Одинокая птица

Одинокая птица ты летаешь высоко И лишь безумец был способен так влюбиться За тобою вслед подняться, За тобою вслед подняться Чтобы вместе с тобой Разбиться С тобою вместе

Захар очень часто в своей жизни поступал не думая. Слишком часто — влезал в драку, не следил за языком, впутывался в сомнительные мероприятия. И всегда знатно огребал за это. Он прекрасно знал, что сперва хорошо бы подумать, а потом что-то предпринимать, но... Действуя сейчас, ни на миг не задумываясь, руководствуясь исключительно какими-то едва ли не животными инстинктами, не раз спасавшими его в его нелёгкой жизни, Захар был уверен в одном — он никогда об этом не пожалеет. Остановив машину в тёмном затихшем дворе и вытащив тело Нателлы, Захар понял, что каким-то чудом сумел довезти её живой. Пульса почти не было, дыхание слабое, но ресницы с осыпавшейся тушью ещё трепетали. Она истекала кровью и, конечно, была без сознания, но она была жива. Его Ната ещё жива, значит, ничего не поздно! Озираясь, Захар втащил Натку, завёрнутую в пропитавшуюся тёмной кровью простынь в свою квартиру на четвёртом этаже. Машину он бросил во дворе, даже не заперев — потом отгонит, хрен с ней. Соседи офигеют, конечно, если кто-то обратит внимание, сколько времени труповозка проторчит у них во дворе, но Захару было плевать на соседей. Ему на всё было наплевать, кроме его Наты. Нателлу он пристроил на узкую кровать в углу единственной комнаты. В тот же миг на Захара волной кипятка накатило осознание того, что с ними происходит. Он принял соломоново решение не суетиться, а сесть и спокойно всё проанализировать — сроду с ним такого не бывало! То, что Захар уже сделал, не оставило этим шакалам — Гришке и его прихвостням, посмевшим пойти против президента — ни тени сомнения — Нателла Наумовна Стрельникова мертва. Не сделай Захар этого — Нату не оставили бы в покое. Даже если чёртовому менту не удалось бы официально сковырнуть Нателлу с президентского поста и упечь за решётку, на пару с Гришкой они просто рано или поздно пришили бы Стрельникову. Знаем мы, как «Железные рукава» привыкли решать дела. На то, что это его бывшая жена, мать его сына, Гришка не посмотрит... Осталось решить, что делать дальше. Бегло осмотрев неподвижное тело, Захар понял, что в одиночку не справится. Ноги Наты были сломаны — открытые переломы, острые обломки костей торчали из правого бедра, рваная рана на левом была слишком окровавлена, Захар сомневался, сможет ли Ната сохранить после этого свои прекрасные ноги, сведшие с ума стольких мужиков, включая самого Захара. Левая рука, кажется, тоже была сломана, судя по тому, насколько неестественно она была вывернута. Ощупав Нату за бока, Захар выяснил, что минимум два ребра треснуло, а судя по тёмной корке покрывшей платиновые волосы с одной стороны, Нателла нехило приложилась головой. Захар осторожно повернул голову Натки, чтобы рассмотреть рану, но тут Стрельникова глухо застонала и с большим трудом приоткрыла глаза. Затрепетали слипшиеся ресницы, сердце Захара пропустило удар. Один он не справится. Нателла стонала страшно, долго, словно в один миг ощутила всю боль, причинённую ей чёртовым бульдозером. У неё же сломана куча костей, сообразил Захар, до хруста стискивая зубы. Он чувствовал то же самое. Ната блеснула глазами из-под едва поднятых ресниц, разлепила спекшиеся губы, но ничего, кроме нового стона из них не вырвалось. Захар опустился возле кровати на корточки. - Тих, тих... Потерпи... Стон стал громче, и в душе Захара заворочалось странное подозрение. - Скажи что-нибудь. Узнаёшь меня? Ната сфокусировалась на его лице, слабо кивнула и расширила глаза. Захару почудилось, что в них мелькнула паника. - Имя своё назови,- продолжал настаивать Захар,- Или моё. Или пошли меня, если хочешь? Нателла тихонько заскулила. Захар обвалился на пол и вытянул ноги, снял кепку, поскрёб затылок. - Они думают, ты померла,- тихо сообщил он,- Я... слышь... бомжиху им подсунул одну, мёртвую... Пусть подавятся, падальщики, я