Финиш

Родители отрабатывали праздничные дни за тройной оклад, так что Мацури собиралась провести этот Новый Год как обычно: в своей комнате с Инори, а потом в гордом одиночестве, поедая разнообразную вредятину вроде чипсов и пиццы, запивая её газировкой и играя в приставку до шести утра, по наступлению которого можно завалиться в тёплую постель и заснуть крепким сном уставшей притворно равнодушной девушки. Но её планы были разрушены тридцать первого декабря немногим меньше чем за шесть часов до полуночи, когда Юдзу написала о новогодней вечеринке в доме главы семейства Аихара — дедушка Мэй был в отъезде, вся прислуга — с ним или со своими семьями. Младшенькая, конечно, шла в категорический отказ, но долго противостоять любимым зелёным глазам не смогла, так что начало праздника было назначено на девять вечера. Мидзусава запихала подарки для подруг в рюкзак, оставляя коробочку с красной лентой, чтобы нести её в руках, нацепила новенький свитер с первыми попавшимися под руку джинсами, чтобы быть собранной, когда Юдзу даст сигнал к выходу: её дом находился в нескольких станциях от особняка, но рядом с ним было караоке, куда подруги хотели зайти на часик-полтора. Однако сообщение о том, что её «ждут внизу» пришло вовсе не от блондинки. — А где остальные? — поинтересовалась Мацури сразу после того, как они с Харуми поприветствовали друг друга; она немного дрожала — свитер пришлось оставить в своей комнате, иначе её план провалится, — Ты рано. — Они, наверное, ещё собираются. Моя старшая сестра переела мандаринов и решила смастерить бумажную гирлянду, так что я решила придти пораньше.. Не помешала? — Сначала приходишь без предупреждения, ведомая своей эгоистичностью, а потом заботишься о чувствах других? — усмехнулась Мацури, делая шаг навстречу семпай. — Знаешь, ты права. Я лучше подожду вас всех в караоке. Извини, что потревожила, — сказала шатенка несколько обижено и хотела было развернуться, дабы уйти, но её перехватили за запястье, едва дав это сделать: — Постой, Танигучи-семпай. На самом деле, хорошо, что ты здесь. Есть кое-что, что я хотела бы сделать наедине с тобой, и это отличная возможность. После этих слов Мидзусава отпустила и прошла к лифту, но, не услышав шаги позади, обернулась: — Ты идёшь? Танигучи промолчала. Поколебавшись ещё пару секунд, она последовала за подругой. «Что задумала эта девчонка?».

***

— Мэй, поторопись, мы опаздываем! — подгоняла Юдзу сестру, топчась у порога, пока та обувалась. — И чья же это вина? Если бы ты не возилась так долго со своим макияжем и нашими нарядами, мы бы уже были в поезде, — спокойно ответила Мэй с толикой упрёка. — Угх... — блондинка содрогнулась, — Окей, я поняла. Просто давай пойдём быстрее, хорошо? — Хорошо, — младшая кивнула, и стоило ей протянуть руку старшей, та засияла: — Давай повеселимся в этот Новый Год, Мэй! — Да... Парадная дверь захлопнулась позади. Их ладони согревали друг друга, словно в тот поздний вечер на остановке, когда автобусы не ходили. Юдзу вспомнила то тепло и, как тогда, подняла взор к небу, усыпанному белесыми острыми кляксами — снег падал точно также. Мэй, заметившая это, слабо улыбнулась и крепче сжала родную руку. Они уже подходили к вокзалу. Ты не пропадёшь при взгляде на звёзды, если рядом любимый человек. Вы пропадёте оба. Друг в друге. Как когда ваши глаза встречаются, и всё остальное перестаёт иметь значение.

