Психиатрическая клиника Чарльза Трентона, штат Нью-Джерси, США
май 1989
— Пульса нет. Забирайте. Медсестра отошла как только он появился в дверном проеме. Палата на пятерых — две с тяжелой шизофренией, две с униполярной депрессией, а тело на боковой кровати болело анорексией. Он подошел ближе, когда грубые руки дежурных подняли её конечности. «Заморила себя голодом, дорогуша, — выдохнул он, потирая запястья. — А кто виноват, что она есть вообще не хотела?» Запихивание еды насильно — метод относительный, к которому приходили первое время, но потом просто устали вытирать рвоту. Он оглянулся, поймав взгляд Фреда: тот прикрыл глаза рукой, чуть сгорбившись. — Это не твоя вина, Фред. Сам же говорил, что она никого не слушала, — подняв тело под лопатками, сухо произнес один из дежурных этой палаты. — Мы сделали все, что могли. — Я же почти нашел с ней общий язык… — пробубнил он, потирая переносицу. Никто не ответил, а девушку уже положили на кушетку. Он даже не помнил её имени, но, так как она была в одиннадцатой палате, просто обязан был помочь с доставлением в «морг» до приезда службы. Он все также опирался на дверной косяк, скрестив руки, невольно глянув на часы — уже половина одиннадцатого. Его смена началась несколько часов назад, а уже что-то произошло. «У меня еще груда папок на столе, мерзость, — с отвращением подумал он, задрав голову к потолку». — Эй, Рей, тебя не просто так позвали, помогай давай, — выплюнул Блейк, один из дежурных, грубо кидая руку девушки на живот. — Тц, и без тебя знаю, — фыркнул он, подходя к кушетке, нехотя осматривая её. Вколотые витамины вчера не помогли: её вес был ниже некуда, при росте около ста семидесяти сантиметров она еле-еле весила тридцать пять килограмм. Она давно не могла самостоятельно передвигаться, чаще всего сидела у телевизора, бубнила что-то, озиралась на каждого встречного. Фред только хмурился на очередное «хочу быть меньше, меньше, меньше», а Реймонду казалось, что исход был ясен давно. Сейчас она выглядела совсем скверно: кожа обтянула скулы, под ключицами была стерта её ногтями в порыве недавней истерики. Волосы начали выпадать около месяца назад, также и пара зубов — сколько бы ей не давали кальция, желудочный сок, если она все-таки вызывала рвоту вечером, впоследствии всю ночь разъедал эмаль. Впадины под глазами заставили Реймонда на секунду паршиво усмехнуться: у самого были бы такие же после недавней бессонницы. — Уложи остальных спать, бумаги возьмем на себя, — тихо послышался голос Фреда, положившего руку на плечо медсестре. Она что-то буркнула в ответ и закатила глаза, посмотрев на пациенток — это было последнеё, что увидел Реймонд перед тем, как закрыть дверь с обратной стороны и неспешно покатить кушетку. «Конура, — мысленно сравнил он, лениво завозя труп в помещение». В морге еще холоднее, чем в коридорах, где грели батареи. Голые стены, штукатурка на тонких нитях-паутинках повисла с потолка. Когда человек умирает, его телу остается пробыть несколько часов до прибытия служб — нет необходимости заморачиваться над стерильностью или чем-то таким. Блейк открыл дверцу «холодильника», Реймонд взял её за ноги: температура уже достигла комнатной, отчего казалось ледяной, трупное окоченение еще не началось, но природное чувство, будто что-то не так, всегда охватывало его. Он сильно сжал их, отбрасывая мысли о сочувствии, и помог убрать тело в холодильную камеру. Все происходило очень быстро, им хватало десять минут, чтобы убрать труп, скрыть его от стен больницы в самом потаенном уголке. Пожалуй, у Реймонда и неухоженного морга было что-то общеё. Время было около одиннадцати. Небо потемнело совсем, только свет одинокой луны, пробивавшийся сквозь окна, и люминесцентные лампы давали ориентир редким бродячим дежурным. Они зачастую специально держались по главным блокам — желания останавливаться у палат не было. Длинный коридор со слабым освещением стал привычной картиной за пару месяцев. Потолок весь потрескался, кривые линии в белом свете превращались в острые