***
Гермиона никогда не думала, что побывает в Турции. Эта страна не входила в её личный список обязательных к посещению; знаменитая на весь мир Троя находилась именно здесь, у побережья Эгейского моря. Она сделала шаг, ощущая кожей жалящие иглы. Оно словно было разлито в воздухе: необъяснимый холод, несмотря на тёплый морской воздух и последние лучи заходящего солнца. У него явно была не физическая природа; это совершенно другая материя. На ином уровне восприятия. Гермиона оглянулась, чтобы посмотреть на остальных, и тут же поняла, что они тоже это почувствовали. Джинни обхватила плечи руками, словно пытаясь согреться. Но Гермиона понимала, что у неё не выйдет, потому что этот холод по ощущениям морозил не снаружи, а изнутри. Наверняка это должны были чувствовать и магглы, хоть и не так ярко. Горизонт впереди открывал развалины некогда величественного города. Фундаменты зданий были изъедены временем, но каждый камень всё равно дышал историей. Если на пару мгновений зажмуриться — можно услышать в шуме волн гул голосов и лязг мечей, скрещивающихся между собой до искр. Увидеть прекрасный город за высокими стенами, покорённый лишь с помощью хитрости и смекалки. Рассмотреть деревянного коня, высотой в восемь метров. Вообще-то, его можно было увидеть и наяву — его копию воссоздали, и теперь он возвышался над остатками Трои, как насмешка. Но несмотря на всё это, ей не хотелось идти вперёд. Делать этот шаг, погружаясь в холод, как в воду. Оно где-то там, впереди. Кожа покрылась мурашками. Первый шаг сделал Драко, оглядываясь и встречаясь с ней глазами. Наверное, она никогда не привыкнет к тому, как его ледяные радужки будто таяли, когда он смотрел на неё. Становились расплавленной платиной или серебром. Гермиона двинулась следом, уже привычно переплетая свои пальцы с его. Они вместе пробирались сквозь этот холод, по наитию шли туда, где становилось ещё морознее. Это ощущалось как мокрый снег, впивающийся в кожу острыми уколами. Но они шли, и в ней даже хватало любопытства на то, чтобы осматривать окрестности. А потом её глаза зацепились за колебание. Нечто прямо в воздухе, и Гермиона резко остановилась, будто впечатавшись в невидимую стену. — Это… — пробормотала Пэнси, стоящая по правую руку от неё. — Что это? — продолжил Блейз. — Раскол, — прошептала Гермиона, сглатывая вязкую слюну. — Через который утекает магия. Это чем-то было похоже на трещину в стекле: если посмотреть с одного ракурса, её можно даже не заметить. Как отблеск солнца. Но если подойти с другой стороны, то списать это на игру света уже невозможно. Рваная рана в пространстве, разрывающая его на несколько метров ввысь. По краям чуть светящаяся, а по центру — тёмная. Гермиона видела, как свет утекал в эту расщелину, словно та была чёрной дырой. Словно это именно тот истинно-чёрный цвет, которого не могло существовать в пространстве. Не в их мире. — Тут находился храм Афины? — Драко ступил вперёд. — Скорее всего, — Гермиона тоже подошла ближе. — Это место должно было хорошо подойти. Во время Троянской войны, когда сюда прорвались греки, они вторглись в храм и убили всех жриц. И, думаю, изнасиловали, — во рту стало горько от произнесённых слов. — Такое оставляет отпечаток. — Это выглядит жутко, — Пэнси дёрнула плечом. — Как будто оно вот-вот разорвётся и из него полезет нечто… нелицеприятное. — Так и есть, — Джинни прищурилась. — Смотрите, оно шевелится. И правда — края трещины чуть дрожали и еле заметно расширялись. Понемногу, но неумолимо. Если конец света начнётся — он начнётся здесь. — Тогда давайте скорее это остановим, — процедил Драко сквозь зубы, и Гермиона почувствовала волну злости, прячущей страх. — Надеюсь, нам придётся сделать это в последний раз, — слабо улыбнулась она, доставая из сумки кинжал и чашу. — Мы сделаем это, Грейнджер, — твёрдо сказал он, накрывая её руки своими. Посреди развалин древнего города, стоя в паре метров от потенциального конца света, кровавый закат окрашивал бледную кожу Драко, делая его будто нарисованным. Он всегда был красив. С острыми чертами лица, светлыми волосами, неизменно ловящими солнце, и кристально-серыми глазами. Настолько