Вторая директива

Корак неторопливо облачился в специальную тренировочную «кожу» — цельный темный костюм из высокотехнологичного плотно облегающего тело материала типа неопрена, неплохо блокирующего энергетические, магические и физические атаки. Затем влез в высокие сапоги и отрегулировал синтетические стяжки-шнурки, чтобы голенище обхватывало его икры. Последним аккордом он собрал волосы в тугой пучок на затылке и надел перчатки. Первое время Корак честно пытался убедить себя в том, что не волнуется и не предвкушает, но его едва ли хватило на пару дней такой психологической игры. И к моменту, когда он стоял перед входом в тренировочный зал, внутреннее кокетство уже было преодолено, а стадия отрицания мужественно оставлена за спиной. Он утешался мыслью, что любой бы на его месте испытывал мандраж. Внушительная круглая дверь зала разделялась на пять секторов и круг в центре с выгравированным на нем изображением перекрещенного меча и бластера в обрамлении огненного шара. Швы между секторами казались будто просмоленными полупрозрачным белесым гелем-герметиком. Корак коснулся гладкой скошенной поверхности сенсора блокировки, возвышающегося небольшим обелиском рядом с дверью, тот моргнул зеленым, «узнавая» посетителя, и герметик, подчиняясь команде управления, словно бы оттек от швов. Это позволило двери послушно разойтись лепестками причудливого металлического цветка — только чтобы, впустив Корака, тут же вновь загерметизироваться. Такие залы называли «аренами» — еще одно словечко, перекочевавшее из жаргона киперов в повседневную и даже официальную речь. Полное их название все равно было настолько длинным, что к концу его произнесения можно было спокойно забыть начало — тактильно-голографические практико-тренировочные залы для физических, механико-энергетических и стихийно-магических занятий. Учебный центр имел в распоряжении одну такую арену, самую большую и соединяющую в себе все передовые технологии Древних, включая полную изоляцию на случай слишком усердных игр со стихиями, например, худшей напастью в открытом космосе — неконтролируемым огнем. И хотя станции строили с минимальным использованием горючих материалов, высшим заклинаниям школы огня это никогда не было помехой. Остальные четыре арены находились в других отсеках и служили в основном для досуга и тренировок рабочих и посетителей станции. Жизнь с открытым космосом за окном еще никому не была полезна, особенно в психологическом аспекте. Иногда живым представителям требовалось просто провести несколько часов в обычной природной обстановке — среди леса, в горах или на берегу реки. Арены настраивались на все, что угодно — любой ландшафт, климат, строения или предметы быта, какие только могли потребоваться посетителю. Корак переступил порог арены — просторного зала размером с транспортный ангар, мягко освещавшегося для лучшей видимости со всех сторон сразу. Эскатон уже ждал его, стоя перед широким сенсорно-голографическим экраном, вмонтированным в стену. Он перелистывал доступные опции, вчитываясь в описания некоторых из них, другие же отсекая сразу. Внимательный и сосредоточенный, он напоминал стереотипичного книжного червя или кипера-программиста, однако Корак не поддался такому наивному сравнению. Он точно знал, кому из них двоих сегодня уходить со ссадинами и ожогами. В ходе своего обучения Корак проходил множество физических и магических тренировок, а также курсы владения основными видами холодного, огнестрельного и прочего оружия, и сам себя он считал совсем не промахом в этих дисциплинах — но с таким противником не стоило обольщаться. От внимания Корака не ускользнуло, что Эскатон одет в самую обычную одежду — болотно-зеленые штаны, серый пуловер и едва прикрывающие голень ботинки на шнуровке. Его отросшие каштановые волосы были собраны в небрежное подобие хвоста, но на этом его внешняя готовность к тренировке и заканчивалась. Эскатон повернулся, протянул Кораку руку и без приветствия