всё там оставила так, как было, когда всё случилось. Наверное, ей действительно было очень больно. Поступила, как Илья сейчас — закрыл дверь в ее комнату, Пете запретил ходить туда и сам не заглядывал. Мама не меняла ничего в его комнате, потому что его ждала. А ему теперь чего ждать? Что дальше делать? Что мне делать, мам? Петя приземлился рядом, поджав под себя ногу. Илья мельком заметил, что натянул все-таки его джинсы. — Я всё. Ты как? — Нормально, — сказал Илья и вдруг добавил честно: — Не хочу туда идти. Не хочу… всего этого. Так проще. Кажется, что мама просто вышла куда-то и сейчас придет, хотя я видел ее в морге. Петя тяжело вздохнул. Он сидел близко-близко, но не касался Ильи, соблюдал то самое “личное пространство” с тщанием, которое в нем трудно было заподозрить. — Илюш. Держись. Я буду рядом. Илья закрыл глаза и тихо простонал. — Я так проебался, Петь, ты бы только знал… — Тише-тише, — теперь все-таки обнял за плечи, голову прижал к себе и жарко зашептал куда-то в затылок: — Соберись. Нам только день простоять, как говорится. Можешь в меня реветь — это не стыдно, кстати, так даже легче становится. Можешь бить, только не очень больно. Оттарабаним все оф. мероприятия и свалим по-тихому от твоих школьных тёток. Ну? — Давай еще посидим? — Это смотря сколько у нас времени, — честно ответил Петя. Бросил взгляд на собственное пустое запястье и потянулся к айфону на коленях Ильи, коснулся кнопки разблокировки и уставился прямиком на свою фотографию. — Пиздец я тут позер. Илья улыбнулся. Какой-то частью сознания он всё еще удивлялся, что всё происходит именно так. Что Петя так легко объяснил себе всю ситуацию, что смотрит на свои вещи и не узнает, что не спрашивает про семью, работу и Нину, что ему того, что есть сейчас, достаточно. Придуманной истории про бывшего и несчастливую любовь — достаточно. Какой он, оказывается, романтик, невозможно было предположить. — А времени и нет. Пошли. Они закончили одеваться и, пока Илья вызывал такси, Петя вышел на лестничную площадку и постучал в соседнюю дверь. Тётя Ира уже ждала их, стояла в коридоре и наматывала на голову пуховый платок поверх темной косынки. Вчерашний Алик приехал быстро — то ли уже с самого утра на ногах, то ли еще дорабатывал ночную смену. Больница была не так уж далеко, на самом-то деле, но не хотелось мерзнуть, не хотелось опаздывать и подводить всю их похоронную команду. А еще с такси меньше шансов сбежать. По дороге Илья созвонился с Мартыновой, с Иваном, говорил с ними, особо не вслушиваясь в слова. Вроде всё было нормально, без накладок — и ладно. Закончив вызов, Илья наткнулся на неотвеченные сообщения — Нина. С работы стучать угомонились, друг Гоша исчез, не дождавшись ответа и своей дозы, умолкла даже мама, а вот Нина — нет. “Ну как вы там?” “В норме. На кладбище едем” — тут Илья немного усовестился и добавил: “Набрать сейчас не могу, но как только — так сразу” “Я всё понимаю” “Просто соскучилась. Немного)” Илья мельком бросил взгляд через плечо на Петю на заднем сидении. Тот задумчиво смотрел в окно, изредка морщился и упирался рукой в переднее сиденье, когда Алик резко притормаживал. “Я тоже. Очень” Нина прислала кучу смайликов с поцелуями, и Илья не смог сдержать улыбки. “Когда ты будешь дома? Хочу тебя увидеть” “Скоро. День, может, два максимум” “Хорошо. Напиши, как освободишься” Илья кивнул, спохватился, что его по ту сторону чата никто не видит, и отправил смайлик. А затем выключил телефон вовсе. Перед церковью стояла типичная газель с надписью “Ритуальные услуги”, а рядом с ней мерз Иван, активно написывая что-то в телефоне. Впрочем, едва он заметил подъехавшее такси, тут же сунул телефон в карман и натянул на лицо дружелюбно-профессиональное выражение. — Доброе утро. Всё готово, гроб уже внутри, священник ждет. Дожидаемся только вас. Я уже звонил Елене… — Я знаю. Я тоже ей звонил. — Ну… хорошо, давайте начнем? Отпевание обычно занимает не больше часа. Илья кивнул и прошел мимо, к уже открытому входу. Нужно было покончить с этим как можно скорее. Краем глаза он увидел, как Петя смерил Ивана возмущенным взглядом и постучал пальцем по лбу — тот пожал плечами в ответ. Церквушка при больнице была маленькой, но, судя по всему, облагодетельствованной спонсорами — иконы красочные, много золота и разных украшений, значения которых никому не известны. И гроб в центре всего этого, да. Илья оступился, а потом сделал панический шаг назад, едва не налетел на Петю, который шел следом. — Ты чего? — Я не могу. Петя обошел его и встал так, чтобы закрыть собой гроб, чтобы Илья смотрел только на него, но, что делать дальше, не придумал. Смотрел на него с жалостью, мялся на месте. — Илья… — Я знаю. Но я не могу. Не хочу, чтобы это всё было. Понимаешь? — Понимаю. Но это нужно пережить. — Почему всё просто не может быть нормально? Почему у меня всё через жопу? Илья вдруг почувствовал, как его грубовато дернули за рукав. Тётя Ира, маленькая и суровая, повернула его к себе и вложила ему в ладонь церковную свечу. — Не ори, твоей матери бы это не понравилось. Стой смирно, терпи. Если не можешь смотреть на гроб, смотри на свечку. Вторую свечу она оставила себе, а третью отдала Пете — тот сразу же поджег ее от ближайшей лампадки, кажется, висевшей перед иконой за здравие, а потом от своей поджег и свечу Ильи. Тётя Ира одобрительно кивнула. — Потом поставите за упокой. Откуда-то из-за алтаря вышел священник — достаточно