...И подарит жизнь

Сейчас Седрик Карвер просыпается от стука в дверь — похоже, дубасят не только кулаками, но и ногами. Он потягивается, неохотно поднимаясь из недр уютного кресла, и роняет с груди газету. Нащупывает ногами мягкие тапки, шлёпает к двери, попутно выключая телевизор. — Иду, иду. Он привык к таким внезапным визитам среди ночи — охотник-врач, пользующий всех, кто так или иначе пострадал от нечисти. Вряд ли с укусом оборотня или теневой лихорадкой, или поцелуем вампира потащишься в больницу, верно? А к Седрику Карверу — пожалуйста. Вот уже двадцать лет — с тех пор, как оставил их общее дело — Карвер принимал больных и раненых охотников у себя в домике в Мичигане, на берегу кристально чистого озера, где совершенно точно не водилось ни одной сверхъестественной твари. К нему ездили через все Штаты, добирались на машинах и попутках, как к пророку какому-нибудь — и точно так же, оклемавшись, бесшумно исчезали, иногда даже забыв поблагодарить. Много их прошло через его руки за двадцать лет, охотников… — Иду, иду… Он отворяет дверь. Двое. Мокрые от хлещущего с небес дождя, один поддерживает другого, мешком обвисшего на руках, голова болтается, с коротко стриженых волос капает на порог. — Доктор Карвер? — взволнованно выдыхает тот, что повыше и покрепче. — Седрик, — Карвер отступает в прихожую, жестом подзывает охотников. Они переваливаются через порог мокрой массой, путаницей рук, ног и стучащих от холода зубов. Крови не видно, но Седрик Карвер прекрасно знает: повреждения от нечисти не всегда явны. Он включает свет и наконец отчётливо видит их — двоих парней в насквозь промокшей одежде. Тот, что повыше и явно помладше, поддерживает второго — в мешковатой куртке и свитере. — Я Сэм, — говорит высокий. — Сэм Винчестер. А это мой брат, Дин. Бобби отправил нас к вам… Бобби. Карвер знает Бобби и не очень-то его любит — считает алкашом и придурком. От него вечно поступают самые проблемные пациенты, а ещё он никогда не удосуживается позвонить и предупредить. — На диван, — коротко командует Седрик, и Сэм осторожно сгружает своего брата на продавленную софу, укрытую старым пледом. Опускаясь, тот глухо стонет, содрогаясь всем телом, откидывает голову назад, и Карвер видит, что его губы искусаны в лохмотья. — Что с ним? — спрашивает он. Сэм встаёт неестественно прямо, сглатывая. В сполохах бесшумных молний его лицо кажется совсем белым. — У него будет… ребёнок, — с трудом выговаривает он. — Причём, похоже, очень скоро. Тогда — Какого хрена, Дин?! Твою ж мать, ты ведёшь себя как чёртов малолетка, которого обидели и не дали конфетку! Как нажираться из чувства мести — так мы, значит, первые, а как нести ответственность за свои поступки, так… — Ох, Сэм, — слабым голосом бормочет Дин, натягивая на лицо край одеяла. — Заткнись, а? Сэм предсказуемо заводится ещё хлеще, и Дину хочется провалиться сквозь матрас, пол мотеля, подвал и несколько миль земной поверхности, чтобы только не видеть, как истерит младший. А тот звенит нотациями и потрясает чувством долга, ответственностью и прочими бла-бла-бла так, словно это был первый раз, когда Дин… м-м-м… повёл себя неправильно. Разумеется, с точки зрения Сэма Винчестера. Он нависает над братом и сдёргивает одеяло. Солнце бьёт в глаза Дина, и тот ноет: — Ну чего ты… Ну, Сэмми… Как будто я раньше… — Раньше ты такого, — Сэм кривится, — себе не позволял. — Такого? — Дин разлепляет один глаз. — Какого? Какого, Сэмми? Это моя грёбаная жизнь, и я буду её проводить так, как хочу. Ты со своей делай что угодно, хочешь — дрочи, хочешь — читай умные книжки и дрочи, хочешь… — Дин, — роняет Сэм и упирается в подушку кулаками, по обе стороны от головы Дина. — Сэмми, отъебись. — Значит, каждый раз, когда я… чёрт. Когда я не даю тебе то, что ты хочешь, ты подрываешься и уходишь в ночь за приключениями, да? Даже если говоришь мне, что просто пошёл за пивом? — Обычно я просто хожу за пивом, Сэмми. — Ну а вчера-то что произошло, блядь? — вопит Сэм. — Я с ног сбился тебя разыскивать! Я всю ночь бегал по мотелям, искал тебя по приметам, как последнего мудака с веснушками! И здрасьте-приехали, под утро нахожу тебя в этой дыре, с этим… этим… блядь, кто хоть это был, Дин, можешь ты мне ответить внятно или нет?! — Сэмми, не истери… Ну, познакомились, когда пиво выбирал. Зовут Эйб. — И он оказался настолько прекрасен в выборе пива, что ты попёрся с ним в мотель?! — Не совсем, — мямлит Дин, спуская ноги с кровати и хватаясь за голову. — О, мать честная… Сэмми, будь другом, кинь баночку из холодильника? В ответ прилетают скомканные джинсы, чувствительно приложив ремнём по лбу. — Спасибо, что не носки. — А это идея… — Сэмми. Ну не дури. Эйб оказался отличным парнем. Знаешь, таким… свойским. — Дин качается из стороны в сторону и с тяжёлым вздохом вытаскивает из джинсов трусы. Краснеет, воровато косится на Сэма и принимается надевать их. — Короче, нормальным. А ты последнее время в модусе рыжей бабы меня, честно говоря, заколебал. — Да что ты говоришь… — Сэмми, ну дай договорить. Сам же просил. — Ну. — Ну и, короче, мы с ним выпили. А потом ещё выпили. А потом просто пошли в мотель, потому что… Сэмми, не смотри ты на меня так… нет, не потому что ты отказался. Просто… ну, считай, просто захотелось. Магия. Волшебство. — Дин, кряхтя, поднимается с кровати и подтягивает трусы, морщась. — В душ бы, конечно, ну да ладно… потом. — Магия, говоришь, — мрачно повторяет Сэм. — Волшебство. Бабочки в животе, ещё скажи… — Разумеется, бабочки в животе, — мстительно парирует Дин, натягивая джинсы. — Придурок ты, Дин. — Сучка. Короче, когда ты заявился, он собрался уходить. — Голый. С хером наперевес. С твоими ногами на плечах. Уходить. Ага. Ничего не путаешь? — Между прочим, Сэмми, я впервые утешился с мужиком, если не считать тебя. Как думаешь, — Дин ныряет в футболку, украдкой нюхает подмышки, — это прямая дорога в радужный мир гомосечества, или у меня есть шанс? — Ну если он тебя околдовал, Дин Винчестер, тогда, конечно, шанс есть, — издевательски бурчит Сэм. — Против воли и всё такое… Хотя, когда я вас застукал, было непохоже, что тебе не нравится. — Околдовал, точно. Сэмми, пиво есть? Умираю… — Так он тебя трахнул, значит? Крутой Дин подставился первому встречному с идиотским именем? Ничего не скажешь, высший пилотаж. Где твой инстинкт самосохранения, старик? — Тебе одолжил, — рявкает Дин, окидывая взглядом комнату. — Так, всё. Ничего не забыл вроде. Поехали отсюда. — Что — не позвонишь и не извинишься за испорченное злобным братом утро? — язвит Сэм, подхватывая с пола куртку Дина. — Он не оставил мне телефон, Сэмми. Это не в правилах крутых парней. Тебе не понять. — Придурок, Дин, господи, какой же ты придурок… — Сучка. Рыжая баба. Где ключи от детки? *** От безделья крыша ехала. И от жары этой дурацкой, пропахавшей все центральные штаты вспухшим рубцом — пыль глотать надоело, но и сидеть сиднем на одном месте было ещё хуже. Казалось, что все демоны в этих краях затаились, чудовища попрятались, а люди временно перестали сходить с ума — безлюдье встреченных по пути маленьких городков