ветки деревьев или замысловатые паутины. Потертые временем туфли на плоском каблуке старались не стучать о каменную плитку, идти приходилось почти на носочках. Тихо, в приемной гостиной спят пара дежурных, кто-то переносит из столовой сок в сестринскую в картонных коробках. Реймонд чуть не запнулся на крутой железной лестнице, расположенной у туалета первого этажа. Лишь цыкнул и, желая укрыться в его собственной конуре, ускорился. Пол на нижнем этаже был самым холодным, будто отопление сюда не подавали. Говорили, в те времена хоронить людей приходилось прямо тут, родственники просто забывали про них. Всегда было неприятно влажно, будоражило клетки совсем не от доброжелательности бетонных стен. Будь его место на этаже выше, он бы никогда не спустился сюда. Здесь можно идти спокойно, отстукивая четкий ритм и кивая проходящим санитарам. Когда Реймонд прошел блок с изолированными больными, мокрота подступила к глотке, захотелось плюнуть прямо на пол, под дверь палаты, но нельзя — он же врач. Ставни двери застонали, когда она тяжело открылась и перед глазами предстала привычная картина. Увидев её впервые, миссис Адамс сказала, что это его кабинет, но она ошибалась и ошибается до сих пор. Реймонд сдул тонкий слой пыли с книжной полки у стены, постучал пальцем по хилому столу, будто проверял, выдержит ли он очередную стопку карточек за последние двадцать лет. Заметил в углу несколько небольших горшков с растениями — то ли старая монстера, то ли полуживая диффенбахия, он не разбирался — и пару бутылок воды для них. Когда он в последний раз поливал растения? Хотя, завянут они или нет, разницы совсем никакой. Реймонд скривился, когда глазами поймал ниточку паутины на потолке и подумал, что стоит давить на уборщиц — пусть лучше убираются. Сев за стол, он плавно покрутил ручку пальцами и вытянул ноги. Оставалось около получаса до того, как его опять вызовут дежурные. «Старику из четвертой палаты опять приспичит блевануть в постель? Ребята из третьей вовсю будут колотить по стенам и пытаться прогрызть решетку кроватей? — перебирал Реймонд, наблюдая за цикличными движениями ручки. — У одной из девочек случится истерика, а другая забьется в угол так, что даже руку не вытащить?» На последнем ему хотелось вымученно засмеяться: таблетки точно не запихнешь, в таких случаях препарат вводят сразу в вену. Очертив взглядом стопки хлипких бумаг, он нашел старенький рабочий телефон. «Она сейчас занята, небось, сидит и заполняет бесконечные карточки новоприбывших». Недолго думая, он на автомате набрал номер и приложил трубку к уху. От длинных гудков было не по себе первое время. Они разрывали тишину резко и пронзительно, Реймонд часто хмурился, потому что напряжение окутывало его с головой. В этом месте всегда не по себе, хочется вывернуть себя наизнанку от вечного застоя, старости. Словно окружение тихо умирало, готовило к этому и Реймонда. Обычно, когда мысли заводили его в подобные дебри, он просто заваливал себя работой или поднимался за кофе, однако во время звонков вновь и вновь возвращался к подобному, словно только они доказывали обратное. — Да, слушаю. Мягкий, бархатистый женский голос, чья обладательница часто язвительно смеялась и бубнила что-то под нос, сейчас был холодным. Он сразу понял, что её сильно потрепали на смене. Казалось, прошло всего три часа, а они оба выдохлись. — Я на месте. Посмотри отчеты пятнадцатой палаты, мне надо сверить с записями Фреда, — он придвинул к себе стопку бумаг с пометкой «расположение пациентов блока 12-18» и пальцами прошелся по таблице. — Там две с депрессией, одна с шизофренией и одна с обсессивно-компульсивным расстройством, — он протянул паузу, ведь Фред никаких заметок не оставил. — Как думаешь, стоит их оставлять вместе? У Фреда пусто. — Я бы настаивала на их распределении, но Белла откажет, у меня так с тридцать девятой палатой было. Мол, мест и так мало на этих чистюль, — она попыталась спародировать её. Реймонд хмыкнул, но девушка не засмеялась в ответ. — Однако это заболевание