молодой, возможно, лишь чуть постарше их с Петей. Он недоуменно огляделся, но попытался быть профессиональным, как и Иван. — Здесь собрались все, кто хотел прийти на отпевание? — Все, — авторитетно подтвердила тётя Ира. — Что ж, раба божья… — Тамара. — Да-да, новопреставленная Тамара. Но прежде чем мы начнем, я бы хотел сказать пару слов о том, что мы обычно неправильно совершаем поминовение души. Илья даже отвлекся от созерцания свечи и перевел взгляд на священника. Тот выглядел как человек, готовый поделиться вековой мудростью. Тётя Ира смотрела на него скептически, а Петя так вообще странно вытаращился, словно не мог поверить, что всё это слышит. — Обычно когда умирает человек, мы сосредотачиваемся на мирском — устраиваем пышные поминки, приглашаем гостей, заливаемся алкоголем. На кладбище приносим кастрюли с едой, оставляем конфеты, а ведь это всё язычество, и это не поможет новопреставленной душе достичь Царства Небесного. — Вы это серьезно? — спросил Петя. Они со священником смерили друг друга взглядами, и тот важно кивнул. — Да, более чем. Чтобы позаботиться о душе новопреставленной, нужно только одно — молитва. Всё остальное от лукавого. Петя тяжело вздохнул и потер было свой многострадальный висок, но спохватился и только смахнул в сторону челку. — Послушайте, нам не нужны эти морали. У нас горе, у друга умерла мама, мы все скорбим… — Тогда зачем вы пришли сюда? Могли бы и так похоронить. У Пети аж рот приоткрылся. — Да вы никак охуели тут. Илья прикусил губу, чтобы не заржать в голос. Ну просто было реально смешно. Даже не дикость ситуации сама по себе, а то, что Петя вполне мог скатиться в агрессию и типичное ментовское “ты чё, попутал тут”, а он выдал какую-то смесь аристократизма и блатняка. Буквально на грани вежливости балансировал из последних сил. — А ну-ка, заткнулись оба! — прикрикнула тётя Ира. — Ты — просто закрой рот. А ты — читай, что положено. Денег сверх уплоченного тебе всё равно не дадут, нет у нас ни копейки. Священник посмотрел на нее уже более осмысленно, чем на Петю, и кивнул. — Я буду читать стандартный текст, а вы мысленно повторяйте за мной молитву о душе новопреставленной Тамары. Церемония наконец пошла своим чередом. Священник махал кадилом и уныло читал заупокойную, от запаха ладана аж щипало в глазах. Илья сосредоточился на свече, как и советовала тётя Ира, но краем глаза всё равно поглядывал на Петю. Тот был очень серьезным, несмотря на предыдущие выпады, внимательно слушал священника, что-то проговаривал одними губами и крестился. Илья крестился вслед за ним. Всё было даже не так мучительно, как ему представлялось. После Петя быстро выскочил из церкви, кликнуть Ивана с подсобными рабочими, тётя Ира пошла ставить их свечи за упокой, а Илья окликнул священника. — Извините… вы сказали о молитве, но я могу сделать что-то еще? — Можете прийти на девять дней в церковь, потом заказать панихиду, для себя можете попробовать отстоять заутреннюю, а вообще, — священник смерил его взглядом, — просто молитесь. Соболезную вам. Илья кивнул. На улице он отошел чуть в сторону, наблюдая за тем, как выносят из церкви гроб и устраивают его внутри микроавтобуса. В церкви он старался не приглядываться к маме — в ритуальном агентстве ее как-то накрыли со всех сторон платками с церковными узорами, видно было только лицо, худое, с заострившимися чертами. Снова начал срываться легкий снег, и Илья машинально натянул капюшон. Он понимал, что происходит, но одновременно казалось, будто он наблюдает за всем через толстое мутноватое стекло. Петя подошел к нему, нелепо съежившись в куртке не по размеру. Сегодня он не надел даже второй свитер Ильи сверху, остался в своем, потому что тот был черным и под горло — самое то для похорон, но тепла это не прибавляло. — Курить будешь? Илья дернул одним плечом — не знаю, неохота. Петя тяжело вздохнул. — Прости, что встрял. Тогда, в церкви. — Забей, ничего страшного. Тётя Ира подошла к ним и бесцеремонно вытянула из протянутой Петей пачки сигарету, и тому пришлось галантно прикуривать ей. Илья тоже взял сигарету, перехватив руку Пети с еще не погасшим огоньком зажигалки. Петя даже не дернулся и не улыбнулся, только глазами стрельнул. — Иван говорит, что нам придется ехать вместе с гробом. Я думаю, можем вызвать такси… — Нет, поедем. Я в норме, правда. Биться в рыданиях не буду. Петя еще раз вздохнул и выпустил изо рта облачко пара, просто так, без всяких сигарет. *** Во время дороги Илья действительно чувствовал себя нормально, нервничать стал только когда подъехали к кладбищу. На въезде нужно было показать кому-то какие-то бумаги, он было дернулся, но Иван бодро выскочил из машины первым и быстро со всем разобрался. Сколько бы на самом деле ни заплатила ему Мартынова, всё было не зря. Участок действительно оказался далековато, зато там уже стояла вторая газель и несколько других машин, в том числе и знакомая черная Тойота. Илья вышел из машины и попал в облако соболезнующих — учительницы из маминой школы подходили к нему одна за одной, некоторых он помнил, некоторых видел впервые. Под конец он поздоровался с Анной Ивановной, которая крепко обняла его и снова посоветовала держаться. Сознание было в странном расфокусе, как будто выхватывало из общей картинки кусочки паззла. Белый снег, черная дыра ямы. Пышные венки с черными лентами и золотыми надписями: “От любящих учеников”, “Спи спокойно”, “Скорбим”. Он встретился