...И подарит жизнь

*** Проходит неделя. Карвер и Сэм перенесли Дина на кровать и каждый день ждут его возвращения. Он спит — безмятежно, тихо, не двигаясь, и если бы не ровное свободное дыхание, здоровый цвет лица и быстро заживающая рана, можно было бы решить, что Дин в коме. Карвер ставит ему капельницы, поддерживающие жизнедеятельность, Сэм неотлучно дежурит у кровати. Бобби сказал, что может быть всякое. Информации, касающейся бывших носителей, практически не было — с физической точки зрения с ними всё было в порядке, но насчёт психологического состояния Бобби раскопать не удалось. Оставалось ждать. Дождь льёт без перерыва три дня. А потом воцаряется нормальное мичиганское лето: в меру солнца, в меру облаков, свежий ветер и прохлада с озера. Сэм открывает окно в спальне — лужайка за домом покрыта цветами. Свежая зелёная листва, умытая дождём, выглядит особенно яркой. Как глаза Дина. Сэм думает о том, что произошло с Аписом и его ребёнком. Случилось ли чудо перерождения, или старый бог умер, а новый вырос так быстро, как рос в утробе… Спустя сто лет цикл повторится, и Сэм искренне надеется, что и в далёком будущем носителю повезёт с такими людьми, как Карвер или Бобби. Закрывая глаза, он видит широкую смуглую спину с татуировкой, ладони, тёмными пятнами ложащиеся на живот Дина, чувствует запах сочной травы… Даже если Дин, проснувшись, чудом забудет то, что произошло, он, Сэм, будет помнить до конца своих дней. И как-то с этим всем жить. Дин приходит в себя под вечер восьмого дня — просто открывает глаза, облизывает пересохшие губы и говорит хрипло и удивлённо: — Что за хрень? Задремавший было Сэм моментально вскидывается — сердце бьётся, как подорванное. На него изумлённо-сердито таращатся глаза Дина — привычного мягкого зелёного цвета. Сэм несколько мгновений не может выговорить ни слова, и Дин хмурится. — Эй, Сэмми, ты чего? — Он протягивает руку, но трубка капельницы тормозит движение, и Дин удивлённо переводит взгляд на эту досадную помеху. — Это ещё чего такое? Сэм? — Ты… — мямлит Сэм, против воли расплываясь в счастливой улыбке. — Ты… Как ты? — Как я? — Дин раздражённо выдёргивает иглу, отпихивает капельницу и садится, мимолётно поморщившись. — Блядь, да такое ощущение, что я сначала пил неделю, а потом дрых примерно столько же. Всё затекло, разве что пролежней нет. — Он свешивает ноги с кровати, и Сэм успевает подхватить его, когда Дин валится вперёд. — Вот же ж… Отлежал, а. Сэмми, я что — правда бухал так, что тебе пришлось ставить мне чёртову капельницу? — Он, хмурясь, глядит на Сэма, а потом обводит взглядом комнату и насупливается ещё больше: — Что за… Сэмми, мы где, чёрт возьми? Сэм с восторженной улыбкой слушает голос брата, и его переполняет дикое облегчение: не помнит. Ничего не помнит. Придётся врать — и постараться сделать это максимально складно. Карвер поддержит, если что. Сэм открывает рот, чтобы начать вдохновенно плести чушь, но вместо этого вдруг говорит: — Ты проспал дождь, Дин. Тут лило как из ведра. — Так, — говорит Дин, сердито выпутываясь из объятий Сэма. — Сейчас ты мне всё расскажешь, старик, потому что я реально не понимаю, где мы и что тут творится. Но сначала скажи мне, где в этой занюханной дыре сортир? *** Дин поверил во вдохновенное враньё Сэма насчёт нападения оборотня с гипнотическими способностями, что объясняло провал в памяти. Младший Винчестер минут двадцать на ходу сочинял путаную историю, понимая, что если Дин не купится — доказать будет нечем, но тот всё же сдался. Карвер подтвердил версию Сэма. Рана в животе к тому моменту, как Дин пришёл в себя, превратилась в бледный рубец, и когда он обнаруживает непорядок, будучи в душе, то зовёт Сэма. Тот мгновенно возникает в ванной, как джинн из бутылки. — Дин? Тот выглядывает из-за занавески. — Хрень какая-то. Смотри. Отдёргивает шторку. Голый, покрытый каплями воды, упругий подтянутый пресс, ни намёка на кошмар последних недель — за исключением тонкой полоски в подбрюшье, розового цвета, похожей на нить с узлами. Она почти теряется в тёмно-рыжих паховых волосках, и Сэм с трудом борется с желанием провести по ней пальцем. — Что это такое, Сэмми? Тоже оборотень? Почему мне не сказал ничего, а? — Дин сердито смотрит на брата сверху вниз. — Думал, не замечу? Да я свои шрамы наперечёт знаю, старик. — Я не думал, что это важно… — бормочет Сэм, отворачиваясь. — Странное место, не находишь? Ну-ка повтори ещё раз, как мы повстречались с этой тварью? У Дина подозрительный прищур, упёртые в бока руки, вызывающий вид. Сэм топчется перед ванной, краснеет, как дурак, ладони потеют. — В Канзасе, Дин. Бобби подтвердит, я звонил ему. Я не знаю, что этой твари было нужно от тебя, правда. Дин смотрит вниз. — Может, она планировала мне хер отрезать, а, Сэмми? — Не знаю, — мямлит Сэм и пытается сбежать, но железная рука Дина ловит его за плечо. — Это бы меня