Тяжело дышать

Пару часов назад мы приехали в Нижний Новгород. Это был наш последний концерт в этом месяце и наша последняя поездка. Неделька выдалась тяжёлая. Практически все время мы провели в поездах с многочисленными пересадками в городах, в которые ехать даже не планировали, в автобусах, от вида которых теперь меня начинало тошнить и в бюджетных гостиницах со старыми скрипучими кроватями и прокуренным воздухом в номерах. После таких обстоятельств держать себя в хорошем настроении давалось нелегко, однако выбора не было. Люди из разных уголков России тратят свое драгоценное время и деньги, чтобы увидеть нас на одном из выступлений, и мы не имеем права их подвести. Температура стояла минусовая, дороги покрылись тонким слоем льда, хотя снега было ещё не видать. Я бы добавил, что это типичная погода для ноября: холодно, мерзко и никакого удовольствия от пребывания на улице. Хочется поскорее вернуться в автобус, достать из рюкзака горячий чай в термосе и… Автобусы! Опять эти чёртовы автобусы! Нет уж, лучше пусть будет ноябрь и улица, но в автобус я в ближайшие часа три точно не сяду. На часах было около 11 утра. Обычно технички у нас проходили по вечерам, когда люди, приходя с работы, уже могли в полной мере отдохнуть от повседневной рутины и повеселиться вместе с нами, но поскольку сегодня была суббота, наши организаторы решили нарушить свои же правила. «Чем раньше проведем концерт в Нижнем, тем раньше будем в Москве», — вспоминаю я слова Оксаны. И я с ними полностью согласен. Однако выспаться мне толком не дали. Ночью мы тряслись в старом раздолбанном поезде, где я так и не смог уснуть. — Арс, хватит ворочаться! — хриплым голосом попросил меня Шаст на нижней полке. Я выглянул. Лицо, которое я увидел, вызвало у меня приступ смеха, но я сдержался. Рядом спал Стас, не хотелось его зря будить, — совсем уже обнаглел, — пробурчал мой друг и отвернулся к стене. — Я пытаюсь заснуть, — спустя некоторое время ответил я, продолжая смотреть на него с верхней полки. В поезде Тошка со своим гигантским ростом выглядел ещё более нелепо, чем в обычной жизни. Его ноги были согнуты в коленях почти впополам, а голова кое-как помещалась на маленькой белой подушке. После моих слов он нахмурился, вероятно, я снова помешал ему увидеть десятый сон, открыл глаза и осуждающим взглядом посмотрел в мою сторону, едва различая в темноте, что есть что. — Нет, это я́ пытаюсь заснуть, — шикнул он на меня, несильно пиная ногой полку так, чтобы не разбудить остальных, но заставить меня вцепиться руками в край кровати, — а ты, как всегда, занимаешься какой-то херней. — Я не виноват, что ты такой нежный и просыпаешься от каждого шороха. — Иди в жопу, Арсений! Только я открыл рот, чтобы ответить ему что-нибудь в том же духе, как услышал доносящийся с нижнего яруса чем-то недовольный голос Стаса. Скорее всего, сам Стас не понял, что сказал, но и я и Антон решили прекратить ругань. Судя по безразличному и отстраненному поведению Шаста сегодня, он тоже половину ночи провел в телефоне, осознавая, что заснуть уже не сможет. Обычно этот парень светился как солнышко, поднимая всем окружающим настроение одним только своим видом, мне кажется, это вообще можно было отнести к списку прочих его талантов, но не сегодня. Будто мрачная туча повисла над его головой. «Да уж… Со сравнениями у меня плоховато», — заметил я и переключился на подготовку к концерту. Подготовка естественно включала в себя переодевание, прическу, выбор импровизационных игр на следующие два часа вместе со Стасом и другие бытовые штуки, обговаривать которые даже не имеет смысла. Небольшое волнение все ещё присутствовало внутри меня перед каждой поездкой в очередной город, даже несмотря на то, что делаем мы это уже достаточное время. Новые люди, которые хотя и любят тебя, всегда могут как-то не так расценить сказанную тобой шутку, не проявить участия, от которого напрямую зависит все твое выступление и прочие мелочи. Хотел бы я научиться побороть стресс раз и навсегда. До выступления оставалось около часа. Мы вчетвером сидели в одной из гримерок, пока Оксана одна пыталась уладить возникшие на сцене проблемы. Откровенно говоря, не было бы в нашем коллективе этой девушки, мы бы все сейчас сидели дома и не имели бы никакой возможности устраивать хотя бы раз в месяц подобные вылазки. А это значит, что не было бы дополнительных тренировок для импровизации, наших приключений, которые, правда, не всегда запоминаются, как нечто прекрасное, но все равно интересны. Была бы совсем другая жизнь. И я не в состоянии себе ее представить. Я сидел на черном кожаном диване в углу комнаты, листая какой-то местный журнал о популярных звёздах, что лежал на столе, в то время, как Матвиенко и