Император и Вейдер

      Кэнан Джарус, бывший когда-то давно Калебом Дьюмом, ненавидел войну всеми фибрами души. Прошлая отняла у него всё, чем он только дорожил: семью, наставника, Орден. В новую он ввязываться не собирался, но экипаж «Феникса» явно был другого мнения. Хотя, ладно, ради Геры, Кэнан готов был пойти на что-угодно!       На приборной панели опять загудел сигнал тревоги.       — Требуют, чтобы мы улетали.       Но По Дэмерон просто не умел уступать и не признавал отступлений, возможно, из-за этих его качеств, Омега и наняла его для этого задания…       — Пролетим впритирку. Пусть видят, как нам неприятен их отказ.       — И никаких лазеров.       — Обещаю. Просто их подразним.       — Смотри, куда рулишь, — воскликнула блондинка-штурман и шлёпнула их новоявленного пилота по рукам. — Я же сказала, что залетать с тёмной стороны планеты нужно, а ты…       — Спокойствие, милочка, я может и молодой, но не тупой, — огрызнулся пилот и вывел корабль по касательной под днище огромного челнока, что начал заходить на посадку уже с орбиты планеты-столицы.       Кэнан взмахнул руками, а затем недовольно, но молча сложил их на своей груди, погружаясь в глубь своего разума, дабы уйти от знакомой перебранки на борту и разыскать в переплетениях Силы ниточку, что вела к его возлюбленной — Гере Синдуле — самой прекрасной женщине и лучшему пилоту, что он встречал в своей жизни…       На глазах присутствующих челнок заметно увеличился в размерах. Пульт продолжал звенеть, сигналы тревоги становились громче. Мгновение спустя перед носовым иллюминатором промелькнули два турболазерных разряда.       Кэнан вцепился в подлокотники кресла.       — Они явно не обрадовались.       — Попробуем ещё раз.       Резко опустив нос барки, Дэмерон увеличил скорость. Казалось, манёвр выведет его прямо под челнок, но в последний момент юноша дёрнул ручку управления на себя, направив корабль вверх по крутой спирали. Хвост судёнышка чуть не зацепило выстрелом из носовых батарей охранника пассажирского судна.       — Достаточно правдоподобно, — сказал Кэнан. — Выравнивай корабль и подавай сигнал, что мы подчиняемся.       — Кэнан, ты недостаточно серьёзно подходишь к делу. Если будет слишком просто, они заподозрят, что мы что-то затеваем, — подмигнула Омега.       Кэнан увидел, как к погоне присоединяются два патрульных корабля. Мимо пронеслись ярко-алые вспышки света, Дэмерон швырнул их корабль в зубодробительный вираж.       Затем По положил корабль на крыло, намереваясь проскочить сквозь скопление транспорта, и тут в ближайший астероид ударил лазерный луч. Осколки осыпали щиты корабля, но Кэнан чувствовал, что с их судном полный порядок; это подтверждали и дисплеи на пульте.       Дэмерон крепко ухватился за ручку управления и рывком увёл корабль в поворот. Патрульный корабль упрямо держался за ними, под углом к более крупному кораблю, заходившему с фланга, но юный пилот продолжал делать обманные повороты — всё более и более резкие — и истребители были вынуждены прекратить погоню. Но в следующее мгновение барку внезапно встряхнуло. Пилота и пассажира вдавило в кресла, затем швырнуло на пульт, и Энакин принялся вертеть головой, соображая, что происходит. В этот момент корабль опять рванулся вперёд, застыл и мелко затрясся.       Кэнан внимательно осмотрел дисплеи.       Руки Дэмерона и Омеги заметались над панелью управления, отключая одни системы и активируя другие.       — Не пытайтесь с этим бороться, а то корабль развалится.       Слова подтвердились, когда судёнышко внезапно содрогнулось. Дэмерон стиснул зубы и опустил руки на колени, но в этот же миг управление перехватила Омега и они тихо пошли на разворот над тёмной стороной планеты-столицы, как она и планировала*.

***

      Мейс Винду не мог вспомнить ни одного визита в резиденцию Верховного канцлера в здании Сената, когда бы его внимание не привлекала коллекция псевдорелигиозных статуй — возбуждающих любопытство и одновременно порождающих чувство тревоги. Как-то раз, заметив его интерес, Палпатин долго и увлечённо рассказывал, когда и каким образом к нему попали эти предметы искусства. Один был приобретён на аукционе на Комменоре; другой после многих лет добыт за большие деньги у кореллианского торговца антиквариатом; этот извлечён из древнего храма, открытого на луне газового гиганта Явина; подарок от совета Тида с Набу; ещё один подарок — от народа гунганов…       Сейчас гранд-инквизитор, когда-то раньше бывший Мейсом, смотрел на бронзиевую статую, которая, по словам бывшего Императора, изображала Уапо, мифического ремесленника-полубога — покровителя обмана.       — Я рад, что вы явились, — проговорил Император с противоположного конца широкого стола, — так как я сам собирался связаться с вами по весьма серьёзному делу.       «Рука Императора» сидела в мягком кресле, что делало её хрупкую фигуру тогруты ещё меньше, чем она была на самом деле. Гранд-инквизитор восседал по левую руку от неё, широко расставив ноги и опершись локтями о колени.       Император прикоснулся к нижней губе сложенными домиком пальцами, вздохнул и откинулся на спинку своего тронного кресла. А затем задержал на бывшем джедае взгляд своих горящих глаз. После же, как ни в чём не бывало, Император развернул кресло к панораме Корусканта за огромным изогнутым окном.       — Равновесие в нашей борьбе с повстанцами поддерживается… по чьей-то воле. Оттягивается конец этого противостояния.       Император вновь замолчал, размышляя над словами Асоки Тано.       — Думаю, я начинаю понимать причины всего.       — Мы следуем за путеводной нитью.       — Тогда вам придётся окунуться с головой в прошлое. Гранд-инквизитор поймёт о чём я толкую.       — Будет сделано, владыка.

