Вторая директива

Насколько позволяло его собственное состояние, Корак осмотрел Шелтема и пришел к выводу, что тот чудом остался функционален. Хранитель Терры оказался временно обездвижен и перешел на режим сохранности из-за ущерба биоэлектронной части, но главным было то, что не пострадала аппаратная часть, «железо», а с ним и содержащая личностное ядро матрица. Также его механика не получила существенных повреждений, а значит, не требовались запчасти на замену. Поскольку капсулу стазиса они потеряли, из вариантов размещения Шелтема оставались крошечный, больше похожий на чулан карцер, медотсек или каюта. Оранго настаивал на первом, Корак — на втором, но Эскатон быстро оборвал зарождающуюся дискуссию и донес до них ситуацию предельно ясно: — Карцер, особенно с вашими повреждениями, его не удержит, а в медотсеке ему делать нечего — там нет оборудования, способного помочь ему восстановиться. К тому же, как старшему по званию, ему полагается каюта. Можете для очистки совести заблокировать его дверь силовым полем, хотя я и не думаю, что это что-то изменит. Оранго нахмурился, весьма недвусмысленно показывая, что самоотверженный поступок Хранителя Терры едва ли что-то изменил в его отношении. Корак лишь пожал плечами и подчинился — он уже не знал, что думать обо всей ситуации и решил отложить выводы. В аварийном режиме и на сниженной скорости бриг восстановил курс и похромал к на рандеву с «Кроном» — речи о том, чтобы долететь до Пегаса-Альфа-3, и быть не могло. Оранго заступил на вахту в машинном отсеке и начал ремонт пострадавших контуров с немногочисленными оставшимися после выброса инструментами. Кораку достались рубка и навигационная работа в ней, однако вскоре ему пришлось ненадолго покинуть пост, чтобы принять личный вызов в своей каюте от Эскатона. Старший некоторое время просто смотрел на него, а затем сказал: — Я рад, что ты в порядке. Снова пауза. Корак терпеливо ждал — Эскатон явно собирался с силами приступить к тому, что его действительно волновало. — Не хочется поднимать панику, но я на стороне Оранго. Назревающая проблема имеет все шансы быть серьезнее стычки с криганцами. — Шелтем, — согласно кивнул Корак. — Помнишь, еще в учебке я говорил, что у тебя только один шанс? Так вот, этот шанс упущен, — и, прежде чем Корак успел задать вопрос, Старший продолжил: — Мне не нравится говорить это, но я чувствую, что должен предупредить тебя — не ожидай, что случившееся изменит его. Первый Сын никогда не был покорным, однако назначение изменило его еще больше. Корак фыркнул. — Ты говоришь так, как будто у меня есть выбор. Капсулы стазиса у нас больше нет, а карцер ты сам отсоветовал. Или мне нужно было бросить его там, в вакууме? — Я... — Эскатон запнулся на мгновение: — этого не говорил. Просто будь осторожнее. Отчет, предоставленный Оранго через несколько часов, также не сулил ничего хорошего — бриг лишился одного из движков. Это вызывало крен, который в норме мог бы быть скомпенсирован навигационным компьютером, но в их случае он слишком сильно пострадал. Восстановить его без запчастей или инструментов для их создания не представлялось возможным. Все сводилось к тому, что теперь одному из них было необходимо всегда присутствовать в рубке, чтобы производить расчеты за счет мощностей собственных контуров — изматывающая работа даже для андроида. — Хорошо все-таки быть напичканным микросхемами. А вот представь были б мы живыми, — невесело усмехнулся Оранго. — И что бы делали? На листочке навигацию расписывали и на ручных калькуляторах рассчитывали? В качестве аналогии Кораку вспомнились рассказы о морских путешественниках эпохи локальных материковых колонизаций. Хрупкие деревянные корабли могли получить пробоину на любом рифе, и тогда матросам приходилось подключать ручные помпы и работать посменно до изнеможения. Он непроизвольно поежился — Оранго, однако, принял это за реакцию на собственные слова. Он дружески хлопнул Корака по плечу: — Вот и я бы ни за что свою механику на биологию не променял. Они составили график дежурств так, чтобы давать друг другу хоть сколько-нибудь поспать. Первая вахта досталась Кораку. Освободившись через несколько часов, он, несмотря на усталость, не пошел в каюту, а вместо этого решил заглянуть к Шелтему. Он и сам не знал, что конкретно ожидает увидеть, но чувствовал, что от этого зависит его спокойствие и их общая безопасность. Вначале Кораку показалось, что изменений нет. Шелтем пребывал все в том же положении, что и после транспортировки — на кровати, полусидя, словно больной в палате. Но уже в следующую секунду Корак понял, что взгляд Хранителя Терры стал подвижным, осмысленным и сфокусировался на нем. — Просто зашел