с ними потом поквитаюсь... Невредимая рука Наты невесомо коснулась его пальцев. Захар вздрогнул и осторожно сжал её ладонь. Нателла вздрогнула и захныкала. Кровотечение усиливалось. Захар вскочил, как мог замотал ногу Натки покрывалом. Он сообразил, как поступить дальше. Из огромного, похожего на поставленный стоймя гроб, шкафа Захар извлёк на свет божий свою старую рубашку и спортивные штаны, потерявшие всякий вид. Убрав в сторону уже пропитавшееся кровью покрывало, он решительно снял с обнажённого тела Наты покрытую красными пятнами простыню и как мог бережно облачил изувеченное тело в свои шмотки, стараясь не вслушиваться в Натины стоны. Поразмыслив секунду, сходил в ванную, а потом долго-долго возил намоченным полотенцем по её лицу. Наконец, когда вся косметика чёрными разводами, красными кляксами и кирпично-персиковыми пятнами осела на полотенце, Захар оглядел результат своих трудов. Ненакрашенная, Нателла выглядела моложе, непохожей на себя. Глаза стали меньше, губы — тоньше, цвет лица — не таким здоровым, сероватым, на бледной коже под глазами проступили почти чёрные синяки. Но всё равно это была всё ещё Натка. Его Натка. Добыв из тумбочки пузырёк с остатками растворителя, Захар методично и не слишком аккуратно из-за спешки лишил Нателлу восьми накладных ногтей — два она потеряла где-то в поле или по дороге. - Потерпи... потерпи...,- шептал он,- Так надо... Впрочем и этого Захару показалось мало. Если хоть у кого-нибудь возникнет мысль, что Ната жива — ей конец. Эта мысль придавала Захару сил. Он исчез из комнаты на пару минут, а, когда вернулся, в его руках была старая электробритва, невесть у кого спёртая (на самом деле — подарок Гриши, но Захар предпочёл об этом забыть), и старая же газета. - Ножниц не нашёл,- удручённо сообщил он,- Не обессудь... Ната бешено завращала глазами. Захар подсел к ней и со всей нежностью, на которую был способен, провёл рукой по её прекрасным платиновым волосам. Нателла замерла, не отрывая от него взгляд. - Тебя никто не должен узнать,- как бы извиняясь, сказал он,- Но тебе нужен врач... Прости. Сбривать волосы с затылка было сложнее всего. Рана на голове была неглубокая, так, ссадина, хотя приложило Стрельникову сильно, раз у неё отнялся язык. Опять же — переломы. Ната тихо стонала, но мужественно терпела. Когда бритва прошлась по запёкшейся кровавой корке на затылке, Ната взвыла сквозь зубы так, что Захар едва не выронил чёртову бритву и не придумал ничего, кроме как несколько раз неловко поцеловать Нату в серое лицо и бледные губы. - Прости, прости... Она затихла. Захар унёс завёрнутые в газету волосы и грязное полотенце, выбросил всё это в мусорное ведро и наконец вызвал «Скорую». Изувеченная, почти наголо обритая женщина, вытянувшаяся на кровати ни капли не была похожа на Нателлу Стрельникову, которую знали все. Но, с точки зрения Захара, она не изменилась ни капли, и, кажется, никогда он так ясно, так жгуче не осознавал, как сильно он... Захар и рад был бы сказать, что любит её до смерти, ещё со школы, но он и слов-то таких не знает. Зато точно знает, что для Натки, ради Натки готов сдохнуть. Или умереть. Или убить. И лучше - последнее. Он хотел было сказать ей, что, выйди она не за Гришку, а за него, за верного Захара, ничего этого, может быть, и не было бы... Но он не стал. Он знал — Ната никогда не выбрала бы его. И не выберет. Несмотря ни на что. Он просто опустился у кровати на пол — как верный пёс, и взял её ладонь в свои. Нателла, перестав стонать, несмотря на то, что кровь уже пропитывала старые штаны и рубашку, сфокусировалась на нём. Взгляд — один в один, как в школе: внимательный, изучающий и... и... Неважно. Она могла смотреть на него, как угодно. Она могла говорить ему, что угодно. Она могла делать с ним, что угодно. Лишь бы... Лишь бы. Безотчётно прижимаясь небритыми щеками и обветренными губами к её подрагивающей в его руках ладони, Захар ожидал, что она из последних сил вырвет руку из его пальцев. Но, когда он вновь поднял на