***

      Теперь свет был ярче и болью бил по отвыкшим от него глазам. Рельсы сходились, сливались друг с другом посредством сложной системы. Здесь даже работали некоторые сигнальные фонари, перемигиваясь извечными огоньками: красными, зелеными и янтарными.       Они прошли между двумя каменными возвышениями, бока которых давно почернели, и оказались в громадном зале. Медленно, ощущая недоверие, остановились, и принялись оглядываться по сторонам.       — Похоже на подземку, — сказал мальчик.       — На что похоже?       — Да нет, это я так. Вы все равно не поймете. Я сам уже не понимаю, что говорю.       Мальчик взобрался на бетонную платформу. Они с мужчиной оглядели окружающее их пространство — всё обветшалое и почерневшее от беспощадного времени. Где-то работал кондиционер, безостановочно перегоняя воздух уже не одну тысячу лет, — и, видимо, время его подходило к концу. Внутри у него уже дребезжало, напоминая о том, что мечта человека о вечном двигателе, даже при поддержании самых благоприятных условий, все равно остается мечтой идиота. В воздухе чувствовался какой-то металлический привкус. Шаги отдавались в пространстве глухим, блеклым эхом.       — Эй! — выкрикнул мальчик. — Эй…       Мужчина обернулся и подошел к нему. Мальчик стоял перед пустой лавкой и смотрел сквозь стекло как завороженный. Внутри, в самом дальнем углу, сидела мумия. На ней была синяя форма с золотым кантом — судя по виду, форма кондуктора или проводника. На коленях у мумии лежала древняя, но на удивление хорошо сохранившаяся газета, которая, однако, рассыпалась в пыль, когда к ней прикоснулись. Лицо мумии напоминало старое сморщенное яблоко. Мужчина осторожно коснулся иссохшей щеки. Взвилось легкое облачко пыли, и на месте прикосновения образовалась дыра, через которую можно было заглянуть мумии в рот. Во рту блеснул золотой зуб.       — Газ, — пробормотал мужчина. — Раньше умели производить газ, который так действовал, кажется…       — Они воевали, — мрачно проговорил мальчик. — И убивали друг друга этим самым газом.       — Да. Похоже, ты прав.       Были здесь и другие мумии. Не то чтобы много, но были. Всего около дюжины. Все, кроме двух или трех, были одеты в синюю форму с золотой отделкой. Мужчина решил, что газ пустили, когда на станции не было пассажиров. Возможно, в незапамятные времена эта станция приняла на себя удар какой-нибудь армии, давно канувшей в вечность — как и причина той самой войны.       И эти мысли угнетали…       — Давай-ка лучше пойдем отсюда. — Мужчина направился обратно к рельсовому пути, по которому они и дошли сюда. Но на этот раз мальчик его не послушался и остался стоять на месте.       — Я никуда не пойду.       Мужчина в изумлении обернулся. Лицо у мальчика перекосилось, а губы дрожали.       — Вы все равно не получите то, что вам нужно, пока я жив. Так что я лучше останусь тут. И я сам попробую выбраться.       Мужчина уклончиво кивнул, ненавидя себя за то, что он сейчас сделает — что собирается сделать.       — Ладно, Эни, — сказал он очень тихо. — Долгих дней и приятных ночей.       Он отвернулся, подошел к краю платформы и легко спрыгнул вниз. Мальчик же сжал кулаки, его лицо превратилось в маску боли.       «Да, маленького обмануть легко, — угрюмо подумал мужчина. — Сколько раз его замечательная интуиция — дар соприкосновения — подсказывала ему эту мысль, но ты все время сбивал его с толку. А ведь, кроме тебя, у него нет никого, то есть вообще никого».       Внезапно его поразила простая мысль, больше похожая на озарение: всего-то и нужно, что бросить всё это к проклятой матери, отступиться, повернуть назад, взять с собою парнишку и сделать его средоточием новой силы. Пусть мальчик вырастет, станет мужчиной, и тогда можно будет возобновить этот поход — потому что они вдвоем сумели бы отшвырнуть ту тень, за которой гнались сейчас, со своего пути, как дешевенькую игрушку.       «Ну да, разбежался», — цинично подумал мужчина.       Потому что он понял, осознал с неожиданным хладнокровием, что сейчас повернуть назад означает погибнуть — обоим. Или еще того хуже: быть погребенными заживо под толщей гор. Медленное, мучительное угасание, умственное и физическое.       «Прояви мужество», — лицемерно сказал он сам себе и шагнул дальше.       Мальчик закричал: «Подождите!» — и бросился наперерез мужчине. Он едва не поддался внезапному искушению прибавить скорость и бросить мальчика здесь — в одиночестве, но хотя бы в спасительной неизвестности.       Но вместо этого он подхватил мальчика на лету, когда тот спрыгнул с платформы. И Энакин прижался к нему. Сердце парнишки под тонкой рубашкой бешено колотилось.       Выход был уже близко.       А конец — ещё ближе.       Рев реки стал теперь очень громким, заполнив своим мощным грохотом даже их сны. И становился громче и ближе.       Во время третьего периода бодрствования после того, как они миновали ту станцию, впереди опять показался призрачный свет. Они вошли в длинный тоннель, прорезающий толщу камня, отливавшего жутковатым свечением. Влажные стены тоннеля поблескивали тысячей крошечных переливчатых звездочек. Мальчик назвал их "из-купаемыми". Все вокруг приобрело налёт какой-то тревожной нереальности.       Свирепый рёв подземной реки летел им навстречу по гулкому каменному тоннелю, который служил как бы естественным усилителем. Но вот что странно: звук оставался всегда неизменным, даже тогда, когда они стали приближаться к точке пересечения, которая, как был уверен мужчина, — должна находиться впереди по ходу — судя по тому, что стены тоннеля начали расступаться. Угол подъема сделался круче. Рельсы, залитые призрачным светом, уходили прямо вперед. Мужчине эти скопления из-купаемых напоминали трубки с болотным газом; мальчику — неоновые лампы, протянувшиеся в бесконечность. Но в этом мерцающем свете они оба разглядели, что стены тесного тоннеля действительно расступаются и обрываются впереди двумя зазубренными длинными выступами над провалом тьмы — пропастью над рекой. Пути продолжались и над неведомой бездной — по мосту возрастом в вечность. А на той стороне, в невообразимой дали, маячила крошечная точка света: не призрачное мерцание камней, не отраженное свечение, а настоящий, живой свет солнца — точечка, крошечная, как прокол от булавки в плотной черной материи, и все же исполненная пугающего смысла.       — Остановитесь, — попросил мальчик. — Пожалуйста, остановитесь. На минуточку.       Мужчина безо всяких вопросов опустил руки и стукнул каблуком сапога о каблук, останавливая свой выверенный шаг. Шум реки превратился в непрестанный рокочущий рёв. Неестественное свечение, исходящее от влажных камней, стало вдруг отвратительным и ненавистным. Только теперь, в первый раз, мужчина почувствовал прикосновение омерзительной лапы клаустрофобии и настоятельное, неодолимое побуждение выбраться отсюда, вырваться из этой гранитной могилы.       Они спустились с платформы и осторожно подошли к краю провала. Камень под ногами продолжал подниматься, пока внезапно не оборвался крутой отвесной стеной, уходящей в пропасть. А рельсы бежали дальше — над чернотой.       Мужчина опустился на колени и глянул вниз. Он разглядел замысловатое, почти неправдоподобное сплетение стальных распорок и балок, теряющихся в темноте, в водах ревущей реки. Эти балки служили опорой грациозно изогнутой арки моста, проходящего над пустотой.       Он представил себе, что могут сделать со сталью вода и время в своем убийственном союзе. Сколько осталось действительно прочных опор? Мало? Всего ничего? Считанные единицы или, может, вообще ни одной? Перед его мысленным взором вдруг возникло лицо той мумии, и ему вспомнилось, как плоть, казавшаяся с виду прочной, рассыпалась в пыль, едва он прикоснулся к ней пальцем.       — Но мы всё равно пойдем дальше, — сказал он, внутренне приготовившись к тому, что мальчик опять заупрямится, но тот первым ступил на пути и уверенно зашагал по стальным плитам моста, поверх которых были положены рельсы. Мужчина двинулся следом, стараясь держаться поближе к парнишке, чтобы успеть подхватить его, если Энакин вдруг оступится.       Но мужчина чувствовал, как его кожа покрывается липкой испариной. Вся эта дорога давно прогнила. Настил моста бренчал у него под ногами, легонько покачивался на невидимых тросах, сотрясаемый бурным потоком, что гремел внизу. Один раз он даже встал на колени и внимательно осмотрел шпалы, по которым они шагали. Те естественно давным-давно прогнили, а рельсы были изъедены ржавчиной (и по вполне очевидной причине: теперь мужчина чувствовал на лице токи свежего воздуха, который, как известно, друг всякой порчи. Значит, поверхность уже совсем близко). Мужчина ударил по ним кулаком, и проржавелый металл затрясся. В какой-то момент у него под ногами раздался предостерегающий скрежет. Ощущение было такое, что стальное покрытие вот-вот проломится. Но они уже миновали опасное место. Мальчик, само собой, весил на добрую сотню фунтов меньше мужчины, и для него переход должен быть относительно безопасным — если дальше не будет хуже.       