Higanbana

Голос водителя ускользает из мыслей Дазая. Мужчина постепенно теряет связь с реальностью и из-за вида за окном постепенно возвращается в совсем другое место, которое будоражит своей живостью и даже заставляет совсем капельку, на ничтожную долю миллиметра, желать жить. Как давно это было? Им тогда исполнилось по пятнадцать. Уже как полгода, Накахара в мафии. Всё казалось таким ярким, сумбурным и через чур быстрым. И не мудрено. В подростковом возрасте вообще всё слишком скоро проноситься мимо глаз, эмоции вспыхивают ярким фейерверком. Каждое новое событие будоражит юный ум и кажется, что вот-вот ты взорвёшься самыми ослепительными искрами. — Придурок-Дазай! Его звонко окликает мальчишеский голос. Осаму оборачивается, делая самое недовольное и сердитое выражение лица, на которое способен. Нос морщится так сильно, что верхняя губа забавно приподнимается. — Чего тебе, глупая псина? — демонический вундеркинд с громким хлопком закрывает излюбленный сборник «самоубийство для чайников» и недовольно смотрит на медленно идущего к нему напарника. Накахара хмурится, фыркая, ну совсем как ёжик. Затем немного тушуется и спешно оглядывается. Он выглядит очень напряжённо и серьёзно, будто ребёнок, который сильно хочет признаться в любви красивой и очень миленькой девочке. Чуя внезапно, в один прыжок, сокращает расстояние между ними и суёт ему в лицо что-то, нежно-фиолетового цвета. Когда Осаму наконец удаётся отодвинуться и рассмотреть то, что протягивал юноша, то так и замер. — Колокольчик?.. — вырывается у него невольно и Дазай не уверен, как правильнее будет среагировать. То ли сохранить репутацию и гордо фыркнуть, то ли принять подарок, показывая смущение. Но в тот момент он до того сильно запаниковал, что крикнул Чуе первое, что успело прийти в голову -…Мой пёсик до того глуп, что решил, будто я похож на девочку? Чуя, ты меня пугаешь! Я-то думал, что у чиби ещё остались проблески разума… Гнев и смущение тут же вспыхивают румянцем на его щеках. Глаза темнеют, стремительно разгораясь с ультрамарина до тёмной сини. Он сжимает одну из рук в кулак и ощутимо бьёт его в плечо. Демонический вундеркинд невольно шипит от боли и наскоро вырывает цветок из чужих рук, сжимая в ладони: — Успокойся, бешеный! — он наскоро отскакивает от злого напарника — Мне нравятся колокольчики… Ясно? Гнев Накахары затихает так же скоро, как вспыхнул. Он что-то ворчит себе под нос и морщится, словно проглотил дольку лимона. Но только отворачивается и отходит к перилам, садясь на них в один прыжок. А Осаму смущён до глубины души. Откуда этот идиот знает, что ему вообще нравятся цветы? ___________________________________________________________ — Дазай-сан?.. — Осаму вынырнул из своих мыслей и немного туповато уставился на водителя, который мягко тряс его за плечо — Мы приехали. Мне ждать Вас? Босс тут же врубается в реальность и понимает, что они наконец-то у приюта, который сейчас проштудирует мафия. Чёрт, ему правда пора перестать уходить в себя и наконец заняться делами. Он тяжело вздыхает, чуть потирая переносицу двумя пальцами и наконец даёт распоряжение: — Не стоит. Можешь ехать к штабу и в случае чего, ждать меня там. Твои услуги точно пока не понадобятся, — он коротко кивает мужчине и выходит из машины, осматривая жалкую, пустынную местность вокруг. Приют представлял из себя жалкое зрелище. До того бедное, тусклое и печальное, что настроение невольно с нейтрального, скатилось у Осаму до грустно-сердитого. Чёрт побери, а он только-только успокоился благодаря воспоминаниям