глазами с бледной и печальной Мартыновой — та кивнула ему и отвернулась поправить шапку высокой девочке, которая стояла рядом с ней. Учительницы уже выстроились гуськом и организовано по одной подходили к гробу, который установили на паре табуреток. Тётя Люда тронула его за локоть, что-то спросила, а потом сжала ладонь. — Илья, ты что, без перчаток? Спрячь руки, задубнешь. — А? Да-да, всё нормально, тёть Люд. Вместе с ней пришли два высоченных парня, в которых с трудом угадывались ее сыновья. Так странно — Илья помнил их еще мелкими подростками. Не могли же они за семь лет превратиться в таких шкафов? А Мартынова, оказывается, привела двух старших дочек. Когда они положили в гроб огромный букет роз, Илья забеспокоился еще больше. — А цветы? Почему мы без цветов? — В смысле? — Петя, про существование которого он вообще позабыл за последние полчаса, тут же нарисовался рядом. — Почему мы не заехали за цветами? Вот идиоты… Наверное, сейчас еще можно успеть. — Илья, стой. Ну забыли, сейчас точно не успеем. Потом принесем? — Когда — потом? — Ну, после. — После чего? Петя снова встал перед ним так, что перекрыл обзор на траурную процессию. Он был на самом деле выше всего на полголовы, не больше, но ввинчивался своим скорбным взглядом так, что невозможно было не смотреть в ответ. — Завтра. Приедем сюда с цветами. С какими захочешь. Идет? — Почему завтра? — Или послезавтра. У твоей мамы были любимые цветы? — Не знаю. Лилии, наверное. — Фу, они ж воняют! Илья прыснул и тут же прикрыл рот рукой. — Да, запах у них мерзкий. Но сейчас-то какая разница? Петя грустно покачал головой. — Иногда я не понимаю, кто из нас двоих сумасшедший. — Оба. Поток прощающихся наконец иссяк, и им тоже пришлось подойти к гробу. Илья как будто в замедленной съемке видел, как Петя наклонился над его мамой и поцеловал ее в лоб, кажется, практически не коснувшись кожи. Он сделал то же самое, а потом резко отступил назад и отвернулся, пытаясь продышаться от подступивших слёз. Его обняли одной рукой, и он благодарно уткнулся в чужое плечо. — Ну-ну, уже почти всё, — шепнул Петя. Нужно было отстраниться, утереть лицо, попытаться достоять нормально. Что подумает тётя Люда, тётя Ира, а главное — мамины коллеги… Но он никак не мог собраться. Он так устал пытаться держать лицо, всё равно никогда не получалось. Да и кому это надо? Тётя Люда всё и так знает, а в школе все хоть и не в курсе про отсидку, но тоже невысокого мнения о нем, Мартынову и ее Мартыновых он видит в последний раз. А тётя Ира всё равно поехала с ними ради поминок. Земля, которую нужно было бросить на гроб, уже покрылась нежным слоем снега. Илья снова подошел одним из последних. Он заглянул в яму просто чтобы удостовериться, потому что не видел, как гроб заколачивали рабочие и опускали вниз. Разжал пальцы, услышал громкий стук, отступил на шаг назад, и перед глазами сделалось темно. *** Сначала он почувствовал, что болят щеки. А потом понял, что они еще почему-то и мокрые, и недовольно повел плечом, пытаясь то ли вытереться, то ли встряхнуться. — Он приходит в себя! — Слава богу. Илья открыл глаза и несколько раз моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд. Он сидел на заднем сидении чьей-то машины, дверь была открыта, вокруг толпились люди, рядом на корточках сидел Петя и придерживал его за запястье. Понимание о том, что случилось пришло мгновенно. — На, выпей. — Тётя Люда пробилась через встревоженных маминых учительниц и сунула ему под нос какую-то фляжку. Илья сделал глоток бездумно и чуть не выплюнул, с трудом проглотил и скривился. Ожидал алкоголь, а оказалась какая-то горькая пахучая медицинская херня. — Что это? — Успокоительное. Настойка пиона, разведенная с новопасситом — так и знала, что пригодится. — А вы уверены, что ему сейчас нужно именно успокоиться? — подал голос Петя, с сомнением поглядывая на фляжку. — Послушай, Вася… — Я Петя. — Да хоть Аркадий. У него нервный срыв, и от алкоголя только хуже станет. Илюша, ты как? Последние слова были сказаны так неожиданно ласково, что Илья вздрогнул. — Нормально. Поднялся гвалт: кто-то предлагал позвонить в скорую, кто-то спорил и говорил, что уж на кладбище скорая точно не поедет, поэтому нужно везти его в больницу самим. Всех разогнала Мартынова, неожиданно взяв командование на себя. Сначала она наклонилась к Илье и уточнила, точно ли он чувствует себя достаточно хорошо, а потом переключилась на остальных. Рассадила всех при помощи Ивана по двум микроавтобусам, что-то шепнула тёте Люде и отправила с ней и сыновьями тётю Иру. Илья с Петей остались в ее машине — только сейчас он обратил внимание, что сидит в той самой черной Тойоте. Его усадили на переднее сиденье, а Петя сел назад к двум перепуганным и молчаливым дочерям Мартыновой. Илья чувствовал, как в голове немного прояснилось, но вместе с этим накатил жгучий стыд. Хотелось беспрестанно извиняться перед всеми, вот только из "всех" здесь была только Мартынова, в глазах которой не хотелось падать окончательно, и Петя, который бы тут же начал его утешать и жалеть, и тут уж неизвестно, что хуже. Поэтому нужно было заткнуться и терпеть, раз уж не сумел упасть, когда надо, в яму, а завалился кулем на бок. Впрочем, если бы его доставали из ямы, было бы еще стыднее… Илья терпел. То ли успокоительное подействовало, то ли просто мозг решил, что самое страшное наконец позади, но на подъезде к кафе "Шато" он был уже почти в норме. Тётя