красив, что ей иногда почти становилось больно смотреть на него; в груди щемило от осознания того, что он рядом. Что она может ощущать тепло его кожи, слышать голос и видеть искреннюю улыбку. Она почувствовала, как внутри неё что-то окончательно щёлкает, становясь на место. Если не сейчас, то когда? — Драко, — прошептала она, приближая своё лицо к его. — Да? — он поднял руку, касаясь её щеки и заправляя выбившуюся прядь за ухо. — Я тебя… Он не дал ей договорить, притягивая к себе и целуя. Но в этом поцелуе было больше слов, чем они могли бы сказать. В нём была нежность, будто касание тёплого ветра о кожу. Страсть, как вспыхнувший недавно костёр, поднимающийся ввысь пламенем. Извинение — еле заметная горечь на кончике языка. Обещание — полёт высоко над землёй и падающее вниз сердце. — Потом, — тихо ответил он, отрываясь от её губ. — Ты скажешь мне это потом. Солнечное сплетение скрутило спазмом. Что, если это «потом» не наступит? Но она, закусив губу, кивнула, соглашаясь с ним. Они должны это сделать хотя бы ради этого «потом». Ради слов, рвущихся изнутри. Ради целой жизни с человеком напротив. — Давай? — она выдохнула, поднимая чашу. — Давай, — ответил он, прислоняя кинжал к ладони с бледным шрамом. С первыми каплями крови зазвучали давно заученные слова, сливаясь в унисон и поднимаясь над ними, улетая с порывами ветра. Et sanguis meus cum tuis miscebitur. Sponte cedo. Calix impleatur. Mundum tueatur. Tenebrae eum non tangant. Но в этот раз что-то изменилось — и это заставило её сердце перевернуться в груди кульбитом. Их смешанная в чаше кровь забурлила, словно кто-то закипятил её, и зашипела. И трещина в пространстве… стала увеличиваться. Будто кто-то с другой стороны открывал дверь, отдалённо подумала Гермиона, отрешённо наблюдая за этим. — Почему? — беспомощно воскликнула Джинни, вопреки логике подходя ближе. — Почему? Гермиона не знала. Ей очень хотелось бы дать ответ. Самой его узнать. Но эта тьма расширялась, всё больше поглощая свет. Неумолимо, как приближающееся наводнение. Настоящая катастрофа. — Что не так? — заорал Драко. — Что в этот раз не так?! Гермиона раньше не видела, как он злился по-настоящему. Как выступают вены на его руках, а челюсть настолько крепко сжата, словно сейчас можно услышать, как зубы скрежещут друг о друга. Но в этой злости сквозило отчаяние, больше не прикрывающееся улыбкой и шутками. Больше не заклеенное бинтами надежды. А Гермионе стало пусто. Настолько пусто, что даже страшно. — Правда хочешь узнать, что не так? — смутно знакомый голос вспорол тишину, заставляя вздрогнуть и обернуться. Сначала она подумала, что у неё начались галлюцинации. Как ещё можно было объяснить тот факт, что в паре метров от них стоял Люциус Малфой, язвительно и колко улыбающийся. Он осунулся; его черты лица стали слишком острыми, а щёки впали. Одежда на нём висела безразмерной тряпкой, а глаза, так похожие на глаза Драко, зло сверкали. Какими-то безумным пугающим взглядом. — Отец? — растерянно спросил Драко, шагая к нему. — Я бы тоже сказал, что рад тебя видеть, если бы это было так, — выплюнул Люциус. — Что ты тут делаешь? Ты должен быть в Азкабане, — на лице Драко одна эмоция сменяла другую, словно череда кадров. Гермиона ощутила, как внутри неё начинает скручиваться опасение. Нет, не оно. Скорее предчувствие — очень-очень нехорошее предчувствие. — Знаешь, у нас ещё достаточно денег, чтобы договориться с охранниками. Без дементоров Азкабан лишь простая тюрьма, — Люциус выглядел довольным. — И также достаточно галлеонов, чтобы нанять людей, которые будут следить за твоим не очень удавшимся ребёнком и докладывать обо всех его действиях и перемещениях. Ведь сам он не способен взять в руки перо и пергамент, — он скривился. — Но зачем ты здесь? — процедил Драко сквозь зубы. — Чтобы проследить за тем, что всё идёт по плану и ты на пару с грязнокровкой ничего не испортил, — старший Малфой оскалился. — Какому плану? — Пэнси выступила вперёд, напряжённо вглядываясь в мужскую фигуру. — И вам добрый вечер, мисс Паркинсон, — Люциус чуть склонил голову, но в этом жесте не было ничего учтивого. Лишь издевательство. — По тому плану, который