убивало наповал: ни единой живой души на выжженных зноем улицах, даже собак — и тех не видать. Мотели полупусты, вентиляторы в крошечных убогих номерах месят горячий воздух, не прибавляя прохлады. От вечного зноя их лица и тела лоснятся от пота. В душ — и, не вытираясь, в постель. В распахнутые окна льётся послеполуденная сухая жара. — Как думаешь, — Дин закрывает глаза, разбрасывает руки, застывает неподвижно, — есть у дождя какой-то бог, который им управляет, а? Или вообще, у погоды бог есть? — У всего на свете бог есть, Дин, — Сэм валяется на соседней кровати, лениво разглядывает трещины на потолке. На Дина старается не смотреть — толку-то, не прикоснёшься, сразу начнётся: ну, Сэмми, ну жарко, ну отвали… И кто тут баба, интересно? Последнее время Дин ведёт себя отвратительно. — У всего на свете… Кроме нас, угу. — Тебе только бога не хватало, Дин. С демонами бы разобраться. — Кстати, о демонах, — Дин перекатился на бок, поморщился мимолётно, потянув носом возле подмышки. — Помнишь того парня, Эйба? С Дином явно что-то не то. Любой нормальный человек, будучи в своём уме, подобную стыдобищу и про себя-то вспоминать не будет — а этот… словно смакует. И не в первый раз, между прочим. Сэм зажмуривается — что-то больно царапает изнутри. — Ну, помню, — ровно говорит он. — И чего? Дин ухмыляется. — Знаешь, я на какой-то миг решил, что он демон. — Да ну? — У него татуировка на спине, видел? Чёрно-белая, большая такая… — Куда мне… — Сэм бесится, но голос звучит отлично. Ровно и безразлично. Выдержка работает на все сто. — Он слился быстрее, чем я успел пожелать ему доброго, мать его, утра. — Странная такая… — тянет Дин, будто и не слыша. — Вроде птица. Жуткая такая, чёрная с белым. С голой шеей такая, знаешь? Я думал, угораздило подцепить демона, — он усмехается, и Сэма снова ощутимо дёргает за сердце. — И что — вместо «давай, трахни меня» ты заорал «Кристо»? — Предложил ему воды. Святой. — Ну, судя по тому, что после этого вы кувыркались ещё полночи, демон из него никудышный. — Не психуй, Сэмми. — Я? — Сэм картинно-показушно прикладывает руку к сердцу, изображает праведное возмущение. — Я спокоен. Меня просто бесит, когда ты включаешь сучку. Не твоя роль, старик. — Я за разнообразие, — ухмыляется Дин, невозможный. Непрошибаемый. Странный в последнее время до чёртиков. — Вот и прогуляйся для разнообразия до холодильника, прихвати пива. Надеюсь, оно у нас есть и тебе не придётся тащиться в супермаркет, а мне — искать тебя до утра в очередной раз. — Считай, что второе предложение я не расслышал, — глумливо отзывается Дин и свешивает с кровати босые ноги. Голый, проходит мимо Сэма, тот мимолётно и бездумно проводит пальцами по напряжённому крепкому бедру, передразнивает: — «Ну Сэмми, ну жарко же…» Да? — М-м. Дин улыбается, наклоняется и лезет в маленький холодильник. Сэм сквозь ресницы смотрит на блестящую от воды и пота задницу — белую и подтянутую, представляет себе, как в неё въезжает член «демона» Эйба, и бёдра сводит, а в башке вскипает запоздалая ярость — словно отпустило только сейчас. Дин подозрительно долго копается в недрах холодильника, и Сэм вскакивает на ноги. Горло Дина смехом подрагивает под ладонью, Сэм притирается сзади, приникает к широкой спине, кусает за шею. — Сучка… — бормочет он. — Ты же знаешь… только ты. Ты один. Для меня. Никого больше… никогда. Что ты творишь? Дин медленно поводит бёдрами — это так непохоже на него, и так возбуждает, что дышать становится невозможно. — Один раз… — мурлычет он. — Один грёбаный раз, Сэмми, и ты