***

Тонкие длинные пальцы потянули красную ленту, и их обладательница молвила: — Говорят, лентами красного цвета обматывают подарки для возлюбленных. В следующий раз тебе стоит быть внимательнее, Мацури. — Я знаю, — ухмыльнулась Мидзусава и вскочила с дивана в гостиной, где обе сидели, чтобы отойти к кухонной зоне и приготовить горячий шоколад прежде, чем увлечённая распаковкой подарка, а от того и медленно осознающая Танигучи произнесла: — Постой, что? — но её, кажется, не услышали, и она вздохнула, — Ну что за несносный ребёнок... В голове мысли о детских выходках старались перекрыть мысли о чувствах, пока карие глаза мягко глядели на подарочную коробку, а сердце как назло билось в неестественном ритме. Мацури, состроившая недовольную мину, так и застыла с упаковкой сухой смеси в руке, уставившись на семпай. «Покраснела?» — подумала девушка, и желание закатывать истерику по поводу того, что её назвали ребёнком, отпало. Она также погрузилась в размышления. С момента их поцелуя минуло полгода, и всё шло своим чередом: Мацури выкидывала периодически то или иное, а Харуми раздражась, но позволяла ей быть рядом. И никто так и не заговорил о своих проблемах, чувствах, желаниях. Игра продолжалась, однако обе чувствовали, что финиш близок, но они наоборот только разгонялись, игнорируя последствия. Или то была жажда их достигнуть? — Нэнэ-чан придёт? — спросила Мидзусава, ставя чашки с горячим напитком на журнальный столик и отвлекая и себя, и Танигучи от грызущих мозг и душу мыслей. — Нет. Она уехала с родителями на горячие источники. — А бровь-чан и та странная семпай? — Их семьи тоже куда-то уехали вместе. Ты до сих пор не запомнила, как её зовут? — Меня это не интересует. — Хах? — Открывать собираешься? — младшая ткнула в коробку, что до сих пор была закрыта. — А, да... Мацури следила, как Харуми достаёт бордовую ткань, разворачивает перед собой и смотрит на белый рисунок двух оленей, которых разделяет сердечко. — Я слышала, как вы с Юдзу обсуждали их. Что думаешь? — Он.. милый, — честно сказала шатенка. — Наденешь? — Да, пожалуй, — Танигучи поднялась, и тут её опять схватили за запястье, — Что? Я переодеться. — Можешь сделать это здесь, семпай. Я не буду сильно пялиться, обещаю, — ухмыльнулась Мидзусава. — Извращенка, — чуть ли не оскалилась старшая, отдёргивая руку. Однако она осталась. Буквально рывком сбросила с себя свой бежевый свитер, чтобы надеть новый, но перед этим почти на полминуты предстать перед кохай в чёрном бюстгальтере, который та, несомненно, оценила и даже пустила бы какой-нибудь комплимент, если бы не звонок в дверь. — О, должно быть, Юдзу-чан и Мэй-сан, — догадалась Мацури и встала, но вместо того, чтоб пойти открывать, направилась в свою комнату, — Спустишься? Я пока оденусь. Остановившись на пороге спальни, девушка обернулась на семпай: та комкала бежевую ткань, дабы уместить её в небольшой сумке. «Она пускает к себе только меня?...». — Можешь оставить его здесь, Танигучи-семпай. Заберёшь потом. Харуми обернулась на подругу, но та уже скрылась. «Мне кажется, или этот ребёнок сегодня подозрительно мягок?». Она вздохнула и сложила свитер нормально, положила на краешек дивана и отправилась к пришедшим подругам, перед этим надев пальто и обувь. Троим пришлось дожидаться Мидзусаву недолго, так что вскоре все вместе уже шли по заснеженным улицам к караоке, любуясь разноцветными огнями, развешенными тут и там. Юдзу не отцеплялась от Мэй и что-то постоянно ей шептала, так что идущим позади них девушкам пришлось найти компанию на этот вечер друг в друге. Но, на самом деле, они были вовсе и не против. — Агрх, что за дела, Мацури? — несколько возмутилась Харуми, когда кохай взяла её под руку. — Ты же хочешь этого, не так ли? — «Чёртова ухмылка. Видимо, всё же кажется». Старшая не ответила, но и не вырвалась из аккуратной хватки младшей, которая добавила тише: — Я тоже. «Да что с ней такое?». Да, Мидзусава игнорировала произошедшее вечером первого июля долгие месяцы, как и Танигучи. Но сегодня, определённо, что-то менялось. «Или она готовится к своей очередной выходке?» — Давненько нас не было в караоке, да? — задумалась Мацури. — Да, точно. Со дня нашего знакомства, — вспомнила Харуми. — Столько времени прошло. — Было весело. — Надеюсь, его ещё будет много, — кохай выдохнула с довольной улыбкой, но семпай ничего не сказала, так что пришлось посмотреть на неё: она состроила такое ехидно безмятежное лицо, как тогда, в большой ванной в пансионе, что Мидзусава покраснела, — Даже не смей смеяться надо мной... — она согнула руку в локте, демонстрируя кулак и своё смущённое негодование, но голубые глаза расширились, стоило Танигучи произнести чуточку дразняще: — Я тоже, — она удивилась тому, почему младшая уставилась себе под ноги и не реагирует. А потом сердце старшей больно сжалось и так сильно застучало, что она не могла пошевелиться, когда Мацури так внезапно показала ей свою улыбку — такую красивую, не игривую, настоящую, говоря: «Вот как», а после отпустила и бросилась вперёд, чтобы подхватить под руку Юдзу — они с Мэй так разговорились, что чуть было не прошли нужное здание. Харуми оставалось только глядеть ей вслед и думать, что сегодня выходки этого ребёнка, действительно, какие-то другие, до тех пор, пока её не окликнула блондинка, призывая скорее заходить внутрь, ибо на улице «страшный дубак». «Я и вправду слишком много думаю о ней?». Оплатив час и накупив напитки, подруги пришли в свою комнату, и стоило Мацури снять куртку, раздался визг Юдзу: — Вы тоже надели одинаковые? О, это ТАК мило! Мы будто на двойном новогоднем свидании! Разве не потрясающе, Мэй? — Да... — брюнетка, как всегда, обошлась кивком. Танигучи стояла с самым глупым непонимающим выражением лица, пока не взглянула на Мидзусаву, на которой был надет точно такой же свитер, как и на ней. Она пялилась на белых оленей с десяток секунд, по истечению которых прозвучало почти такое же смущённо негодующее: — МАЦУРИ!