Нату глаза, её рука всё ещё покоилась в его ладонях, едва ощутимо сжимая. Из уголка её глаза медленно выкатилась одинокая слезинка, сбежала по виску и исчезла на подушке. Захар готов был поклясться, что это была первая её слеза за долгие-долгие годы. Он никогда не видел Нателлу плачущей, даже в школе. Оказалось, что это зрелище было выше его сил. Повинуясь безотчётному порыву, он губами стёр следы её слабости с Наткиного лица. - Они мне заплатят,- глухо пообещал он, трогая её лицо, прикасаясь к бледным губам подушечками пальцев,- Он заплатит. Врач, затюканный молодой мужик, при виде Натки ужаснулся, сел на стул, долго охал, осматривая девушку и слушая трёп Захара. - Полы у нас в мастерской мыла,- сокрушённо распинался тот,- Пожрать таскала, в магаз гоняла. Хорошая баба. Жить ей негде, документов у неё нет, а я мужик холостой, сам — хоть куда. Она молодая, не душная, симпотная, ну и сошлись... Хотели документы ей выправить — не успели... Райка её звать, Крылова. Отчество не знаю. Сегодня домой шли, а из-за угла хрен какой-то то ли на тракторе, то ли на какой другой тарахтелке — не заметил... Сшиб мою Райку... Я её в охапку — и сюда, надо же доктора вызвать! - Не стоило транспортировать потерпевшую,- с укором произнёс врач,- Это повезло, что перелома позвоночника нет! А то бы Вы убили её. - Слышь, лепила, базар фильтруй!- взревел Захар, едва не с кулаками бросаясь на врача,- Я мою Райку!... Это тот скот виноват! - В милицию надо заявить,- бросил врач, заканчивая осмотр,- Займётесь потом, гражданин Стрельников. А Раису... В больницу, в общем. Раиса, слышите? - Башкой она стукнулась,- подсказал Захар,- Речь отшибло ей. Так-то говорящая... Врач поцокал языком. - А почему голова обрита? - Так это... Вшей в том месяце подцепила, вот и... Ща нормально всё, но она брила, типа, чтоб волосы гуще росли... потом... Доктор слегка скривился. Захар это заметил. - Чё нос воротишь?- хмуро спросил Захар,- Передумал вшивую забирать? - Я, мужчина, клятву Гиппократа давал,- с неприязнью сообщил врач,- То, что она без документов, конечно, плохо, но что ж мы, не люди? Помогите снести вниз, я сегодня с одним водителем... Вернувшись в опустевшую квартиру, Захар сел на стул, глядя в одну точку. На плечи и грудь легла какая-то невидимая плита, но он знал, что сделал всё правильно. Главное — она жива. А дальше... А дальше Захар вернулся в автомастерскую, откуда его чудом не попёрли, кожаную форму патрульного он повесил на шкаф, на самое видное место. Все уцелевшие плакаты и агитки «Железных каблуков» Захар притащил к себе и обклеил ими всю квартиру. С красного плаката с него каждое утро, когда он просыпался, смотрело прекрасное лицо Нателлы. Захар раз в неделю наведывался к ней в больницу. Поправлялась Ната тяжело и медленно. Позвоночник всё же оказался повреждён, ног она пока почти не чувствовала, несмотря на открытые переломы. Речь тоже пока не вернулась, хотя вела себя Натка адекватно, без истерик, узнавала Захара, даже слабо, как-то загадочно улыбалась ему. Волосы отрастали медленно и натурального Наткиного цвета — тёмно-русые. Захар знал из репортажа ненормального Юрки Грачевича о том, что Натка выпущенной стрелой невольно вернула речь этой шлюхе с Девятого канала, и вот теперь сама же лишилась возможности говорить... Лучше бы она прибила эту Таньку насмерть. Как и Гришку. Гришку, единогласно выбранного президентом (Захар на выборы не ходил), он увидел по телевизору и поразился, как пусто и холодно отдаётся в душе вид брата. Как ясно и светло было в голове Захара! Особенно, когда прямо в прямом эфире произошло чудесное исцеление... Словно Ната, его Ната, забрала себе все болячки ненавистных ей врагов... Захар отставил тарелку с недоеденным супом, не торопясь вскарабкался на табуретку и снял со шкафа дедовскую двустволку, которую хранил чёрте сколько и непонятно зачем. Теперь ему всё было понятно. Нателла не должна мараться в крови этой твари. Захар сделает своей королеве такой подарок. Чего бы ему это не стоило.