Позов спорили о том, кто больше скажет скороговорок, не запнувшись. Обычная практика перед концертом. Атмосфера стояла напряжённая, хотя ребята и всячески пытались это исправить. Последняя поездка чаще всего была для нас самой тяжёлой, и эта — не исключение. — Зацените, чё нашел, — прервал тишину я, вставая с дивана и демонстративно поднимая вверх журнал, который листал все это время — Дмитрий Позов, известный всем, как участник шоу «Импровизация», рассказал о настоящих отношениях актеров на сцене. Находясь в тесном общении многие годы, друзья сильно сблизились друг с другом, и теперь совсем по-другому смотрят на этот мир, — я сделал небольшую паузу, давая своим коллегам время на размышление только что прочитанного мною текста, и наигранно серьезным голосом продолжил читать, — двухсмысленные фразы и большое количество шуток на тему гомосексуальных отношений часто проскакивают в выступлениях четверых парней, но шутки ли все это? — Пиздец… — высказался Серёжа в своей манере. — Фанаты часто замечают, как меняется поведение актеров, когда им задают вопросы об их личной жизни. Вероятно, эти люди стесняются признаться себе в том, кто они есть, — тяжело вздохнув и искренне поражаясь тому, что я только что прочитал, я остановился. — С каждым разом всё больше удивляюсь тому, насколько людям нечего делать, — заметил Поз, на что я отреагировал несколько более резко, чем стоило бы. — Между прочим, не говори ты всякую чепуху на своих идиотских интервью про «Импровизацию», этой статьи бы вообще не было! — Да Димка вообще главный рассадник слухов, — согласился со мной Стас, и хотя говорил он это от чистого сердца, все равно засмеялся и вытянул у меня из рук журнал. — Вели бы вы себя нормально, я бы ничего и не говорил. В ответ я наградил Диму строгим взглядом, но улыбку сдержать не смог. Уж кто-кто, но точно не Позов был виноват в том, что в свет выходят подобные журналы. Наверное, людей, которые верят этим изданиям просто не существует. Или мне просто хочется себя в этом убеждать. Ведь для кого-то они пишут, а значит кто-то это покупает и читает. — Чё с Шастом? — отходя от прошлой темы разговора, вдруг спросил Сережа, задумчиво рассматривая в своих руках пластиковый стакан с горячим кофе, будто пытаясь найти в нем ответ на свой вопрос. Внимание ребят тут же переключилось на Антона, уже добрые 20 с лишним минут стоящего на открытом балконе, вход на который шел с лестницы за соседней стеной, с сигаретой в руках. Он следил за прохожими на улицах и продолжал молчать, не обменявшись с нашими коллегами за все утро и словом. Я его понимал. Ему нужно было отдохнуть. Побыть одному. Собраться с силами. Он эмоциональный человек и от всего происходящего вокруг устает гораздо сильнее других. — Он целый день сегодня какой-то поникший, — заметил Стас, тоже заваривая в своем стакане растворимый кофе. Возможно, мужчина даже не помнил, как его разбудили посреди ночи. — Да это же Шаст, он придет в себя, — озвучиваю я и так очевидную для всех мысль. И несмотря на то, что мужчина на балконе всем своим видом показывал, как ему плевать на всё и всех, я решил присоединиться к нему. — Заметили, какие у него сегодня мешки под глазами? Спать, видимо, кто-то не давал, — Позов улыбнулся во все 32 зуба, но я, настолько привыкший к подколам Димы, даже не заметил в его словах никакой насмешки. Если ему с этими шутками легче живётся, пусть шутит, главное, чтобы этого не слышал Шаст. Он, мягко скажем, не любит слушать подобное в свою сторону. Я быстро нацепил на себя свое осеннее пальто и вышел на балкон. Антон бегло глянул в мою сторону, сделал очередную затяжку, после чего снова перевел взгляд на дорогу, выдыхая серые пары дыма в холодный воздух. Капюшон от его пухлой черной куртки практически полностью закрывал голову, однако даже так его недовольное выражение лица давало о себе знать. — Что грустим? — поинтересовался я. «Банальненько», — пронеслось в голове, — «ты бы еще про погоду начал говорить»… — Ты бы ещё про погоду сказал, — будто прочитав мои мысли пробубнил себе под нос Шаст, целенаправленно игнорируя поставленный вопрос. — Согласен, давай попробуем сначала, — я выжидающе посмотрел в его глаза и дождавшись ответного удивлённо взгляда, продолжил, — Привет, Шаст, как жизнь? Уголки его губ дрогнули и расплылись в милой улыбке. Он опустил взгляд вниз, помотал головой, думая про себя что-то вроде: «Арс, ты вообще не исправим», затем сделал очередную затяжку. Курит. На бетонном полу уже лежало два окурка. «Волнуется», — заметил я, но не стал сразу тревожить его лишними вопросами. Плавным движением руки он аккуратно снял со своей головы капюшон, открывая вид на слегка завивающиеся русые волосы, бросил ещё один окурок на землю, притоптав