🎴
Хосоку было трудно принять свою вину. Отчасти сказанное им было правдой — это было то, что он думает о ситуации. Возможно, нужно было сказать это не в агрессивной форме, как это сделал он, но в нем словно бы проснулась неуравновешенная ярость, которой невозможно было не поддаться. Однако фраза: «Я плевать хотел на тебя» была лишней и теперь ему мерзко от самого себя. Нельзя было позволять слететь такой фразе с губ. Юнги просто попал под горячую руку. Иногда происходит так, что человек в подобном состоянии попросту не может себя контролировать, как и то, что говорит — это единственное оправдание, которое у Чона есть. Он не имеет понятия, как будет перед ним извиняться, потому что Юнги… Он не такой, как все остальные. Он несравним ни с кем. Единственный, который заставил его холодное до чертиков сердце страстно запылать. Из-за элементарных букета цветов и упаковки конфет он его не простит. Признать, что ему нужен дельный совет, было непросто. С такой гордостью, как у Хосока, вообще сложно было что-то принять: так уж вырос. Но он знал точно, что на своей гордости далеко не уйдешь. Если сейчас Чон ничего не предпримет, то потеряет Юнги, возможно, навсегда. Эта мысль заставила его съежиться. — Виталиан. Из трубки послышалось сонное мычание. По всей видимости, Виталиан недавно проснулся и еще не успел выпить порцию освежающего кофе. — Мне нужен совет. Если бы Ким пил что-то, то сто процентов бы подавился. Никогда раньше он не слышал подобных просьб. Поэтому знатно удивился: не каждый день такое случается. — Что случилось? Хосок поджал губы, на пару секунд задумываясь, стоит ли вообще продолжать. Гордость разрывала грудь. Стоило ли это того? Определенно, да, иначе Мин уйдет из его жизни. Поэтому он постарался перебороть себя — кажется, получается для начала неплохо. — Я серьезно поссорился с Юнги и теперь не знаю, как с ним помириться, — на одном выдохе сказал он. — Я сказал много лишнего. — Хм… Например? — на фоне слышится звук посуды. Скорее всего, Виталиан делает себе кофе. — Что мне наплевать на него, — на удивление для самого себя, он сказал это спокойно. Фраза слетела с губ как обычные: «Привет» или «как дела?». Было бы интересно посмотреть на самого себя со стороны, если бы он услышал такое от Мина. Бесспорно, эти слова будут острее наточенного ножа. Было так глупо просить у лучшего друга совет: у него своего дерьма по горло, а тут он звонит ему и просит решить проблему. Однако Хосоку не стыдно. В конце концов, они же друзья, да? Могут помочь друг другу в любую минуту, даже если своего говна хватает. Когда-нибудь Чон обязательно отплатит тем же. Может, и не разберется с тем, насколько родители Виталиана эгоисты, но точно поддержит — это лишь малая часть того, что в его возможностях. Он буквально готов отдать за Виталиана жизнь и все последние деньги, если потребуется. Потому что, черт возьми, это же Виталиан: всеми признанный как богатый эгоист, как и его папаша с мамашей, избалованный взрослый ребенок, а наедине с ним — разбитый, не знающий, что ему нужно, с упадком сил. Есть люди, которым можно показаться в самом плачевном состоянии, будучи уверенным, что не осудят, что помогут. Виталиан как раз для него и был таким человеком. Они немало дружат и было не стыдно показаться вот таким: глупым и запутавшимся. — Просто поговори с ним. Это будет разумнее, — Виталиан сделал глоток кофе. — Доброе утро, Аделина. На том проводе слышится чмок губ. — Не говори мне, что это то, о чем я подумал, — со ступором говорит Чон. — Ага, — усмехается Виталиан. — Приходится. «Приходится» — было то самое отвратительное, что можно было услышать из его уст. — Насколько все плохо по десятибалльной шкале? — интересуется Хосок. — Пять из десяти. Я уже привык за такое время. «Я уже привык» — звучало в разы отвратительнее. На душе так печально