Black cloth

Бабич вёл непринуждённую беседу за обеденным столом на кухне, переодически отпуская столовые приборы и активно жестикулируя, он упомянул концерты, обстановку в мире, даже вкинул идею насчёт следующего трека, которую Серёжа мысленно записал в воображаемых заметках, надеясь не забыть её уже через час. Эрик не слушал, его гораздо больше интересовала еда, голодный, просидевший очередную ночь в студии, уснувший только с рассветом, ему было все равно на проблемы, предстоящий тур или что еще могли обсуждать его друзья. Серёжа скорее слушал, а не отвечал, все же сидел ночью вместе с Эриком, заботливо укрыв потом пледом, но такой режим был чем-то уже привычным, так что помешивая крепкий кофе, стараясь не греметь ложкой, он кивал и даже понимал смысл сказанных слов. Девочки в отличие от остальных принимали более активное участие в разговоре, но когда послышался стук во входную дверь замолкли все — только Шутов продолжал наслаждаться пастой с грибами. — Кто это? — спросила Софа. — Не знаю, я никого не жду. — Может Драгни? — Он бы сказал сразу. — Да забейте, — сказал Эрик с набитым ртом. — Прожевал бы сначала, — усмехнулся Бабич. — Ты просто вкусно готовишь, — он послал воздушный поцелуй. — Я открою, — Трущев сделал большой глоток кофе, будто без этого свалился бы сразу, как только встал на ноги, несколько раз моргнул и направился в сторону входной двери. Всё проводили его взглядом, но никто не решился пойти за ним. Зачем? Сам ведь вызвался оторваться от обеда. Пороворот ключа, щелчок — Серёжа решил не смотреть в глазок — и вот рука уже толкает дверь, чтобы открыть. Холодный ветер сразу скользит по открытым частям тела от чего он ежится. Хотя скорее ветер — это последнее на что мужчина обратил внимание, когда пальцы намертво впились в косяк, а глаза постепенно становились похожими на две чёрные пуговки. — Привет, что ли? — Анисимов переступал с ноги на ногу то ли от холода, то ли от волнения, сзади на одном плече свисал все тот же неизменный красный портфель, принявший округлую форму. Сережа хотел ответить, но в горле образовался комок, не позволяющий ему сделать ничего. Его губы разомкнулись, но не издав не звука, закрались обратно. — Я хотел предупредить, — расценив молчаливость как неодобрение, Макс поспешил оправдаться, — потом передумал. Точнее испугался, — на лице появилось подобие улыбки, он отчаянно пытался сгладить углы. — Эрик сказал, что тебя либо украли, либо у тебя инфаркт после бессонной ночи, — смеясь проговорил Дима, оказавшись около мужчин. — Ого, — его лицо сразу переменилось, завидев на пороге Свободу. — Макс, привет. — Привет, — отчего-то второй раз произносить это оказалось тяжелее. — Ты подходишь под оба варианта Эрика, — к Хасану снова вернулось его весёлое расположение духа. Макс снова попытался улыбнуться. Хотелось бы. — Серег, что ты застыл? Пойдём, пока от обеда осталось хоть что-то. Трущев лишь кивнул, отходя от двери. Свобода улыбнулся уже более уверенно, в голове дальше этого злосчастного порога он так и не прошёл. В мыслях в принципе он перебирал миллион вариантов, но они все заканчивались однотипно плохо для него. И вот он здесь, смотрится в знакомое зеркало, снимая шапку, и стягивая кроссовки, наблюдая как Дима уходит обратно. Распрямившись и сняв с себя верхнюю одежду, он наконец осмелился посмотреть и на Серёжу. Тот прислонившись к стене наблюдал на каждым движением, не веря своим собственным глазам. Максима вроде звали за стол, и он правда голоден после самолёта, но не мог прекратить зрительный контакт, отвести взгляд, отступить. В голове крутилось, что он обязан смотреть на Серёжу в ответ, в глубину этих тёмных глаз, позволяя себе снова там тонуть. — Серёж, — шепотом произнёс Анисимов, эти слова, сорвавшись с его губ, заставили наконец отмереть plc, он встряхнул головой, все ещё будучи довольно сонным, и уже в следующую секунду крепкие руки сжимали его тело. Свобода выдохнул. Трущев все ещё не сказал ничего, но притягивал парня к себе ближе и ближе. Руки Макса холодные, но он даже не вздрогнул, когда они провели по коротким волосам и коснулись шеи, Серёжа потерся щекой об мягкую ткань толстовки и прикрыл глаза, наслаждаясь моментом. Как долго он ждал его приезд. И вот случилось. Даже не позвонил, гад. Макс рассмеялся — последнее тот сказал в слух. — Я обещал так давно, что боялся, что вот я позвоню, а ты скажешь мол уже не надо. — А если бы я сейчас это сказал? — оу… Я об этом не думал… Трущев рассмеялся в ответ. — Если вы сейчас не придёте сюда, я съем твою порцию, а порцию Максима отдам Алиночке!!! — прокричал Шутов из кухни. — Пойдём? Он не шутит, — с улыбкой ответил мужчина, отстранясь. — Верю, — усмехнулся Свобода и поплелся вместе с plc к остальным. — Свобода собственной персоной! — без подколов Эрик просто не мог. — Живой, настоящий, — поддержала Софи. — Раньше не мог. Надо было кое-что решить. — Теперь это так называется? — усмехнулся парень. — Эрик, отстань от него, разберёмся, — Серёжа посмотрел на Макса, взглядом обозначая, что говорит серьёзно, и тот должен ему будет рассказать все и в деталях. — К нему ещё никто не начинал приставать, — подмигнул Шутов.