Теперь они шли над пропастью безо всяких боковых ограждений, поэтому сперва им казалось, что крошечная точка дневного света на той стороне нисколько не приближается, а остается всё такой же манящей и далекой (если вообще не отступает прочь с той же скоростью, с какой они продвигаются к ней — это было бы настоящее волшебство), но постепенно мужчина осознал, что пятно света становится шире и ярче. Пока оно ещё было вверху, но рельсы неуклонно шли на подъём. А потом вдруг мальчик вскрикнул и отпрянул в сторону, взмахнув руками. Какой-то миг он балансировал на самом краю, но этот миг показался мужчине невообразимо долгим, а потом снова шагнул вперед.       — Она едва подо мной не обвалилась, — сказал мальчик тихо и совершенно безучастно. — Там дырка. Вы переступите, если не хотите грохнуться вниз.       Мужчина не стал ничего говорить, а просто переступил через опасное место. Шпала, на которой оступился мальчик, почти полностью отлетела и раскачивалась теперь над пропастью на проржавелой заклепке.       Вверх. По-прежнему — вверх. Эта дорога была как кошмарный сон: она казалась намного длиннее, чем была на самом деле. Даже воздух как будто сгустился и стал как патока; у мужчины было странное ощущение, словно он не идет, а плывет. Снова и снова его преследовала безумная, навязчивая мысль о жуткой пустоте между прогнившим мостом и рекой внизу. Ему представлялись яркие живые картины, как это будет: скрежет металла, уходящего из-под ног, тело клонится в сторону, руки пытаются ухватиться за несуществующие перила, подошвы со скрипом скользят на предательской проржавелой стали, а потом он срывается вниз и летит, переворачиваясь на лету. Теплая струя заливает пах — это подвел мочевой пузырь. Ветер хлещет в лицо, треплет волосы, оттягивает веки, так что даже глаза не закроешь. Он мчится навстречу темной воде… быстрее, ещё быстрее… опережая свой собственный крик…       Металл под ногами заскрежетал, но мужчина решительно шагнул вперед, он не ускорил шага и старался не думать о пропасти внизу, о том, сколько они уже прошли и сколько ещё осталось пройти. Он старался не думать о том, что парнишкой придется пожертвовать и что теперь наконец цена его чести почти что определена.       — Тут не хватает трёх шпал, — спокойно сообщил мальчик. — Я буду прыгать.       В солнечном свете, пробивавшемся с той стороны, мужчина увидел его силуэт, на мгновение словно зависший в воздухе в неуклюжей, распластанной позе, с раскинутыми в стороны руками. Как будто мальчик готовился полететь, если он вдруг не сможет допрыгнуть. Он приземлился, и вся конструкция покачнулась. Металл протестующе заскрежетал, и что-то упало далеко-далеко внизу: сперва раздался грохот, а потом — всплеск.       — Ну что, перепрыгнул? — спросил мужчина.       — Да, — сказал мальчик. — Но тут все насквозь прогнило. Как мысли некоторых людей. Меня ещё, может быть, выдержит, но вас — уже вряд ли. Возвращайтесь. Возвращайтесь назад и оставьте меня.       Голос, мальчика был холодным, и всё же в нём слышались истеричные нотки. Они колотились, как бешеный пульс; точно так же билось сердце парнишки, когда мужчина подхватил его на лету.       Но он легко перешагнул через пролом. Просто сделал шаг пошире, и всё. Гигантский шаг своими длинными ногами, а мальчика била дрожь.       — Возвращайтесь. Я не хочу, чтобы вы меня убили.       — Иди. Эта штука точно обвалится, если мы будем стоять тут и препираться.       Теперь мальчик шёл, пошатываясь, как пьяный, выставив перед собой дрожащие руки и растопырив пальцы.       Они поднимались.       Да, здесь всё проржавело ещё сильнее. Проломы шириной в одну, две, а то и три шпалы попадались всё чаще, и мужчина начал уже опасаться, что в конце концов там будет такой широкий провал, что им придется либо повернуть назад, либо идти по самим рельсам, балансируя на головокружительной высоте над пропастью. Мужчина смотрел прямо вперед, не отрывая глаз от пятна света.       Теперь сияние обрело цвет — голубой, — и по мере того как они приближались к источнику света, он становился все мягче, и свечение из-купаемых на камнях постепенно бледнело. Сколько ещё им идти? Пятьдесят ярдов? Сто? Понять было сложно. Но они шли вперед. Теперь мужчина смотрел себе под ноги, переступая со шпалы на шпалу, а когда снова поднял глаза, сияющее пятно превратилось в дыру: это был уже не просто круг света, а выход. Они дошли. Почти.       Девяносто коротких шагов. Значит, не всё ещё потеряно. Может быть, они догонят ту призрачную фигуру. Может быть, под ярким солнечным светом цветы зла у него в мыслях завянут и все станет возможным.       Что-то заслонило собой свет.       Мужчина вздрогнул, поднял глаза к свету — так слепой крот выглядывает из норы — и увидел тёмный силуэт, перекрывающий свет, поглощающий свет: остались только дразнящие голубые полоски по контуру плеч и в разрезе между ногами.       — Привет, ребята!       Голос этот прокатился грохочущим эхом по этой гулкой каменной глотке, придавшей звучавшему в нем сарказму дополнительную силу. Мальчик вдруг вскрикнул и пошатнулся, взмахнув руками.       Металл под ними дрожал и гнулся. Медленно, как во сне, рельсы перевернулись. Мальчик сорвался. Рука взметнулась в воздухе, точно чайка во тьме, — выше, ещё выше. А потом он повис над пропастью, и в его почерневших глазах, что буквально впились в мужчину, было знание — слепое, последнее, безысходное.       — Помогите мне.       И раскатистое, гремящее:       — Все, шутки в сторону. Поиграли и хватит.       Все фишки уже на столе. Все карты открыты. Все, кроме одной. Мальчик висел над пропастью, как ожившая карта Таро: Повешенный, финикийский моряк, невинная жертва, потерянная душа в мрачных водах адского моря. Он ещё держится на волнах, но уже скоро пойдет ко дну.       — Так что, мне уйти?       Такой громкий голос в столь маленьком теле. Мешает сосредоточиться.       — Помогите мне. Помогите мне, магистр Скайуокер.       Мост продолжал крениться. Он скрежетал и разваливался на глазах, срывая крепления, поддаваясь…       — Нет! Погоди!       И мужчина прыгнул. Ноги сами перенесли его оцепеневшее, парализованное внутренним смятением тело над парнишкой, повисшим над пропастью — настоящий гигантский шаг в безоглядном рывке к свету, что обещал указать путь к выходу, навеки запечатленному в его душе застывшим черным силуэтом…       К внезапной тишине.       Силуэт, закрывающий свет, исчез. Сердце мужчины на мгновение замерло в груди, когда мост обвалился и, сорвавшись с опор, полетел в пропасть, кружась в последнем медленном танце. Мужчина (теперь он вспомнил своё собственное имя, и оно было точно таким же, как у мальчика — Энакин) ухватился рукой за залитый светом край каменного проклятия. А у него за спиной, в устрашающей тишине, далеко-далеко внизу мальчик явственно произнес:       — Тогда идите. Есть и другие миры, кроме этого.       Да, мальчик был абсолютно прав. Есть разные взгляды и различные имена для одной реальности. Но под каким углом ни посмотри, всё это одно и то же. Сейчас Энакин Скайуокер был в тюрьме своего же собственного сознания. Он бился в стены, но ничто не держит нас настолько крепко, как тиски разума. Мальчик был им же самим и именно он помог Скайуокеру всё вспомнить и осознать.       Последние крепления сорвались. Моста больше не было. И ринувшись вверх, к свету, ветру и реальности нового-ка, Энакин Скайуокер оглянулся назад, вывернув шею, и в пронзительном приступе неизбывной боли на миг пожалел о том, что он не двуликий Янус. Но там, за спиной, уже не было ничего, только гнетущая тишина. Мальчик, падая, не издал ни звука.       А потом он выбрался наружу, на каменистый откос, у подножия которого раскинулась зелёная равнина, где посреди густых трав стояла та самая мрачная фигура, которую он так отчаянно преследовал.       Энакин с трудом держался на ногах. Он шатался как пьяный. И был бледным как призрак. Глаза слезились на свету. Рубаху сплошь покрывала белая пыль — след от последнего, отчаянного рывка наверх. Он вдруг осознал, что это только начало — что впереди его ждет дальнейшая деградация духа, по сравнению с которой его сегодняшний подлый поступок покажется малозначительной мелочью, и все же он будет бежать от него всю жизнь — по коридорам и по городам, из постели в постель. Он будет бежать от лица мальчугана. Будет пытаться похоронить саму память о нем в неуемном разврате и в убийствах, лишь для того, чтобы, ворвавшись в последнюю комнату, найти там этого мальчика, который будет смотреть на него над пламенем свечи. Он стал мальчиком. Мальчик стал им. И отныне, и впредь, в самых сокровенных глубинах снов, он будет опять и опять превращаться в парнишку и говорить с ним, с ребёнком, которого он предал.       Пошатываясь на ходу, он очень медленно спустился по каменистому склону туда, где ждала его тёмная фигура. Здесь, под солнцем, рельсы истлели, рассыпавшись в прах, как будто их и не было вовсе.       Фигура засмеялась и откинула капюшон, наконец-то давая Скайуокеру возможность рассмотреть себя: гладкий безволосый череп, нос с горбинкой, переносица сплющена, а острый кончик носа почти прижат к верхней губе; нижняя челюсть выдается вперед; впалые глаза излучают угрозу, — редкий муун мог бы похвастаться такой внешностью.       — Не конец всего, а всего лишь конец начала?! Ты делаешь успехи, мой мальчик! И большие успехи, надо было забрать тебя ещё до джедаев*. Ох, сколько бы мы успели всего понаделать… Ну-ну. Мы с тобой вместе — великая магия. Ты и я. Но, что толку горевать о былом, я тобой и так восхищаюсь.       Муун попятился, с улыбкой глядя на Скайуокера, а тот, спотыкаясь на каждом шагу, двинулся следом за ним. Туда, где они наконец смогут поговорить.