оттого, что человека действительно заставляют против его воли. Но ситуация Виталиана была неизбежной: слово родителей, независимо от возраста, всегда закон. Отказать им означает оборвать все контакты, как это сделал Тэхен понаслышке. — Что еще нового? Ким задумчиво промычал. — Родители хотят видеть Тэхена. Хосок вылупился в пустоту — его глаза были широко раскрыты. Вот чего он не ожидал, так это услышать об этом. — Ты говорил, что они много лет не контактировали. Так почему сейчас в задницу ужалило? Виталиан посмеялся. Чон даже больше, чем уверен: смех закончился грустной улыбкой, ибо фраза, сказанная им, была с особой интонацией: — Думаешь, я сам понимаю своих родителей? Точно. Мышление родителей братьев Ким то еще загадочное явление. — Тэхен уже знает? — Нет. Мне придется позвонить ему, потому что… У родителей, вроде как, нет связи с ним. Абсолютно. Хитрый хрен: хочешь, чтобы не доебались — сделай вид, что сдох. Или по-простому — просто смени номер и живи в другой стране, чтобы тебя никто не тронул. — Боюсь представить, что будет. — Ты всегда можешь приехать в Италию и посмотреть на это своими глазами. Я не против. — Сначала нужно решить проблему с Юнги, — Чон тяжело вздохнул и потер переносицу от усталости. — Ты знаешь: я всегда рад. Позвони, когда надумаешь. — Разумеется. Удачи, Виталиан. — Удачи. Хосок отключил вызов. Недолго посмотрев на экран телефона, он выключил его и засунул в карман. Неописуемые были ощущения. Хосок, если так можно сказать, как будто общался с совершенно с другим человеком. Раньше манера речи Виталиана была более деловитой и краткой, раз уж на то пошло. Что с ним не так? Неужели настолько привык, что даже влюбился? Берут сомнения. Просто… Наверное, под давлением родителей он изменился. Или, быть может, из-за присутствия Аделины в квартире. Или, может, его изменил штамп «женаты». Хосок точно не знал, но теперь, даже по голосу, собственный лучший друг кажется совершенно другим — как подменили. Разбитость его отражалась даже в голосе.🎴
— Бухаловка закончилась, а развозить всех мне, — Чонгук недовольно скрестил руки на груди. К слову, он был самым вменяемым из их компании: Юнги и Чимин, очевидно, как всегда перебрали с алкоголем, что вовсе неудивительно, потому что так происходит в большинстве случаев. Что насчет Тэхена — он пьян не так сильно, как ему хотелось бы, потому что Чон запретил нахрюкиваться в говно. Не то чтобы тот был немного расстроен, но хотелось напиться настолько, чтобы потом проснуться от сильной головной боли. В этом мало чего приятного на само утро, но зато сам процесс: эти легкость и радость при опьянении были как раз тем, из-за чего хотелось нажраться как последний скот. — Вы же в курсе, что я не сидел за рулем года четыре? Если мы сдохнем в ДТП, то вы сами выбрали меня своим водителем. — Не пугай нас раньше времени, мы даже в машину не сели… — Пак испуганно округлил глаза. Тэхен, сидящий на капоте ауди, медленно курил. На дворе уже под час ночи. Хотелось поскорее домой, на любимый, потрепанный жизнью диван, чтобы уснуть сладким сном. Раздался рингтон чьего-то телефона. — Чей телефон трезвонит? Выключите нахуй, пока не разбил, — шипит Ким, хватаясь за голову, потому что звон подобен пиле, что пилит вместо древесины мозги. — Только у Юнги такой дебильный рингтон, — смеется Пак. Рингтон хоть и дебильный, но смешной: «Я котик, ты котик». — Я котик, — Чимин начал подпевать и танцевать. Или, скорее, это можно было назвать пьяными кривляньями. — Ты котик, — он схватил Мина за плечо и взглянул ему прямо в глаза. Если бы Юнги не был уверен в том, что его друг придурковатого типажа, то подумал бы, что он собирается его поцеловать. — Позорник, — вздыхает Юнги, пытаясь вытащить телефон из кармана джинсов. Тэхен хмуро смотрит в его сторону, а тот только пожимает плечами и надувает губы, мол, «а