Люда пристально на него посмотрела, убедилась, что коньки он отбрасывать не собирается, и повела всех внутрь. Есть не хотелось — кусок в горло не лез, а из-за успокоительных ему налили не водки, а кагора, который он с юности терпеть не мог. Пришлось просто сидеть тихо и слушать чужие разговоры. Говорили, впрочем, не так уж много. Петя угадал — на сами поминки пришло чуть больше людей, чем на похороны. Это были уже совсем старенькие учительницы, которые, возможно, и не работали больше, но хорошо помнили Илью и маму. И, конечно, подходили с самыми искренними соболезнованиями. Илья терпел, прикидывая, когда именно будет уместнее смыться на крыльцо покурить. Спустя полчаса все окончательно перестали стесняться друг друга, и поминки плавно переросли в вечер воспоминаний. Мартынова с дочерьми засобиралась домой, Илья даже нашел в себе силы проводить их и поблагодарить за всё. — Илья, я вижу, как вы переживаете, — сказала она ему на прощанье. — Самое главное в таких ситуациях не оставаться одному, и я рада, что вокруг вас есть люди. Приходите в себя и перезвоните мне. Если я еще чем-то могу помочь… Илья замотал головой, потом закивал, потом сбивчиво поблагодарил еще раз за помощь и за беспокойство. Перезванивать Мартыновой он не хотел. После отъезда черной Тойоты он выкурил две подряд и пошел обратно в кафе только когда почувствовал, что замерзает. В холле он сдал свою куртку оставшемуся подежурить на этот день гардеробщику и остановился на полпути в зал, услышав диалог. — Я тебе говорю — он сидел. — Да ну, это всё сплетни. Одна бабка сказала. Две учительницы топтались в коридоре и никуда не собирались уходить по вполне прозаической причине — в женский туалет всегда очередь. С Ильей их разделяла плотная портьера, они не видели его, а он их, зато слышал прекрасно и старался не шевелиться, чтобы себя не выдать. — Ну сама подумай — где б он был столько лет-то? — На заработках. Тома так говорила. — Тома хитросделанная была, прости что скажешь. Упокой Господь ее душу… — Царство Небесное. Или пока положено говорить “земля пухом”? — Ой, сама не помню. Даже если и на заработках, то вполне мог сесть за пьянку или разбой, или еще чего. — За пьянку не сажают, Катя. — Сейчас сажают за всё. Но подумай сама, всё складывается: уехал на заработки или просто куда глаза глядят, с матерью не общался, а потом как присел, так начал написывать, мол, прости, дорогая мама, жди меня. — Не знаю, Кать, как зэк он не выглядит. — А зэки что, не люди, что ли? Самое главное, что у него денег нет совершенно. За все платила Мартынова. Если бы действительно был в отъезде и работал где, то были бы деньги. А денег нет. Где деньги, Сеня? Вторая дама натужно рассмеялась и забормотала что-то вроде “ой, да какая разница”. Хлопнула дверь где-то рядом, и послышалось очень знакомое “извините”. В ответ Пете лишь рассмеялись хором, а он, сделав еще несколько шагов, вылетел прямо на Илью. — Ой, ты чего здесь? Курить идешь? — Нет, уже ходил. Мартыновых провожал. — А, точно. Слушай, может, давай и мы уже поедем? Если хочешь, конечно. Илья кивнул. Он не мог взять в толк, притворяется Петя или нет. Слышал ли чужой разговор и если да, то весь ли? За другими сегодняшними переживаниями и потрясениями Илья совсем забыл о главном своем страхе. Кто бы ни сказал той сплетнице про отсидку, полной информацией он не владел — значит, не тётя Люда или кто-то от нее. Возможно, всё уже прошло через настолько испорченный телефон, что еще через неделю Илью запишут в подводники или сразу в разведчики. Но что об этом всем мог подумать Петя? Если узнает про тюрьму, то голова у него начнет работать уже не в романтическую сторону. Илья прошел к своему месту за столом и хлопнул кагора сколько оставалось в стакане — на вкус, как перебродивший компот. Примерно через полчаса они с Петей ушли. На прощание тётя Люда сунула им пакет с едой в пластиковых коробках, мол, всё равно куча всего остается, испортится, не выбрасывать же. Наказала Илье позвонить ей завтра или послезавтра, а Пете — проконтролировать этот вопрос. Петю она откровенно невзлюбила и не доверяла даже после услышанного от Ильи, наспех придуманного вранья, но никого другого рядом всё равно не было. Илья даже подумал, что это к лучшему — не успели с Петей пообщаться поближе и сверить две легенды. Как добрались, Илья помнил смутно. В такси он задремал — сказалось сочетание успокоительных и кагора. Петя буквально за руку его довел до двери, завел в квартиру и почему-то начал расстегивать его куртку. — Стой-стой, я сам! — Хорошо, сам так сам. Они разделись, бестолково помыли руки, мешая друг другу у раковины в ванной, Петя решил разобрать продукты на кухне, а Илья не знал, куда себя деть. И что делать дальше. Вот похороны прошли, и? — Может, ты ляжешь? — А? — Нужно лечь поспать, ты выглядишь уставшим, — терпеливо разъяснил ему Петя, как ребенку или больному. — Я нормально. Еще четырех нет. — А какая разница? Я бы на твоем месте упал и сутки спал. Давай-давай, пойдем. Теперь они поменялись местами — ночью он вел Петю за руку по коридору в свою комнату, испуганного и потерянного, а теперь наоборот. И Илья ему позволял, никаких возражений, даже внутреннего отторжения. И за руку его придержал, когда сел на кровать. — Я не хочу один. Ты ведь тоже устал. Петя улыбнулся ему, ласково и солнечно. Раньше бы странно было, что он так вообще умеет, а теперь казалось, что так и должно быть. — Конечно. Перед