***

      Это было ещё до всех существенных событий, но именно тогда Палпатин забрал себе молодое и сильное тело Энакина Скайуокера, и тогда же преподал рыцарю-джедаю один из важнейших уроков.       — Что-то не так, мой мальчик? — спросил Палпатин. — Я чувствую, тебя что-то беспокоит. Если это касается Ганрея, то даю слово: он не сможет прятаться от нас вечно. И никто не сможет. Однажды ты получишь шанс отпраздновать окончательный и бесповоротный триумф.       Энакин облизнул губы.       — Это не из-за Ганрея, сэр. Просто меня вывел из себя небольшой инцидент.       — Какой инцидент?       — Ничего существенного, — сказал он. — Но я всегда чувствую себя виноватым, когда злюсь.       — В этом твоя ошибка, — мягко сказал Палпатин. — Гнев — естественное чувство, Энакин. Думаю, все мы прошли через это — вспомни, что произошло на Татуине.       — Оби-Ван не показывает гнева — конечно, кроме тех случаев, когда он сердится на меня. И даже тогда это скорее… раздражение.       — Энакин, ты пылкий молодой человек. Это отличает тебя от твоих товарищей-джедаев. В отличие от Оби-Вана и других, ты вырос не в Храме, где детей учат обуздывать гнев, становиться выше него. У тебя было обычное детство. Ты мог фантазировать, у тебя были мечты и грёзы. Ты не безмозглая машина, не бессердечный механизм. Конечно же, я не считаю, что джедаи все без исключения таковы, — поспешно добавил Палпатин, — но, вероятно, у таких, как ты, любая опасность, угрожающая чему-то важному для тебя, вызывает эмоциональный отклик. Так было с твоей матерью, и так будет снова, но с такими откликами тебе не стоит бороться. Учись на них, но не борись.       И опять Энакин подавил желание открыть, что они с Падме женаты.       — Ты думаешь, я не подвержен гневу? — сказал Палпатин после короткого молчания.       — Я никогда не видел, чтобы вы злились.       — Ну, скорее я научился сдерживать свой гнев… не давать ему воли и выплёскивать лишь тогда, когда остаюсь один. Но делать это становится всё труднее перед лицом моих неудач в Сенате. Притом, что война продолжается… О, я знаю, что ты и другие джедаи делаете всё от вас зависящее… Но нам с Советом джедаев не слишком часто удаётся проводить встречи и с глазу на глаз обсуждать стратегию военных действий. Ты знаешь, моя любовь к Республике не имеет границ. Вот почему я так упорно стараюсь удержать государство от развала.       Энакин выдавил из себя саркастический смешок.       — Сенату надо бы просто следовать вашим указаниям. Но вместо этого они вам препятствуют. Связывают вам руки, как будто завидуют власти, которую они вам дали.       — Да, мой мальчик, многие так делают. Но также многие поддерживают меня. Что более важно, мы должны выполнять законы и нормы Конституции, иначе мы будем ничем не лучше тех, кто стоит на пути к свободе.       — Некоторые должны быть выше законов, — проворчал Энакин.       — Этого можно добиться. И, несомненно, ты один из них, Энакин. Но ты должен знать, когда надо действовать, а когда нет.       Энакин кивнул.       — Я понял.       Помедлив, он добавил:       — Как там, на Корусканте, сэр? Я скучаю по нему.       — На Корусканте, как и прежде, жизнь бьёт ключом. Но я слишком занят, чтобы наслаждаться его многочисленными удовольствиями.       — Но мы не успокоимся, пока те, кто несёт ответственность за эту войну, не ответят за свои преступления и не перестанут представлять угрозу миру в галактике. Ты понимаешь?       — Я выполню свой долг, сэр.       — Да, мой мальчик. Я знаю, что выполнишь. «Так называемый Избранный — и с ним джедай, которому так везёт, что он чуть не уверовал в существование удачи», — от них обоих Императору Палпатину было необхимо избавиться, а вот как, это ему обязана была нашептать Великая Сила.

***

      Они молча шли по балкону, откуда открывался вид на раскинувшийся внизу заброшенный Заводской район. Вдалеке скрывались в облаках зеркальные башни Сенатского округа. И никто из джедаев даже не представлял, насколько глубоко здесь, под самым носом Совета укоренилась тёмная сторона и насколько она была сильна. Гранд-инквизитор невольно горько хмыкнул: как же они все были слепы. Слава Силе, что Император Скайуокер выжег эту слабовольную близорукость из него.       Приложив к глазам макробинокль, он изучал высокое здание вдалеке: взгляд цеплялся за выбитые окна, потрескавшиеся карнизы, покосившиеся балконы…       Здание — центр комплекса из полудесятка построек — стояло здесь более трёх веков, и уже начало разрушаться. На две трети высоты оно представляло собой ничем не примечательную колонну с округлой вершиной. Гигантское сооружение покоилось на круглом фундаменте, усиленном массивными рёбрами. На стыках стен и скошенных вершин рёбер были пробиты окна и, на старинный манер, зубчатые ворота ангаров. Большая часть пермастеклянных панелей и секций прозрачной крыши уцелела, но время и коррозия сделали своё дело, разъев вертикальные люки ангарных ворот.       Судя по тому, насколько явно здание выделялось среди прочих построек Заводского района, раньше оно служило штаб-квартирой для корпорации, владевшей окружающими заводами.       Гранд-инквизитор и его группа, в которую входили бывшие джедаи, «Рука Императора» и аналитики из разведки, находились в километре к востоку от сооружения, в районе невысоких зданий цехов с островерхими крышами и дымящими величавыми пермакритовыми трубами. Мейс про себя решил, что более удручающее место трудно отыскать даже на Эриаду или Коррибане. Проведённые здесь пять часов при желании можно было приравнять к пяти годам жизни. Он чувствовал разложение в каждом вдохе, каждом прикосновении к закопчённой поверхности, каждом дуновении отравленного воздуха. Кислоты, содержащиеся в атмосфере, разлагали всё, но кое-что — недостаточно быстро. Чтобы увеличить эффект кислотных дождей, амбициозные строители и реконструкторы городского ландшафта специально вывели клещей-камнеедов, дюракритовых слизней и кабельных червей, не приняв во внимание, что эти паразиты могут распространиться и на небоскрёбы соседнего Сенатского округа.       — Зонды запущены, гранд-инквизитор, — доложила «Рука Императора».       Мейс навёл макробинокль на стайку сферических дроидов размером около метра в окружности, которые, рассредоточившись, продвигались к зданию.       — Пока никаких признаков обнаружения, — сообщила тогрута.       Мейс наблюдал, как чёрные сферы начали вплывать внутрь сквозь разбитые окна и дыры в фасаде, где куски стен рухнули, и наружу вылезли пластальные «кости» скелета здания.       «Момент истины», — подумал он, вспоминая как был здесь во времена своей бытности джедаем. В Заводском районе не изменилось абсолютно ничего — лишь его отряд был другим.       Но тогда, во времена Войны клонов с ним рядом исследовала эту местность другая тогрута. И, ни для кого не было секретом, что с дроидам ловчее управлялась Седьмая сестра, которую гранд-инквизитор и хотел бы видеть рядом. Но против воли Дарт Вейдера не смел идти никто, не важно насколько бы «гранд» ты не был.       Хотя кого корун обманывал. Прекрасная, как цветок, опасная, как змея, Рука Императора — именно тот союзник, которого каждый хотел бы видеть рядом в минуты опасности. Грациозная, способная быстро двигаться в толпе, тогрута часто первой бросалась в ближний бой — её полосатые монтралы и длинный головной хвост позволяли ориентироваться в пространстве, а световые клинки быстро находил цель. Рука служила Императору по всей Галактике, делая то, с чем не могли справиться штурмовики и флот. У тогруты был великий талант — она могла слышать его зов в любом уголке Империи и отвечала незамедлительно. Для него она разоблачала предателей, уничтожала врагов, помогала ему сохранять контроль над всей этой бессмысленной, но необходимой бюрократией. У тогруты был престиж, уважение, власть… Рука показала, чего стоит, в многих битвах и Мейс был рад, что сейчас она рядом. Её настоящее имя не имело значение, своё он тоже начал забывать, имело значение лишь то, как обращается к ним Император, а для него Мейс стал лишь гранд-инквизитором и больше никем…