подразумевает собой именно навязчивые мысли и идеи, но как нашу любительницу качать ребят с депрессией слабыми транквилизаторами это может волновать. — Гильда, не начинай, — отрезал он, пресекая любые её попытки завести тему в это русло. Он крепко держал трубку плечом и активно писал отказ о распределении, чтобы позже Фред просто подписал, — мы это уже обсуждали. Она, скорее всего, просто не в духе последнее время. — Её просто давно никто не трахал. — Гильда, — шикнул он на неё и презрительно цыкнул. Настроение знакомой упало так, что она была готова говорить о директоре, сидящем через дверь и пару метров, — не будь как она, иначе станешь еще хуже. Шумно выдохнув, Гильда замолчала, и послышалось шуршание бумаг. Он угадал: она и правда занималась похожими с ним делами. Было слышно, как она хлопнула губами, медленно промычала какую-то мелодию. Реймонд молчал, расписываясь и ставя дату на заявлении. Он уже хотел что-то сказать вроде «И что, ты теперь злишься?», но его немой вопрос перебил глухой звук со стороны. Гильда на секунду даже перестала дышать, а после тихо завыла и, словно недовольный щенок, хныкнула. — О, Господи, опять она. — Из тридцать пятой? Паранойя? — усмехнулся Реймонд. Он отметил ручкой в столбце процедур гидротерапию и откинулся в кресле, на автомате записывая номера пациенток. «Одна из них как раз сорок вторая, и еще одна двадцать шестая». — Она самая. Каждую ночь прыгает по полу, кричит что-то на непонятном языке. Пробовали терапией её успокоить, не помогает. Уилл регулярно дает ей вместе с тиоридазином еще и какой-то транквилизатор. Вроде лучше, теперь не мерещатся собаки на поводках. Как бы соседки еще больше не сошли с ума… — Да куда им больше — он был готов засмеяться, вспоминая, кто находится в той палате. Одна с шизофренией, а другая с одним её подвидом. Не уточнялось, с каким именно, но лечение было идентичным для обеих пациенток. — Мне тут Лизи недавно рассказала, что лет тридцать назад двух парнишек положили вместе с мужчиной с шизофренией. В итоге через пару месяцев они начали бредить сильнее, бессвязно говорили, всех сторожились. Врачи тогда считали, что мальчики в процессе начали отхватывать поведение пациента, находясь с ним в тесном контакте, но сейчас предположения уже другие: одни пишут, что они просто из-за мощности таблеток так сломались, вторые — во всем виновата лоботомия. — Лоботомия? Разве её тогда все еще проводили? Не могли быть побочные действия таблеток? — выгнул брови Реймонд, разворачиваясь к стене и поправляя провод трубки. Его встретила серая стена и куча коробок на полу — остатки из-под таблеток, куча неоткрытых шприцов. Ничего интересного, что могло бы зацепить людей и простых проходимцев, в отличие от первого этажа. Весь первый этаж постоянно утопал в свете — будь то напольные лампы в приемной гостиной, идущая ровной линией люминесценция в потолке, будь то закатное солнце. И вообще, если бы кабинет Реймонда был этажом выше, все было бы иначе. По крайней мере, ему так отчетливо казалось. Решетки и толстое окно закрывали ночной свет и небо. Еле освещена толща деревьев, что раскинулась в пятистах метрах, а может и ближе. Вид прелестнейший: огромное поле вплоть до линии леса, тишь, запах свежей травы, редких колосьев, играющих собственный ритм, любимая девушка рядом… Стрекотание светлячков где-нибудь у шумной реки, далеко-далеко отсюда. Но это все лишь со стороны главного входа в больницу. Ни лес, ни поле не было видно со стороны внутреннего двора — ночные фонари били в глаза, а высокие стены из проволоки только ухудшали положение. Выхода, кроме как через чугунные ворота, нет. «Будто я сам в палате оказался, — подумал он, когда Адамс познакомила его с ночным окружением. — Нет, в тюрьме». — Рей, ну какие побочки от таблеток? Тогда еще противоаллергенными лечили или хлорпромазином, о качественных нейролептиках здесь и не слышали. Могли, конечно, смешать препараты, мало ли. — Люди разные бывают, — наклонив голову, пробубнил он. Под грудью будто стало тесно, он заерзал