Имя для смертного

      — Ты кто такой? Отвечай, когда с тобой говорит принц! — Локи зол, он торопливо проверяет плетения в своих покоях, пытаясь найти брешь в защите. Его покои — его крепость, в которые даже матери не было дозволено входить. Они его личная и неприкосновенная территория. И уж точно тут не должно было быть посторонних детей!       Ребенок, до этого потерянно оглядывающийся по сторонам, вздрогнул и сжался, втягивая черноволосую головенку в худые плечи, и зажмурился, не решаясь даже поправить съехавшие на самый кончик носа… как их там? Очки.       — Извините! — голос у визитера тихий, зажатый. Да и сам он как побитый щенок, не смеющий даже взглянуть на хозяина. На зажмуренных ресницах поблескивают слезы. — Извините! Извините, пожалуйста!       Язык чужой. Незнакомый. Интересно. Даже очень.       — Как зовут? — взмахом руки убирая остатки визуализации защитных плетений, Локи резко оборачивается в сторону ребенка, презрительно и неприязненно смотря на маленького оборвыша. — Ну? Я жду.       — Урод, — зажмурившийся ребенок сжимается еще сильнее, явно намереваясь еще и голову руками закрыть. — Ненормальный.       — Что ты сказал?! — от наглости этого нищего у Локи аж перехватывает дыхание. Мальчишка от его голоса вздрагивает, падает на колени и, прикрывая голову руками, плаксиво выдает:       — Дядя зовет меня уродом, — мальчишка сжимается еще сильнее. — Тетя ненормальным. Извините. Только не бейте. Пожалуйста.       Принца Асгарда довольно редко можно было удивить и выбить землю из-под его ног, но у этого непонятного вторженца это получилось.       — А имя? — хмурясь, спрашивает ас.       — Что? — мальчишка несмело открывает зеленеющие глаза, удивительно похожие на глаза Локи, и смотрит украдкой исподлобья, все еще испуганно вздрагивая.       — Урод? — несмело, не то спрашивая, не то утверждая, отвечает ребенок, после чего снова напугано пригибается к полу в попытке спрятаться.       Локи редко можно удивить, но сейчас он явно испытывает столь непривычное чувство.       — Ты хоть знаешь, что такое имя? — мальчишка пробуждает в нем какой-то странный интерес. Локи присаживается рядом с напуганным до полусмерти ребенком на корточки, внимательно его рассматривая.       — Простите, сэр.       На ребенке одежда явно с чужого плеча. На лицо признаки голодания, из-под ворота потрепанной странной одежды на спине видать белесые полосы шрамов. На лбу воспаленная руна Соул, от которой разит чем-то темным, явно не принадлежащим миру живых. Скорее властительнице Хельхейма.       Забитый заморыш и оборвыш. Локи втягивает носом воздух и морщится. Сквозь сладковато-противный запах гнили, которой пропахла чужеродная магия, едва уловимо пахнет мятой, елью и чем-то цитрусовым.       Магия. Чистая и сильная. Если бы эта дрянь, что засела в голове ребенка, не портила всю картину. Раздражает.       — Как ты сюда попал?       — Я не знаю, сэр. Простите, сэр, — мальчишка сжался и зажмурился, явно ожидая удара. — Я был в чулане. Сэр, только не бейте!       — Прекращай, — раздраженно выдохнул бог, смотря на это жалкое забитое существо с презрением. — Сколько тебе лет?       — Четыре, сэр, — тихонько бормочет ребенок.       Локи моргает. Непонимающе смотрит на этого щенка и не верит.       — Повтори.       — Четыре, сэр.       Смертный. Мальчишка — смертный! Только у них так краток срок жизни. Локи думал, что это ас, маленький и явно живущий в каких-то дебрях, но он ошибся.       — Ты из Мидгарда?       — Извините?       — Где ты живешь? — раздраженно спрашивает Локи, понимая, что этому придется разжевывать.       — Англия, графство Суррей, Литтл Уингинг, Тисовая четыре, — заученно выдает мальчик и вновь замирает.       