че поделать? Я пьяный, потому терпи, пока я не достану этот гребаный телефон». — На нас уже все косятся, — хмыкает Ким, бросая окурок и задавливая его ботинком. — Кто «все»? Нет же никого, — Чимин осматривает периметр, и в темноте никого не находит. — Вон тот тип, — Ким тыкает пальцем в воздухе. Какой-то темный силуэт притомился напротив их рядом со своей (а быть может и с чужой, кто знает?) машиной. — Подозрительный хер. Че ему надо? Э, слышь! — Ким попытался свистнуть, но это было больше похоже на пердеж, о чем как раз Пак и сказал, из-за чего они с Чонгуком заржали во весь голос. Однако Юнги не до смеха было: на экране светился номер Хосока. — Проблем ищешь, а? А ну иди сюда, я сам тебя трахну… — Заткнись ты, идиот! — Чонгук хлопает его по затылку. — Уебал… — удивленно сказал Тэхен, вылупившись на Чонгука. — Э… — Скажите этому долбаебу больше не пить. Клянусь своими трусами, завтра опять скулить будет, что башка раскалывается, — Мин снова кинул взгляд на телефон. От звонка Хосока он словно бы протрезвел: алкоголь в организме теперь не чувствовался и в помине. Уже три пропущенных. Стоит ли брать трубку? — Кто звонит-то? — Чонгук, бедный, прости Боже, сейчас сдохнет оттого, как его обнимает Тэхен. Буквально убийственно, потому что тот вообще не контролирует силу. Удушье, а не объятия — вот как можно было бы это назвать. — Да ебаный ты черт, Тэхен, отстань! Задушишь сейчас, — продолжает тот бухтеть и упирается руками в грудь Кима, лишь бы тот прекратил пытаться его обнять. — Ну, малютка… Ну. Его глаза были похожи на глаза кота из Шрека. Потому Чон больше не стал сопротивляться: Ким на этот раз обнял его нежно. — Так лучше. — Хосок звонит. В чс кинуть, что ли? — Нахуй ублюдков, — Пак кивает. — Меньше говна в жизни. Тэхен придерживался того же мнения. Чон на их пьяные рожи вот от слова «совсем» смотреть не мог: когда они пьяные — такие идиоты, ей-Богу. Хотя и в трезвом… Тоже бывает. — Лучше возьми трубку, пока он не поднял на уши весь Сеул. Уверен, что он может это устроить — выглядит как сын мафии, — посоветовал Чон. — Но выбор за тобой. Можешь и этих двух алкашей послушать. …Но будет ли прок от игнора? Отстанет ли Хосок с концами? Юнги рвался на две части: хотел, чтобы он не отставал, чтобы переживал, чтобы прискакал к нему если и не на белом коне, то на своей машине и забрал к себе под крыло, обнял, успокоил и извинился. Но при том он был обижен и вряд ли бы сел к нему машину… Да, это стоит учитывать. — Пошел он нахуй, — вот и сделан вывод. Чон демонстративно закатил глаза. Он надеялся, что Юнги поступит правильно. Гордость, безусловно, это хорошо. Но не всегда же… Особенно когда это касается конфликтов с парой. Он готов поспорить, что Мин только делает вид, что ему на Хосока насрать, и посылает его тоже для вида. При первой возможности, сделав Чон первый шаг, то точно простил бы. Потому что так работает настоящая любовь: если проебался — ну, бывает, все ошибки совершают. Пообижаешься, тебя задобрят хорошим отношением и растаешь, простишь. — Ладно, ребят, заваливайтесь в машину. Я сейчас. Парни уселись в ауди, а Юнги, нервно кусая нижнюю губу, смотрел на экран, что только так показывал номер Хосока. Так усердно звонит… Может, действительно соскучился и хочет извиниться? — Позвонил пятнадцать раз, — вслух говорит Мин, задумчиво потерев нижнюю губу большим пальцем. — Шестнадцать, — раздалось в темноте. Юнги бросило в холодный пот. Он резко поднял голову и в откровенном шоке уставился на силуэт, который все-таки показал свет тусклых уличных фонарей. — Это кто там? — Ким прищурился, пытаясь увидеть лицо непонятного чувака. — Да ну нахуй, это Хосок? — пробубнил Чимин под ухом. — На кой хуй приперся? Щас я его… За Юнги! — Заткнись и сиди, — приказал Чонгук. Этот человек Тэхена будет еще много раз удивлять: как будто на глазах