тем, как ложиться, Илья стянул с себя свитер, потому что рядом с Петей всегда было очень тепло. *** В этот раз Илья просыпался тяжело. Голова была как ватой набита, а веки никак не хотели подниматься. Судя по ощущениям, он не успел до конца раздеться, бляха от ремня неловко впивалась в живот, а в джинсах было слишком жарко, потому что его накрыли пледом. И рядом в кровати никого не было. Илья даже не помнил, ложился ли Петя с ним, потому что отключился едва голова коснулась подушки. Он с трудом разлепил глаза и увидел, что Петя все-таки никуда не ушел, а остался, если можно так сказать, сторожить его сон. Но даже это занятие было обустроено со всевозможным комфортом. Он вытащил из-за стола у окна стул на колёсиках — между прочим, самый любимый у Ильи предмет мебели в доме, — и вольготно развалился на нем: одна нога была перекинута через ручку стула, а вторая покоилась на краю кровати, правой рукой он вцепился в волосы, как мятежный поэт, а в левой практически на весу держал книгу. Судя по всему, в этой неудобной позе Петя чувствовал себя прекрасно, ну или книга настолько увлекла его. Илья прищурился и хмыкнул, не сдержавшись, — “Трудно быть богом”, Стругацкие. Петя чуть опустил книгу, взглянув на него поверх, и от сочетания его глаз и заголовка на обложке Илья прыснул еще раз. Петя отвел книгу от лица, догадавшись, чем вызвано такое веселье, но не убрал, а заложил пальцем. Не стал спрашивать, как Илья себя чувствует, выспался ли и прочую заботливую чушь. Только смотрел и улыбался, поводя голой ступней поверх пледа рядом с его ногой. Молчание между ними длилось и длилось, совершенно не хотелось его нарушать. Но все-таки… Илья чуть привстал на кровати, потер лицо и кивнул в сторону книги. — Любишь фантастику? Петя ухмыльнулся, понимая двойственность вопроса. — Похоже, да. Стругацких так точно. У тебя тут неплохая коллекция, кстати. — Да, из этой серии почти всё есть. Кстати, как это всё ощущается? Ты читаешь книгу и вспоминаешь, что уже ее читал, или?.. — Мне самому было интересно — как. Некоторые обложки я узнал, где-то увидел знакомые названия. Но когда читаешь, то никаких сверхъестественных ощущений — что-то вспоминается, что-то нет, как будто читал книгу очень давно и многое забыл. Даже обидно. — Это все-таки очень странно. — Что я из всей своей жизни помню только Стругацких и тебя? Илья замялся с ответом, пытаясь выпутаться из пледа, который коварно перекрутился в ногах. — Что тебя это не беспокоит. Что ты не психуешь, не пытаешься узнать, кто ты и что ты. Петя пожал плечами и по-птичьи наклонил голову на бок. — Может, потому что компания подходящая? Ты и Стругацкие — что еще нужно? Илья отвел глаза. — Значит, ты не спал? — Нет. Побоялся тебя будить, места тут все же маловато. Ну и увлекся экспериментом с чтением. — Тогда пойдем пожрем, что ли. — А давай. Ты днем почти ничего не ел, я даже испугался немного. — Терпеть не могу похороны, поминки и кладбищенскую еду. Петя коснулся его спины в жесте утешения, но убрал руку слишком быстро. Холодильник теперь ломился от еды: вчерашние макароны с фаршем, какие-то салаты, колбасная нарезка, что-то в жестяной миске, похожее на гуляш, и, конечно, мамины щи. Рука не поднималась вылить, а доедать не хотелось. Петя заварил чай, по пакетику на кружку себе и Илье. Сам Илья набрал бы штук пять в одну чашку, чтобы было покрепче, и сахара побольше, но смолчал. — Ты потрясающе рисуешь. Очень интересный стиль. Хотя я, наверное, говорил это раньше. — Нет. Никогда не говорил. Петя рассмеялся и запустил пальцы в волосы. — Вот я мудак. Значит, говорю сейчас: потрясно, очень круто. Почему ты не пошел на художественную специальность? — Да как-то… прошел на филфак и прошел. — Обычно то, что круто получается, бросают ради какой-то устойчивости и бабла в будущем. А филфак? Это же всё равно, что художка, только словами. — Мама хотела, чтобы я тоже стал учителем русского языка. — А ты? — А я не стал. Илья до сих пор не знал, как с ним говорить и о чем. Петя легко находил темы, а вот сам он такой роскоши был лишен — на ум шли только язвительные замечания о их настоящем совместном прошлом. Уж лучше было молчать. Но молчать он не хотел, как и язвить, а получалось, как назло, или одно, или другое. Петя не обижался, но что-то там в своей голове на этот счет прокручивал, Илье было совестно. После сегодняшнего дня и обморока на кладбище хотелось извиняться вообще перед всеми, но было у него что-то получше извинений. — Я хотел сказать тебе спасибо. За помощь, за всё. Петя улыбнулся и даже не стал подначивать его, мол, наконец-то дождался благодарностей. — Да ладно, было бы за что. Уверен, ты бы сделал для меня то же самое. Илья промычал что-то вроде бы утвердительное и вернулся к салату. Они сидели в уютном молчании — всяко лучше сомнительных диалогов. Рядом с Петей было действительно очень тепло и спокойно, особенно когда он не пытался проявить чуткость и заботу... — Почему мы расстались? … и не задавал идиотских вопросов. — Мы никогда и не были вместе, — сказал Илья и усмехнулся. Что бы он ни сказал сейчас, без долгого и мучительного объяснения, как дела обстоят в реальности, идеально встраивалось в придуманную историю Пети. Чем больше дурацких злобных фраз от Ильи, тем полнее и понятнее картина. Они ненавидели друг друга и трахались. Или любили, но были мудаками, причиняли друг другу боль, но всё равно трахались. Щеки снова предательски