произнес: — Можешь называть меня Старший. Начнем. Корак зачем-то кивнул. В голове у него вертелось миллион вопросов, но Эскатон вел себя так, словно им обоим было доступно какое-то общее знание о том, что, а главное почему сейчас произойдет. Корак не сориентировался достаточно быстро, и потому, испытывая причудливое чувство, что для одних его вопросов уже слишком поздно, а для других — слишком рано, решил просто плыть по течению. Эскатон посвятил еще немного внимания экрану и, наконец, смоделировал каменистый равнинный пейзаж с начинающимся подлеском с одной стороны и сияющей полоской водоема с другой. Над их головами простерлось бледно-голубое небо, фигурно зашоренное полосками перистых облаков. Для полного соответствия картина включала запахи пресной воды и нагретой солнцем глинистой почвы, тихий плеск лижущего камни прибоя, далекие отзвуки птичьих трелей, шорох их собственных шагов по гравию и ощущение дуновения прохладного ветра на коже. — Твоя задача — обездвижить меня любыми доступными тебе способами, включая физический, — сказал Эскатон. — Конечная цель — получить меня в свое распоряжение, а уж будет это какое-нибудь высшее заклинание или же удар старым-добрым камнем по голове — не важно. Я, разумеется, буду сопротивляться. Корак вдруг сообразил, что не активировал шлем. — Сейчас, — сказал он, пытаясь нащупать кнопку на воротнике-стойке тренировочного костюма. — Не будет у тебя никакого «сейчас», — безжалостно ответил Эскатон. Он поудобнее расставил ноги и без дальнейших предупреждений выбросил руки вперед, посылая энергетический разряд. Корак отмахнулся от него в буквальном смысле одной левой — ему потребовалось лишь поднять руку наподобие щита и отбить предплечьем, тем самым меняя угол заклинания и посылая его вверх. За первым заклинанием уже следовало второе, третье и четвертое — настоящий обстрел с разных углов. — Нападай! — крикнул Эскатон, продолжая колдовать и одновременно подбираться к Кораку ближе. «Да как?» — подумалось тому. Защита и восстановление были сильными сторонами Корака. Наступательный бой давался ему не так хорошо, и он обычно старался избегать такой тактики, предпочитая более спокойную позицию. Но сейчас даже если бы Корак был настоящим берсерком, напасть на Эскатона не представлялось возможным — тот был слишком быстр и точен, в очередной раз демонстрируя несоответствие своему внешнему виду. И весь ресурс Корака уходил на защиту вместо нападения. Корак все-таки улучил секунду, чтобы активировать шлем, представляющий из себя прозрачный голубоватый барьер вокруг его головы — и тут же едва успел увернуться от удара под дых. Эскатон перешел в рукопашный бой, ловкости которого можно позавидовать. Отступив на шаг, Корак улучил долю секунды, чтобы выставить энергетический щит, на который Эскатон натолкнулся и был отброшен назад. Это можно было бы считать первым более-менее удачным приемом в отношении противника, но едва ли Эскатона это остановило. Он взмахнул руками, меняя центр тяжести и подаваясь корпусом вперед. Пропахав ботинками землю, он обрел равновесие, снес жалкие остатки щита мощным огненным заклинанием и в два прыжка оказался рядом с Кораком. В следующий же момент Корак был брошен через бедро и едва успел сгруппироваться для кувырка, чтобы не упасть мешком. — Ну так себе, — честно признал Эскатон, подавая ему руку. Его хватка оказалась крепкой, и, поднявшись, Корак на секунду оказался с ним лицом к лицу. Он поразился цвету глаз Эскатона — удивительно, что он никогда до этого не замечал их невероятного синего цвета, какое бывает только после захода солнца где-нибудь в небесах над планетой. «У андроидов таких глаз не бывает», — пришла ему абсолютная в своей иррациональности мысль, но обдумать ее он не успел. Эскатон коварно использовал свое близкое положение, чтобы нанести удар заклинанием плети духа, невидимо рассекшее Корака так, что в груди словно бы образовался вакуум, а затем дополнительно отправив его в полет