я начал воплощать более полугода назад. — Пророчество — ложь? — хрипло спросила Гермиона, не выдерживая. — Нет, что вы, — Люциус рассмеялся. — Каждое слово в нём — чистейшая правда. Маленькая проблема в том, что у вас лишь практически идентичная копия настоящего пророчества. Мужчина вытащил из-под мантии скрученный пергамент и помахал им в воздухе. — В вашей копии не хватает всего пары предложений, — он кинул свиток им под ноги, как нечто уже неважное. Гермиона тут же упала на колени, разворачивая его и впиваясь зрачками в плывущие перед глазами строчки. Начало пророчества было идентично тому, что находилось у них. Немного различался конец. Когда мир заполнят кровь и смерть, брат потеряет брата, а зло вырвется чёрной змеёй, произойдёт раскол. В наказание люди утратят самое ценное. И погрузится мир во мрак. Встретятся Белый Дракон и огненная дочь Елены, и будет в них свет, способный рассеять тьму. Чистота души сольётся с чистотой крови. Они найдут потерянное в треугольнике вод; обретут важное в сердце прекраснейшей; разгадают тайну, спрятанную между восходом и закатом. Две дороги ждут их: одна — путь к очищению, вторая — к разрушению. Разверзнутся врата, когда кровь прольётся в нашем мире. И очистится мир, когда двое добровольно отдадут свою кровь тьме. На исходе цикла круга всё будет решено. Виски сильно сдавило, а перед глазами потемнело. Они провели ритуал не там: об этом явно говорила трещина, которая продолжала увеличиваться и сейчас уже была размером с крупную дверь. Воспоминание всплыло в разуме: осенний день, кабинет и легенда, рассказанная сэром Олдином. — Были девушка и юноша. Девушка была дочерью тех, кто защищал людей, а юноша — сыном жаждущих поработить их. Так случилось, что они полюбили друг друга. Они объединили свои силы, чтобы запереть другой мир, огородить его от нашего. Война закончилась, но было убито слишком много волшебников. — А что случилось с девушкой и юношей? — Точно не знаю, — пожал он плечами. — Кто-то говорит, что они пожертвовали собой, чтобы спасти мир. Кто-то, что они скрылись от семей в мире магглов, чтобы прожить жизнь вдали от напоминаний о случившемся. Они не уходили в мир магглов. Им пришлось войти в эту тьму, чтобы остановить её. Виски давило, будто под прессом, который сейчас расплющит её голову, как яичную скорлупу, и Гермиона начала чувствовать, что задыхается. Драко вырвал пергамент из её рук, и она будто через толщу воды увидела, как вытягивается его лицо. — Зачем... — процедил он сквозь зубы. — Зачем всё это? — Ради власти, сын, — Люциус склонил голову. — Один из осколков души нашего Лорда там, — он благоговейно выдохнул. — Он сам говорил об этом, когда вернулся. Что его душа блуждала среди других теней, пока не нашла выход и не вырвалась наружу. Он где-то там, — Люциус указал на расщелину, словно на нечто прекрасное. — И именно я верну его к нам. Гермиона услышала тихий вскрик Джинни и краем глаза заметила, что Блейз крепко держал её в объятьях, напряжённо следя за разговором. — Ты обезумел, — неверяще покачал головой Драко. — Там не только жалкие остатки его души. Там всё зло, что когда-либо было в этом мире. Оно поглотит всё, что есть на земле. Уничтожит не просто магию, а саму жизнь, неужели ты не понимаешь? — выкрикнул он, сжимая руки в кулаки. — Тёмный лорд подчинит их себе, — Люциус продолжал улыбаться, и эта улыбка пугала больше, чем оскал. В ней не было разума — лишь слепая вера. — Он вернётся с новой силой, и в этот раз мир падёт к его ногам. А я буду рядом. — Вы отвратительны, — прошипела Гермиона, впиваясь ногтями в кожу, будто пытаясь отрезвить себя. — Вы хуже всех фанатиков, которых я когда-либо знала. — О, маленькая грязнокровка. — Ей казалось, что его улыбка не может стать шире, но она ошибалась. Края его губ будто вот-вот были готовы порваться об острые скулы. — Ещё одна незаменимая деталь моего плана. Драко ступил ближе к ней, словно стараясь заслонить и защитить от своего отца. Но Люциуса это ещё больше позабавило, вырывая из его горла скрежещущий смех, похожий на противный скрип. — Как благородно, сын, — он покачал головой, — и жалко, — вдруг его рука метнулась в сторону, и