***
Как они тут оказались? Вроде же были совсем в другом месте… Риллиан пустым взглядом наблюдала за напряжённым общением спутников. Кажется, они обсуждали Зильвейг? Или же это было ещё вчера… Время тут тянулось совсем по-другому, не забавно ли? Она огляделась, равнодушно мазнула взглядом по непонятным символам на стенах и полу, складывающимися в… Ритуальный круг? Бессмыслица. Да и сам зал не сильно нравился. Просторный, но при этом казалось, что здесь почти нет воздуха. Или же её голова кружилась по другой причине?.. Риллиан коснулась виска, пытаясь сосредоточиться, но тело казалось таким тяжёлым и неповоротливым, смешно даже. — Что случилось? — тихо, но напряжённо спросила Шэдоухарт, вглядываясь в её лицо. Риллиан пожала плечами. — Считая, где мы находимся или… Ох… Мир неприятно потемнел, а лёгкость стала совсем уж неправильной. Кажется, Риллиан падала? Да, это точно было, а потом ее кто-то поймал. Она почувствовала спиной чужую грудь, а плечи обхватили длинные пальцы. Тифлина ойкнула, вздрогнув, но на большее не хватало сил. Пятна плясали перед глазами, пока над ухом журчал голос: — Ну что за очаровательный птенец. — Незнакомец цокнул языком. Знакомое чувство всколыхнулось в груди. Он опасен. Кто бы это не был, нужно бежать и живее. Риллиан попыталась отстраниться, хотя бы просто отойти, но ноги всё ещё не хотели ее держать. Зрение вернулось к ней и удалось разглядеть бледные лица спутников. Они напряжённо смотрела поверх её головы. Шэдоухарт процедила: — Да, очень милый. Спасибо, что не дал ей упасть… — Она подошла было, даже потянулась к руке Риллиан, но ту оттащили, словно куклу. Голос засмеялся: — Что же вы совсем о ней не заботитесь? Бедняжка на ногах стоять не может. Что за интереснейший эффект… Тонкие пальцы обхватили подбородок Риллиан и силой повернули голову. Та все поняла по одному взгляду золотых глаз. Избранный. Она попалась в лапы к избранному. — Не волнуйся, мы с этим разберёмся. — Голос Астариона звучал откуда-то издалека. Риллиан хотела вывернуться, хотела рвануть прочь как можно скорее, но тело парализовало. В мире не осталось ничего, кроме этого пытливого взгляда, пробирающего до костей. Мурашки побежали по спине, безвольно висевший вдоль ног хвост задёргался, а в горле пересохло от страха. Риллиан сглотнула: — Я в порядке. Она должна быть. — Разумеется, птенчик. Всё становится лучше, как только я появляюсь рядом, — Избранный говорил тихо и насмешливо, как с ребёнком. Смотрел же неправильно, как… Неправильно в общем. Риллиан уже привыкла к странным взглядам, но сейчас в животе сплелись ледяные змеи от ужаса. Все ещё держа ее за подбородок, юноша большим пальцем коснулся ее губы: — Ну разве не красавица? И вынуждена тратить своё время на таких… Решено! — воскликнул он. Хватка на плече стала крепче, а голова вновь закружилась. Даже не требовалось использовать личинку, чтобы ощутить смятение и испуг остальных, не понимавших, кто перед ними, но чувствовавших это. Воздуха было слишком мало, чтобы мыслить ясно. Риллиан бросила быстрый взгляд на остальных, но они лишь наблюдали за Избранным. Затуманенный разум сосредоточился на одной мысли: нужно спасаться. Как можно скорее. Руки налились свинцом, но всё-таки удалось поднять их и упереться в чужую грудь. Риллиан дёрнула головой, пытаясь оттолкнуть Избранного от себя, того же это лишь рассмешило: — Упрямый птенец. Очаровательно. Я её забираю, — буднично обратился он к её спутникам. На вялое сопротивление внимания не обратил, просто хватка опустилась с плеча на талию. К горлу подступило отвращение. Астарион покачал головой: — Прости, что? — Даже не думай, — низко процедила Шэдоухарт. Её взгляд подёрнулся пеленой ярости, дыхание участилось, и даже тихие предупреждения Гейла не могли успокоить её. Риллиан повернулась к ней