энергетическим разрядом, брошенным в его торс с обеих рук сразу. Корак упал навзничь и успел, как ему самому казалось, лишь один раз приподнять дымящуюся грудную клетку в судорожном вздохе, как Эскатон уже был рядом, собираясь в прыжке пригвоздить его к земле коленом. Корак быстро перекатился влево, а затем одним движением поднялся на ноги, но Эскатон вновь оказался проворнее, уже заходя с подсекающим ударом с разворота. Более изнурительной тренировки Корак за период своего обучения не помнил. Эскатон был везде и нигде, он двигался с невероятной скоростью и умудрялся между физическими ударами применять еще и магические, для многих из которых кому угодно, включая самого Корака, потребовалась бы хотя бы одна лишняя секунда для концентрации и прочтения. В нем как будто бы сочеталось все сразу — сила, ловкость, точность, физическая выносливость и мощь магии, делая его выдающимся даже среди андроидов. Сомнений в том, почему именно он являлся генералом армии Древних, не возникало. Кораку легко представлялось, как облаченный в боевые доспехи и шлем Эскатон вел корабли в наступление и смело брал знаменитых своей неуязвимостью криганцев на абордаж. За три часа боя Корак успел несколько раз побывать в нокауте, получить ожоги обеих кистей даже несмотря на перчатки, ничего хорошего не предвещающее потемнение кожи на груди и бесчисленное количество ссадин. А если бы он так и забыл про шлем, вдобавок с легкостью добавил бы к этому еще травмы шеи, лица и головы. Эскатон же в свою очередь казался лишь растрепанным, но не усталым. За все время Кораку удалось его атаковать только два раза, один из которых был без труда отражен, а другой блокирован. Основную часть времени боя Корак был занят тем, что пытался не словить на себя очередной удар. Конечно же, Корак ожидал примерно такого исхода, но это знание ничуть не умалило его досады и подкрадывающихся болевых ощущений, обещающих через несколько часов стать полноценными. — У нас впереди много работы, — сказал Эскатон напоследок. — Пока что это никуда не годится, так у тебя ничего не получится. — Что не получится? — наконец, не выдержал Корак, вываливая первый попавшийся вопрос на своего ментора. — Для чего мне эти тренировки? Против кого мне драться? Эскатон в искреннем удивлении поднял брови. Пожевал губами, быстрым движением распустил волосы, встряхнул головой и затем хмыкнул. — Тебе не сказали, — это прозвучало не вопросом, а обычной констатацией факта. Корак смотрел на него в упор, не произнося ни слова, но всем своим видом демонстрируя требовательность. Даже начинающаяся боль отступила перед желанием получить ответы здесь и сейчас. — Прости, но я не думаю, что готов быть тем, кто объяснит тебе ситуацию, — справившись с первоначальным замешательством, Эскатон сказал это со своим обычным спокойствием. — Это связано с тем, что планета уже колонизирована? — напрямую спросил Корак, не собираясь отступать и продолжая глядеть собеседнику в глаза. Он мог проиграть в бою, но это не значит, что он готов уступить во всем. Эскатон шумно вздохнул и посмотрел на свои руки. — Ты не первый Хранитель Терры. — Это я уже понял. Что случилось с первым? — Неправильная постановка вопроса, — Эскатон наконец-то поднял взгляд на Корака, и в этом взгляде был оттенок сожаления. — Правильно было бы спросить, что случится с первым. Корак приоткрыл было рот, словно собираясь что-то сказать, но ничего, кроме междометий, в голову не шло. Он начинал в полной мере понимать свою весьма деликатную ситуацию и то, почему об этом ничего не было в письме-назначении на миссию. Интересно, когда ему собирались сообщить такие немаловажные «детали»? Эскатон смотрел на него с какой-то странной помесью эмоций, которую сложно было прочитать однозначно. Впрочем, одно виделось ясно — хоть Эскатон и знал подробности, эта тема была ему неприятна. Корак, так и не найдя слов, ограничился коротким благодарным кивком. Затем он по обычаю чуть поклонился — так встречали и