в одну секунду Пэнси, подкрадывающаяся к нему со спины, отлетела назад и, ударившись головой о каменную кладку, мешком свалилась на землю. К ней тут же бросились Джинни и Блейз, а Гермиона почувствовала, как в её груди разгорается ярость. — Ты правда думаешь, что влюбился в грязнокровку? — вопрос вспорол пространство ножом, заставляя замереть в предчувствии того, что это лезвие вот-вот коснётся её сонной артерии. — О чём ты говоришь? — голос Драко прозвучал глухо. Ей немедленно захотелось коснуться его. Больше не слышать ничего. Сбежать. — У вас очень красивый кулон, мисс Грейнджер, — Люциус снова рассмеялся. Гермиона коснулась украшения, с которым уже успела сродниться, но теперь она ощущала лишь страх и колкость камня. — А ещё прекраснее заключённое в нём любовное заклинание. Сердце пропустило удар. Мир вокруг замер, и всё, что осталось, — лишь невозможность сделать вдох. — Нет, — одними губами произнесла она, когда на самом деле ей хотелось закричать. — Чистота души сольётся с чистотой крови, — нараспев произнёс старший Малфой. — Как бы мерзко мне ни было понимать, что моему сыну придётся разделить кровать с грязнокровкой, это стало необходимой жертвой. Гермиона попыталась услышать в его словах ложь. Зацепиться за малейших признак неправды, но всё, что она видела, — лишь полное удовлетворение в серых глазах. Та старушка, так настойчиво предлагающая ей купить кулон. Её последний брошенный взгляд на них, показавшийся ей тогда недобрым. Постоянное желание носить это украшение, которое Гермиона списывала на эмоции и зарождающиеся чувства. — Я… Я снимала его, — зацепилась она за последнюю мысль, как за единственную опору в свободном падении. — Я снимала его, когда ходила в душ, и… И когда он впервые поцеловал её. — Заклинание имеет накопительный эффект, мисс Грейнджер, — Люциус чуть склонился к ней, прожигая её зрачками. — Как самая способная ученица, вы должны об этом знать. Чтобы его действие сошло на нет, кулон нужно не носить минимум неделю и не держать рядом с собой. У вас такое было? — и глядя прямо ей в глаза, сам ответил: — Конечно, нет. Вам же очень хотелось его постоянно носить, верно? Вот как рушился мир. Осыпался осколками к ногам. Абсолютно ошарашенным лицом Драко, не смотрящим на неё. Кинутым на неё взглядом Джинни, пропитанным жалостью. Ударом в солнечное сплетение, настолько болезненным, будто все её органы горели в агонии. Кулоном, ставшим удавкой. Счастье, что возродило её обратно к жизни, оказавшееся лишь фальшивкой. Потом. Ты скажешь мне это потом. Боль обнимала её за плечи, не давая дышать. Непролитые слёзы жгли сетчатку кислотой, но она не моргала, не позволяя им сорваться вниз доказательством собственной слабости. — Ты пришёл сюда только ради того, чтобы увидеть свой триумф? — голос Драко прозвучал как трескающийся лёд. И ей было больно его слышать. Смотреть. Но она продолжала. — И в очередной раз поставить меня на место, — он говорил медленно. — Поэтому показал настоящее пророчество. Ты знал, что я не буду жертвовать собой ради мира. Малфои так не поступают. — Именно, — Люциус скалился безумной улыбкой. И тогда Драко обернулся к ней. В штормовых радужках плескались сожаление и отголосок нежности, будто он больше не был уверен, что имел право так на неё смотреть. Но ещё она увидела там решимость, сбивающую с ног. Ей хватило всего секунды, чтобы прочитать в его взгляде то, что он хотел сказать. Тень другого разговора, на берегу иного моря. Волны, лижущие икры. Главная слабость Драко Малфоя, которую он тогда поборол. И пусть их отношения оказались лишь иллюзией, но это оставалось правдой. Она согласно моргнула, пытаясь запереть эмоции на замок и на потом. Гермиона крепко обхватила кулон и резко рванула его вниз. Цепочка обожгла кожу шеи, но всё же оборвалась, и Гермиона с отвращением откинула украшение, которое еще пять минут назад было символом её чувств, на землю. — Ты забыл об одном, отец, — протянул Драко, поднимая с земли кинжал. Гермиона крепче сжала чашу в левой руке. — Я всегда тебя разочаровывал. И они вместе кинулись к трещине под громкий крик Люциуса. Прямо во тьму, кишащую тенями и холодом.Part 23.