в кожаном кресле. — Могут даже с ума сойти и начать кромсать людей. — Так, не начинай, — пробормотала Гильда, перебив его. — Если кабинет на тебя так действует, лучше поднимись обратно в ординаторскую. — Знаешь ведь, что делать с ними мне нечего. Гильда сделала глубокий вдох, а Реймонд выдохнул, будто за неё. Он ненавидел преддверие ночи: именно в такие моменты мысли, томящиеся внутри, больше всего хотят выбраться наружу. Он нервно, с ощутимым давлением потёр провод, слушая ровное дыхание Гильды. Нужно было перевести тему, разговорить её без упоминания работы, которая и без этого измотала. — Кстати, почему Дон на ночную смену с тобой не остался? — внезапно вспомнил Реймонд, ведь вместо него как раз должен быть он. — Ох, ну, — тихо протянула Гильда, усмехнувшись. — В общем, сегодня с утра… Резкий стук в дверь отдался эхом по коридору снаружи. Реймонд тут же отложил трубку от уха, голос Гильды стал отдаленным и неразборчивым. Резко повернулся на стуле обратно и почти скинул рукой телефон. Стук раздался еще раз, но теперь единственный, после которого дверь заскрипела. Он быстро бросил ей: «Ко мне пришли. Позже наберу. До утра», и звонко положил трубку. Кого притащило к нему так поздно? На пороге показалось еле освещенная фигура из-за единственной включенной лампы у него в кабинете. Реймонд узнал её по запаху, потому что она всегда использовала один и тот же сахарный парфюм, который быстро оседал в носу и начинал щипать. «Белла решила сегодня на себя весь флакон вылить?» Наверное, в городе она хотела хоть как-то скрыть с себя запах вечной пыли и старых прогнивших бумаг. На ней Реймонд сразу заметил сверкающую брошь с фигурой, прикрепленную на атласную темно-синюю рубашку, которую Белла носила, казалось, не один год. — Мистер Коттон, заняты? — холодный голос был ничто по сравнению с ощущением на нижнем этаже, однако она порой доказывала обратное. Она сделала шаг вперед и закрыла дверь, отчего Коттону сразу стало не по себе. Её смена заканчивается в семь, что она делала тут так поздно? Он сдавленно сглотнул: нет, в этом слабом освещении, в этой тишине, из-за чего уши закладывало, яркие картинки в голове непроизвольно сменяли друг друга. Белла стоит, словно тонкая струна, тянется куда-то вверх, пока прячет нож за спиной, хочет воткнуть то ли в коричневый диван, то ли в тело одного из пациентов соседних палат. Еще секунда и рубашка Реймонда станет багровой, а взгляд Адамс — животным, диким. Реймонд оглядел её и кивком пригласил занять место на стуле напротив. Напряжение возникло сразу, как только черты её лица показались в свете. Адамс включила дополнительный свет в кабинете — две линии ламп загорелись белым светом, Реймонд неприятно нахмурился. Медленной, но изящной походкой она прошла маленький столик слева, напрягая руку. Коттон слегка прищурился, ранее не заметив темной сумки. Ничего хорошего. Когда в одиннадцать вечера к тебе приходит директор больницы, добра не жди. — Глупый вопрос, не спорю. Я к тебе по делу, — директор села, растянув ноги на соседнем. Реймонд не сказал ни слова. Нерешительно покрутившись на хлипкой мебели, она опустила ноги и развалилась на стуле на столько, насколько было позволено женщине как она. Теперь он смог мельком разглядеть и её лицо с возрастными морщинами, и синие мешки под глазами, которые пудрой уже было не убрать, — и по делу серьезному. — Да, миссис Адамс, — сложив руки на животе, он откинулся на кожаном кресле, однако спина предательски напряжена. Она опустила взгляд на мешок, сильнее облокачиваясь, словно удовлетворяясь напряженным Реймондом. Он понял её без слов и, отодвинув стопки бумаг, потащил его ближе к себе. Сумка оказалась относительно легкой, но шуршание, которое постоянно слышно из сестринской, заставило робко ощупать её. Коттон бросил полный скептицизма взгляд на Адамс, когда потянулся к молнии. Интерес накалился наравне с волнением, потому что там оказалась многочисленная партия белых коробочек. Маленьких, под таблетки. Недоуменный взгляд присмирел, Коттон хотел