повзрослел. Что, кстати, недалеко от правды, реально же росли вместе. Говорить он стал намного смелее: Тэхену рот закрывать не каждый осмелится, зная, что лишних зубов у них нет. — Пусть поговорят. Ким тяжело вздохнул и упал головой назад в желании улечься на колени Чонгука, однако задевает клаксон. Машина запищала, из-за чего Юнги и Хосок подскочили на месте, а Чимин на заднем сидении вскрикнул от неожиданности и после громко засмеялся оттого, как мега-супер-смешно Юнги с Хосоком обосрались. — Блядь… — рычит Ким, повернувшись на бок, из-за чего ноги приходится согнуть. Он максимально в неудобном положении, но единственное, что заставляет его потерпеть неумолимый дискомфорт — это то, что его голова на любимых коленях. — Какой же ты придурок, — Чонгук с улыбкой закатывает глаза. — Сильно ушибся? — Прошло уже. Но от успокоительного поцелуя не откажусь, — он надул губы и подергал бровями в намеке. Чон наклонился и аккуратно чмокнул Кима в губы. — Если он там че-то учудит, — речь про Хосока. — Скажи мне, я вылезу и дам по щам. — Спи, а? Пока парни общались в машине, у Юнги едва ли ноги не подкашивались. Во-первых, как он его нашел? Во-вторых, какого хера вообще происходит? Он за ним следил, что ли? Или как это назвать? — Как ты меня нашел? — выдавил из себя Мин неторопливо. Двоякое чувство: хотелось кинуться в объятия к этому человеку, но в то же время оттолкнуть. Порой он сам себя не понимал, но в обиде это, вроде как, нормально. — Твой телефон, — он кивнул в сторону названного предмета. — GPS. Мин тяжело вздохнул и, нахмурившись, потер лицо ладонью. — Я что-то не пойму: разве мой посыл нахуй настолько был неочевиден? Может, Мин снаружи и кажется невероятно грубым, и может избить, если найдется повод, но сердце у него хрупкое подобно вазе. Одно не такое прикосновение и оно может разбиться — Чон это как никто другой знает, да и его друзья докажут верность этого факта. — Нам нужно поговорить, — спокойно прочеканил Хосок. Он старался держать хладнокровие, но руки так и чесались резко схватить Юнги за кофту и притянуть к себе да обнять, что есть мочи. Но он знал: прикоснется сейчас — и его оттолкнут. — Да? Мы уже говорим, — громко заметил Юнги. От некой свалившейся на голову злости его ноздри раздулись. В этот момент он напоминал быка, а Хосок как будто решил выступить матадором. Причем добровольно. Мин наклонился и с прищуром, повысив тон снова, спросил: — Что дельного скажешь, а? «Извини меня», блять? Извини, что мне плевать на тебя? Чон смотрел на этого человека и понимал, что все. Влюбился, как маленький ребенок, причем до беспамятства. Пусть он кричит, пусть злится, пусть обижается — Мин остается для него таким прекрасным… Он для него стал родным, настолько, что для самого себя странно, как другой человек смог стать для него настолько значимым. Даже самому Хосоку показалось, что слов «извини меня» будет мало и они никаким образом не перекроют его оплошный поступок. Но это единственное, с чем он пришел. Хотя, нет, не только с извинениями, которые, по сути, вряд ли что-то изменят, но и с желанием поговорить. Мысль о уходе Юнги из его жизни немыслимо пугала и заставляла тело пробрать дрожью. Сладко иль горько звучит, но Мин один-единственный, кто заставил его, Чона, так безответственно сойти с ума по нему. Для него это все еще казалось странностью. Еще пару годами ранее он бы ни за что не подумал, что в его скучной рутине объявится Мин Юнги, у которого в друзьях значатся гопари и мало волнующиеся о будущем «алкоголики». Не мог бы и представить, что Мин, хоть и в такой компании, но немного отличался от них: он не жил от зарплаты к зарплате, не радовался каким-то грошам (по сравнению с зарплатой Хосока или того же Виталиана) за сбытую наркоту, как это делал Тэхен, и уж более не пропивал полученное, неважно легально или нет. Юнги