беспечной юности. Славно, теперь он снова хочет содрать кожу с Абэ. А это очень кстати. Такое настроение располагает к особой жестокости и беспощадности. Прекрасно, в пыточной сегодня будет просто море кровавого веселья. Дазай невольно улыбается, а в глазах сверкает маниакальный огонь. Мужчина выпрямляется и вновь надевает хладнокровную и высокомерную маску главы Портовой мафии. Такую, в своё время носил и Огай Мори. Не даром, он был его лучшим учеником и правопреемником, на трон ночной Йокогамы. Между тем, по витиеватой, потрескавшейся дорожке к зданию, идёт его главный телохранитель. Акутагава Рюноскэ и чёрные ящерицы. Каждый из них преклоняет колено, не обращая внимания на пыльную и грязную землю под ногами. — Приветствуем, босс, — говорит чуть сипло Рюноскэ, а затем поднимает взгляд и смотрит подобно самой преданной сторожевой собаке. Готовой разорвать глотку любому, кто не понравится хозяину. — И я рад тебя видеть, — усмехается Дазай, хищно сверкая глаза — Где Озаки-сан? — Ожидает Вас у входа. Мы уже выводим детей, чтобы потом решить, что с ними делать. Будут распоряжения на этот счёт? Осаму хмыкает, взмахом ладони поднимая свою личную гвардию охраны и неспешно идёт по тропинке. Постепенно, дорожка к зданию, становилась не самой лучшей, а окружающая её местность, всё более не ухоженная и пустынная. Наконец, вдали показались и ворота огромного, грязно-жёлтого цвета здание. Конечно же в такой глуши и все парковочные места заняты. Сюда уже приехали люди мафии. Когда Дазай вошёл во двор, скривился и понял, что тут не просто ремонт, а колоссальные изменения нужны. В таком виде приют больше держать не будут… Обстановка была так себе. Мрачные, сухие деревья, стоящие абсолютно без яркой зелени. Давно потускневшая краска, даже во многих местах облуплена. Неожиданно, босс сморщился ещё сильнее. Гниль. Здесь она источалась словно повсюду. Это было настолько омерзительно, что мафиози был готов зажать нос рукой. Какая же гадость… Да вообще, сад приюта, не притягивал, а наоборот, заставлял хотеть быстрее уйти отсюда. Ну да ладно. И не такое видели. А может, он слишком привык к утончённости и роскоши своего кабинета и квартиры. Кто его знает. Озаки-сан стояла недалеко от входа. Как всегда изящна, прекрасна и опасна. Она усмехается, видя как неспешно босс подходит к ней со своей свитой. Привычным жестом, Дазай целует её ладонь и улыбается, когда женщина поклонилась, ему в приветствии. — Быстро же Вы, босс. Вот только слегка не успели насладится искажённым от ужаса лицом Абэ-куна. И так… Привести ли его сюда? — Разумеется, — зловеще улыбается Осаму и кивает охране, что так и рвётся удовлетворить желания и приказы своего главы — Как Ваши дела, милая сестрица? Коё меняется в лице. Легко и печально улыбается, наклоняя голову. Дазай знает это выражение. И тут же мрачнеет. — Я была у могилы Накахары недавно. Знаешь… Мне вдруг стало так легко, когда я уходила оттуда. Будто бы, Чуя ещё ждёт меня. Там, в мафии. Живой, — женщина слабо улыбается, хотя печаль в её глазах сияет так же ярко, как и прежде. Он тоже скучает по его вредному, маленькому Чу-Чу. Поэтому, протягивает руку Коё и ведёт её за собой, желая отвлечься от нежеланных, почти тошнотворных мыслей: — Не нужно, Озаки-сан. Я понимаю… Но между тем, хотелось бы поинтересоваться, что Вы планируете делать с детьми, милая сестрица. Женщина думает всего пару секунд, а затем начинает подробно рассказывать о перестройке приюта. Как стоит обустроить детей или заняться дополнительными поисками способных эсперов. В конце