Точно смертный. Локи задумчиво рассматривает смертного и не может решить, что с ним делать. По-хорошему его бы надо оттащить Одину Всеотцу и отправить домой, но зная отца… его ждет головомойка на тему неучтенных смертных детей в своих покоях, и это в лучшем случае. Могут и вообще обвинить в том, что он его украл. И так слухи ходят, что он чем-то запрещенным балуется, а тут забитое, заморенное, смертное дитя.       Не вариант.       Но что делать со всем этим, он, честно говоря, понятия не имел совершенно.       Ясно одно. Этого надо вернуть туда, откуда он прибыл, но так, чтобы никто не узнал об этом. Даже мама. Особенно мама.       И, наверное, надо его покормить.       — Есть хочешь? — глупый вопрос на самом деле. По мальчишке видно, что как раз едой его жизнь не баловала. — Хватит трястись, я ничего тебе не сделаю.       — Хочу, сэр, — тихо шепчет ребенок.       — Ваше Высочество, — резко бросает Локи и, видя непонимание в зеленых глазах, раздраженно поясняет для глупых смертных детей. — Я не сэр, а Ваше Высочество, понятно?       — Да, с… Ваше Высочество.       — Молодец. А теперь встань, — критично осмотрев одежду на мальчишке, Локи щелкнул пальцами, уничтожая тряпье и тут же одевая худющего мальчишку в свою шелковую тунику, которая лежала у него в шкафу и по его желанию переместилась к нему. Магия, слушаясь хозяина, уменьшила вещь по размеру. Тонкий пояс обхватил туловище аж три раза, завязываясь узлом. Белье и бриджи Локи тоже наколдовал.       Мальчишка стоял на месте и восторженно хлопал глазами, боясь даже коснуться новой одежды, в которой смотрелся на удивление гармонично. Да, худой, затравленный и забитый, но Локи видел, что этот смертный явно не из крестьянского люда. Уж явно прослеживалась порода в еще пока детских чертах, что свойственно аристократам, занимающимся селекцией.       Не прост ребенок. Совсем не прост.       — Вы волшебник? — восхищенно выпалил ребенок и тут же руками закрыл рот, с дичайшим страхом тараща зеленющие глазищи.       — Маг.       — Маг? — на выдохе повторил мальчишка.       — Ты тоже маг, — внимательно наблюдая за ребенком, посвятил его Локи.       — Я? Нет, с… Нет, Ваше Высочество, я не… мне нельзя… я… же ненормальный.       — Кто сказал?       — Тетя…       — Ты видишь здесь свою тетю?       — Нет…       — Вот и я не вижу. А вообще молчи и не мешай. Сядь вон туда, — смертный безропотно выполнил то, что сказал ему Локи и, с трудом забравшись в указанное кресло, замер, едва не потерявшись в нем, не издавая ни звука.       Мальчишка не знал, что он маг. Но судя по его реакции на простое слово «волшебство», ему вообще запрещали хоть как-то упоминать такое понятие как магия. Ненормальный урод.       Локи зло улыбнулся. Нет, ему не было дела до чужих детей, к тому же смертных, но магия для него была чудом. Даром. Который надо было холить, лелеять и развивать. Жить и дышать ей, а тут на лицо преступление против самого дара — запрет на его использование.       Дети верят в чудеса. А главное в магии — это вера. И судя по всему, этому мальчику целенаправленно внушали, что магии нет, тем самым его калеча. Четыре года. Крошечный срок, а на деле искалеченный, судя по всему, и физически, и магически, и психологически ребенок.       Когда принесли ужин, мальчишка не посмел притронуться к приборам, не дождавшись прямого разрешения. Да и вообще выглядел так, будто случилось нечто невероятное.       — Ешь, — приказал принц.       — Мне нельзя столько много… — растерянно произнес ребенок.       — Я приказываю тебе есть.       — Но…       — Ты знаешь, что происходит с теми, кто не исполняет приказы принца?       — Извините… — сжался ребенок, смотря напуганными глазами из-под криво стриженной черной челки.