был куда разумнее, хоть и называл таких людей, как Тэхен, Чонгук и Чимин друзьями. Поначалу Хосоку даже показалось, что он самый адекватный из их некой братской компашки. Однако и остальные где-то, но были зрелыми ребятами: Чимин, он уверен, спокойно мог годами не пить (просто компанию составляет, ибо, почему нет? Среди пьющих сидеть трезвым — такой себе вариант). Чонгук, хоть и дурак в глазах Хосока, но тоже умен: по крайней мере, остывает он уж точно быстро. Даже Виталиан, который не привык к влюбленности (но Чон стал для него исключением) до сих пор мучился. Заставлял себя «привыкать» к новой жизни, потому что счастье с Чонгуком ему однозначно не светило. Чего стоит сказать о том, как он отреагирует, если узнает, что Чонгук отошел до конца и теперь встречается с Тэхеном… Поди с ума сойдет, без шуток. Компашка этих четверых была сомнительной. Весьма. Хосок проводил с ними время только из-за одного вполне угадываемого повода: Юнги. Чон был готов пойти на любые меры, чтобы стать к этому человеку ближе. И если уж ему комфортно среди этих троих — Хосок заставит и себя полюбить эту компанию. Вот так он рассуждал. Только этого было мало, чтобы доказать свою некую… Любовь? Так странно думать об этом слове, особенно когда речь касается самого себя. Хосок был чем-то похож на Виталиана, — наверное, поэтому они так крепко дружат, — и чувство под этим названием было для него дикостью, если вообще не сумасшествием. Юнги свалился на него, как метеорит с неба — также нежданно. Но от такого поворота событий он ни разу не приуныл. Наоборот, в нем загорелась какая-то непонятная искра. Искра желания владеть этим человеком, быть с ним, узнать его, забрать под свое крыло. Для него это было чем-то новым и одновременно пугающим — очевидно, потому что до определенного момента у Чона ни к кому не было такого. Но после этот страх испарился. Мин тоже причислялся к тем людям, которым можно доверять. Таким людям, как Виталиан и Юнги, как правило, не стыдно выйти в порванных штанах или признать, что ты стал банкротом. Хосок до сих пор вспоминает, как в тот день, когда Виталиан предложил компанией собраться у брата, сначала отказался. Но после — что-то екнуло в голове, как будто хорошее предчувствие о предстоящем вечере. Проще говоря, пчела в жопу ужалила. Было интересно, с кем Тэхен водится. И он все еще задается вопросом: что было бы, не приедь он тогда? Он бы никогда не встретил Юнги по счастливой случайности. — Извиняться глупо — знаю, ты не простишь, — издалека начал Хосок. Его взгляд казался виноватым, что Юнги видит впервые. Такой Чон как единственный алмаз среди камней — то есть, настоящая редкость. — Но я действительно переборщил. Глупо даже: я не знаю, как мне извиниться. Даже совета у Виталиана попросил. Юнги смотрел на него исподлобья слегка озлобленно. Со стороны эта картина смотрелась забавно: словно нашкодивший ребенок отчитывается перед родителями. — Он сказал мне, чтобы я просто поговорил с тобой — так будет правильнее. Но сейчас, когда я смотрю на тебя, мне трудно связать слова, — язык в самом деле словно бы путался. Хосок давно не ощущал себя таким мямлей. Но, наверное, такой вид себя стоил того — может, Мин сжалится и простит. — Юнги. Он даже не промычал в ответ, как это бывало раньше. Мин просто смотрел на него и словно копал в уме, думал, стоит простить или нет; анализировал ситуацию, каждое слово, чтобы сделать свой вывод. Но разве не многого стоит хотя бы то, что Хосок сделал первый шаг? Он клянется, что никогда не делал ничего ради кого-то, особенно не переступал через свою гордость. Но Мин перевернул в его жизни, да и в его характере все с ног на голову. Все перепуталось в клубок подобно наушникам. Пугали ли такие изменения в его жизни? Еще как, но виду не подавал. — Я люблю тебя. Через приоткрытое окно присвистнул Чимин, что-то