***

      — Вот. — капитан Хакс протянул руку в сторону главного обзорного экрана «Химеры». — Вон та луна.       — Вижу, — спокойно отозвался Траун.       Спокойно, но Хакс уловил в его голосе суровые нотки. А сзади послышались тяжелые шаги.       — Мы прибыли? — осведомился ситх.       — Да, повелитель Вейдер, — ответил Траун. — Но вовремя ли?       Вейдер остановился возле адмирала, и черный плащ на его спине расправился. Несколько мгновений ситх молча смотрел на обзорный экран…       По крайней мере, Хакс полагал, что он смотрит. Лицевой щиток шлема ничего не выражал; Вейдер вполне мог просто задремать.       Капитан мысленно хлопнула себя по щеке. По слухам, тёмный владыка умел читать мысли, и совсем не хотелось, чтобы он узнал, о чем он сейчас подумал.       — Да, — сказал он. — Они здесь.       — Отлично, — пробормотал Траун. — Я надеялся, что гриски считают это место надежным убежищем. Можете ли вы сказать, где именно они находятся?       — На таком расстоянии — нет, — ответил Вейдер. — Нужно подойти поближе.       — Капитан? — окликнул Траун.       — Скорость неизменна, сэр, — доложил Хакс. — Включить двигатель?       Траун окинул взглядом далекую планету:       — Пока нет. Давайте ещё немного сократим дистанцию, прежде чем возвещать о нашем прибытии.       — Вон те корабли. — Вейдер воздел затянутую в перчатку ладонь в направлении обзорного экрана. — Что они делают?       — То же, что они уже проделывали как минимум четырежды, — ответил Траун. — Забирают одну из лун.       Вейдер помолчал.       — Какая-то бессмыслица.       — Отнюдь, повелитель Вейдер, это совершенно логично, — угрюмо возразил Траун. — Мы уже поняли, что их цель — изолировать этот регион, сделав невозможными быстрые и безопасные гиперпространственные перелеты. Генераторы гравитационных полей эффективны, но дорогостоящи, а их радиус действия и срок жизни ограниченны. В долгосрочной перспективе куда эффективнее переместить на гипертрассы небесные тела размером с луну или планету, которые будут блокировать движение десятки и сотни лет.       — Каким образом это достигается? — Впервые в голосе темного повелителя послышалось благоговение. Хакс предположил, что такое случается нечасто. — Что у них за технологии?       — Не знаю, — развел руками Траун.       В горле Вейдера что-то заклокотало.       — Какой бы техникой они ни пользовались, я не сомневаюсь, что против турболазерного огня она не устоит.       — Согласен, — кивнул чисс. — Но не сейчас.       Хакс мысленно улыбнулся. Ну, конечно, не сейчас. Траун ничего так не ценил, как информацию и знания. Он ни в коем случае не станет атаковать, пока не изыщет способ заслать группу в скопление кораблей, окружающее луну, и выведать секреты грисков.       — Коммандер Хаммерли? — окликнул гранд-адмирал.       — Ещё нет, сэр, — отозвалась из вахтенной ямы оператор систем наблюдения.       — Чего вы ждете? — пожелал знать Вейдер.       Хакс мысленно покачал головой. Они ждут, когда Траун придумает план проникновения, чего же ещё.       — Луна, которую они перемещают, пока представляет для Мокивжа опасность, — объяснил Траун. — Нужно дождаться, когда они придадут ей скорость, позволяющую преодолеть притяжение планеты.       Хакс нахмурился. Опасность для Мокивжа… Но ведь какая разница, если Траун хочет просто забросить разведчиков на вражеский флот. Уж не надумал ли он?..       — Есть, сэр, — подтвердила Хаммерли. — Скорость достигнута. Луна больше не может столкнуться с планетой.       — Приготовиться к атаке, — приказал гранд-адмирал. — Мой корабль готов?       — Так точно, сэр, — отозвался Хакс, чувствуя, как вселенная немного перекосилась. Когда адмирал приказал готовить «Химеру» к бою, он подумала, что это просто запасной вариант на случай, если его основной план почему-то сорвется.       Неужели основной план и состоял в том, чтобы напасть на грисков и уничтожить их?       — Включить все системы, — велел Траун.       — Есть включить все системы, — повторил Хакс, глядя на табло. Оранжевые огоньки быстро меняли цвет на зеленый по мере того, как оживали системы, ранее деактивированные, чтобы «Химера» могла незаметно приблизиться к планете. — Боевая готовность через двадцать секунд.       Траун кивнул:       — Владыка Вейдер, мне нужно как можно скорее узнать, где именно находятся пленники.       Двадцать секунд миновали, «Химера» включила двигатели и пошла к далеким кораблям грисков. Наконец Вейдер подал голос:       — Несколько находятся на кораблях. Двое… возможно, трое. Остальные на планете.       — Понял, — кивнул Траун. — Капитан Хакс, вы атакуете силы грисков. Владыка Вейдер, я прошу вас об услуге: прикажите «Темному ястребу» и отделению штурмовиков Первого легиона сопровождать меня на поверхность.       — А как же ваши обязанности на «Химере»? — возразил ситх.       — Капитан Хакс более чем способен возглавить атаку, — сказал инородец. — Наиболее вероятным ответом врага будут множественные контратаки со стороны…       — В подробных распоряжениях нет необходимости, адмирал, — вмешался Вейдер. — Вы останетесь на «Химере» и сами будете командовать атакой.       — Повелитель Вейдер…       — С Первым легионом на Мокивж отправлюсь я. Вы разберетесь с кораблями, адмирал Траун. Я же разберусь с планетой.       Несколько секунд Траун молчал. Затем он склонил голову:       — Хорошо, повелитель. Вызовите ваших штурмовиков. Сражение начинается.