потянуться к одной из упаковок, но рука рефлекторно отпрянула, как от кипящей воды. Если он станет одной из её игрушек, которых после неудачи выставляли за двери здания, это будет самый отвратительный исход. — Что это? — Таблетки от шизофрении, — миссис Адамс улыбнулась криво, хоть и пыталась быть непоколебимой. — Очень редкие, особенно в наших краях. Кто в своем уме станет приносить таблетки от шизофрении под вечер? И именно Реймонду? «Значит ли, что об этом знаю только я?» Да разве реально выставлять упаковки без каких-либо опознавательных знаков за некий редкий препарат? Если он прав, то ни в справочнике не посмотришь, ни у коллег не спросишь. Реймонд рывком открыл сумку, копаясь рукой в коробках и так не найдя даже клочка бумаги. Он закусил губу, понимая, что это все не в целях знакомства персонала с новым препаратом. — Но почему абсолютно пустая упаковка? — напряжение в плечах возросло, они сами собой приподнялись, раннему спокойствию не осталось и следа. — Я же не дурак, в конце концов, не могу работать с таблетками без состава. Что за производство? Кто поставщик? Где документы? Что за препарат, его действия… Он остановился на секунду и безумно посмотрел на неё, широко открыв глаза. Директор продолжала чуть ухмыляться, чуть наклонив голову. Точно сумасшедшая, в самом деле. — …Или вы решил контрабанду в больницу доставлять? Хотите, чтобы меня потом в тюрьму посадили? — Нет, конечно нет, — низко засмеявшись, ответила Изабелла, — поставщики назвали его клозапином. Проник на американский рынок он случайно, но его одобрили в этом году. Какой-то там атипичный нейролептик, о нем хорошо отзываются специалисты. Говорят, хорошо подходит для лечения шизофрении, не вызывает сильных… Каких-то там расстройств. — Экстрапирамидных? — Реймонд поднял на неё голову, она кивнула. Он поднес ладонь ко рту, взглядом мечась по картине на столе, бубня. — Но это практически все двигательные нарушения при заболеваниях. Спазмы мышц, колебания тела, постоянная тревожность… Может, вы ошиблись? Миссис Адамс точно что-то спутала. В их больнице, да и в целом мире никогда не было нейролептиков, при которых этих расстройств не было бы. Они уже стали частью самих заболеваний, а не просто побочными действиями таблеток. Пусть и покажется смешным, что задача нейролептиков — подавить вернее, (скорректировать) деятельность условных и безусловных рефлексов — но их побочные действия вызывают новые рефлексы в виде дерганий или нескончаемых судорог. — Атипичный? Разве бывают вообще такие… — Реймонд подцепил ногтем уголок упаковку, покосившись на Беллу. — Могу открыть? — Да, ты знакомься пока с ним, а я введу тебя в курс дела. Скажем так, ко мне поступил приказ свыше… «Вранье, — сразу отрезал Коттон. — Ты опять решила пробовать на людях свои прихоти. Только вот зачем страдать таким сумасшествием, не понятно. А может, Гильда права, у неё давно мужика не было». — Следующий месяц ты будешь работать с одним пациентом, — Она открыла один из больших внешних карманнов, вытаскивая худенькую папку. — Диагноз как раз шизофрения. Мы выделим ему отдельную палату, будешь давать ему клозапин, следя за изменениями. Дневная доза — две таблетки, утром и вечером. Работать с одним пациентом? Это еще что за шутки? В его план на май не входило наниматься подопечным для одного человека, ведь у него половина этажа под присмотром ежедневно. Однако за дополнительную плату… Реймонд мотнул головой, отгоняя эти мысли. Переработки в сорок, а то и пятьдесят часов ему и так достаточно. Да и звучит все это неубедительно. Коттон приподнял бровь и шумно выдохнул. Внутри что-то разливалось гневным пламенем — то ли недовольство от поручения, то ли от директора в принципе. — Подождите. А как же побочные действия? Риск передозировки? Как рассчитывать таблетки на массу человека? — поток вопросов он не сортировал, разум считал их более чем правильным в этой ситуации. И если для него все было правильно и логично, то ситуация была полной противоположностью. — Препарат может вызывать аллергию? А