вроде: «Ничего себе». Мин на его действие лишь закатил глаза, мысленно прозывая его идиотом уже в сотый раз. Честно сказать, Юнги был в приятном шоке. Из-за этой, казалось бы, самой обычной фразы его сердце растаяло. В принципе, как и у любого другого растаяло бы. Наверное, все дело в том, что Хосоку подобные слова несвойственны: Мин их ни разу не слышал за все то время, что они встречаются. Поэтому, да, ту самую дыру от клинка слов, сказанных Хосоком ранее, словно бы заштопали. Мин тяжело вздохнул и скрестил руки. Его взгляд отражал смирение. Оказалось, злиться на своего мужчину долго он не умеет. Извинение в виде драгоценных слов повлияло на него как сладкое пирожное в самый дерьмовый день: взбодрило и успокоило, даже подняло настроение. По лицу Чона было несложно понять, что он раскаивается. И, знаете, это не маска, чтобы просто извиниться да забить, а потом продолжить поступать также, а самая настоящая искренность. Только из-за искренности в голосе и глазах Юнги уже его простил. И не нужно никаких «извини меня» или «я так больше не буду». То, что он сказал, ценится гораздо больше. Это важнее. — Переступить через свою гордость было сложно? — с едва заметной улыбкой спросил он ради интереса. Хосок нежно усмехнулся, приняв это за своеобразное прощение; и не прогадал с этим, когда потянулся к Мину, чтобы вовлечь его в свои крепкие объятия — он обнял взаимно. Больше всего он боялся, что его грубо оттолкнут. Ведь это почти считается за отказ и напрочь обрубленный контакт, а может, даже и расставание. Чону очень повезло, что Мин простил его, ведь все могло обернуться гораздо хуже. И он даже не представляет, как бы пережил это. Казалось бы, это даже невозможно — вот настолько Юнги у него в душе засел. — Ради тебя стараюсь, — прошептал Хосок и обнял свое чудо как можно крепче. В его теле хотелось раствориться, а благодаря объятиям стать единым целым, чтобы больше никогда не расставаться. — Я скучал, — еще тише сказал он возле уха, словно боясь, что этот некий секрет кто-то услышит. Но по их силуэтам и так все было понятно даже сквозь лобовое стекло. Тэхен, кажется, уже храпел. А вот Чонгук с Чимином наблюдали за голубками, такими нежными и милыми, и улыбались: счастливы за друга, да и за то, что пара помирилась. — Я тоже скучал. В конце концов, не хотелось, чтобы Юнги страдал. Разумеется, он очень отличается от Чонгука в этом плане: первый — скрывает свои негативные чувства, другой — говорит всегда громогласно, чтобы знали. Но оба ради любви готовы были простить. Возможно, это даже единственное, что было в них похожего. — Поедем домой? — задался вопросом Чон, мягко коснувшись кончиком носа уха Юнги. Тот хихикнул от щекотки. — Кажется, парни не уезжают только из-за тебя. Мин кивнул и несильно отстранился. Он подошел к машине справа, где за рулем сидел Чонгук, и посмотрел на него сквозь окно, наклонившись. Увидев спящую тушу Тэхена на коленях Чона, тот усмехнулся и помотал головой в неверии, а затем, когда Чонгук приоткрыл окно больше обычного, произнес: — Езжайте домой без меня. У меня сегодня планируется горячая ночка. — Все настолько хорошо? — по-доброму ухмыльнулся Чонгук. — Что-то типа того, — Мин закусил нижнюю губу. — Езжайте аккуратнее, что ли. С таким телом на коленях вряд ли будет удобно управлять тачкой, — он кинул короткий взгляд на Кима. — У меня уже минут как пять ноги затекли, — честно признается Чонгук, но это, скорее, была констатация факта, чем жалоба. Юнги на его фразу посмеялся, а затем попрощался с ним и Чимином. Ох, тяжелая Чонгуку предстоит дорога: ноги от головы Тэхена устали. Но это тот самый момент, когда на тебе уснул котенок и не хотелось его тревожить, потому что он мило спит. Хоть от Кима и несет перегаром, все равно для Чонгука он самый милый, даже если пьяный в стельку. Юнги тем временем скрылся в машине Хосока. Чон напоследок улыбнулся и завел ауди.🎴