концов, мафия всегда нуждалась в ценных и преданных людях. Между тем, охрана почти бесшумно следует за Осаму и Коё. И хотя казалось, что для них это всего лишь прогулка рядом с их боссом, на деле, они были готовы уничтожить любую угрозу, что посмеет шевельнутся рядом с ними. В вечном напряжении и оскале, испуская такую жуткую угрозу, что кажется, будто дышать рядом с ними становится тяжело. — Пустите! Пустите проклятые выродки!!! — кричит рядом с ними высокий, статный мужчина в дорогом костюме. Разумеется уже потрёпанном. Лицо оставляет желать лучшего. В синяках и кровоподтёках. Его держат за плечи и руки, да до того крепко, что кажется вот-вот сломают — Пустите! — Закрой свой рот! — рычит шестёрка, ударяя его в колено с такой силой, что послышался хруст и короткий вскрик боли — босс, привели по Вашему приказу. Кинув мужчину в ноги босса, охрана наставила на него оружие. А стоило изувеченному поднять глаза, как всё его тело охватила дрожь. Дазай поднял уголки губ, а извечно карие глаза налились багрянцем. Казалось. что перед несчастным стоял сам дьявол, а вовсе не человек. Но спасения от взгляда босса не было и в лице той, что стояла рядом с ним. Озаки излучала ауру не хуже, пусть и слабее. Всё, что мог мужчина, так это не сметь даже пикнуть или шевельнутся. — Абэ-кун, — голосом ледяным, словно способным проморозить внутренности изнутри начал Осаму — Разве так можно? Средства, что тебе передавала мафия… И всё к себе в карман. Ай-ай-ай… Давай поправим тебе память и напомним, что с нами так нельзя. Иначе можно ой как сильно покалечится. — Пощадите! — почти не дышит несчастный глава приюта, почти задыхаясь от ужаса и страха. Его глаза до того были распахнуты, что казалось сейчас и вовсе выпадут, катясь к ногам босса мафии — Прошу, господи, пощадите меня!!! Я всё исправлю! Исправлю! Господом клянусь! — Бога нет. Есть только дьявол, в лице меня, — звонко смеётся Дазай, протягивая руку в сторону и в его изящную ладонь ложиться пистолет. А в следующую секунду выстрел оглашает округу — Запомни это. Никто не смеет вставать у нас на пути. Мои портовые псы с тобой очень развлекутся, дорогуша. Больше уж тебе не придётся разбрасываться клятвами и мольбами. Теперь, цепляясь за свою жалкую жизнь, ты будешь мечтать о смерти. Он совсем не обращает внимание на леденящие душу крики и на то, что вместо достоинства у бедолаги кровавое расползающееся пятно на брюках. Лишение члена — очень мягкое наказание. Разумеется, если не вспоминать о будоражащем разум остальных способах мучения человека. Особенно, от Осаму. Босс только наслаждается лицом, наполненным ужасом и отчаянием. Ну как не получать наслаждение, когда страх подобно — еде голодному хищнику? Втягивая носом воздух, мужчина резко наступает на простреленный член и довольствуется новым криком. Какое расслабление и удовольствие приносит тот факт, что можно без последствий срываться на других. Это та эйфория и наркотик, от которого сложно отказаться. Любой, кто посмеет встать на пути — будет раздавлен как муха. И никто не посмеет тебя наказать. В это есть даже что-то совсем детское. Как безнаказанно взять целый килограмм конфет и просто выкидывать по одной, зная, что они не представляют конкретно для тебя никакой ценности. В то время как другие были бы готовы ввязаться в драку, за хотя бы одну такую. — Озаки-сан, дорогая, он в вашем распоряжении. Надеюсь, что Вы развлечётесь так же как я, — улыбается босс и отбрасывает пистолет в сторону, словно какой-то мусор, а затем отходит в сторону — Акутагава, ко мне. С собачьей