***

      — Эй ты, принеси мне книгу со стола, — Локи сосредоточенно разбирал заклинание и не хотел отвлекаться и поэтому решил привлечь сидящего в кресле ребенка, которому вручил до этого книгу, чтобы хоть чем-то его занять. — Ванахеймский трактат.       — Ваше…       — Дай сюда, — вырвав книгу, Локи раздраженно посмотрел на смертного. — Это не та книга! Ты что, читать не умеешь?!       — Не умею… — тихо выдал ребенок.       — Да что ты? А чем ты тогда занимаешься?!       — Картинки… — съежившись, прошептал мальчишка.       Локи выдохнул. Картинки. Четыре года. Глупый маленький смертный. Откуда ему вообще уметь читать?       Заклинание развеялось. Локи скривился. Щелкнув пальцами, создал двойника.       — Научи его читать, — бросил он своей копии и вышел из своих покоев, собираясь прогуляться по саду и хорошенько подумать.       Заклинание возврата на крови не срабатывало. На имя же вообще было бесполезно что-либо делать, так как дитятко даже не знало своего собственного имени. Ни имени родителей. Судя по словам ребенка, единственным близким родственником считалась его тетка, сестра матери, да только что-то кровь не реагировала на все это. Вариантов было два. Либо они не были родственниками, либо кто-то из них двоих не считал другого семьей никоем образом.       Он бы не удивился второму варианту. Да даже первому тоже не удивился.       Мальчик был из Мидгарда. Факт. Но из какой вариации и развилки мира и времени — было не слишком понятно.       Это бесило неимоверно. Раздражало до зубного скрежета. Уже целую неделю приходилось делить свои покои со смертным ребенком, которому он на второй день выжег чужеродную магию смерти на лбу и показательно уничтожил очки. Поторопился, правда, так как зрение начало восстанавливаться только через два дня, и пришлось нянькаться со слепым щенком, что было еще более утомительно.       Но теперь смертный не щурился и не теребил свои уродские очки. Да и тошнотворный аромат смерти пропал, сменившись мятой, хвоей и апельсинами.       С ребенком надо было что-то решать. Избавляться, пока его не обнаружили другие жители Асгарда и не начались ненужные вопросы.       К счастью, пришла одна мысль, и заклинание само завертелось в голове. Это, пожалуй, должно сработать.       В свои покои вернулся он поздно и обнаружил, что ребенок так и продолжал сидеть за столом, не смея отправляться спать и даже просто уснуть без разрешения.       Его явно растили рабом.       — Научился? — без интереса спрашивает Локи у сонного мальчишки.       — Немного…       — Пиши.       — Что? — хлопнул глазами смертный.       — Пиши. То, чему научился.       Мальчишка неуклюже берет перо и, оставляя кляксы, выводит неровное, дрожащее слово «мама». Отступает и выводит слово «папа», после чего замирает, уткнувшись носом в пергамент, не смея поднять взгляд.       — Дальше. Пиши мое имя.       Мальчик, ставя кляксу, старательно выводит имя Локи рядом со словом «папа», после чего замирает и поднимает неуверенный взгляд.       — Сэр… простите! Ваше Высочество! А у меня есть имя? — мальчишка смотрит с надеждой, и этот взгляд заставляет Локи чувствовать себя как-то не так. Желая избавиться от этого взгляда, он кивает головой.       — Да. Есть, — безразлично произносит бог.       — А… какое? Как оно пишется? — ребенок кусает губы, нервно сжимает перо и замирает в ожидании.       Локи усмехается, забирает у мальчишки заляпанный кляксами пергамент, исписанный кривыми рунами, и, находя чистый участок, берет в руку перо, на секунду задумавшись, после чего пишет первое пришедшее в голову имя. Если это вообще имя. Красивым, ровным почерком без единой помарки или неровности, размашисто, с завитушками.

«Атей»

      — Читай.       Мальчик нервно бегает глазами, хватает пергамент, как самое дорогое сокровище, и хмурится, пытаясь прочитать.       — А-т-е-й, — растягивает он и улыбается, счастливо и ярко.       — Да, — усмехается Локи ехидно, не скрывая. — Правильно. Тебя зовут Атей.       — Атей! — счастливо выдыхает ребенок.       И в этот момент в воздухе над их головами вспыхивают миллиарды искорок-огоньков, подтверждая ритуал имянаречения свершившимся, связывая одного крайне шокированного бога и счастливого смертного мальчика.