***

— Мы не встречаемся, Юдзучи, — опровергала догадки лучшей подруги Харуми, — Просто кто-то перевозбудился накануне праздника. — Верно, Юдзу-чан. Всё только впере- Ауч! Ауч! — завизжала Мацури, когда шатенка усилила свой захват вокруг её шеи, какой совершает обычно. — Странно. Мы с Мэй были уверены в этом ещё с.. когда, Мэй? — беззаботно рассказывала Аихара старшая, рыская в поисках хорошей песни на планшете. — С июля. Примерно, — кратко ответила младшая из сестёр, отпивая сок из стакана через трубочку и делая непричастный вид для карих глаз, как-то панически поглядевших на неё; Мацури подавилась соком, так что её пришлось отпустить, пока она кашляла. Юдзу переводила взгляд с одной подруги в планшет и на другую, продолжая: — Вы стали ТАК друг на друга смотреть.. Проводить ЕЩЁ больше времени вместе.. Вот мы и решили, что когда ты, Харумин, пришла навестить Мацури, между вами что-то- О! Эта песня! Мэй, спой со мной дуэтом! Юдзу была переменчива и жутко активна: как и обычно. С возвращения Мэй домой. Последняя была не способна противиться напору возлюбленной, так что вскоре обе запели на невысоком подобии сцены: старшая с широкой улыбкой и громко, а младшая тихо, но с глубоким выражением и не смотря на зрительниц, которые их особо и не слушали. Покрасневшая капельку Танигучи колебалась немного, прежде чем положить ладонь меж чужих лопаток и поддерживающе погладить, спрашивая: — Ты как? — В норме, — дала честный ответ Мидзусава, откашлявшись. — Юдзу по-прежнему преисполнена любовью из-за президента, так что тебе не стоит так шутить, иначе она может загореться и забыть о важных вещах, — пока Харуми говорила, её грудь словно опутывали щупальца страха, сдавливая, но это чувство отступило, когда её руку в третий раз за сегодня схватили за запястье и дёрнули, так что через секунду девушки оказались в горизонтальном положении, а их лица так близко, что каждая могла тщательно разглядеть милый румянец другой. Мацури накрыла ладонью затылок шатенки и притянула к себе, и та тут же подумала, что сейчас их уста соприкоснуться. Она закрыла, даже зажмурила глаза, тщётно пытаясь зацепиться хоть за одну мысль о последствиях или страхах, но губы напротив так и не достигли её собственных — они чуть дотронулись до уха, пока их обладательница шептала: — Я не шутила, Танигучи-семпай. Харуми, вероятно, затрепетала бы сильнее, если бы не очередная ухмылка да гадкий смешок от девушки снизу: — Ты правда думала, что я тебя опять поцелую?.. Хочешь? — и после этого вопроса она начала приподниматься, что ускорило взрыв неистового раздражения внутри её семпай, которая с силой припечатала её обратно с обитому жёлтой кожей дивану, вцепившись в хрупкие плечи обеими руками: — Как же ты меня достала! Танигучи резко села и схватила со стола газировку с планшетом, принимаясь выбирать песню и упёрто отпивать из трубочки несмотря на то, что дерущие горло пузырьки напитка заставляют глаза слезиться, что раздражает ещё больше. Юдзу поглядела на подруг с "недосцены" с улыбкой — она не видела ничего, кроме любви. Особенно своей, которая отвела её за руку обратно за стол, вызывая чуть ли не слепящее сияние счастья. Мацури спряталась в сгибе локтя, отдаваясь терзающим её чувствам. Её бесило то, что семпай, узнавшая о незащищённой, скрытой стороне, была так добра снисходительна к ней. Её бесило то, что она почти ничего не спрашивала, будто ей и без слов всё известно. Её бесило то, что она позволяла ей все эти выходки, позволяла оставаться рядом — этакий жест доброй воли. Её бесило это, но так безумно нравилось. И Мацури бесилась, бесилась, бесилась, и чувство это сосуществовало с желанием разрыдаться в объятиях тёплых сильных рук той, которая всё знает, выложить ей всё начистоту — что гложет и что вызывает трепет. И в глубине души она догадывалась, что желание это было обоюдным. Догадывались обе. Харуми тоже бесилась. Она знала обо всех тех вещах и была добра, стараясь быть хорошими другом, но гордая часть её души не позволяла оставаться безразличной к выкидонам младшей. Её бесило, что та говорит что-либо о её защите, которая даёт всё больше трещин, когда собственная явно не в лучшем состоянии. Обе продолжали вести себя, как стервы, оправдываться тем, что их устраивает их позиция, отрицая очевидное настоящее и на самом деле нуждаясь в любви и касаниях, внимании и понимании, защите и поддержке. Они боялись. Харуми никогда не любила. Мацури не могла делить с кем-то контроль или же и вовсе лишиться его. Так девушки страстно бесили друг друга, нежно хотели друг друга и боязливо нравились друг другу, и чувства эти смешивались и всё нарастали и нарастали, бушуя в душе ещё более бурно, чем прежде, после июльского поцелуя, а напряжение вокруг них утяжелялось так, что порой казалось, что становится трудно дышать. Но они продолжали свои игры. Стрелка спидометра оставляла за собой всё большие числа. До чёрно-белой шахматной полосы недалеко. Когда Харуми с щекотным ощущением волнительного возбуждения вперемешку с раздражением выбрала песню и заиграла мелодия, Мацури убрала руку, а стоило старшей, забрав микрофон у Юдзу, ступить на сценку, младшая и вовсе села, удивлённая и уже обдумывающая дальнейшие действия, пока искрящийся взгляд карих глаз был устремлён на неё и только на неё, а его хозяйка начала петь на несколько ломанном английском:

On the low (Я затаилась.) Only love myself, no more (Теперь люблю только себя, с меня хватит.) Take you to the grave, I'll ghost (Сведу тебя в могилу, являясь к тебе призраком.) I know I can be so cold (Я знаю, что могу быть такой холодной.) In the dark (Во тьме.) Where I like to keep my heart (Вот где я люблю держать своё сердце.) Know I'm all bite, no bark (Знай, я не из тех, что источают пустые угрозы.) Like to catch you way off guard (Мне нравится заставать тебя врасплох.)

Танигучи заметила, как Мидзусава одними губами произнесла: «Это моя песня», и игривое выражение её лица перед тем, как веки опустились и она распелась:

Stay so deep inside your brain (Я надолго останусь в твоих мыслях.)

Мацури прошмыгнула под стол.

And take you somewhere far away (И уведу тебя куда-то далеко.)

Тихо подкралась к семпай и резко схватила микрофон, от чего глаза той открылись и узрели привычную ухмылку, которая не исчезала, пока её обладательница перехватила на себя инициативу:

Time to roll the dice, you know I'm the type (Пришло время бросать монетку, ты знаешь, я такая девушка,)

Её писклявый голосок никак не сочитался с тем, что шёл в оригинале песни. Это было странно, по-необычному забавно. Но никто не хихикал. Горло и грудь будоражаще сдавливала наэлектризованность воздуха, губы приятно немели, но двигались свободно.

Type to risk my life, not afraid to die (Которая рискнёт жизнью, я не боюсь умереть.) Type to make you cry, type to put a price (Я доведу тебя до слёз, набью себе цену.) All up on your head, do just what I said (Поселюсь в твоих мыслях, заставлю делать то, что захочу.)

От последней строчки Харуми загорелась пуще прежнего. Она наклонилась и вцепилась в микрофон так, что её большие ладони теперь накрывали чужие поменьше, а лица девушек оказались на расстоянии пары дюймов, когда они запели вместе:

I'm a straight up villain, straight up villain (Я настоящая злодейка, настоящая злодейка.)

Они были в другом мире. Своём. Здесь, на сцене. Их сцене. Только их.