что насчет процента смертности? Есть хоть какие-нибудь исследования этого клозапина в открытом доступе? Изабелла резко ударила по столу кулаком, намекая, чтобы он заткнулся. Положила ладонь плашмя, надавливая на стол, поджав губы и подняв подбородок. Реймонд почувствовал, как кулаки непроизвольно сжались. — Реймонд-Реймонд, ты, видимо, еще не понял за месяцы работы, — она наклонилась ниже, смотря ему в глаза. Захотелось плюнуть прямо в неё, но тогда заявление на увольнение уже лежит у него на столе. Реймонд слегка опустил тяжелую голову и свободной рукой взял ручку. Пока Адамс поправляла волосы и опирала локоть на стол, тем самым наваливаясь, Реймонд пару раз махнул ей по листу. Голова кричала о продолжении протеста, но это бессмысленно. Если все началось так, то изменить можно лишь часы дополнительной работы. Интересно, надбавка будет плюс два часа или сразу все пять? Ему же еще на операциях стоять на неделе. — Никаких вопросов, выполняй то, что говорю. Или ты забыл, зачем ты тут? Ты будешь давать ему эти таблетки и следить за изменениями, каждую неделю сдавая отчеты. Забудь о противопоказаниях, аллергиях и рисках. Ты здесь лишь санитар и выполняешь все, что будет сказано, — сказала она сквозь стиснутые зубы, — в противном случае тебе ничего здесь не светит. — Понял, миссис Адамс, — Реймонд потупил взгляд в стол, разглядывая упаковку еще раз. Она оставалась все такой же неизвестной, оттого опасной. Будто он очутился в больнице как пациент и эти таблетки, размельченные в крошку и разведенные в растворе, будут вводить не другому человеку, а ему. Конечно, таблетки не используют в ампулах, но кто в жизни не грешил интересом к экспериментам? Напротив него сидела одна из таких. Больше всего Коттон волновался за нового пациента. Кто? Совсем юноша или старик, бывшая проститутка или начинающий бизнесмен? Опасный бандит со двора или домохозяйка жена? Кому же не повезло так сильно, что вместо больницы где-нибудь в Пенсильвании или в самом Нью-Йорке его отправили сюда, в самое настоящеё захолустье? Кто же настолько жесток: родные или сам человек, что отправился на добровольную каторгу. Пугало и само задание — давать неизвестный препарат, этот клозапин. Похож на клобазам, но это транквилизатор. — Умничка, — грубо потрепав его по щеке рукой, Адамс развернула бумаги и встала. Реймонд обещал себе, что это первый и последний раз, когда он сжимает зубы, лишь бы не вылететь с места работы спустя пару месяцев. — Утром, в районе шести, его привезут сюда. Вы с Гильдой в паре, но про препарат знаешь только ты. Постарайся не проболтаться, и тогда я награжу тебя щедрой премией в конце месяца. Когда он остался один в кабинете, только тогда почувствовал облегчающую тишину, уже не закладывавшую уши. Как только послышались быстрые шаги, Реймонд резко откинул голову на спинку, из-за чего шея ответила пронзительно болью. Он шикнул, но остался в своем положении. Желания дальше смотреть на безличные упаковки не было, он вспомнил про томик детектива, оставленный в ординаторской. Стоит ли подняться туда сейчас, когда медсестры все еще тихо кружатся под Майкла Джексона? Разбирать бумаги и лекарства он решил ближе к утру — интерес к пациенту пропал так же, как и ушла Белла, да и своих дел было не мало. «Сходить за кофе? Все равно предстоит веселая ночка». Он поднялся с кресла, прикрыв рукой шею, и тут же вздрогнул. Резко кто-то начал стучать в соседнюю дверь. Реймонд посмотрел в стену, где стоял старый стеллаж с папками, и мысленно ругнулся. Впрочем, этого он и ожидал — полчаса как раз прошло. Звучало жутко — это было схоже со стуком о камень или бетон, совмещенным с сильным плачем и неразборчивыми голосами. Разносясь отголосками по коридору, они точно не предвещали ничего хорошего. Звуки начали усиливаться, били чаще, показалось, что заскрипела кровать там же, словно её пнули ногой. — Я никчёмная! — истеричным возгласом раздалось из-за двери, а грохот усилился. — Меня здесь нет! Верните меня обратно! Я сказала, верните! Воздух, воздух… У неё