в надежде, что жрица поможет, спасёт. От присутствия этого рядом мурашки по коже бежали, и впервые Риллиан не нравилось внимание к ней. Шэдоухарт потянулась к булаве, но Избранный лишь засмеялся со всей беззаботностью: — Вы всё слышали. Всё равно она вам не нужна, слишком слаба, чтобы пережить инициацию. Будет жаль губить такую красоту, не так ли? Риллиан чувствовала его пальцы на талии даже сквозь одежду. Она попыталась вырваться, не обращая внимания на смех. Избранный наклонился к ней, обжигая дыханием ухо: — Осторожнее, птенчик. Не хотелось бы подрезать тебе крылья. Она вырвет ему язык вместе с глоткой. Выцарапает глаза и сожрёт их, превратит это слишком красивое лицо в окровавленные ошмётки. Это меньшее, чего он заслуживает за такое. За этот взгляд, за этот тон, за то, что видел в ней лишь трофей. Нужно лишь пересилить себя, избавиться от этой омерзительной слабости и тогда они все пожалеют. В первую очередь она разорвёт ему горло за этот смех. — Ты, эльф. Проследи, чтобы нам не помешали. — Юноша махнул рукой, и Астарион согнулся, схватившись за голову. Риллиан выдохнула, пытаясь оставаться в сознании. Каждый вдох приходилось вырывать у мира, а перед глазами плясали чёрные пятна. Тонкие пальцы подёрнули её подбородок: — Бедный, бедный птенчик… Ну ничего. Спи. Риллиан закрыла глаза и мир рухнул вместе с ней. Она видела слишком много и одновременно слишком мало. Крики врезались в уши, затмение пылало перед глазами. Она умирала и одновременно жила. Её кости стали основой, плоть — землёй. Рёбра раскрылись, обнажая сердце, рёбра выросли из земли, стремясь поцарапать небо, залитое её кровью. Её сердце стало сердцем нового мира, в её животе зажглось новое солнце. Мир родился с её криком, мир родился с её смертью. Мир разорвал её на части и поглотил под гром чужого хохота. Её смерть была необходима, её смерть была основой, без её смерти не было бы ничего. Она должна умереть. Риллиан смотрела на своё тело, растерзанное и изувеченное. Когда закончится затмение, не останется ничего. Когда она умрёт, начнётся затмение. И мир захлебнётся своей кровью.***
Сколько она уже была здесь? Час? Два? Сутки? Зильвейг вслушивалась в дыхание, поскольку это было единственным, что оставалось с ней. Прерывистое и нервное, сейчас это был символ, что она ещё жива. Крики никто не услышит из-под земли, да и разве будет кто-то слушать? Надеялась ли Зильвейг на спасение? Глупый вопрос. Она не хотела умирать так. Мучительно долго, в одиночестве и темноте, слыша лишь собственное дыхание и сердцебиение. Это была бы страшная смерть, одинокая и жестокая. Тьма вокруг глухо засмеялась, обнимая Зиль. Но разве могло быть по-другому? Она заслужила это. Заслужила за все года собственной слабости, заслужила за то, скольких убила по приказу, не задумываясь о правильном и неправильном. Твои руки в крови, милая, и неужели думала, что слезами можно её смыть? Дышать. Главное дышать. Зильвейг прикрыла глаза, хоть от этого ничего и не изменилось. Сердце забилось чуть быстрее, нехорошо. Нужно просто подождать. Её найдут, её спасут, это должно произойти. Не может же она в самом деле умереть здесь, после всего, через что пришлось пройти? Неужели все чувства, всё случившееся было только затем, чтобы путь закончился в гробу? Горло сдавила тьма, скалясь Зиль в лицо. Та зажмурилась. В груди царапалось отчаяние, но Зиль не позволяла себе чувствовать его. Сосредотачивалась на дыхании, на бегущих по коже мурашках, на разливающемся в ногах холоде. Её тело ещё жило, и значит шанс на спасение был. Она хотела верить, что Уилл придёт за ней. Разумеется, ему в этом поможет Гейл, вместе они убедят Лаэ’Зель, а следом и остальных, помочь. Наверняка они уже спешат, почувствовали её панику, ведь их личинки связаны. С Кейфлом разберутся быстро, как и