проведать, — зачем-то сказал Корак, прекрасно зная, что для восстановления вербальности прошло еще слишком мало времени, и Шелтем не смог бы ему ответить. «Или проверить», — добавил он уже мысленно. Эти «проверки» быстро стали регулярными. Корак заходил к нему до и после каждой своей вахты, тщательно проводя ежедневную диагностику и толком не понимая, ждет он или боится улучшения состояния. Шелтем восстанавливался в стабильно, но медленно. Вскоре появилась мелкая моторика — Корак увидел, как он с ловкостью фокусника крутил в руках монетку. Не успел он задаться вопросом, откуда на корабле такая устаревшая вещь, как она растаяла в воздухе, обнаруживая свою энергетическую, а не материальную натуру. Уж если внутренние контуры Шелтема могут позволить себе такое, значит, он точно может разговаривать. — Ты мог бы хотя бы поздороваться, — не без яда заметил Корак. — Мог бы, — согласно кивнул Шелтем, сосредоточенно переплетая в пальцах тусклые красноватые нити, словно пытался заниматься вязанием. Затем он перевел янтарный взгляд на собеседника и отчего-то весело сказал: — Здравствуй. Разозленный, Корак вышел, жалея, что не может от всей души хлопнуть раздвижной дверью. Десять минут спустя, когда его воображение наконец-то покинули мстительные картины замороженного Шелтема в открытом космосе, Корак пришел к выводу, что Эскатон, должно быть, обладает ангельским терпением, раз учил его. Словно в пику, он продолжил свои визиты — с этого раза Шелтем всегда здоровался, да и в общаться стало на удивление приятно. Корак смутно вспоминал концепт принятия через конфронтацию в психологии, но задумываться об этом, особенно в состоянии перманентной перегруженности мозговых контуров, не хотелось. — Ты поставил силовое поле на дверь каюты — думал, я сбегу? — спросил Шелтем в следующую встречу, пока Корак с врачебной точностью подключал проверочный прибор через все еще оголенные микросхемы на его виске. — Ты проверял, есть ли силовое поле на двери каюты — думал сбежать? — не отрываясь от занятия, парировал Корак. — Ха. Ха. Ха, — механическим голосом проскрипел Шелтем в ответ, а затем скосил глаза на собеседника и вполне серьезно сказал: — Кстати, самое время поблагодарить тебя за мое спасение. — Сделай, пожалуйста, так, чтобы я о нем не пожалел, — Корак приладил разъем сильнее, чем следовало, заставив голову Шелтема дернутся. — Я, конечно, постараюсь, — невозмутимо ответил тот, — но, надеюсь, ты поймешь, что я ничего не могу обещать. От пары полных сомнительного юмора фраз во время диагностики они вскоре перешли к полноценному разговору, иногда затягивающемуся на час. Как бы Корак ни уставал, он находил на это время — Хранитель Терры оказался интересным собеседником с богатым опытом межзвездных путешествий, которым весьма охотно делился. Несколько раз он упоминал свою бытность на «Шихбат Зера», но в подробности не вдавался, а Корак не спрашивал — сил вести разговор в нужное русло не было. Будучи в рубке он совершенно переставал ощущать себя разумным наделенным чувствами существом и обычные праздные беседы без подтекста помогали ему не растерять себя окончательно. Шелтем все еще плохо двигался и значительную часть времени находился в глубоком сне режима сохранности. Он не предпринимал никаких попыток к бегству, не проявлял подозрительной активности. Кораку думалось, что он тоже получает удовольствие от этих ни к чему не обязывающих разговоров. Скорее всего, он давно ни с кем не общался — должность не очень-то предполагала наличие социума вокруг. Андроиды, конечно, менее нуждаются в построении социальных связей, но совсем независимыми от них могут быть только полностью механические роботы без личностной компоненты. Установилось равновесие, и Корак опасался оценивать его шаткость. Он прекрасно помнил опасения Эскатона — отчасти поэтому он каждый раз скрупулезно проверял, действительно ли функциональность Шелтема все еще сильно страдает, или хитрый Хранитель притворяется. И пока что усомниться поводов не находилось. До места встречи с «Кроном» оставалась всего пара стандартных дней пути, когда бриг наткнулся на неожиданное препятствие — пылевое облако, которое полумертвые приборы не уловили вовремя. Разворот с хромым двигателем обещал стать целой историей, поэтому решено было двигаться дальше, но теперь просчитывать курс стало еще сложнее из-за помех. После короткой утомительной вахты, от которой гудела голова, Корак застал Шелтема спящим. Одна рука Хранителя свесилась с кровати, рядом валялся блокнот. Кораку стало любопытно — тихо ступая, он подошел ближе, подобрал его и пролистал. Его вниманию предстали какие-то схемы, понять которые с наскока не получилось. Корак еще раз оценивающе