прощались с учителями по физическому развитию и боевым искусствам — показывая тем самым, что не собирается продолжать разговор. «По крайней мере, сегодня», — добавил он мысленно, уже покидая арену. Боль, о которой он успел забыть, догнала его на входе в апартаменты. Он чувствовал себя вымотанным и, как бы ему ни хотелось засесть за поиск подробностей о колонизации Терры, он волевым жестом отправил себя в душ. Это оказалось не так просто — пришлось, тихо шипя, вылезать из тренировочного костюма. Вода не приносила облегчения, а лишь нещадно «кусала» его поврежденную кожу. Все андроиды имели возможность до известной степени притушить болевые ощущения, но специалисты по биомеханике не рекомендовали такую практику, призывая оставлять подобные фокусы на самый крайний случай. Корак жмурился, когда ощущения становились особенно неприятными, и успокаивал себя тем, что вода непременно поможет восстановлению клеток. Обтеревшись полотенцем, а вернее, лишь промакнув им тело, Корак встал перед зеркалом, оценивая масштабы повреждений. Поднял локти наверх, в полуобороте осматривая длинную царапину на боку — не успел уйти от заклинания танцующего меча. Затем повернулся спиной и посмотрел на содранную кожу на лопатках и ниже поясницы — проехался по особенно острым камням в одном из своих нокаутов. Никаких серьезных глубоких ран или повреждений мышц он не обнаружил. Больше всего расстраивали ожоги на ладонях. Они даже почти не болели, просто оказывались неудобными. Корак отлично владел школой магического лечения и частенько «чинил» сам себя, но для этого требовались манипуляции руками, что сейчас не представлялось возможным. Он еще немного покрутился у зеркала, обдумывая, как лучше действовать, а затем выдохнул с сожалением, осознавая, что, ожоги или не ожоги, а энергии на самолечение сейчас все равно нет, и лучшим решением было бы прикорнуть на часок-другой. Он начинал понимать, почему тренировки с Эскатоном стояли в расписании единственным занятием за целый день. Корак притушил свет и аккуратно, стараясь поменьше тревожить места ссадин, скользнул под одеяло. Однако, несмотря на усталость, сон не шел к нему. Андроиды не зависят от количества мелатонина, как живые расы, и потому понятие бессонницы не совсем применимо к ним. Но если их нейроконтуры слишком возбуждены, то может возникнуть схожее состояние, усиливающееся в случае Корака еще и неприятными ощущениями в теле. Из головы не шла неловкость, с которой Эскатон выдавал ему информацию. Почему ему известно больше, чем самому Кораку? Почему он так нехотя об этом говорил? Сказанное Эскатоном могло показаться крупицами, но Кораку и не нужно было иного — дело становилось только за тем, чтобы перерыть архивы и сопоставить данные. Корак хорошо осознавал, что на это потребуется время и силы, а потому нет смысла ломать голову сейчас, когда есть более насущные проблемы. И все же он ловил себя на том, что крутит в голове известные ему факты вновь и вновь. Кто этот первый Хранитель? Почему на его место понадобился новый? Что он сделал такого, что его необходимо сместить? Что вообще можно сделать, чтобы получить такое наказание? Да и наказание ли это? «Не просто же так Древние на такое решились, — думал он. — Растить андроида, вкладываться в его развитие, чтобы потом сместить? Наверное, он должен был сделать что-то действительно неправильное». А может, дело просто в том, что тот первый не подходит на эту должность или нужен где-то в другом месте? Он в красках представлял себе самые различные ситуации, в которых такое было бы возможно, и тем только мучил еще больше свой уставший организм. Разогнавшись, его воображение явно не собиралось останавливаться, подкидывая все новые картинки. Но как для живого мозга существует снотворное, так и для нейроконтуров андроидов возможны обходы. После получасовых безуспешных попыток уснуть естественным путем, Корак, изрядно разозлившись, сосредоточился на сне, едва ли не насильно выключая себя.