очень огорчило, Сэмми, — шепчет мокрый, пахнущий мылом и собой Дин. Он дёргает Сэма на себя, и тот валится вперёд, в одежде, под струи горячей воды. — Очень… очень огорчило. В отличие от недавно родивших женщин, Дин полон энергии и желания возобновить сексуальную жизнь. И Сэм покорно подставляется настойчивым жадным рукам, языку, впитывает грубые словечки и в конце концов позволяет Дину себя трахнуть. Они стараются не шуметь, но Карвер слишком громко смотрит телевизор, поэтому и так ни черта не слышит. — Один… — шепчет Дин, вбиваясь в тело Сэма, прикусывая загривок под мокрыми кольцами волос. — Один у меня… И Сэм не замечает, что брат повторяет его собственные слова, сказанные перед тем, как начался весь этот кошмар. Он закрывает глаза, откидывает голову назад и стонет, когда возбуждение захлёстывает его пополам со стыдом: воспоминание об упругой плоти под пальцами, туго натянутой горячей коже, странной тяжёлой округлости там, где её не должно быть… Сэм кончает с такой силой, что его швыряет на колени; Дин тяжело валится следом, догоняя, и кусает за шею, жёстко. — Завтра мы свалим отсюда, Сэмми, — выдыхает он. — Мне всё это не нравится. — Да, Дин, — Сэм закрывает глаза. — Как скажешь. Дин напоследок коротко целует его в затылок и поднимается на ноги. Спустя мгновение он уже в дверях ванной, запускает в Сэма полотенцем. Смотрит на себя в помутневшее зеркало, легко пробегается пальцами по шраму. — Странно так… Ни хрена не помню, а всё равно забыть хочу. Сэм тоже хочет забыть — и ему труднее во сто крат. Он хочет не думать больше о том грязном, стыдном ощущении, которое испытывал, касаясь изменившегося тела Дина. Знал, что тому плохо, что тот может умереть — пугался, переживал, страдал и… хотел как никогда в жизни. Это было страшно и очень-очень сладко. — Сэмми? — хриплый голос выводит Сэма из транса, и тот с ужасом обнаруживает у себя стояк. — Прости… — Как же долго меня не было… — ухмыляется Дин и снова забирается в ванну. — Сколько, Сэмми? Неделю? Две? Сэм закрывает глаза, сглатывает и позволяет брату новый заход. Много позже, когда они уезжают от Карвера (наконец-то появилось новое дело в соседнем штате), он честно пытается забыть о собственном наваждении — но получается хреново. Дин ведёт себя, как обычно — язвит, подначивает, ест и пьёт с удовольствием и больше не уходит по вечерам: Сэм заботится об этом и никогда не отказывает, а чаще — выступает инициатором. Они никогда столько не трахались, как в тот месяц после случившегося, и это невозможно объяснить стрессом от охоты. — Дин? — М? — брат лежит на животе, подбив под голову подушку. Лунные блики скользят по гладкой коже спины, и Сэм трогает их пальцем. — Ты когда-нибудь думал о том… ну… — Ну? — Дин поворачивает голову, сонно смотрит на Сэма. — Чтобы переспать… ещё с кем-то, — слова выстреливают раньше, чем Сэм осознаёт, что всё же это сказал. — С сочной блондинкой из того бара, где мы вчера были… отчего бы и нет? — Дин подмигивает, улыбаясь. — Нет, — говорит Сэм. — Нет. С… ну… с мужчиной. Дин смотрит на него в упор, на лице медленно проступает выражение весёлого недоумения. — На кой хрен мне это, Сэмми? Я ж не педик. — Просто… Ладно, забей. — Сэм? — Просто в голову пришло, Дин. Фигня. Давай спать. — Сэмми? — Дин, всё. -Всё, значит… — задумчиво повторяет Дин, и внезапно ловко оказывается сверху, прижимает Сэма к кровати, скручивая руки и зажимая ноги. — Ну-ка, колись, мелкий, о чём ты? — Да всё нормально… — Ага, кроме вопроса. — Дин, — сипит Сэм, выкручиваясь. — Прекрати. Я просто так спросил… Сглупил… Дин! Отпусти, чёрт тебя побери! Глаза Дина сощуриваются. — Или ты мне расскажешь, или… — Или что? — Или, клянусь, я найду гей-бар и из спортивного интереса склею мужика… — глядя, как изумлённо расширяются глаза Сэма, Дин успокаивающе улыбается: — Шучу. — Скатывается с Сэма и тянет на себя одеяло. — Ладно, проехали. Спокойной ночи, старик. Сэм беззвучно выдыхает и невидящими глазами смотрит в потолок. Когда он засыпает, ему снится брат, который держит на руках ребёнка со смуглой кожей, двумя белыми родимыми пятнышками на лбу и силуэтом грифа на спинке. А потом это оказывается просто ребёнок — без всяких рисунков и отметин: маленький, тёплый, живой и орущий. Сэм знает, откуда он появился, и его охватывает нежность, которую невозможно сравнить ни с чем: слишком давно он не испытывал подобного. Он целует Дина во сне и просыпается с чувством всепожирающего стыда. Вот дерьмо, думает он. Как бы то ни было, это уж слишком. Дин крепко спит на спине, раскинувшись, сбросив одеяло на пол. Сэм приподнимается на локте и смотрит вниз. Он никогда не признается ему, никогда не расскажет и не выдаст себя — ни намёком, ни прикосновением. Его пальцы легко скользят по еле заметному шраму, запоминая шероховатую выпуклость — пять узелков, длина — с ладонь. Он как-нибудь справится. Обязательно. КОНЕЦ