Уже на следующее утро, как и клялся Юнги своими трусами, Тэхен ныл от головной боли. Казалось бы, не так уж и дохера выжрал, а похмелье было жестким. Слава Богу, у него есть спасение в виде Чонгука, который принес прохладную воду. Сушняк был дикий. Ким бы поклялся, что больше ни за что и никогда не будет пить, но это уже проверенная схема: сегодня клянется, а через неделю опять бухает. В общем, ничего нового. — Че ж мы вчера пили, что так плохо… — вздыхает Ким, садясь на краю дивана. Он уперся ладонями в широко расставленные колени и смотрел в пол сонным взглядом, пытаясь разлепить глаза полностью. Только удавалось это плохо. — Соджу, — Чонгук подсел рядом с парнем и легонько чмокнул его в оголенное плечо. Видеть Кима в одних трусах стало уже привычкой — собственно, а чего стесняться? — Какого хуя ты огурчиком, а я как будто у меня кот во рту сдох? Еще и башка… Блядь… — мозг, словно почувствовав, что о нем говорят, отдался противным уколом. Ким схватился за нее и недовольно промычал. — Малыш, принеси обезбол, а. Чонгук коротко кивнул и мигом сгонял на кухню, где у них хранятся в маленькой коробочке все таблетки. К слову, в этой коробке было не густо: пару упаковок обезболивающего, какие-то таблетки от поноса, бинт и один пластырь, который лежит здесь лет сто, если не больше. Половину из пластырей они израсходовали еще тогда, когда Тэхен подрался с Джевоном. Честно говоря, Чонгуку до сих пор не верилось, что этого противного типа не было и в помине после того, как Тэхен и остальные ребята разнесли его дом в самый настоящий хаос. А как вспомнит, что он… Становится тошно. Еще он задумывался о его брате, что звали Джихан. Чонгук до сих пор был ему благодарен, потому что в тот момент он ему здорово помог. Интересно, куда он делся? В тот момент, когда к нему уже спустился Тэхен, Джихана в том грязном подвале не было — сказал, что куда-то ушел. А что, если его тоже убило из-за взрыва гранаты? Да вряд ли… Радиус взрыва был не такой уж и большой, но значительный — тогда аж стекла лопнули. Может, он просто ушел из этого дома от греха подальше? Это было бы логичным и правильным решением. В конце концов, скорее всего, Чон поступил бы также, будучи уверенным, что похищенного обязательно найдут. Самому попасть под горячую пулю не хотелось — вот и свалил. Он даже отчасти пытался его понять. Примерно, точнее, понять его чувства: что, если бы Чонгук был на его месте? Допустим, убили бы его брата, родную, черт возьми, кровинку, с которым дохера лет рука об руку. Да и плюсом банду замочили, не моргнув и глазом, в которой он бы ошивался из-за брата. Наверное, ему бы было грустно. Но, вспоминая, как Джевон и Джихан друг к другу относились, не было сомнений: вряд ли их можно было назвать хорошими друзьями, несмотря на то, что они вылезли из одной женщины. Это почти то же самое, что у Виталиана с Тэхеном: никакой гармонии в братских отношениях. У обоих разные взгляды на какие-то определенные вещи — а это, как правило, часто заставляет проснуться неприязнь или вообще ненависть. Не будь они в той ситуации, скорее всего, Чонгук бы дружил с Джиханом: он показался ему хорошим. Или, по крайней мере, он только хотел казаться таким. — Держи, — Чон протянул таблетку. Тэхен благодарно кивнул и выпил обезболивающее. — Что бы я без тебя делал, — благодарно мурчит Ким, упершись лбом в плоский живот стоящего напротив Чонгука. Тот приобнял его одной рукой за голые плечи, чувствуя легкий жар загорелой кожи. Другой же начал копошиться в волосах, у корней которых уже виднелся вылезающий естественный цвет. — Сдох бы, — ну, по факту. Тэхен хрипло посмеялся Чонгуку в живот и крепко обнял его за почти кукольную талию. Трогать Чонгука было приятно — его изящные бедра, его мягкую попу, бока, поясницу. Ким