преданностью, подчинённый оказывается рядом и мгновенно падает на одно колено. Он не смеет поднять головы, пока не разрешат. Пока босс не прикажет, он будет так стоять. И эту черту в Рюноскэ, Осаму в глубине души невероятно ценит. Потому что у слепого доверия и обожания, моральных устоев давно нет. А значит любой приказ будет выполнен безукоризненно и безупречно. — Встань. Юноша выпрямляется и убирает руки за спину, будучи готовым выслушать и внять каждому слову, что сорвётся с губ босса. Его серые глаза коротко сверкают, когда Дазай слегка поднимает уголки губ, а сам он будто ему конфету протянули. Осаму на это только качает головой и слегка поднимает подчинённого за подбородок. Усмешка всё не спадает с его лица и он довольно-издевательским тоном произносит: — Неплохо. Уже два месяца, ты радуешь меня, Акутагава. Ты ведь не станешь разочаровывать меня, да? Он знает, что после этого, Рюноскэ из кожи вон будет лезть. Держа в руках свой неуёмный характер и не встревая в безрассудные ситуации. Всё же за столько лет его железного кулака он стал достаточно сильным, чтобы добиться поста пяти глав и даже похвалы. Которой он ждал, едва ли не выкашливая свои лёгкие. Осаму честно хотел что-то ещё сказать. Но застывает, когда видит нескольких детей. Его сознание чуть не уплывает, а сердце громко стучит сквозь грудную клетку. Это наваждение. Способность, обман зрения, иллюзия, да что угодно! Но не может это быть его… Его утерянное 14 лет назад рыжеволосое сокровище. Он — его точная копия. Прекрасные, задумчиво-игривые глаза, в обрамлении пушистых ресниц. Лёгкий, тонкий стан и кудри непослушных, коротких волос. Та же самая улыбка и короткий смех. Только одежда другая и нет чокера вместе с надоедливой шляпой. — Останови этого ребёнка! — голос Дазая дрожит, а взгляд будто стал совсем безумным. Рюноскэ медлит всего секунду, прежде чем останавливает мальчика, подхватывая способностью. Дитя вскрикивает в испуге и в ярких, ультрамариновых глазах блестят слёзы. — Пустите! — вскрикивает его точная копия и безуспешно старается выбраться — Пустите! Я ничего не делал! — Всё хорошо. Я не обижу… — голос босса дрожит с новой силой. Он судорожно падает на колени рядом с уже стоящим мальчиком и обхватывает его милое личико — Только не плачь, умоляю! Акутагава и сам хмурит брови. Он помнит, как выглядел тот, кто спасал его от гнева Осаму в бытность вундеркинда. Тот юноша, с яркими, пронзительными глазами, которые никогда не забудешь, если раз увидишь. И потому немного неуверенно подаёт голос: — Босс, спросите его имя. — Да! Да, скажи, как твоё имя? Дьяволом заклинаю, скажи, как тебя зовут?! — почти кричит Дазай, привлекая к себе всеобщее внимание. — М-меня? — мальчик явно думает, что мужчина рядом с ним выжил из ума, не иначе. Зачем ему знать как его зовут? Он вроде опасен, раз у него на поясе пистолет, а рядом с ним пугающие эсперы — Да! Чёрт побери, как тебя зовут?! — Осаму почти умоляет его. В его голосе слышится горечь и неприкрытое отчаяние. Кажется, что он сейчас умрёт, если не узнает, как зовут ребёнка. — Чуя. Меня зовут Чуя, — всхлипывает тихо мальчишка и видит, как глаза мужчины наполняются искрой. Он тихо пищит, когда его стискивают в крепкие объятия и поднимают в воздух. Его… Обнимают? А Дазай словно сошёл с ума. Он утыкается носом в плечо Чуи и дрожит без остановки. Осаму не плачет, давно уже разучился. Но руки дрожат, а в глазах темнеет. Дазай чуть отстраняется, вновь и вновь разглядывая ультрамариновые глазки напротив. И эти глаза вновь и вновь позволяют ему дышать.