покраснели, хотелось закрыть лицо руками. Почему-то даже та мифическая придуманная вселенная, где они были не очень-то заботливыми любовниками, казалась лучше того ада, который случился у них на самом деле. — Я понимаю, что у нас не всё было гладко, скорее, наоборот… Но чего я не могу понять — почему? Ты хороший человек, отличный парень, я не знаю, как в тебя можно не влюбиться. И я сейчас уже, кажется, немного влюблен. Ладно, это и так бьет все рекорды тупости, но я не могу не сказать, что хотел бы начать всё сначала. Несмотря на то, что не знаю всего, что знаешь ты. Илья смотрел на лицо Пети, как завороженный. Его темные глаза, его тонкие губы, беспокойные руки, пальцы, которые то путались в волосах, то поправляли ворот и скользили по шее. Мог бы он влюбиться в него при других обстоятельствах? В Петю Хазина, тогда еще не майора? Если бы они встретились не тогда в клубе, если бы не было его рейда, Веры, кокса. Если бы Петя вдруг посмотрел на него, как смотрит сейчас, а Илья точно так же не смог бы отвести взгляд. — Нам лучше… не делать этого, — наконец выдавил он. — Потому что между нами что-то случилось, да? Что-то ужасное, о чем ты и вспоминать не хочешь. Что-то, что нельзя простить. Внутренности окатило страхом, как ледяным душем. Нельзя было позволить ему докопаться. Хазин умный чёрт, притворяется он беспамятным или нет. Илья рывком встал со стула, и Петя поднялся за ним. — Стой, не уходи от разговора, — он снова цапнул его за запястье и потянул к себе, как капризный ребенок. — Я хочу знать. Я кое-что слышал там, в ресторане. — В кафе. — Неважно. Училки сплетничали в коридоре, говорили, что ты, возможно, был в тюрьме. Это правда? Скажи: да-нет? Илья застыл на месте, стараясь не выдать себя ни лишним движением, ни выражением лица, которое у него сейчас было то еще, он был уверен. — Дай угадаю: ты загремел под статью, и я тебя бросил? Кинул, как крыса? Или всё еще хуже: ты сел из-за меня. Илья развернулся и схватил Петю за плечо. Тот смотрел на него так доверчиво и так обреченно, что это невозможно было вынести. Он запустил ладонь в его растрепанные волосы и прижал к себе, лоб ко лбу. — Скажи, Илюш, скажи правду, — горячечно шептал Петя. — Я выдержу. Он не мог ему сказать. Иначе рассыпался бы хрупкий мир, в котором они не ненавидели друг друга. — Правда в том… Что в ней нет никакого смысла. — Илья решительно прижался губами к губам Пети и попытался вспомнить, как это — целоваться. Когда чужой жаркий рот сначала нерешительно приоткрывается, а потом начинает отвечать. Когда языки сталкиваются, носы мешаются, а потом это вдруг становится неважным, потому что тот, другой, тоже запускает руку в волосы, но позволяет вести. Когда вторая рука скользит по спине и автоматически дергает за футболку, пробирается под ткань к мягкой коже. Когда слегка отстраняются набрать воздуха и снова приникают к губам, словно расцепиться надолго совершенно невозможно. — Илья… Илюш, ты опять… Уходишь от разговора. Петя хрипло рассмеялся, когда Илья оторвался от его губ и перешел с поцелуями ниже, на подбородок и чуть запрокинул голову, подставляя шею в самом простом и древнем жесте доверия. Илья поймал губами на коже его смех и чуть сжал зубы, прикусывая, но не пытаясь оставить след. — Ты уверен, что хочешь говорить? Руки Пети уже вовсю хозяйничали у него под футболкой, взгляд поплыл, губы раскраснелись. Он был возбужден даже от этих нехитрых ласк и Илья, глядя на него такого, возбуждался тоже. — Это нечестно. Запрещенные приёмчики. — Хватит разговоров. Правда не имеет никакого значения сейчас. Просто будь со мной. Пожалуйста. Петя пристально посмотрел ему в глаза, кивнул, а потом сам потянулся к его губам. Они пытались делать всё одновременно — и целоваться, и трогать друг друга, и двигаться в сторону спальни, — ничерта не получалось. Илья чуть не застрял в собственной футболке, а когда наконец вылез, прижал Петю к стене так, что тот плечом задел выключатель, и коридор погрузился в темноту. Так было даже немного проще психологически, особенно притираться бедрами и пытаться расстегнуть чужие джинсы — черт, это же его джинсы, почему они так хреново расстегиваются, если никогда не было таких проблем. Петя шумно дышал и постанывал, когда Илья задевал его член, сам тянулся к ласке, но мешал, прижимая к себе длинными руками. — Блядь, просто подрочи мне, я не могу уже. Илья куснул Петю за ключицу, тот застонал, толкнувшись ему в руку через белье. — Тихо. Хочу видеть тебя всего. Под собой. — Ебать. У тебя голос сейчас, ты слышишь себя? Такой сексуальный. Хочется сразу встать на колени и открыть рот. — Какой же ты пиздабол, Хазин, — пробормотал Илья, игнорируя то, как зашумело в ушах от этих слов. — Это что-то невероятное. Они ввалились в комнату Ильи полураздетые и растрепанные. Илья поймал Петю со спины и наконец стянул с него его — свою — футболку, прижался к спине, стал целовать плечо. Петя выгнулся, пытаясь потереться задницей о его стоящий член. Несмотря на пошлость жеста, это немного отрезвило — Илья вдруг осознал, что понятия не имеет, как заниматься сексом с этой позиции, если это не простые тисканья и обжимания. А сейчас он вроде как должен разыграть умелого любовника, который своего парня знает идеально? Хорошо, что Петя окончательно поплыл и не заморачивался над такими деталями. — Петенька, — протянул Илья прямо в ухо, наслаждаясь ответным стоном, и прикусил мочку уха. — Повернись. Хочу