Yeah, no feeling, yeah, no feeling (Да, никаких чувств, никаких чувств.) Straight up villain, straight up villain

Мацури накрыла прохладной ладонью чужую щёку, а большим пальцем мягко и нагло коснулась губ, с которых мелодично и страстно срывалось последнее «villain», дабы отвлечь...

Yeah, no feeling, yeah, no feeling

...что получилось успешно, и, перехватив микрофон в одну руку, а второй взявшись за плечо Харуми, девушка принялась неспеша ходить вокруг неё, скользя кистью дальше по ключицам, другому плечу, лопаткам, продолжая одна:

I'm alive, but I'm dead (Я живая и мёртвая одновременно.) Hear my voice up in your head (Ты слышишь мой голос в своей голове?) Watch it fill you full of drеad (Он наведёт на тебя ужас.) 'Til you go pow (Пока ты не слетишь с катушек.) Is it really a surprise if I'm playing with your mind (Разве это должно удивлять, что я пудрю тебе мозг?) And I treat you likе a prize, then I throw you to the side? (Сначала я обращаюсь с тобой, как с трофеем, а потом выкидываю на помойку.) And am I really that bad if l love to make you mad? (Я что, правда такая плохая, потому что люблю бесить тебя?)

Танигучи почувствовала, как чужие пальцы игриво коснулись её подбородка, и тогда её рука остановила Мидзусаву, намеревающуюся начать третий круг и пропевшую последние слова мимо микрофона:

And get happy when you're sad, only care about a bag (И радуюсь, когда тебе грустно? Меня волнуют только деньги!)

поскольку шатенка потянула его на себя вместе с кохай и вернула контроль:

In control. (Я люблю всё контролировать.) That's how I like it and I'm never letting go, nah (Я никогда не откажусь от этого, не-а.) Never had a soul (У меня никогда не было души.)

Мацури шепчет: «Soul».

So you ain't taking nothing from me when you go, nah (Так что, когда ты уйдёшь, ты ничего у меня не заберёшь, не-а.)

Старшая, распеваясь, выпрямила руку, тем самым отстраняясь от младшей. Точнее даже, отодвигая её от себя.

I'll stay so deep inside your brain (Я надолго останусь в твоих мыслях.) And take you somewhere far away (И уведу тебя куда-то далеко.)

Вытягивая последние слова, Харуми вдруг сама подалась обратно вперёд, и немного удивлённая Мацури ухмыльнулась шире, принимая предложение продолжить:

Time to roll the dice, you know I'm the type (Пришло время бросать монетку, ты знаешь, я такая девушка,) Type to risk my life, not afraid to die (Которая рискнёт жизнью, я не боюсь умереть.) Type to make you cry, type to put a price (Я доведу тебя до слёз, набью себе цену.) All up on your head, do just what I said (Поселюсь в твоих мыслях, заставлю делать то, что захочу.)

И её захлестнул такой же возбуждённый восторг, как и её теперь чуть заметно улыбающуюся семпай, чьи брови нахмурились в решительном вызове, когда обе их руки вновь накрыли микрофон, чуть вспотевшие горячие ладони пустили по телу странный разряд жара и дрожи, а лица опять сблизились до расстояния пары дюймов; пошёл припев:

I'm a straight up villain, straight up villain (Я настоящая злодейка, настоящая злодейка.) Yeah, no feeling, yeah, no feeling (Да, никаких чувств, никаких чувств.) Straight up villain, straight up villain Yeah, no feeling, yeah, no feeling

Мидзусава преодолела половину тех сантиметров довольно неожиданно, и Танигучи опешила, но не отстранилась. Микрофон опустился на высоту груди младшей, так что Юдзу и Мэй уже не могли слышать, как чуть ли не шёпотом Мацури напевает практически в самые губы Харуми, опаляя их своим утяжелённым дыханием:

I'm alive, but I'm dead (Я живая и мёртвая одновременно.) Hear my voice up in your head (Ты слышишь мой голос в своей голове?)

Мидзусава снова положила руки на щёки девушки напротив, кончиками пальцев касаясь её порозовевших ушей, как тогда, у себя дома, в июле, а та отдалась бы с силой охватившим её чувствам, если бы не возвращение извечной ухмылки.

Watch it fill you full of dread (Он наведёт на тебя ужас.) 'Til you go pow (Пока ты не слетишь с катушек.) Bang bang, — сёстры Аихара почти вздрогнули — Юдзу так точно, когда Танигучи дёрнула микрофон вверх, — You can do anything (Ты способна на всё.)

Мацури подхватила: No fear, no pain (Ни боли, ни страха.)