будешь припоминать мне его до конца моих дней? — Ненавижу тебя… — Пива? — фыркает Дин, роняя голову, и протягивает через плечо запотевшую банку. Сэм толкается вперёд, впиваясь пальцами в бока Дина, и тот стонет сквозь зубы. Банка летит на пол, катится с глухим звуком. — Жарко же… — Потерпишь. — Сэмми… Сэм не слушает. Мерно и размашисто движется вперёд-назад, вставляя до упора, глядя, как играют под руками напряжённые мускулы плеч и спины, как крупные капли пота выступают на гладкой веснушчатой коже. Дин то ли смеётся, то ли вздрагивает от боли — не разобрать. — Один… — шепчет Сэм пересохшими губами. — Один у меня. Внезапно происходит что-то странное — оргазм срывается, уходит куда-то вглубь, когда Дин сдёргивает себя с Сэма и стремглав, спотыкаясь, летит в ванную. Дверь бьётся об стену, сшибая кусок штукатурки. Дин падает на колени возле унитаза, его выворачивает сухими спазмами, бьёт крупной дрожью. — Дин? Тот машет рукой — уйди, мол. Не подходи. И конвульсивно содрогается, выгибая спину, мучительно выплёскивая содержимое желудка. Сэм видит край бледной щеки, мокрые ресницы. Пальцы, вцепившиеся в ободок унитаза, белые от напряжения ногти. Сэм растерян. Мнётся на пороге ванной, и когда Дин, наконец, вскидывает на него запавшие, повлажневшие от непроизвольных слёз глаза, отступает назад. Дин вытирает рот обрывком туалетной бумаги, кашляет, сплёвывает и с трудом встаёт, держась за живот. — Съел что-то не то, — криво улыбается он. — Прости, старик, обломал кайф. — Дать «пепто-бисмол»? — Сэм отходит, начинает рыться в дорожной сумке. Возбуждение спадает, забивается пульсирующим сгустком тёмного света куда-то в уголок сознания, вытолкнув на передний план тревогу: его брат, который только что гвозди не жрал, потребляя внутрь безумное количество треш-фуда, никогда не страдал расстройством желудка. Сэм находит коробочку на дне объёмистой аптечки, отмеряет сироп — как ребёнку. С ложкой наперевес подходит к Дину, который полощет рот, тяжело опираясь на раковину. — На вот. Выпей. У того мокрые ресницы, щёки, губы. Волосы, взмокшие от пота, стоящие торчком. В зеркале отражаются оба — Сэм с тревогой на лице, Дин — бледный, как смерть, но спокойный. Подумаешь, сблевал. С кем не бывает. — Фу, блядь, — Дин косится на ложку, полную розовой субстанции. — Убери эту дрянь. Со мной всё в порядке. — Перестань, ну. Дин. Дин! Давай, для профилактики. Но тот отпихивает Сэма плечом, шлёпает к холодильнику, выхватывает пиво и победоносно трясёт банкой. — Вот — для профилактики. Сэмми, кончай носиться со мной, как клуша, я в норме. Дин откупоривает банку, делает длинный глоток, облизывает капли пены с губ. Отступает и падает на кровать спиной, улыбаясь так, что будь на месте Сэма, например, девчонка, она бы… она бы… — Ну? — вздёрнув бровь, говорит его невыносимый старший брат. — Антракт окончен, будем продолжать? *** В очередной раз Дин ни с того, ни с сего припоминает Эйба, когда они решают остановиться у озера где-то в Айове, кукурузном штате, полном пыли, куриного дерьма на просёлочных дорогах и заброшенных остовов сельхозтехники в полях. Озеро — так себе, одно название, но возле этой лужи безлюдно и прохладно, а облачка в ослепительном небе внушают слабую надежду на дождь. Дин паркует импалу поближе к воде, Сэм раздражённо захлопывает ноутбук (снова — ничего), вылезает первым и потягивается. Кости хрустят, в спине что-то противно щёлкает. Дин глумливо ухмыляется поверх глянцевой чёрной крыши, тащит из салона рюкзак с купленными по дороге сэндвичами и неизменным