так. Чертов фонарь светил казалось прямо им в комнату, Илья видел голого Петю на своей кровати практически во всех деталях, пока сам путался в штанинах. Он рыкнул “руки”, когда Петя потянулся было к члену, и тот с разочарованным стоном закинул их за голову. — Просто иди сюда, я сейчас с ума сойду, блядь-блядь... Илья наконец устроился сверху, накрывая Петю собой и вновь приникая к его губам. Но благословенной тишины не случилось, потому что Петя застонал ему в рот, толкаясь бедрами вверх. Илья старался отвечать на эти хаотичные движения, некстати вспомнилось порно с Ниной, где они двигались так ладно, что удавалось еще и неплохо заснять происходящее. Конечно, небо и земля с их возней. Но Петя стонал под ним, обвил его руками и ногами, вцепился в задницу и прижимал к себе так, что невозможно было втиснуть между ними руку. Илья снова запустил пальцы в его волосы, балансируя на левой, чуть оттянул голову и вцепился зубами в шею. Петю выгнуло под ним дугой, стон сорвался на крик, между ними мгновенно стало мокро и липко. Илья скатился с него в сторону, чтобы не придушить, всё еще не соображая, что сам не кончил. Несколько секунд он просто дышал, стараясь успокоить жаркое марево в голове, смотрел на то, как пытается восстановить дыхание Петя. А потом вдруг понял, что может додрочить себе прямо сейчас, глядя на него. Но едва он потянулся к себе рукой, Петя приподнялся на локте и улыбнулся. — Я же сказал, что хочу тебе отсосать. Лежи, не дергайся. Он скользнул вниз по кровати — где только силы взялись, — а через мгновение Илья застонал от ощущения горячего рта на члене. Ему не делали минет сколько? Неважно, главное то, что происходило сейчас. Петя не пытался взять слишком глубоко, сосал старательно, играл языком и поглаживал пальцами напряженный ствол, другой рукой придерживая за бедра. Заслушавшись пошлыми причмокивающими звуками, своими и чужими стонами, окончательно потерявшись в ощущениях, Илья не успел предупредить о близкой разрядке. Он кончил Пете прямо в рот, но тот не отстранился. Илья приоткрыл глаза только когда Петя снова вытянулся рядом, повернувшись на бок. Выглядел он страшно довольным. И красивым. Просто сумасшедше, невероятно красивым. Илья потянулся стереть у него белесую каплю в углу рта, Петя в ответ поцеловал его пальцы. — У тебя охуительный член, — сказал он, глядя Илье в глаза. — Сомнительный комплимент, звучит как масло масляное. Петя на секунду нахмурил брови, а потом расхохотался, держась за живот и приговаривая “ой не могу, филолог!”. Илья поймал его прежде, чем он успел улететь с узкой кровати, и целовал в смеющийся рот. Спустя пару минут такой возни стало понятно, что второй заход не за горами. — Слушай, а пойдем в душ? — вдруг сказал Петя, недовольно почесав липкий живот. — Только вместе? Илья снова не смог ему отказать. *** Если позволить себе один раз сделать то, что делать нельзя, то потом тянет сделать это снова и снова. Идеально работало с сигаретами, наркотиками, преступлениями и Петей. Илья не мог перестать касаться его, целовать, прижимать к себе в дурацких объятиях. Особенно зная, что можно, что этого ждут, отвечают и даже слегка выпрашивают. Петя оказался жутко тактильным и ласковым, и нежным в таких вещах, о которых и подумать было нельзя. Кроме того, поцелуи спасали от тяжелых разговоров, которые норовили выйти на кривую дорожку обсуждения прошлого. Разговоры были про прошлое, поцелуи про будущее. Ходить голыми по квартире было все же холодновато, поэтому Илья набросил на слегка сопротивляющегося Петю халат, а сам закутался в банное полотенце. До ванной они добирались слишком долго. Илья думал, что они просто пообжимаются под душем, ну или потрут друг другу спинку — что там еще нормальные люди делают? Но Петя открыл кран, заткнул слив и начал целеустремленно рыться в баночках на раковине. — Что, неужели никаких бомбочек, пены для ванной и прочей фигни? Илья вздохнул и подхватил на себе едва не слетевшее полотенце. — Ну зачем тебе это всё? К тому же мы не поместимся тут вдвоем. — Не стоит недооценивать мою инженерную мысль! И упрямство. — О, с последним у тебя точно всё в порядке. Петя взглянул на него с интересом, но не стал продавливать тему, а наклонился, чтобы проверить температуру воды. Он что-то напевал себе под нос, Илья подумал, что ослышался. — На-а маленьком плоту-у, сквозь бури, дождь и грозы… — Серьезно? Ты поешь это старье? — Почему старье? Достойное ретро. — Достойное ретро это хотя бы, ну, я не знаю, какое-нибудь “Миллион, миллион, миллион алых роз”. — Да, красивая песня. Но мне больше нравится эта, как там было… — Петя прикрыл глаза, сосредотачиваясь, и подщелкнул себе пальцами в качестве аккомпанемента. — Позови меня с собой, я приду сквозь злые ночи. Я отправлюсь за тобой, что бы путь мне не пророчил, я приду туда, где ты нарисуешь в небе солнце, где разбитые мечты обретают снова силу высоты. Илья хлопнул в ладоши пару раз, Петя шутливо раскланялся. — Нет, если без шуток, то ты хорошо поешь. — Ты, наверное, мне это уже говорил и не раз? — Ммм, тебе бы не понравилось, если бы я так сказал, — выкрутился Илья. — Тогда просто поцелуй меня. Илья с охотой подчинился. В этот раз они целовались недолго, он почувствовал, как Петя развязывает пояс на халате и пытается сбросить его с себя, не отвлекаясь от процесса. — Ты уверен, что мы должны туда лезть? — Это всего лишь ванная, а не жерло вулкана. Причем твоя. — Вот именно, моя, и