с парой его учеников. А там они найдут Зиль, они выкопают её, они должны сделать это. Потому что как иначе? Ведь не бросят же её тут. Не бросят. Они не поступят так, не могут, не сделают, этого не будет, не может быть. Пожалуйста. Ногти заскребли по дереву, словно это могло заставить гроб открыться. Дыхание участилось, сменяясь всхлипами. Зильвейг замотала головой. Если сейчас заплачет, то сорвётся в истерику и тогда уже никто ей не поможет. Нужно контролировать себя. Чувства — потом. Когда её вытащат, то расплачется, наконец позволит себе сделать это, но сейчас? Сейчас она должна сжать сердце, не дав вырваться даже малейшему страху. Судорожно отогнала мысль, насколько живой она в таком случае будет. Дышать. Главное дышать.***
Неприятное чувство пылало в груди Шэдоухарт. Неправильное в своей сила и искренности, слишком яркое и ощутимое. Ярость. Чистая и незамутненная. Первым же порывом было броситься за тем уродом, отобрать у него Риллиан и больше никогда ее не отпускать. Но Астарион преградил ей путь с непроницаемым лицом, словно забыв, как секунду назад беспомощно хватался за голову. Шэдоухарт зашипела: — Что ты творишь?! Она попыталась отпихнуть вампира и вздрогнула, когда белые пальцы сжали ее запястье. Но хуже был взгляд. Пустой, затянутый дымкой, он был слишком неправильным. Шэдоухарт замерла на секунду, а затем, не думая ни секунды, боднула Астариона. Голова загудела, а из глаз посыпались звезды, но сейчас это не волновало. Успеет подумать обо всем, когда спасет идиотку! Астарион захрипел, не разжимая хватки. Кровь хлынула из разбитого носа, но без толку. Помощь пришла с неожиданной стороны. Лаэ’Зель схватила Астариона и отшвырнула, словно тряпичную куклу. Шэдоухарт метнулась в коридор. Он не мог уйти далеко! Она огляделась, судорожно размышляя, куда мог уйти тот мальчишка. Губы невольно зашевелились в молитве Шар, просьбе направить и помочь. Пусто. Словно испарился. Шэдоухарт покачала головой. Она не бросит Риллиан. Глупую, своенравную и слишком любящую влипать в проблемы, но сейчас она была беспомощна. Если ей не станет лучше, то может даже… Даже… Артефакт загудел в сумке. Шэдоухарт тут же его достала, не заботясь, увидят ли её. Прошептала, словно эта штука могла понимать её: — Ты можешь помочь её найти? Я… Я… — Конечно, любому было ясно, что за помощь нужно отдать что-то взамен. Но что могло быть нужно проклятой гитской коробке? Не отдавать её кому попало? И так ясно, что этого не будет, а кроме этого что? Горло сдавило от злости и беспомощности. Образ Риллиан мелькнул перед глазами. Она не испугалась рискнуть всем, вытаскивая Шэдоухарт из капсулы, не отвернулась от дружбы с ней позже. Продолжала быть рядом, хотя зачем бы ей это? Продолжала быть упрямой и невыносимой собой, которую обычно хотелось придушить. Сейчас бы Шэдоухарт позволила ей трепать слишком длинным языком сколько захочет, лишь бы с ней все было в порядке. Вновь взглянула на артефакт и прошептала тихо и сокровенно почти как молитву: — Пожалуйста. Шэдоухарт обернулась на шум с тяжёлым сердцем. Гейл уже спешил к ней. Шэдоухарт поспешно убрала артефакт, пытаясь вернуть себе равнодушный вид: — Ни следа. Волшебник мрачно кивнул, зовя за собой. Шэдоухарт вернулась в зал, но на сердце лежал слишком тяжёлый камень. Астарион пришёл в себя и держался в стороне от Уилла с Лаэ’Зель. Те же спешно обсуждали что-то. Шэдоухарт спросила: — Есть идеи куда он мог её утащить? — Говоря об этом… — Взгляд Уилла говорил лучше любых слов. Виноватый, полный ненависти к себе, но так же и решительности. Шэдоухарт сразу все поняла и лишь поджала губы. Она Риллиан не бросит. Неважно что случится и что решат остальные. — Зиль в куда большей опасности, если это ощутилось даже по личинке. Риллиан сможет справиться сама. — Голос Гейла был