пивом. — Массажик, Сэмми? — Иди ты. — Сучка ты рыжая. Они расстилают видавший виды плед у самой воды, садятся бок о бок. Дин с аппетитом впивается в сэндвич, таращит глаза и многозначительно стонет. — Вешш. Попробуй, Шэмми, вкушно. — Давай, гробь себя, — беззлобно усмехается Сэм, делая глоток. Морщится — пиво успело нагреться. От жары даже мысли, кажется, загустели — ползут себе и ползут, по замкнутому кругу. Ничего нового, сплошная апатия, скука, полное ощущение адского захолустья, где вымерли как люди, так и демоны. Сэм вытягивается на спине, закидывает руки за голову, опускает ресницы. Спина Дина в промокшей футболке маячит перед лицом, сквозь дрожащее радужное марево. Ткань задралась, поблёскивает полоска голой кожи. Сэм проводит по ней пальцем, рисует круги. Здесь не так жарко, думает он, и они могли бы… — Я всё думаю про ту татуировку, — вдруг говорит Дин, и Сэм роняет руку, царапнув ногтём поясницу. — Похожую на птицу, грифа. — Он не оборачивается, и Сэм в раздражении поджимает губы. — Знаешь, я тут подумал… я ж почти ничего не помню. С Эйбом. Ну то есть вообще ни черта. Ни то, как мы… ну… ни лица, ни голоса… Только рисунок этот долбанный. — Околдовал, — хмыкает Сэм. — Дин, может, хватит про это недоразумение? Дин рвёт травинку, закусывает, растягивается рядом. Плечом к плечу, касается пальцами ладони Сэма. От него пахнет пивом, дешёвым шампунем и почему-то свежескошенной травой. Сэм ведёт носом, приподнимается на локте и зарывается лицом в ямку между шеей и плечом Дина. Цепляет кончиками пальцев футболку, медленно тянет вверх, открывая мускулистый живот. Дин ухмыляется, не открывая глаз, травинка в его губах щекочет Сэму ухо. — Невтерпёж, а, Сэмми? — Придурок… — нежно бормочет Сэм, слишком нежно, и брат фыркает. Сэм кладёт ладонь на обнажённый живот Дина, ласкает пальцами гладкую упругую кожу. — Обожрался бургеров своих… смотри, пузо какое. Дин тут же открывает глаза, шлёпает Сэма по руке и садится, в ужасе задирая майку и глядя на свой живот. Ну да, такое бывает, когда объешься, но несколько… повыше. — О блядь, — говорит он дрожащим голосом и ощупывает бока и еле заметную упругую выпуклость чуть ниже диафрагмы. — Сэмми, я стал жирным. — Прекрати. Девчонка. Дин, хорош уже, иди сюда… Дин… Но тот вскакивает на ноги, обтягивает футболкой торс и в ужасе смотрит, как ткань плотно облегает маленький бугорок. Солнце пробивается сквозь листву, золотит короткий ёжик волос Дина, на обморочное мгновение превращая его в ангела. Глаза Дина соперничают по цвету с зелёной травой, обрамляющей берега озерца. Они огромные и безумные. — Твою мать, Сэм, какого… какого хрена? — повторяет он, как заведённый, и непонятная паника тут же перекидывается на Сэма; его тоже начинает потряхивать, хотя это полная ерунда, конечно. Он поднимается с пледа, неуклюже приобнимает брата за плечи. — Дин. Дин! Ну ты чего?.. Придурок, просто прекращай жрать бургеры, и всё пройдёт. Как по мне, так не видно ничего. Дин! — Всё, — выдыхает старший, выпутываясь из объятий. — Всё, всё. Проехали. — Поделиться салатом? — Сэм почти касается губами уха Дина, скользит ладонями по гладкой горячей спине под футболкой. Ему плевать на «лишнее», к тому же он уверен, что завтра, когда Дин проснётся, от выпуклости и следа не останется. Всё дело в бургерах. И в вынужденном безделье. — Я не хочу окончательно превратиться в долбаную девчонку, — пытается отшутиться Дин. — Так что иди ты со своим салатом. Обойдусь пивом. Он так и не позволяет себя раздеть полностью, но Сэму, если честно, наплевать.