я прекрасно знаю, сколько и чего в нее помещается. Например, горшков с цветами, живой рыбы или ёлок. — Интересная история. Нужно ее разнообразить. С этими словами Петя залез в ванную и быстро обустроился там, приглашающе раздвинул ноги. Если бы Илья уже не был слегка возбужден, у него точно бы встало сейчас. — Ну что? Точно не хочешь присоединиться? — Чёрт с тобой, Хазин. — Илья оставил полотенце на стиральной машинке в углу и полез в ванную, продолжая бурчать. — Поход в травматологию снова маячит на горизонте, только теперь моя очередь, да? — Просто не дергайся, я тебя удержу, если что. — Звучит не очень-то убедительно! Словно опровергая эти слова, Петя крепко схватил его за пояс и помог сесть. Об удобстве, или том, чтобы просто вытянуть ноги, и речи не шло, но, тем не менее, в одну ванную они поместились, можно ставить галочку напротив этого пункта. — Ну? И что дальше? — Ничего, — Петя мягко потянул его на себя и вынудил опереться спиной на грудь. — Просто лежи, расслабляйся. Ты слишком напряжен. — Да тут расслабишься. Петя подцепил его пальцами за подбородок, поворачивая голову, и поцеловал, а другой рукой скользнул по животу под воду. — Так лучше? Илья шумно выдохнул, всё еще зачем-то пытаясь сохранять ясность сознания. — Тебе правда хотелось так заморачиваться? Зачем? Конечно, он и без всяких объяснений знал ответ на свой вопрос. Пете просто нравилось что-то необычное, затейливое — об этом свидетельствовали многочисленные записи на его телефоне, причем, дело было не только в домашнем порно. Он не любил, когда просто, наоборот, сложности его заводили, а Илья оказался крепким орешком, вот и возиться с ним было приятно. Петя мягко погладил его по щеке. — Потому что я хотел тебя всего. Себе. От этих слов слегка перехватило дыхание. — Самая удобная поза для такого. — Да. Правда, расслабься, Илюш. Илья откинул голову ему на плечо, и тут же получил несколько поощрительных поцелуев — висок, ухо, шея… Петя не кусался, а именно целовал, слегка проходился языком, а руками скользил по телу, больше подразнивая, чем лаская. От горячей воды в небольшом пространстве уже начал скапливаться пар, становилось труднее дышать. Петя опустил руку ниже, слегка сжимая его член под водой. Илья прикусил губу, чтобы не стонать. Петя тут же заметил это и мгновенное поцеловал, вынуждая все-таки тихо выдохнуть ему в рот. — Почему ты так сопротивляешься? Хочу слышать тебя. — Соседи будут не в восторге. — Да и плевать на них, — он сжал пальцы внизу и двинул рукой. — Илюш. Илья со стоном толкнулся ему в кулак. — Ты говорил про мой голос. А мне дико нравится, когда ты меня так называешь. — Я знаю, — даже в голосе Пети слышалась улыбка, Илья повернулся, чтобы ее сцеловать. — У тебя аж глаза загораются. Очень красиво. — Петь. Только давай не спешить, просто посидим. Хорошо ведь? Петя вроде бы согласился, но его деятельной натуре нужно было продолжать движения. Руки у него жили как будто своей жизнью. Он попросил у Ильи передать мочалку, потом душ, облил их обоих, действительно начал возиться с мылом и шампунем. Но когда его пальцы начали аккуратно массировать кожу головы, Илья просто прикрыл глаза, позволяя делать всё, что ему заблагорассудится. При этом Петя продолжал мычать разные песенки ему в ухо. — Миллион, миллион, миллион алых роз… Тьфу ты, заразил! А она мне никогда не нравилась, между прочим. — Почему? — Мелодия говно. Текст дурацкий. Илья фыркнул, закрывая глаза. Петя закончил свои манипуляции и снова устроил его у себя на плече. — Я просто шантажист века подкатывать с такими предложениями именно сейчас, но… Илюш. Давай начнем всё сначала? Илья открыл глаза. Несмотря на шутливый тон, выражение лица у Пети было предельно серьезным, даже слегка встревоженным. Словно он страшился отказа, мечтал об ответном “да”. — Давай начнем всё заново. Разница подходов, понимаешь? Петя просиял и начал смешно кивать, стряхивая с волос капли. Илья помог ему убрать мокрую челку назад. — Понимаю. Типа как второй шанс. Даже если я ничего не вспомню, окей? Пообещай мне. — Обещаю. Они опять поцеловались, и Петя начал двигать рукой более активно. Под водой Илье еще не дрочили. Он плыл в мареве ощущений, не понимая отчего ему так жарко — от воды, пара, Петиных губ или непристойностей, которые с них слетали. Поразительно, сколько у него появилось фантазий о том, что еще можно сделать вместе, за такое короткое время. И когда их нашептывали ему вот так, на ухо, прерываясь только на поцелуи, Илья тоже хотел их все. Потом они все же постояли нормально под душем, хоть это оказалось и сложнее, чем сидеть в ванной. Илья снова закутал Петю в халат и осторожно сушил полотенцем его волосы, стараясь не задеть неловким движением шов на виске. До кровати они добрались абсолютно вымотанными, на этот раз легли как можно ближе друг к другу, переплелись ногами, накрылись одним одеялом. Петя долго устраивался в его руках так, чтобы было удобно и чтобы можно было смотреть друг на друга — это смешило и умиляло. Он клялся, что у Ильи потрясающие светлые глаза и что он не уснет, когда на него так пристально смотрят, а после этого зевнул. Илья поцеловал его уже саднящими губами и посоветовал спать. — А чем мы займемся завтра? — Попробуем завоевать мир. — Нормально. А какая-нибудь конкретика будет? — Давай завтра придумаем? — Отличный план, — пробормотал Петя и уткнулся куда-то Илье в плечо. Тот погладил его по волосам и прикрыл глаза.