***

После обеда они сразу ушли в комнату PLC, наверх, спрятавшись от всех обитателей дома. Макс уселся на большой кровати мужчины, стараясь не поддаваться всплывающим в голове картинкам из прошлого. Он улыбался, оглядывая Серёжу с ног до головы. — Надолго? — поворот замка. — Пока не достану вас. — Значит ненадолго, — усмехается Трущев. Макс на это заливается смехом вместе с ним. Конечно, шутки про скверный характер парня — это уже традиция. — Как дела? — он кивает, прислоняясь к куче подушек. — Замечательно, Мась, лучше расскажи, что у тебя. — Если после всего, что я сделал у меня все ещё осталось право выбора, то я бы не хотел сегодня все обсуждать. То есть я все решил, честно, я бы не приехал сюда снова с оставленными в Москве проблемами. И я готов все с тобой обсудить, но… Просто не прямо сейчас, — он говорит это на одном дыхании, даже слишком быстро, как текст, который он повторял всю поездку в такси — и это правда было так. Но Серёжа всегда уважал чужое мнение и решения, даже сейчас, когда ему безумно интересно было обо всем расспросить, он ставил чужие интересы выше. Доверие. Его остатки ещё остались к Максиму. Трущев кивает. — Всё правда хорошо. И когда я расскажу ты убедишься. Может завтра. Да, давай завтра? Только нужно где-то достать что-то вкуснее  твоего ужасного кофе. PLC усмехается, присаживаясь на край кровати. — Тогда на сегодня забыли об этом. Я рад тебя видеть. — Я тоже. Безумно. — он подползает ближе, тянется к чужой руке, накрывая ладонь своей сверху, сжимая, поднимает взгляд на мужчину. — И я очень соскучился. У меня миллион планов, что мы можем сделать и обсудить, даже идея для фита. — Прямо подготовился. — Поэтому и не приезжал долго. Мне казалось, что нужно решить абсолютно все. И с собой, и с остальным. И вот я наконец уверенно говорю что хочу. — И чего же? — с иронией спрашивает Трущев. — Тебя, — с такой же интонацией отвечает парень.