глянул на Шелтема — вроде спит — и тяжело опустился на пол, привалившись спиной к его кровати. Он несколько раз зажмурился, фокусируя взгляд — зрительные контуры подавали сигналы о необходимости перезагрузки — и сосредоточился на рисунках. На первых двух страницах в разных проекциях виднелись структуры, похожие на огромные электрические трансформаторы — по-видимому, защитного назначения. Корак перевернул страницу и увидел на развороте звездную карту системы Миноса с стрелками в различных направлениях и зарисовку скалящегося криганца на уголке с едва различимой надписью: «Вторжение?». Он словно наяву видел, как рука Шелтема, еще дрожащая и непослушная, наносила на бумагу штрихи и пометки. «Он действительно беспокоится о Терре больше, чем о себе», — подумал Корак и вспомнил его слова про вторую директиву. Даже в таком состоянии Хранитель размышлял о своей планете. Корак задумался о том, насколько хорошо он сам бы подошел на такую роль. Чувствует ли он к Терре такую же беззаветную верность? Он тяжело вздохнул, осознавая, что ответ отрицательный. Ему не удавалось найти в себе и половину этой нежности. Что он почувствовал, впервые ступив на планету? Почувствовал ли он хоть что-то или же это была иллюзия? «Может, я и вовсе не способен на такое», — случай с Арроу снова всплыл в памяти. С чего он вообще решил, что все дело в каких-то там повреждениях от дефазирования? Может, это особенности конструкции, и он, будучи эмпатом, на самом деле сам не способен ни какие глубокие эмоциональные привязки. Сможет ли он так же творчески решать задачи, выдумывать новые и новые планы по развитию планеты, по ее защите и сохранению? Корак все больше чувствовал себя самозванцем. Действительно ли увозить с планеты ее законного Хранителя было хорошей идеей? Сумеет ли он сам впоследствии стать таковым? Хватит ли у него квалификации? Хватит ли сил, особенно учитывая, что в данный момент их не хватает даже на то, чтобы дойти до своей койки? «Однако Шелтем был готов оставить Терру мне, лишь бы только выполнить вторую директиву... — увязая в усталости, мысли текли медленно и тяжело. На каждую из них словно требовалось усилие. — А что насчет первой? Его снимают с поста Хранителя — значит ли это, что он ее нарушил?.. Но вторая директива...». Он бесцельно пролистал блокнот дальше, сам не зная, что хочет в нем увидеть и тем более понять. Уравнения, зарисовки, схемы, графики, статистика собственного состояния, взятая из информации от Корака и самодиагностики... Цифры плыли перед глазами, и он не заметил, в какой момент сел поудобнее, подтянув колени к груди и склонил голову на преступно мягкую постель, точно на чужое заботливо подставленное плечо... ...Шелтем стоял к нему спиной и медленно вращал плечами, точно делал зарядку. На нем были одни только холщовые штаны — те самые, в которых он был еще при поимке. Под бронзовой кожей, на которой все еще отчетливо виднелись царапины от криганских когтей, рисовались мышцы — Хранитель Терры обладал идеальной фигурой «треугольник углом вниз». Он повел головой, словно разминая шею, сцепил руки перед собой, а затем за спиной, с наслаждением выдыхая. Похоже, он утомился лежать. Затем он развернулся и воззрился на Корака так, что того захлестнула эмоциональная волна. — Я на самом деле очень благодарен тебе за мое спасение, — сказал Шелтем. — Ты ведь знал... — Корак к своему удивлению обнаружил, что его голос беспричинно срывается. — Или хотя бы предполагал, что я так сделаю? Тот улыбнулся уголком губ и медленно покачал головой. — Значит, ты действительно готов был умереть... перестать функционировать? Шелтем рассмеялся тихим грудным смехом, от которого волоски на руках вставали дыбом. — Ну, ну, Корак. Твои слова звучат так, словно тебя это расстраивает. Давать мне такие надежды — это почти преступление, знаешь ли. Что в этой улыбке — ирония, искренность или скрытая угроза? Что в этих словах — шутка или... Надежды на что? Корак не знал, когда успел оказаться рядом с Шелтемом — его «вело» так, как живые рассказывали «ведет» от алкоголя. Грудная клетка Хранителя Терры матово поблескивала в фосфоресцирующем свете каютного «ночника». «Соски у андроидов — это так глупо, они и живым-то организмам мужского пола не нужны, — проносились в голове Корака совершенно идиотские и неподходящие ситуации мысли, пока его ладони зачем-то исследовали гладкую кожу Шелтема. — Что за тупость, просто рудимент развития эмбриона, зачем нам только их формируют. А обмен слюнной жидкостью и соприкосновение языками в качестве выражения чувств — это вообще бред какой-то, зачем это нужно... Живые придают этому такое большое значение... почему... это приятно...». Дальше была темнота.