2 августа 2022 г. в 16:54
Они сидели в комнате, погружённой в напряжённую атмосферу и беззвучье, так что Гермиона слышала шум собственного дыхания и сердцебиения. Она вглядывалась в стены, которые за эти годы изучила до малейшей трещинки, размышляя о том, сможет ли увидеть их снова.
Джинни напротив неё чуть заёрзала, и шорох одежды о покрывало вспорол тишину, ломая её. Их взгляды пересеклись, но у Гермионы не нашлось сил на ободряющую улыбку.
— Что будет, если оно прорвётся сюда? — Джинни смотрела сквозь неё. — Что, если вся эта тьма заполнит мир?
— Ну, истинного чёрного цвета не существует, так что что-то мы видеть будем, — попыталась сыронизировать Гермиона, но подруга нахмурилась, явно не понимая, о чём речь. — Все существующие цвета отражают свет, который видит наш зрачок, — она указала на свой глаз. — Чёрный цвет отражает наименьшее количество света, поглощает его, поэтому чёрные вещи всегда нагреваются больше всего на солнце. И истинного чёрного не существует, потому что он бы поглощал весь свет. Но если он поглотит весь свет, то мы не сможем его увидеть. Физика… — закончила она, стушевавшись под округлившимися глазами Джинни и её приподнятыми бровями.
— Что-то не меняется, — фыркнула она, покачав головой.
— Извини, — выдохнула Гермиона.
— Нам пора? — то ли вопросительно, то ли утвердительно пробормотала Джинни, поднимаясь со своей кровати.
— Да, — она встала вслед за Уизли, в последний раз обводя комнату взглядом.
Всё здесь было точно так же, как и почти восемь лет назад: башня Гриффиндора не пострадала во время битвы за Хогвартс. Вот на этом широком подоконнике Гермиона любила сидеть осенними вечерами, выполняя домашние задания и наблюдая за деревьями, которые окрашивались в яркие цвета. И именно на этом подоконнике её впервые поцеловал Драко.
Её кровать всегда немного скрипела, и ей в первые же дни в Хогвартсе пришлось выучить смазывающее заклинание, и она исправно обновляла его раз в неделю.
На стене рядом со шкафом было выцарапано «Роза Примроуз 1912-1919», и за все десятилетия никто не свёл эту надпись. Гермиона часто размышляла о том, кто эта девушка, и даже один раз подняла школьные архивы, чтобы увидеть её колдографию в альбоме выпускников.
Эта комната хранила в себе столько всего, и сейчас Гермиона мысленно прощалась с ней, когда закрыла за собой дверь. Она не вернётся, пока не найдёт решение.
Каждый шаг отдавался в грудь ударом сердца о рёбра, которые по ощущениям гнулись и ломались.
Они с Джинни подошли к статуе Одноглазой ведьмы. В последний раз она и Драко пробирались через неё, чтобы дойти до Хогсмида и отправиться на Крит. Казалось, это было не пару месяцев назад, а десятилетия.
Оглянувшись и убедившись, что в коридоре никого нет, они открыли проход и скользнули внутрь. С остальными они договорились встретиться уже в Хогсмиде, поэтому, сделав несколько шагов и врезавшись в кого-то, Гермиона тихо вскрикнула от неожиданности.
— Я предпочитаю, чтобы со мной девушки кричали от удовольствия, а не от страха, Грейнджер, — язвительно пробормотал знакомый голос, и через мгновение Люмос осветил ухмыляющееся лицо Блейза.
— Забини, мне нужен от тебя отдых, — выдохнула она, прикрывая глаза. — Что ты тут делаешь?
— Мы зашли незадолго до вас, — из-за его плеча выглянул Драко. — Просто Пэнси потребовалось наложить на себя десяток заклинаний, которые не позволят пыли коснуться её.
— Вам бы тоже не помешало это сделать, — пробормотала Паркинсон. — Можем идти.
Блейз юркнул Гермионе за спину, становясь рядом с Джинни, а Драко взял её ладонь в свою, и импульс тепла прошёлся по позвоночнику. Он рядом. Они справятся.