***

Серёжа тянется за своей банданой, что упала с тумбочки на пол, и снова довольно улыбается, смотря на такую же черную ткань, висящую у Макса на поясе штанов, которые он ещё не успел стянуть. — Сними свою, — просит Трущев. Макс непонимающе смотрит на мужчину, но тянется немного трясущимися руками к аксессуару, развязывая узел, и передаёт ему. — Дай свои руки, — не переставая улыбаться, просит он. В воздухе витает слишком много желания для двоих, подогретого такой долгой прелюдией, но Серёжа пытается не терять остатки самообладания. — Что за неожиданное желание попробовать шибари? — усмехается Свобода, не отводя взгляда от карамельных глаз, но руки протягивает, поудобнее устраиваясь под телом Трущева. Тот старается как можно более аккуратно обвязать бандану около кистей, завязывая крепкий узел, из оставшихся двух концов он делает ещё один, но не затягивает до конца, просовывая между двумя узлами бандану Макса. Он поднимает его руки к изголовью кровати, снова радуясь, что когда-то взял именно такую — с металлическим каркасом и плавными линиями металлических прутьев, к которым можно прямо сейчас привязать Свободу, завязывая ещё один узел около одной из линий, затягивая предыдущий. — Не сильно? — спрашивает plc, склоняясь над лицом мужчины. — Сильно, — сглатывает тот, добавляя, — оставь так. Трущев хмыкает, касаясь его рук, в надежде, что не останется никаких сильных следов или тот нечаянно не поранит тонкую кожу запястей, но Максим под ним ерзает и жмется ближе, явно намекая на хоть какие-то действия со стороны Серёжи, и ему приходится переключиться с режима заботы. Сережа целует, медленно, нежно, так, как обычно никогда не получалось ни в туре, ни на реалити, как они пожалуй ни разу не успели за столько лет. Он касается чувствительной кожи, проводя по ребрам, будто пересчитывая каждое, спускается поцелуями ниже, к шее и ключицам, выбивая из Макса стон. Анисимов выгибается дугой, когда зубы Трущева сжимают основание шеи, натягивая ткань на запястьях, и стонет от этого сильнее. Сережа усмехается, довольно оглядывая свою работу. — Мы собираемся трахаться или ты решил только ручками справиться? — на выдохе произносит Свобода, крутя запястьями. — Ну почему только руками, — с этими словами он встает с бёдер парня, стягивая тёмные боксеры вниз, как ненужную сейчас ткань. Проводит руками пару раз вверх-вниз, пытаясь найти правильный темп, не отводя взгляд от лица Макса. — Это все ещё только руками, — даже в таком состоянии Анисимов остаётся Анисимовым. — Надо было тебе ещё кляп купить, — смеётся Серёжа, тянется ещё раз к его лицу, целуя и, наконец, переключая все внимание вниз. Когда губы сжимаются около головки, Свободу снова выгибает, он чувствует сильное натяжение ткани, но рецепторы гараздо более ярко передают то, что происходит внизу: как язык обводит нежную кожу, как одной рукой PLC помагает себе, а другая касается бедра парня. Макс закусывает губу, пытаясь сдерживать звуки, но это оказывается весьма проблематично. Сережа улыбается, отстранясь, все ещё не переставая двигать рукой, он старается набрать побольше воздуха в лёгкие, возвращаясь к своему занятию — доведи Свободу до пика. И ему нравится, по-настоящему нравится видеть, что Макс такой открытый, в глазах пелена удовольствия, он стонет, периодически срываясь на фальцет, крутит связанными руками, сжимая пальцы. Серёже не нравится властвовать — его будоражит сама мысль, что он может сам сделать ему приятно, успокоить его, показать, что от спокойного нежного секса, тоже можно получить огромное удовольствие. И в конце концов он просто скучал. Скучал по чертовому рокеру из Владивостока, этому мяукающему голосу, белому каре, вечным причитаниям по поводу и без. Трущев абсолютно не желает «побыстрому» все сделать, он хочет растянуть удовольствие, на пару раз. И у него получается. Свобода уже не знает куда себя деть, забывает, что хотел сдерживать крики. Он весь как один натянутый нерв, остро ощущая каждое прикосновение, на которые Серёжа абсолютно нескупится, руки уже занемели в одном положение, но, черт возьми, как же приятно, это даже ещё больше заводит, когда он думает чем завязаны его руки, вспоминая, что ведь будет ещё вешать её обратно на штаны и постоянно улыбаться от уха до уха, пока остальные не будут понимать с чего бы Свобода такой счастливый. И когда высшая точка удовольствия наступает, он громко стонет такое родное имя, забывая обо всех проблемах оставленных в Москве, мир сужается до Краснодара, этой комнаты, кровати, их двоих и волны мурашек, пробивающих его тело полностью. Сережа целует, чуть грубее, возвращая в чувства, на губах солоноватый вкус, он кладёт руку на щеку парня, улыбаясь. — Ну как? — и готов рассмеяться, потому что звучит, будто готовил какое-то представление. — Развяжи я покажу тебе как, — хрипло отзывается тот. Трущев снова хмыкает, развязывая собственный мерч, и только Макс чувствует свободу, как тут же обнимает мужчину. Крепко, прижимает к себе, утыкаясь носом в плечо, вдыхает знакомый до жути аромат, сзади крутит затекшими ладонями и чуть ли не плачет. Потому что пиздец как скучал. Боялся, что все профукал давно, но нет. Сережа все ещё здесь. — Я так люблю тебя, — шепчет Максим, боясь, что все это не настоящее, сильнее прижимаясь к мужчине. — Пиздец как люблю. — Верю, — успокаивает Серёжа, зарываясь в мокрые от пота волосы. — Я тебя тоже люблю. Надеюсь все это не зря. — Абсолютно! Клянусь. Блять, мои слова ничего не стоят, но чтобы ты чувствовал всю серьёзность — мой отец ждёт нас обоих у себя. — Ого, — смеётся мужчина, поглаживая его по спине, — вот это точно серьёзные заявления. — Он такими словами не разбрасывается. — Да, — подтверждает парень и тоже смеётся, — ты не можешь себе представить как я скучал. — Могу. — Прости… Я виноват во всем, но я исправлю, все исправлю, попытаюсь, сделаю все возможное, просто… — Тише, — прерывает этот поток слов PLC. — Верю, исправишь. Свобода уверенно кивает. — Покажи запястья. — Точно, — он уже и забыл, что они побаливали. Макс протягивает дрожащие руки, то ли от нервов, то ли от недавнего оргазма, и только сейчас замечает царапины и запекшуяся в некоторых местах кровь. — Я же спрашивал нормально ли, — вздыхает мужчина, осматривая повреждения. — И все было нормально. — А в процессе сказать? — Мне было ахуенно, а остальное это мелочи, — улыбается Анисимов, тянется за новым поцелуем, пока его запястья все ещё лежат в руках Серёжи. — Ладно, я принесу аптечку. — Я с тобой! — Да сиди здесь, я быстро. — Не хочу. Я с тобой. Ты теперь от меня не отвяжешься. — Какая досада, — он наигранно вздыхает, прислоняя театрально руку ко лбу, закатывая глаза. — Пойдём, мой проблемный рокер, — смеётся PLC. — Твой, — снова улыбается Анисимов, вскакивая с кровати, накидывая сверху домашний халат. — Только твой. Сережа улыбается, оглядывая его с ног до головы. Всё было не зря. Всё наладилось.