Блеск твоих серёжек

— Угх! — Паймон забавно дёрнула конечностями, показывая своё недовольство. — Этот лабиринт меняет своё расположение, как он хочет! Паймон не понимает…       Итэр игнорирует слова спутницы и смех Синь Янь. Обе начинают незатейливый разговор, чтобы отвлечься от гнетущей их атмосферы, и путешественник даже испытал некоторую жалость к им обеим. Вряд ли для Синь Янь это было обычной обстановкой, учитывая её нервные движения рук и громкий голос. Никто не собирался осуждать её за страх. Маячащий рядом Тарталья выглядел тоже странновато. Фальшивость этого человека Итэр мог читать со спокойной душой, однако его серьёзный нрав не поддавался анализу, поэтому он, заметив непривычно тихого напарника, стал внимательно к нему относится. Его что-то беспокоило?       На самом деле путешественник был рад снова видеть знакомое лицо после всех иназумовских событий, так что крепкое плечо Тартальи было как раз кстати. Инцидент с Синьорой оставил неприятный шрам непонятно из какой гаммы чувств, и на каком-то подсознательном уровне Итэр думал, что их первый разговор будет именно на эту тему, но ничего. Абсолютно. Тишина как после её смерти. Он знал, что у Тартальи отношения со своими коллегами не самые блистательные, тем не менее…       Что у него на уме?       Повидавший не мало людей на своей многовековой дорожке Итэр примерно понимал модель поведения Тартальи, но своё сочувствие он не покажет ему, тот всего лишь отмахнётся.       Только вот ты не оружие, а сломленный ребёнок.       Итэр хотел и не знал, как помочь. Щемящее чувство сожаления каждый раз сдавливало ему горло, стоило Чайлду пренебрежительно говорить о себе. Вряд ли в Тейвате есть ментальные лекари, коих он встречал в других мирах. Да даже в своём.       Тарталья безрассудно бросался в бой, не замечая боли от ударов противников, и каждый раз Итэру становилось паршиво. Единственным поводом для него ненавидеть Царицу — абсолютная незаинтересованность в своих же элитных войсках как личностях, иначе она не позволила бы Чайлду так действовать.       В Тейвате сломленные люди. Итэру их жалко. — Товарищ, — голос вывел его из раздумий. Перед его лицом находился наконечник стрелы, а само орудие было поймано нарушившим его покой. — Будь внимательнее, сейчас бы ты остался без глаза.       Отрастил бы новый.       Но он промолчал, кивая в качестве благодарности. — Не застывай! Паймон волнуется!       Путешественник только виновато улыбнулся. Внутри него всё чесалось от желания поговорить с парнем, отвести его в сторонку и… А что дальше? Тарталья юн, упрям, его максимализм зашкаливал. Было ли его поведение связано с тем, что он был вынужден так быстро повзрослеть из-за бездны? Кто знал. Он смотрел на эту спину, одежда скрывала больные шрамы, которые целовал Итэр, чудом целая шея. Иноземец знал каждую рану на его теле. И он не мог их залечить.       Вероятно, со стороны казалось подозрительным молчание, но ничего не поделаешь. Итэр много думал и мало говорил. Услышать его голос было целым достижением, но не для Чайлда. С ним хотелось, говорить, говорить, говорить…       Лишь бы не оставлять в той пучине отчаянья, в которую маленький мальчик сам себя загнал и запер изнутри.       Ему хотелось достучаться.       Даже если это означало, что он будет единственной спасённой душой из какофонии криков о помощи. Потому что они похожи.       Тарталья схватил за руку его неожиданно, с улыбкой извещая спутников о скором их прибытии, и завернул за угол. Прежде чем Итэр начал говорить, его прижало между стеной и предвестником, который молча скрыл лицо в волосах путешественника. Итэр дал ему это молчание, поглаживая по дрожащей от переизбытка эмоций спине. Они не оставили его. Они вернулись. Тарталья мог выйти отсюда, но не хотел. — Ты в порядке, — скорее утверждал Итэр, чем спрашивал. Успокаивал ли он так обоих? — Да, — в голосе Чайлда проскакивала улыбка. Нервная улыбка, сменяющаяся облегчением.       Теплота тела предвестника убаюкивала, и путешественник позволил себе ненадолго прикрыть глаза. Аякс здесь, под его руками и он никуда не уходил.       Я освещу путь и прогоню монстров.