Харуми не отступала: Listen to your brain go (И ты уже сходишь с ума.)

Они сбились с ритма. Ноты утеряны.

Go stupid, go dumb, go stupid a- (Давай, сделай что-нибудь глупое, и-)

Они практически кричали.

And then we go insane, woah (И мы будем сходить с ума.)

Just do what I say (Просто делай то, что я говорю.)

Follow me! (Иди за мной!)

I'll lead the way! (Я проведу!) Слова стихли внезапно. Последние были такими оборванными. Мелодия продолжалась. Собственное дыхание касалось лица напротив. Глаза в глаза. Юдзу улыбалась. Мэй говорила ей не вмешиваться.

***

— Мы нашли старый катацу папы и поставили его в гостиной, чтоб накрыть, — воодушевлённо рассказывала Аихара старшая, идя под руку с возлюбленной рядом с подругами, — Мэй очень любила его в детстве. Папа говорил, как она залезала под него и засыпала, а потом у неё болел живот. Мацури дразняще взглянула на младшую из сестёр, и та отвернулась. Мизинец Мидзусавы зацепился за мизинец Танигучи. Так нужно. Это естественно. Это нормально. — Мама купила кучу мандаринов и фейерверков, так что почему бы нам не запустить их после еды, — продолжала блондинка; это прозвучало как утверждение, нежели предложение, — Там несколько гостевых спален, так что можете лечь куда захотите. Почти как в пансионе менеджера! Две ванны и большая купальня. Можно будет вместе сходить, а потом поиграть. Ох, это будет потрясная ночь! Жаль остальных нет с нами. — Хотя бы в этот раз обойдёмся без избиений подушками, — протянула Харуми. — Главной угрозы нет, и теперь ты боишься проиграть, Танигучи-семпай? — губы Мацури искривились. «Сколько ж можно?». — Что ты сказала? — кажется, на мгновение шатенка скрипнула зубами, произнося с вызовом; её палец выпрямился — она хотела убрать руку, но чужой не позволил сделать этого, а хозяйка его поспешила исправиться, но не переставая ехидничать: — Из нас вышла бы отличная команда. Отличный дуэт. Танигучи чуть хмыкнула: — Если бы мы сами друг друга не поубивали. — Но вы можете быть такими сплочёнными, — ввернула Юдзу, и её лучшую подругу охватило лёгкое смущение с толикой внутреннего негодования от такого заявления. Правдивого. Все знали это, — Но мы с Мэй вам не проиграем! — Я не подписывалась на это, — выразила протест брюнетка. — Что?! Ну Мэ-эй. Сегодня праздник, давай повеселимся! — Я и так позволила тебе устроить хаос в доме дедушки. Этого достаточно. — Этого недостаточно! — Я поиграю с вами в карты, Юдзу, но никаких подушек. Только перестань капризничать. — Мэй! — старшая Аихара просияла и крепче прижалась к сестре, которая шумно вздохнула, но улыбнулась. Слабенько так. Почти не заметно. В своём духе, — В этот раз я смогу уловить эмоции на твоём лице! Мацури захихикала. Чистый смех. Харуми залюбовалась ею. Мизинец согнулся обратно, огибая другой. Особняк предстал перед подругами. Юдзу издала довольный, похожий на визг звук, когда снова увидела свитера подруг. Сдавленный — Мэй говорила не лезть. Когда сёстры Аихара ушли в кухню к большущему холодильнику, чтобы натаскать еды на катацу, Танигучи и Мидзусава отправились в ванную комнату — помыть руки и согреть их после мороза. Мраморный пол с подогревом. Приятно пахнет. Сладко. На выбор стояло три жидких мыла, и девушки выбрали вишню. Обрести один запах. — Будто кипяток, — произнесла Харуми, когда горячая вода из крана полилась на её руки, смывая с них розоватую ароматную пену. Мацури пропихнула ладони поверх её, мешая. — В очередь, — шатенка повторила действие подруги, которая молча сделала то же и выпустила смешок, — Эй! Уголки губ старшей приподнялись. Ещё пара таких махинаций — они посмеиваются. — Предпочитаешь сверху, Танигучи-семпай? Харуми цокнула: — Тебе всегда нужно всё свести к этому? — она собиралась убрать уже чистые руки, но чужие пальцы сплелись с её собственными, удерживая. — Я не против, если это ты. Вода горячила. Кожа краснела. Мгновенное раздражение. Никакого сопротивления. — Не похоже на тебя.. Чувствуешь себя защищённой? Это чувство, когда вскрывают сердце, обнажают душу. Отдирают сухую кору с дерева и находят белые муравьиные яйца. Ценнейшее сокровище. Нет — бесценное. Это выражение лица. Эти впивающиеся в тыльные стороны крупных красных ладоней красные пальцы ладоней поменьше. — Вы чего так долго? — недоумевала на пороге ворвавшаяся в ванну Юдзу, — Всё уже готово. Вода из крана раковины перестала журчать. Им пора поговорить. Разъяснить всё. Чего так долго?