его ногой, и повернулся ко мне. Не знаю, что именно заставляло меня так думать, но Антон меня успокаивал. Находясь рядом с ним, мне становилось гораздо легче. Я больше не чувствовал ни волнения перед концертом, ни волнения перед людьми, которые будут на меня смотреть в зале. Будто мы уже давно выступили и через полчаса возвращаемся домой, а я просто не заметил. Интересно, что и у моего друга подобную реакцию я видел не раз. «Если статья в журнале — ложь, то я сейчас просто с ума схожу», — я постарался как можно скорее выбросить из головы эти странные мысли и переключиться на реальность. — Да пойдет, — улыбнулся мужчина, состроив смешную гримасу, от вида который я сам не смог сдержать улыбку, — была бы ещё лучше, если бы я сегодня ночью поспал, — уже более серьезным тоном сказал он, от чего мне стало несколько неудобно, хотя я до сих пор не видел в этом своей вины. «Захотел бы — заснул», — решил я, — «я не целую ночь ворочался». — Вот она — тяжёлая жизнь комика, — как я не старался сделать свой голос более чувственным и серьезным, у меня не вышло. Антон оценил эту попытку уставшим, но теплым взглядом, одновременно и понимая меня и продолжая на меня злиться. Глядя на него снизу вверх, я чувствовал себя уже не таким уверенным, каким пытался казаться. Он читал меня, как открытую книгу. — Скорее, вот она — тяжёлая жизнь с Арсением Поповым, — добавил он. «А как звучит то». Я засмеялся. Вот он заряд радости, о котором я упоминал ранее. Ему даже не нужно было ничего говорить, энергия и бодрость буквально исходили из него сами. Он смотрел на меня ещё несколько секунд, не произнося ни слова, а после отвернулся и задумался о чем-то серьезном. Его улыбка исчезла, а глаза стали пустыми. И я понятия не имею, о чем он думал в этот момент. Был ли он напуганным, взволнованным или просто грустным. Читать мысли я не умел. А к сожалению. — Стас предлагает по случаю последнего концерта провести импровизацию «Меняй», — сказал я, скорее с целью перевести тему и продолжить разговор, чем с целью предупредить. — Согласен, — кивнул головой Тоша, — зал просто взорвется от этой новости. — Ты бы зашёл к нам, там вообще много интересного говорят, — как бы невзначай предложил я с долей насмешки. Пожав плечами, я облокотился руками о край перегородки, чуть приблизившись к своему собеседнику. Состояние моего друга продолжало меня удивлять, он вел себя так сдержанно и отстраненно, как при мне ещё, наверное, никогда себя не вел. Я давно уже это заметил. Несмотря на доброту и улыбчивость, Антон был очень загадочным человеком. Он открыт и не пытается утаить что-то от других, но что там творится в его голове, неизвестно никому. И, черт побери, эта загадочность меня интриговала. «Что же ты мне не говоришь, Шаст?!» — Зачем? — прервал мои мысли тот, — у меня есть ты, — он сделал короткую паузу, от которой мне почему-то стало очень душно, будто воздух просто отказался поступать в лёгкие, — человек, который все равно придет ко мне и все расскажет, даже если его об этом не просили. Я не нашел ничего лучше, чем просто отшутиться в ответ: — Звучит так, будто мы уже начали репетировать. Он хмыкнул. — Да, а теперь ты надеваешь наушники и отгадываешь, кто пришел к тебе на вечеринку, — продолжал Шаст. Я заметил, как ему стало легче после нашего разговора. Ещё пару минут мы поболтали о какой-то ерунде, и к ребятам Тошка вернулся уже приободренный. Позов не оставил эту ситуацию без очередного комментария, но, кажется, его мнение уже никого не волновало. Буквально пару минут оставалось до начала. На сцену вышел Стас и, как было положено, прежде, чем объявлять меня и моих коллег, приветствовал зал, периодически выбрасывая какие-то заготовленные заранее шутки. Все были в нетерпении. Я сглотнул. «Борись, Арсений, со своим страхом. Борись!» — Расслабься, — шепнул я Шасту, увидев как тот уже достаточно продолжительное время перетоптывался с ноги на ногу, хотя сам на него был похож. Он не обратил на меня внимание. На сцене заиграла долгожданная музыка, которая заставила меня действовать чуть быстрее. У меня было всего пару секунд прежде, чем ведущий объявил бы мое имя, и мне пришлось бы выбежать в зал. Я крепко схватил Антона за руку, вынуждая его обратить на меня свой взгляд, и, глядя в его большие удивлённые глаза, снова повторил: — Соберись! Его реакцию я уже не видел. Освещенный с ног до головы яркими белыми софитами, я должен был отойти от всего, что творилось за кулисами, и быть готовым импровизировать. Но сердце билось по-прежнему так быстро и сильно, что мне становилось тяжело дышать. Намеренно игнорируя это чувство, я даже не осознавал, что все это может значить. И почему так плохо мне становилось после каждой новой встречи с Антоном.