***

      Силе, как давно заметил Вейдер, присуща странная симметрия, некое равновесие, которое проявляется в закономерностях, откликах и странных воссоединениях. Старые знакомцы неожиданно встречаются снова; значимые события отзываются в событиях новых; когда-то посещенные места вновь притягивают к себе и порождают новые воспоминания, будь то к добру или ко злу.       «Мокивж».       Высохшее русло реки, о котором Падме рассказала джедаю, бывшему до Вейдера, было все еще здесь, и это согласовывалось со свежими данными, добытыми у пленных грисков. Темный повелитель зашагал по этому руслу, не обращая внимания на аэроспидеры, которые проносились над головой, обмениваясь выстрелами с его штурмовиками. Аэроспидеры явно не ожидали такого рода атаки, и почти каждый выстрел заканчивался тем, что машины загорались и разбивались где-то за пределами видимости.       Вейдер этого всего почти не замечал. Его внимание было полностью сосредоточено на ощущениях, источник которых постепенно приближался, — на вихре мыслей и эмоций, смеси страхов и надежд, которые волнами неслись сквозь пространство от чувствительных к Силе пленников.       Во все это вплетались воспоминания джедая, бывшего до Вейдера… и тлеющий гнев из-за того, что давным-давно следовало распознать истинную причину возмущения, которое почувствовал Император.       Вейдер ничего этого раньше не видел. Но джедай, бывший до Вейдера, видел. Давным-давно, он видел.       Секретный вход был узкий и тесный. Не останавливаясь, Вейдер мечом расширил проем и ступил внутрь. Двое штурмовиков — коммандер Кимменд и сержант Вик — обошли его с двух сторон и зашагали впереди всего отделения, составив авангард.       Солдаты углубились в служебный уровень.       Ни охраны, ни баррикад внизу не оказалось. Ситх и не ожидал их встретить. Сепаратисты, с которыми сражался джедай, бывший до Вейдера, заперли восточное крыло, чтобы уберечься от нападения с этой стороны, а гриски, несомненно, дополнительно укрепили подступы, когда заняли комплекс.       То, что враг действительно в восточном крыле, не вызывало сомнений. Вейдер ощущал чиссов, теперь находившихся прямо впереди.       То же самое почувствовал джедай, бывший до Вейдера, на корабле Трауна во время их первой встречи над Батуу.       Пилот — так её назвал тогда Траун. Но теперь было ясно, что здесь кроется нечто большее. Эти чиссы чувствовали Силу и, весьма вероятно, умели ее использовать. Не это ли Траун с Императором обсуждали наедине в обстановке строгой секретности? Что, если в Неизведанных регионах есть джедаи-чиссы? Возможно, они — одна из тех угроз, о которых Траун предостерег Императора во время первой встречи, и именно эту угрозу они и обсуждали? Неужели война против джедаев, такая долгая и выигранная с такими усилиями, начнется сначала?       А может, эти чувствительные к Силе чиссы — ситхи?       Тогда последствия могли быть и вовсе катастрофическими. Только Правило двух и спасало ситхов эпохи Республики от междоусобной войны, которая могла привести к самоуничтожению. Что, если эхо такой же войны раздается сейчас на планетах чиссов? Вейдер нахмурился: внезапное открытие прервало его размышления. Когда «Темный ястреб» сел у реки, он почувствовал на заводе восемь чисских разумов. Но сейчас вихрь мыслей как-то ослаб.       А те разумы, которые оставались, захлестнул ослепляющий ужас, который он когда-то уловил на Батуу.       Гриски снова помещали их в гибернационные камеры. Или творили с ними кое-что еще похуже.       — Вперед, — скомандовал темный повелитель штурмовикам и прибавил ходу. Кем бы или чем бы эти чиссы ни были, он обещал Трауну вернуть их. И сколько бы ни было там грисков, они его не остановят.       Сухое русло реки оказалось точно таким, как его описывал повелитель Вейдер Кимменду и другим штурмовикам. Равно как и вход на нижний уровень, и сам нижний уровень тоже.       Допрос грисков явно оказался плодотворным.       Конечно, если Вейдер оказался прав здесь, наверняка верны были и другие его сведения: что территория восточного крыла, куда они направлялись, загромождена машинами и другими крупными объектами, за которыми могут укрываться враги. Кимменд имел достаточный опыт боев в городской застройке, чтобы знать: это одна из самых сложных операций, в которых доводится участвовать штурмовику.       Его солдаты, конечно, выполнят задание и выполнят успешно. Скольких из них Кимменд потеряет по ходу дела, главным образом зависит от того, насколько Вейдер предвидел действия противника и будет ли секретное оружие, которое волокли Подири и Тефан, функционировать так, как он обещал.       Оставалось надеяться, что ни один из аэроспидеров, атаковавших их чуть ранее, не имел на борту датчиков, способных заглянуть в ящик величиной с гроб. Секретное оружие не столь уж эффективно, если враг о нем знает.       Крышка люка, который был их целью, лежала перед ними. Лестница все еще торчала из пермакритовой пробки, которой залили проем. По знаку Вейдера Кимменд с Виком разошлись, пропуская его, а темный повелитель зажег световой меч и вонзил в потолок, прорезая круг в материале. Закончив работу, он придержал пробку на месте, чтобы успеть убраться с дороги, затем отпустил, и она рухнула на землю.       Лестница опасно свисала с края дыры. Но Вейдер явно не был настроен на медленную и методичную работу. Кимменд почувствовал, как его обхватило что-то невидимое и в следующую секунду вознесло наверх через отверстие. Он мельком заметил темные полуразрушенные механизмы и ящики, разбросанные тут и там в просторном зале с высоким потолком…       В последнюю секунду Кимменда бросило в сторону: Вейдер пронес его через проем и уронил на твердый пол. Коммандер включил датчики и обнаружил как минимум десяток тепловых точек — врагов. Тем временем следом вылетел Вик и приземлился по другую сторону отверстия.       Когда выскочил Дорстрен, прижимая к груди тяжелую DLT 19, и опустился рядом с Виком, все помещение осветилось разрядами молний с голубоватой кромкой.       Кимменд нырнул в сторону, почувствовав внезапное покалывание на коже, когда один из разрядов чуть-чуть разминулся с ним. В следующую секунду он покачнулся от того, что в броню ударило что-то маленькое и твердое. Откуда прилетел кинетический снаряд, было не понять; молниеметы, напротив, показывали четкий путь к стрелку. Кимменд дал очередь из бластера в том направлении, и тут же вылетела еще одна молния, на этот раз метя в Вика. Коммандер сместил прицел в сторону нового источника и выстрелил в ответ.       Он промазал, дернувшись от ещё нескольких попаданий в плечо и грудь. Очевидно, какое-то пулевое оружие, от которого броня Первого легиона, к счастью, защищала.       Кимменд зашипел сквозь зубы. Тот, кто руководил обороной, свое дело знал. Из молниеметов трудно вести прицельный огонь, но при попадании они могли нанести серьезный урон. Пули особого урона не наносили, но они прилетали из ниоткуда и выбивали штурмовиков из равновесия, мешая им уклоняться от выстрелов из более опасного оружия. Вдобавок вспышки молний на короткое время перегружали системы наведения, из-за чего стрелков из пулевого оружия было намного труднее обнаружить и уничтожить. Краем глаза Кимменд заметил, как в поле зрения возникла Морртик, вслепую — куда только могла достать — кладя заградительный огонь из своей бластеховской Е-11. Упав на пол, она переключилась на еще одну позицию молниеметчика…       И тут по-театральному эффектно — от этого зрелища у Кимменда неизменно пробегали мурашки по спине — появился он.       Моментально весь огонь переключился на новую цель. Но безрезультатно. Черный доспех с легкостью отражал молнии, а слабые содрогания от попадания пуль были почти не видны глазу. Фигура шагала вперед, словно призрак из мрачного мифа, направляясь к груде ржавых механизмов, которую датчики Кимменда пометили как место, где засели минимум четверо атакующих. Пользуясь тем, что гриски отвлеклись, штурмовики вышли из укрытий и, в свою очередь, открыли огонь. Вылетела последняя молния… И откуда-то из теней в дальней стороне зала вырвалось с полдесятка туч насекомых. Фигура остановилась, будто бросая жукам вызов поднятым мечом. Пару секунд они, казалось, бесцельно носились вокруг; а затем, будто повинуясь безмолвному приказу, метнулись вперед.       