глух и подчеркнуто-безэмоционален. Словно волшебник старался не думать, что будет в случае, если просчитался. Шэдоухарт дёрнула головой: — И думать забудьте! Я её не брошу, ясно вам? Эти чувства были неправильными. Слишком волновалась за другую, слишком заботилась о ней, слишком переживала. Шар не одобрит, это было ясно как проклятье вокруг, но поразительно, насколько Шэдоухарт сейчас ничто не волновало. Она должна спасти Риллиан. Лаэ’Зель закатила глаза: — Она бесполезна. Скорее уж этот человек сбежит от её бесконечной болтовни. — Ты совсем слепая? Она на ногах стоять не могла! Неважно. Я сделаю все сама, если потребуется. — Шэдоухарт знала, что девчонке никто не поможет. Сама не понимала, почему ее не бросит, но просто не могла это сделать. Когда спасёт Риллиан, то в жизни не отпустит больше, никуда и никогда. Внутри царапнула злая мысль, одобрит ли такое Шар. Астарион вытер все ещё кровоточащий нос: — Необязательно сама. Тот человек, который утащил её… Я хочу убить его. Шэдоухарт с сомнением взглянула на вампира. Настолько уверен в своих силах? Его дело, конечно. Но от помощи она отказываться не собиралась. Астарион продолжил: — Этот ублюдок захватил мой разум и попытался превратить меня в марионетку. За это он поплатится. — Его голос дрожал от ненависти. Красные глаза горели, а грудь часто вздымалась и опадала. Шэдоухарт нахмурилась. Как они могут сражаться с тем, кто взмахом руки может взять их под контроль? И как вообще собираются искать Риллиан? Ладно. С этим можно разобраться на месте. Гейл замотал головой: — Вы оба с ума сошли? Так и не поняли, с кем мы столкнулись?! — Он взволнованно посмотрел на них. Бледное лицо перекосилось от усталой напряженности. Лаэ’Зель с Уиллом переглянулись, оба уже приняв решение, кто им важнее. Шэдоухарт их не винила. Гитка была опасной стервой, но даже ей хватало мозгов, чтобы знать, насколько Зиль полезнее. Жаль Шэдоухарт не могла руководствоваться этим. Астарион пожал плечами, подходя к Шэдоухарт: — Ну, просвяти же нас, заумный друг. А пока что… — Он проверил крепость ремней ножен. Шэдоухарт исподлобья посмотрела на Гейла. Тот закатил глаза, разговаривая как с детьми: — Это был Избранный. Один из тех, о ком говорила Абсолют перед лагерем гоблинов. В глубине души Шэдоухарт уже подозревала это. Кто ещё может так легко взять другого под контроль? Взгляд невольно скосился к сумке с артефактом. Абсолют жаждет его достаточно, чтобы захотеть перерезать целую рощу с беженцами. И если это в самом деле ловушка, то Шэдоухарт вручит артефакт прямо в руки избранному. Все жертвы, весь путь — всё это будет напрасным. Не нужно было думать, чтобы знать, как поступить. Девушка закрыла глаза. Это самое важное задание в её жизни, то, за что она получит милость Госпожи, священная миссия. Предать ее ради Риллиан было бы ересью. Сердце болезненно потянуло, и захотелось взвыть. Со стороны выбор был очевиден, самой Шэдоухарт он был очевиден, но она просто не могла поступить правильно! Не могла бросить эту дурёху! Да что же с ней такое?! Кулаки сжались до боли, а в горле встали комом все сомнения. Шэдоухарт знала, что должна сказать, но в то же время знала, что не может. Ведь Астарион не полезет спасать девчонку в одиночку, а если бросить ее там… Вспомнился взгляд Избранного. Липкий, слишком сконцентрированный на ней, чтобы оставлять сомнения. Шэдоухарт знала, на что обрекает Риллиан, если поступит разумно. Она взглянула на Гейла и тот помрачнел, прекрасно всё понимая. Покачал головой: — Лучше одумайся. Оно того не стоит. Говорю по своему опыту. — Невесёлая улыбка появилась на его лице. Шэдоухарт усмехнулась. Она прекрасно понимала это, но разве могла поступить иначе? Да простит ее Шар за это. — Встречаемся тут. И, Шэдоухарт… Удачи.***