был очередной приступ дереализации. Она случалась под вечер, когда еще была возможность успокоить её простой техникой дыхания, лишь в последнее время она начала кричать по ночам. Единственным методом стали препараты — её кололи чем-то неизвестным Реймонду, и она спала больше половины дня. Реймонд предположил на секунду, что история, рассказанная Гильдой, может стать реальностью. Стало вдруг не по себе, а после он еле сдержал гнилую усмешку. — А ну-ка заткнись! — послышалось оттуда же, и балаган на секунду прекратился. Послышался протяжный вой, а после вообще лай. Коттон цокнул, не выдержал и быстро набрал номер, чуть не раскидав все бумаги, пошатнув пару стопок. Слушая медленные гудки, ему казалось, что скрипнула не одна кровать. Шум раздался и справа — в одной из самых тихих палат, однако со специфическим расстройством у одного парня. Хоть они и спокойные, но трем дежурным их не усмирить в случае чего. Кровь застыла в жилах, и Реймонд нервно постучал пальцами. — Да, мистер Коттон? — У 48194 из шестой палаты истерика, пару ампул феназепама, — быстро бросил в трубку Реймонд. — И захватите веревки, пятая тоже встрепенулась, мало ли. Спустя тридцать секунд в соседнюю дверь зашли, через пару минут девочка окончательно перестала кричать, а в пятой палате лишь скрипнула кровать. Реймонд поднялся в ординаторскую. Часть девушек ушла читать пенсионерам на ночь, некоторые молча кивнули Коттону, когда он зашел, и продолжили читать. Электрический чайник был горячим, так что он быстро заварил себе большую кружку кофе. Общий холодильник был набит банками сгущенки и бутылками сливок — почти никто из персонала не любил крепкий кофе. — А где Гильда? — внезапно спросила одна из медсестер, но Коттон понимал, что вопрос задан в спину. — У себя, — сухо ответил он, не повернувшись. Вечером было тихо наверху. Повсюду горели оранжевые лампы, свет ложился на деревянную кладку на полу, кое-где слезавшую со стен краску как влитой. Мимо, из коридора в коридор, пробегали, сонные мухи-врачи со стопками бумаг и рецептов таблеток. У двери в кабинет он заметил надпись «Мистер Коттон» и чуть поднял уголок губ. По крайней мере, теперь врачи не будут путать её с палатами. Дверь вновь пронзительно заскрипела, но в этот раз Реймонд быстро её закрыл. Время подходило к часу ночи. Реймонд поставил кружку на одну из стопок и включил светильник с цветочным торшером — чего только ни осталось от прошлого врача. Открыв толстую папку пациентов из блока 12-18, он посмотрел список. Палата тринадцать пустовала уже пару месяцев как одиночная. Скореё всего, туда его поставила директор, потому пришла первым именно к нему. Но почему тогда не Фред стоял как психиатр, а Гильда? Реймонд порой совершенно не понимал нравов Адамс, еще со времен стажировки решив просто не попадать под горячую руку. Что ж, она сама к нему пришла. После Коттон нашел папку того пациента, и она оказалась ничтожно маленькой — всего пять листов вместе с титульным. «Слишком мало, — оглядев записи, начиная с рождения, подумал мужчина, — он подросток?» На листе был приложен мутный портрет, закрепленный скрепкой. Реймонд сразу заметил, что лицом парнишке не больше шестнадцати. Щеки впалые, нос красный, а глаза слишком большие, даже выпуклые, уголка немного западали вниз. Но как подросток попал во взрослую больницу? Родители не нашли для него места лучше, чем это место? — Какие больные люди сдадут ребенка в психиатрическую больницу на опыты? Хотя, наверное, они не знают… — пробубнил он, сделав крупный глоток из чашки. Оглядев фотографию, он, будто проверяя, прошелся пальцами по заболеванию, возрасту. — Но тогда это незаконно. Чувство злости охватило его еще сильнеё. Мало того, что препарат неизвестен, так еще и мальчишка теперь полностью под его ответственностью. А если он умрет? Коттон быстро успокоил себя, смотря на данные: он был близок, в этом году ему должно стукнуть восемнадцать. Реймонд снял фотографию, пробежал глазами по остальной пустой информации, заприметив лишь имя. Норман Паттерсон.