Лицевой щиток скрыл скупую улыбку Кимменда. И снова владыка Вейдер в точности все предсказал. Гриски использовали тот же прием, что и на Батуу: рои насекомых, направляемые невидимыми операторами и несущие груз обездвиживающего жидкого камня. В сочетании с пулевыми винтовками и молниеметами эта стратегия, должно быть, казалась чужакам безотказной.       Вот только они кое о чем забыли. Они забыли, что на этот раз в бою участвовало отделение штурмовиков. Штурмовиков, искусных в маневрах уклонения и контратаках. Штурмовиков, в чьих шлемах также имелись усовершенствованные датчики. Штурмовиков, которые знали, что этот момент наступит.       — Вик? — спросил Кимменд по каналу связи.       — Вижу их, — с мрачным весельем отозвался тот. — Передаю координаты.       Первая волна достигла цели, и на блестящей черной броне расплескались серые пятна: насекомые доставили свой груз и издохли. На внутришлемном информационном дисплее Кимменда появились шесть полупрозрачных красных меток, обозначавших места, откуда вылетели рои, — могло показаться, что из ниоткуда.       — Цели помечены, — объявил коммандер. — Уничтожить.       Все помещение осветилось: штурмовики ударили из всех стволов, концентрируя огонь на грисках, скрытых маскировочными устройствами. Насекомым, конечно, было все равно. Они продолжали бездумно атаковать, хотя их хозяева внезапно становились видимыми, хрипели, выли или рычали — и умирали. Пулевые винтовки запоздало возобновили огонь, но молниеметы молчали: несомненно, операторы боялись стрелять сквозь рои, чтобы не помешать их атаке.       Правда, на сей счет уже можно было особо не беспокоиться. Каждая волна добавляла новый слой, и к этому моменту почти весь костюм был до такой степени покрыт серым веществом, что практически потерял очертания человеческой фигуры. Нетронутым оставался только меч, его бесполезный световой клинок неподвижно торчал вверх.       Последняя волна насекомых расплескалась о броню и погибла. Кимменд осторожно осмотрелся, чувствуя удары пуль и зная, что молниеметы скоро снова откроют огонь. Загнав штурмовиков обратно в укрытия и заточив в камень главную угрозу, гриски, несомненно, были уверены в победе.       Они забыли, что Вейдер однажды уже видел их атаку. Возможно, они не догадывались, что темный повелитель и сам искусный тактик.       И скорее всего, они не знали, что у Вейдера есть не один, а два полных комплекта брони.       В тот миг, когда молниеметы снова начали обстрел, откуда-то снизу появился темный владыка ситхов, на сей раз настоящий. Он шагнул вперед и призвал к себе меч, вылетевший из расслабленных пальцев пустого костюма, который столь убедительно прошел через зал и угодил в западню грисков.       Откуда-то из-за станков донесся испуганный возглас. Но было поздно. В то время как орудия обрушили молнии на Вейдера, тот шагнул вперед и принялся отражать выстрелы в потолок, отклонять Силой стволы, сбивая прицел, швырять меч, обрушивая на врага куски механизмов, хватать всякого, кто показывался на виду, и толкать прямо навстречу разрядам молний, количество которых быстро сокращалось.       — Найдите пленников, — раздался в шлеме Кимменда голос темного повелителя.       — Так точно, владыка Вейдер.       Коммандер выпрямился и посмотрел вокруг. Справа, за очередной стеной из ржавых механизмов, находилось еще одно скопление тепловых точек. Следя одним глазом за ходом боя, он удостоверился, что бойцы продолжают вести заградительный огонь, и двинулся в сторону теплового отпечатка, по пути приказав Вику и Элеби следовать за собой. Знаком он велел им обойти укрытие с другой стороны и, дождавшись, когда они займут исходную позицию, шагнул за угол.       И почувствовал, как глаза лезут на лоб. В укрытии сидели двое грисков, наставив молниеметы в противоположные стороны, чтобы закрыть оба направления. Между ними, с застывшими в ужасе лицами, съежились жертвы.       Пять маленьких чисских девочек.       «Чиссы? Дети?!»       В глубине сознания промелькнула мысль, что было бы недурно, если бы Вейдер хотя бы намекнул о том, что их ждет. Но штурмовики Первого легиона не позволяли такой мелочи, как неожиданность, отвлекать их от выполнения боевой задачи.       — Не стрелять! — крикнул Кимменд, остановившись и направив Е-11 в потолок. — Не стрелять!!!       Гриск, сидевший лицом к нему, навел ствол на новую цель. Тот, что смотрел в другую сторону, рефлекторно оглянулся, заслышав внезапный окрик. Больше ничего оба сделать не успели. С другого конца появились Вик с Элеби и хладнокровно всадили по разряду в головы грисков.       — Все хорошо. — Держа винтовку так, чтобы ствол не был направлен на детей, Кимменд поспешил к ним. Девочки таращились на него, их голубые лица кривились от страха, пылающие красные глаза были прищурены. Они дернулись назад, вжавшись в груду механизмов. Одна — быть может, похрабрей остальных — настороженно подняла палец и показала куда-то в сторону.       Кимменд повернул голову, и в животе у него что-то сжалось. Под свисавшим с потолка механизмом стояли более знакомые устройства: восемь гибернационных цилиндров, наподобие тех, которые Вейдер и Траун привезли с Батуу. Три, похоже, были включены, что наверняка объясняло, почему здесь сидели только пятеро узников вместо восьми, о которых говорил Вейдер.       — Они у вас? — донесся голос Вейдера из встроенных динамиков.       — Да, повелитель Вейдер, — подтвердил Кимменд. — Пятеро детей-чиссов. Возможно, ещё трое в гибернационных камерах.       — Хорошо. — В голосе ситха не чувствовалось ни тени удивления. По крайней мере, он-то знал, за чем они явились. — Оборонительные позиции, которые вы засекли во дворе при подлете, все еще действуют?       — Думаю, да, мой господин, — ответил Кимменд, выбросив из головы вопросы и вернувшись к текущей тактической ситуации. — Но так как мы уже внутри, то наверняка сможем уничтожить их с тыла.       — Действуйте, коммандер, — произнес Вейдер. — Когда вы зачистите двор, вызовите «Темный ястреб». Я не желаю транспортировать добычу адмирала Трауна подземными ходами.       — Понял, повелитель, — сказал Кимменд. — Древ?       — Есть, коммандер, — отрывисто ответил сержант. — Через десять минут сможете вылетать, мой господин.       Кимменд сделал знак Вику и Элеби.       — Помогите ему, — распорядился коммандер. Когда штурмовики ушли, он подошел к детям и опустился на одно колено.       — Не бойтесь, — сказал он.       В ответ — тишина. Скорее всего, не знают ни слова на общегалактическом. Впрочем, Траун сможет с ними поговорить. Когда дети будут на борту «Химеры», им объяснят, что они больше не пленники грисков.       А между тем ему приказали подготовить их к переезду.       — Пошли. — Кимменд поднялся и поманил их, глядя через плечо. Он посмотрел вокруг в поисках безопасного места на случай, если бой во дворе выплеснется сюда. И невольно поджал губы. В стороне, на изрядном удалении от того места, где гриски заняли оборону, стоял большой конвейер, окруженный разнообразным сборочным оборудованием. На ленте лежали в разной степени готовности еще пять гравитационных генераторов наподобие тех, с помощью которых гриски перекрыли гипертрассу до Батуу. В этот проект гриски явно вложили массу времени и усилий, а потому, предположительно, вряд ли решились бы уничтожить оборудование. Следовательно, вот хорошее место, чтобы спрятаться от огня.       — Идите сюда, — сказал Кимменд, поманив к себе девочек, и зашагал к конвейеру.       Чтобы перевезти весь этот груз на «Химеру», решил он, одного «Темного ястреба» явно недостаточно.       А впрочем, не страшно. Когда владыка Вейдер и штурмовики разберутся с защитниками во дворе, времени будет хоть отбавляй.