***

— Когда мы были маленькими, Мацури отмечала Новый Год с нами. Обычно мамины подруги приходили со своими детьми, и однажды они принесли кучу мандаринов. Мацури пролила на себя сок, и пока девочки выбирали фильм, я искала во что бы её переодеть, — Юдзу периодически прерывалась, чтобы отправить в рот кусочки мяса или овощей, прожевать их и проглотить. Харуми усмехнулась Мацури, ищущей в ноутбуке фильм для просмотра, и та насупилась, так что старшая потрепала розовые волосы, но руку убирать не спешила. — Когда мы к ним вернулись, мандаринов не осталось, и я расстроилась. Но Мацури спрятала для меня одну: маленькую и кислую. Это было так мило! — Боже, Юдзу-чан, — ворчливо вздохнула немного смущённая Мидзусава, отмахиваясь от семпай как-то нехотя и стараясь принять непринуждённый вид, — Это напомнило мне один случай, — краем глаза она заметила, как Танигучи поставила локоть на стол, удерживая рукой голову, и уставилась на неё с улыбкой в ожидании рассказа, — Как-то я попросила Инори оставить мне половину винограда. Мы собирались поиграть. Когда я помыла посуду и вернулась в комнату, увидела, что от каждой виноградинки откушена половина, а он сидит довольный с джойстиком в руках и пялится на меня. Шатенка рассмеялась. Мэй сидела с каменным лицом, внимательно слушая и кротко поедая салат. Юдзу удивилась: — Инори? — Её брат, — напомнила объяснила Харуми. — У тебя есть брат?! — Стоп, Юдзучи, ты что, не знала? — Нет! — ...Ну, Мацури очень скрытная, когда дело касается её семьи, — Танигучи почесала затылок, чувствуя себя несколько неловко перед голубыми глазами. — Но она рассказала тебе, и это в очередной раз доказывает, что вы ближе друг к другу, чем остальные в нашей компашке. — Просто Танигучи-семпай ворвалась ко мне домой и заставила Инори сидеть с ней, пока я не приду, — жаловалась Мацури, разводя руками. — Чего?! — возмутилась Харуми, — Лгунья! Не было такого. Ты сама пустила меня. — Ты была у Мацури дома? — А? Ну да. А ты разве нет? — настала очередь шатенки удивляться. — Дело в том, что Мацури, — начала блондинка. — Сестрица Юдзу... — ощущение уязвимости росло внутри Мидзусавы. — ...никого к себе не пускает... — Юдзу-чан... — ...кроме тебя, получается. — Юдзу, — заговорила Мэй, видя, что пора бы её сестре замолчать, но Мацури сама оборвала рассуждения, устрашающе колющие её сердце: — Я выбрала! — она резко подвинула ноутбук в центр катацу, позвенев при этом посудой, но, к счастью, ничего не уронив. Красные буквы с потёками такого же цвета навевали мысль о том, что выбранное кино явно в жанре ужасы. — Разве это соответствует сегодняшнему празднику? — Мэй одарила монитор скептичным взглядом, двигаясь в сторону подруг за сестрой, которая радостно воскликнула: — Но разве так не более захватывающе! — Бесполезно спорить с ними, президент, — страдающе поддерживающее лицо Харуми сменилось несколько изумлённым, а после раздражённым, когда Мацури начала пихаться, — Эй, Мацури! Не толкайся, я и так у самого края сижу! — Но Мэй-сан не хватает места, — констатировала младшая — за одну сторону стола поместится не более трёх человек. — Тогда отсядь! — Чего?! Это грубо, семпай! — Мидзусава стала упорно лезть на Танигучи, дабы оказаться между её ног лицом к экрану. — Какого чёрта ты делаешь?! — Сама сказала мне отсесть, — усмехнулась Мацури, устроившись поубоднее и закинув голову назад, на плечо семпай, которая не сопротивлялась. — Я не это имела ввиду, — шатенка всем своим видом постаралась показать, как её достали эти выходки, и закатила глаза, вздыхая и обнимая кохай за талию, укладывая ладони на её животе, — Что? Мне надо куда-то деть руки. — Ну да, оправдывайся. Ау! — Будешь доставать меня, я тебя защекочу. Не испытывай моё терпение, — сказала Танигучи после того, как несильно стиснула пальцами чужой бок. — Справедливо, — согласилась