нагло рылся ладонями под футболкой Чонгука, — ну, а кто запрещает? — и получал откровенное удовольствие. Со стороны могло показаться, что Ким до сих пор дремлет, но руки делают все за него. Негодник. В квартире, что совсем недавно осветили лучи солнца (утро только началось, а они почему-то не дрыхнут до обеда — удивительно), раздался раздражающий рингтон почти разрядившегося телефона. Ким забыл ночью поставить его на зарядку, а потому, когда он подбирает телефон пальцами, что до этого лежал возле подушки, видит всего пятнадцать процентов. Но что еще хуже, — из-за этого его глаза чуть ли не лезут на лоб от откровенного шока, — на экране светится звонок от «Итальяно (конченный браток)». — Блять. Вспомни говно — вот и оно, — произносит он и сразу берет трубку. Зная своего брата как десять своих пальцев, то несложно догадаться, что тот доебывать будет до тех пор, пока он не ответит. Поэтому лучше оставить нервные клетки при себе — они лишними не бывают. — Кто там? — успел задаться вопросом Чонгук, но Кима как ветром сдуло: он быстро поднялся и едва шевелящимися ногами побрел на кухню. Чон подумал, что это важный звонок, а потому остался в зале. Наверное, после ухода Кима из зала проходит минут десять. На протяжении этого времени Чонгук только и слышит, что всемирные маты, проклятья и голос, что пребывал в полнейшем ахуе. У него аж коленки тряслись от интереса, что же случилось и почему Тэхен так недоволен, что аж орет на всю кухню, если вообще не на весь дом. Так и бабок-соседок нетрудно разбудить — потом будут ходить, взрываться, как пороховые бочки и пиздеть, что из соседней квартиры орали как угорелые. Им-то не привыкать: тут бабки столько уже о них говна напридумывали, что Чонгук с Тэхеном аж сами поверили в их новые биографии. Наконец, Ким вернулся. Лицо его отражало — удивительно, как это вообще возможно — шок, страх и одновременно ступор. Чонгуку уже не до интереса было: судя по всему, случился либо ебейший пиздец, либо кто-то сдох. Вариантов, однако, не густо, но других мыслей, если посмотреть на рожу Тэхена, не подкрадывалось. — Что случилось? — обеспокоенно поинтересовался Чонгук и, встав с дивана, подошел к Тэхену. Он аккуратно провел ладонью по его слегка щетинистой щеке и нежно заглянул в глаза. — Итальяно звонил. У Чонгука словно ноги резко отказали: почему-то не захотели его больше держать. Чонгук, слегка отпрянув от Кима, округлил глаза. Вопроса «что он хотел?» задавать не пришлось: Тэхен сам продолжил. — Родаки хотят, чтобы я приехал к ним в Италию, и отказы не принимаются — они уже сегодня отправят деньги мне на счет, чтобы я купил билет. Мало сказать, что Чон изумлен. Определенно мало, даже если описать это чувство всемирными синонимами. — Один? — Нет, Чонгук, — он редко называл его по имени. В основном это означало, что, либо он раздражен, либо явно не в настроении. Ну, или как сейчас: когда произошел нежданный пиздец. — Тебя тоже увидеть хотят. Чон, сраженный наповал таким известием, словно пустой оболочкой тела присел на диван, что противно пискнул на сие действие, намекая, что уже не новенький и так садиться на него, как минимум, небезопасно — пружина в жопу влетит. Но ему до этого дела не было абсолютно никакого. — Итальяно наплел им про нас: что давно живем вместе. Хренова крыса, — Ким досадно цокнул языком и, подцепив длинными пальцами пачку и зажигалку, что лежали на комоде, щелкнул колесиком. На секунду появился огонь и быстро исчез. Ким продолжал молча курить сигарету, а Чонгук не мог подать голос — как дар пропал. Наверное, это была из самых ужасных новостей за все последние месяца. Чонгук меньше всего хотел увидеть Виталиана снова, особенно тогда, когда все, наконец, наладилось. Да и поехать в Италию — это значит оставить друзей здесь, в Сеуле, на неопределенный срок. Дерьмо подкралось незаметно.