***

      — Два корабля расходятся в стороны, — доложила офицер-артиллерист Пайронди.       — Пытаются обойти с флангов.       — Отправьте третью и пятую эскадрильи на перехват, — распорядился Траун. «Корабли, заходящие в атаку с флангов, движутся не сквозь сеть, а в облет. Возможный вывод: сквозь сеть не так легко пройти, или отдельные ее участки нельзя отключить, или ее держат здесь для других целей. Испытывая решимость имперцев, гриски наверняка оставляют себе свободу маневра, надеясь все же уйти с добычей».       — Третья и пятая эскадрильи выдвинулись на перехват, — подтвердила коммодор Фейро. — Похоже, они выпускают истребители.       «Из корабля-носителя цепочкой появляются малые корабли. Люк корабля-носителя не бронирован. Меньшие корабли с небольшим ускорением расходятся в стороны, чтобы дать возможность выйти следующим. Их дюзы разнесены на большое расстояние для обеспечения высокой маневренности и имеют чрезмерно большие размеры».       — Это не истребители, коммодор, а, скорее, буксиры, — сказал гранд-адмирал. — Вероятно, для перемещения узлов сети.       — То есть их выпустили не для боя, а чтобы отвлечь наши СИДы от истинных целей, — промолвил Хакс. «В голосе слышится понимание». — Значит, мы их пропускаем?       — Верно, — ответил Траун. — Держите их под прицелом турболазеров, но огонь без приказа не открывайте. СИДы пусть следуют дальше в направлении сети и больших кораблей.       — Есть, сэр, — отчеканил молодой капитан. «В голосе и позе одновременно настороженность и растущие подозрения». — Меня тревожит, адмирал, что они все же не бросили луну и не попытались удрать. Они ведь должны понимать, что против нас не выстоят.       — Запуск буксиров в попытке задержать наше продвижение и впрямь указывает на это, — согласился Траун. — Почему же они не бегут?       — Я думаю, что они могут ожидать подмоги.       — Это один из вариантов. Другой?       — Возможно, они думают, что все еще могут сбежать вместе с луной, — предположил Хакс. — Сейчас они уже должны быть за пределами гравитационного колодца Мокивжа. Не знаю, как работает гиперпривод при перемещении такой массы, но еще нескольких минут может хватить.       — Верно, — ответил Траун. — Есть и третий вариант.       — Третий, — пробормотал Хакс. «В голосе чувствуется сосредоточенность. СИДы минуют группу буксиров и продолжают движение в сторону луны и сети грисков».       — Возможно, вопрос нечестный, — признал чисс. — У вас нет всех фактов.       «Распрямляет спину и плечи. В позе чувствуется осознание».       — Пленники-чиссы, — сказал Хакс. «В голосе удовлетворение от того, что он наконец решил ребус». — Им нужна луна, но пленники нужны больше. Корабль, на котором они находятся, хочет сбежать, но его гиперпривод еще не готов. К тому же он находится в поле притяжения самой луны. Пока не будут готовы, бежать они не посмеют, потому что тем самым покажут, на каком корабле пленники.       — Отлично, капитан, — похвалил Траун. — А причина, из-за которой корабли не уходят все сразу, что позволило бы скрыть местопребывание пленников в общей массе?       — Потому что они не могут, — ответил Хакс. «В голосе слышится мрачная веселость». — Те два корабля, которые сейчас вступили в игру, находились по краям сети. Остальные глубоко внутри и так просто покинуть ее не могут. Нужный нам корабль либо с краю… — «Делает паузу, в позе чувствуется новое прозрение». — Или же он движется вдоль сети, не внутри неё. — «Повышает голос, чтобы было слышно экипажу».       — Хаммерли!       — Да, капитан, — отозвалась старший офицер систем наблюдения. — Провожу сканирование согласно приказу адмирала. Излучение сети создает помехи, но по мере приближения сигналы становятся четче.       — Сколько ещё? — спросил Траун.       — Две минуты, — ответила Хаммерли. — Может, меньше.       — Вызовите капитана Скерриса, — распорядился гранд-адмирал. — Эскадрилье защитников на вылет.       — Эскадрилья защитников — старт.       «СИДы проносятся мимо буксиров. В ответ буксиры поворачиваются на девяносто градусов и включают двигатели на полную мощность. Выхлопы накрывают истребители, но не оказывают на них никакого действия. Кратковременный форсаж увеличивает скорость буксиров. Они продолжают следовать в прежнем направлении».       — Уничтожить вражеские буксиры, — приказал Траун. — Немедленно.       «Турболазеры «Химеры» открывают огонь».       — Сэр? — обратился Хакс. «В голосе слышится недоумение».       — Если бы их задачей было перехватить или задержать СИДы, они бы повернули и атаковали эскадрильи с тыла, — ответил Траун. — Но они этого не сделали. Следовательно, их предполагаемая атака против СИДов была уловкой.       — Они вооружены, — сказал Хакс. «В голосе понимание». — Или несут бомбы.       — Я подозреваю второе, — протянул гранд-адмирал. — Их командир уже наверняка знает, что меня интересует информация, что я предпочитаю захват простому уничтожению. И пытается использовать это против меня.       «Буксиры начинают разваливаться под огнем турболазеров. Взрывы выглядят мощнее, чем можно ожидать при детонации реакторов или двигателей. Вывод: они действительно несут бомбы».       — Да, ясно, — сказал Хакс. — А теперь, когда их план провалился и к ним направляются СИД-защитники…       — Адмирал, один из кораблей отделился от остальных, — окликнула Хаммерли. — За пределами сети… Мы это увидели только теперь. Набирает скорость и направляется в тень луны.       — Защитникам: перехватить и обездвижить, — велел Траун. — Не уничтожать. Повторяю: не уничтожать.       «СИД-защитники облетают луну и бросаются в погоню. Корабля грисков за луной не видно, но навигатор отметил его курс и вектор на тактическом экране. Защитники сокращают дистанцию. Они перехватят корабль грисков раньше, чем тот покинет зону притяжения космического тела.       Два участка на краю луны взрываются, на пути СИД-защитников поднимаются плотные тучи пыли и обломков».       — Турболазеры: цель — пространство выше и ниже луны, — указал Траун. — Малая мощность, непрерывный огонь.       — Они изменили вектор? — спросил Хакс.       — Я полагаю, да, — ответил Траун. — Обломки, выброшенные взрывами, на таком расстоянии не могут причинить вред СИД-защитникам. Следовательно, их целью было создать визуальное препятствие и дать возможность кораблю грисков отклониться от известного курса.       — Сигнал от Скерриса, адмирал, — сообщил лейтенант Ломар от пульта связи. «В голосе напряжение и разочарование». — Корабль грисков прыгнул на сверхсветовую. СИД-защитники не смогли его перехватить.       — Вас понял, — ответил Траун. «Сеть вокруг луны распадается. Корабли грисков разлетаются прочь, выбираясь из зоны притяжения». — Эскадрильи, турболазеры: огонь на поражение. Уничтожить всех.       «Турболазеры открывают огонь. По всему небу СИДы атакуют врага».       — Может, попытаться захватить пленных, сэр? — спросил Хакс. «Голос настороженно-озабоченный».       — Гриски уже однажды попытались заманить нас в смертельную ловушку, — напомнил Траун. — Они могут попробовать ещё раз, так что рисковать ни к чему.       — Да, сэр. — «Замолкает. Поза по-прежнему выражает тревогу». — Сэр… пленники-чиссы. Если мы не захватим хотя бы один корабль, как же мы их отыщем?       — Может, и не отыщем, — допустил гранд-адмирал. — Но можем и отыскать. Лейтенант Ломар, от владыки Вейдера никаких вестей?       — Коммандер Кимменд только что вышел на связь, сэр, — доложил Ломар. — Пленники освобождены, двор зачищен. Они вызвали «Темный ястреб» и рассчитывают вернуться на «Химеру» в течение часа. Также просят прислать транспорт для эвакуации дополнительного оборудования.       — Отказано, — ответил Траун. — Сообщите коммандеру Кимменду, что нам достаточно только пленников. Распорядитесь, чтобы для них приготовили помещение, и сообщите владыке Вейдеру, что я хочу переговорить с ним сразу по его возвращении.