Мидзусава. На время фильма был установлен мир. — Юдзу, нет, — отказала возлюбленной Мэй, когда та раскрыла объятия, приглашая её сесть так же, как подруги. И, наверное, блондинка бы чуточку расстроилась, если бы младшенькая не положила голову ей на плечо. — Ты можешь ко мне прижаться, если станет страшно, Мэй. Брюнетка не дала ответа. — Ты тоже можешь прижаться ко мне, Танигучи-семпай, — смешок сорвался с губ Мацури, когда она нажимала на пробел, включая фильм. — Тебе не кажется, что мы будем заниматься этим на протяжении всего просмотра? — произнесла Харуми вместо того, чтобы защекотать девушку, как она и обещала. — И то верно. Громкость почти на максимум. Неприятное ощущение страха, холодящее незащищённые теплом катацу спины. Режущие слух и вызывающие содрогание резкие звуки. Движения. Жуткие мелодии. Плач мужчины. Ножи и разводы. Красным. Полное погружение. Неизменная ухмылка Мидзусавы. — Прекрати наваливаться на меня, — упираясь ладонями в пол, точнее в светлый ковёр с мягким ворсом на нём, жаловалась Танигучи — подруга расслабилась и теперь походила на амёбу — не особо тяжёлую, но заставляющую сидеть в напряжении, дабы не упасть назад. — И это ты мне говоришь? — Мацури оставалась невозмутимой, ощущая лопатками мягкость пышной груди. — Хах? — Я вот-вот упаду лицом в салат. — О, я бы посмотрела на это. — Ты сказала не доставать тебя, семпай, но сама начинаешь эти игры. — Потому что ты навалилась на меня! — повторила шатенка чуть возмущённо, однако попыток избавиться от тела так и не совершила, а тело в свою очередь даже не сделало вид что как-то попробовало изменить свою позицию. Сёстры Аихара не обращали никакого внимания на возню справа от себя. — Хочешь, я покормлю тебя в качестве моральной компенсации? — предложила Мидзусава, снова упираясь затылком в чужое плечо. — Почисти мне мандаринок, — вздохнув, согласилась Танигучи, возвращая руки на место, — Маленьких. — Мне тоже они больше нравятся. — Ты поэтому оставила Юдзу такую? Лучшую, — поинтересовалась Харуми, наблюдая, как кохай снимает кожуру с цитруса. — Да. Шатенка улыбнулась. Оболочка маленьких мандаринов плотная, так что чистить их тяжело, но Мацури старалась, и когда сочные кислые дольки были высвобождены, она отделила одну и, держа двумя пальцами, обернулась и поднесла её к губам, что целовала июльским вечером. Забирая угощение, Танигучи влажно коснулась фаланг, вбирая их в рот на длину ногтя. С уст Мидзусавы сорвался шумный выдох. Голубой и карий взгляды держали контакт до того момента, пока из динамика ноутбука не послышались душераздирающие крики «трансухи», «леди-мужчины», как назвала Мацури высокое и мускулистое, напудренные добела темноволосое создание в платье, словно кукольном, и тогда младшая вернулась в прежнее положение. Дальше мандариновые дольки передавались из руки в руку. Обе оправдали это тем, что «так они не пропустят интересных и важных моментов».

***

— Я не буду играть на наказание, — запротестовала Харуми, когда подруги после вкусного сытного праздничного ужина и фильма собрались поиграть в карты. — Что? Но я даже не сказала о том, каким оно будет, — Мацури положила ладони на плечо шатенки, а на них — подбородок, принимая какое-то немного надутое и наиграно невинное выражение лица. — Вот именно. Придумаешь какую-нибудь фигню. — Да ладно тебе, Танигучи-семпай. Даже Мэй-сан согласилась. Не будь такой трусихой. Если до этого Танигучи стояла ровно, чтобы не согнать Мидзусаву, то сейчас раздражение свело её брови к переносице и привычно искривило губы — как бывает обычно: — Что ты только что сказала? Ладно. Давай. Говори наказание, и я в игре. Младшая прохихикала и отошла от семпай: — Проигравший будет водить. — Водить в чём? — спросила Юдзу, тасуя карты и наблюдая, как девушки садятся с ней на ковре и образуют круг. — В прятках. В темноте. По всему дому.