***

      Так уж получилось, что в ту ночь, когда Гарри Поттер умер, побеждая одного темного волшебника, он умер по-настоящему, но вернулся, и имя перестало иметь то самое сакральное значение, которое ему дается изначально. Привязка души к телу, к крови и сути. Родственники же очень постарались, чтобы ребенок никогда не ассоциировал себя со своим прежним именем, и даже ни разу не называли его по имени, тем самым оставляя дитя незащищенным от злобных сущностей и нестабильности души, что могла разорвать связи с телом в любой момент.       В школу ребенок не ходил, с людьми не контактировал и откликался на безликое «мальчишка», «урод», «ненормальный» и «нахлебник».       Ребенок рос без имени. Ровно до того момента, пока не попал в обитель богов к одному высокомерному асгардскому принцу, у которого были зеленые глаза и черные волосы. Прям как у того, кого когда-то звали Гарри. Он знал, слышал где-то, что дети должны быть похожи на родителей. Кузен Дадли был похож на дядю Вернона, и они были родственниками. Сам же он не был похож ни на Дадли, ни на дядю Вернона, ни тетю Петунью. Иногда, он смотрелся в зеркало или в стеклянные витрины магазинов на улице и представлял, какими были его родители. Тетя Петунья часто говорила, что он весь в отца, и тот, кого когда-то звали Гарри, представлял его таким же, как и он, только старше. Зеленые глаза, черные волосы…       А потом случилось что-то странное. Он попал в какое-то невероятное место к принцу-колдуну из сказки, который был так похож на него самого! Справившись с первым испугом, он с надеждой подумал о том, что вот он! Его отец! Тот, что назвался принцем Локи! Но почему он его не узнал? Почему?..       Но Его Высочество его не бил. Он кормил, одевал. Не говорил, что тот ненормальный урод, и обещал вернуть его домой! А он не хотел домой! Он хотел остаться здесь! Очень хотел!       А потом принц решил научить его читать! И писать! И он старался. Очень-очень старался, написав рядом два слова «папа» и «Локи». А потом решил спросить свое имя. Родители же должны знать имена своих детей.       Атей. Красивое! Очень! Очень красивое! Только почему принц Локи злится? Он сделал что-то не так?       И вот, желание одного ребенка исполнилось, а бог, что имел легкомыслие дать ему новое имя, внезапно обзавелся приемным сыном, проведя ритуал имянаречения по своему незнанию о некоторых особенностях жизни этого смертного ребенка.

***

      — Ты!.. — сдавленно выдохнул Локи, чувствуя тонкие нити, связывающие его со смертным ребенком.       — Извините… — испуганно пискнул мальчишка.       — Иди спать! Немедленно!       Мальчишка быстро соскочил с высокого для него кресла и рванул в комнату, склонив голову и опасливо вздрагивая.       Принц Асгарда бросил на двери заглушающее и запирающее, а потом рвано выдохнул. Постоял напротив стола и… одним движением отправил его в полет, разбивая вдребезги об стену.       В воздухе повис один единственный вопрос:       «Какого…?!»       И что с этим делать теперь?       Однозначно! Вернуть мальчишку туда, откуда он взялся, и сделать так, чтобы никто никогда о нем не узнал! Человеческий век короток, слава всем богам!

***

      Заявление в полицию о пропаже ребенка поступило сразу же. Поисковые группы прочесывали местность в течение недели, но надежда найти мальчика живым таяла с каждым мгновением. Офицер полиции Эдвард Джонсон досадливо поморщился, а после, наплевав на воспитание, сплюнул на газон парка, пока никто не видит.       Мальчишку было жалко. Очень. По словам родственников, он был немного недоразвитый и вообще, по сути, не от мира сего. Они рассказывали, что тот часто уходил из дома, гулял на детской площадке, но всегда возвращался. Хулиганистый и задиристый, неуправляемый ребенок. Поэтому не сразу и спохватились, когда он пропал.       Мужчина вздохнул и нахмурился. Домой возвращаться не хотелось после неудачных поисков. Все же пропажа ребенка…       В сумрачной вечерней тишине парка неожиданно раздался какой-то хлопок, и чисто на рефлексах офицер дернул руку к оружию, прищурившись. Интуиция взвыла, требуя быть настороже, и офицер тут же пригнулся, уходя в сторону, прячась за кустами. Там, в глубине парка, был небольшой прудик, на который детям ходить запрещалось во избежание утопления. То место проверили одним из самых первых когда начали искать ребенка, но, о чудо, на берегу прудика лежал… ребенок.       В сумерках рассмотреть не удавалось точнее, но офицеру уже было все равно. Он сорвался на бег и тут же подскочил к маленькому телу, проверяя пульс и с удивлением рассматривая выжженную какими-то кельтскими узорами траву в форме небольшого круга, в котором лежал мальчик. Тот самый, который пропал.       На мальчишке была странная одежда. Туника, бриджи, какие-то сандалии, все в тех же вышитых, что и на траве, узорах.       — Сатанисты! — выдохнул офицер, выхватывая рацию и быстро связываясь со своими коллегами, тут же спешно подхватывая мальчика с холодной земли, что явно был в глубокой отключке, на руки. — Нужна скорая помощь!       Потревоженный мальчик глухо застонал и раскрыл нереальные, будто светящиеся зеленые глаза, тихо выдыхая:       — Папа… Локи…