Тьма укрыла ее, не оставив больше ничего. Дышала ли Зиль или же даже это уже исчезло? Воздух давно должен был закончиться. Девушка вглядывалась в тьму, а внутри развернулась такая же тьма. Сожрала все чувства, сожрала всю ее, оставив лишь оболочку. Больше не было ни страха, ни надежды. Лишь спокойное знание, что тут она встретит свой конец. — Глупое дитя, бесполезное дитя… Далекий голос показался странно знакомым. Иногда мама говорила таким же тоном. Ласково-жалеющим, вздыхая, насколько ее полукровка жалкая. Всего пара слов перед тем, как в голосе прорезалась привычная сталь, но ранили они сильнее криков. Тьма рассмеялась: — На что ты надеялась, придя сюда? Зиль не знала. На исцеление? На спасение? Может даже на… — Глупая. Разве такую как ты можно исцелить? Ты сломана уже в своей сути. Как можно было с этим спорить? Она искалечена, неправильна. Такие как она не должны существовать. Зиль знала все эти слова, знала лучше, чем собственное имя, и сейчас они привычно просачивались внутрь, смешиваясь с тьмой. Она состояла из этого знания и лишь кивнула. Тьма погладила по плечам: — Но тебя все ещё можно исправить. Просто впусти, прими и полюби. Ведь на большее ты все равно не способна… Пока что. Видения пронеслись перед глазами. Власть, такая незнакомая и такая манящая. Зиль могла бы наконец стать главной. Не той, кого затыкают и над кем смеются, но той, кто делает это. Заплясали образы, один лучше другого. Тело матери, выставленное на корм падальщикам. Разве она заслужила уважение к себе за то, что сделала? Разве она заслужила хоть что-то, кроме унижений?! — Да, дитя, продолжай… Риллиан на коленях, испуганно лепечащая о пощаде. Нет больше на её лице привычного высокомерия и насмешки, лишь ужас и понимание, кто здесь главный. Та, над кем она так опрометчиво издевалась. Зиль протянула руку к подбородку тифлины, та же не посмела даже шелохнуться. Разве это не справедливо? За ее смех, за все ядовитые слова, за все наслаждение чужой болью? Разве не может Зиль отомстить? — Все они… Неважно! Мизора в капсуле для превращения. Бьёт по стеклу, крича проклятия. Костяшки разбиты в кровь, голос давно уже сорван, а в глазах такой приятный ужас. Наконец-то и она сможет почувствовать все то, на что обрекала других. Беспомощность, удушающая и сковывающая. Понимание, что тебе не сбежать и теперь ты полностью зависишь от чужой воли. Разве это не правильно? Разве она не заслужила это за то, что сделала с Уиллом? — Да, теперь видно, что из тебя будет толк. Уилл… Тепло прикосновений. Смех. Поляна со светлячками. Зиль вздрогнула, приходя в себя. Все чувства вернулись к ней. По телу пробежали мурашки, а горло свело от злости. Она не будет такой! Не станет упиваться чужими страданиями, не станет! Слишком много злости, слишком много боли, она не должна преумножать их. Сердце барабанило в ушах, костяшки и ногти болели, но Зиль вновь попыталась вырваться. Забыв про контроль, про дыхание, она упрямо барабанила по крышке, пусть и зная, что услышит её лишь тьма. Та же разочарованно хмыкнула: — Какая жалость. Нам казалось, в тебе есть потенциал, но ты лишь жалкая идиотка. Значит, сгинешь тут. — Н-нет… Очередной удар. Воздуха отчаянно не хватало, а в уголках глаз вновь навернулись слёзы, но в этот раз не от отчаяния, а от злости. Зиль не останется тут! Она выберется. Выберется и лично уничтожит этот «Абсолют», чем бы оно не было. Богиня? Тем хуже для неё. Нужно лишь выбраться. — Глупая, глупая полукровка? На что ты надеешься? Возможно она глупа. Возможно она наивна. Ребёнок, верящий в справедливость, девочка, потерявшаяся во тьме… но её учили убивать. Её тело умело лишь это, её разум долгое время не видел иного. И сейчас Зиль поняла: она должна убить Абсолют. Смех стал ответом. А с ней осталась лишь тишина, нарушаемая тяжёлым дыханием и глухими ударами.